No One's Gonna Take My Soul Away.

Лифт мелко потрясывается, рывками двигаясь вниз. Слишком медленно на твой взгляд. Находиться в одном помещении с разгневанной девушкой – ужасная пытка. Бэла молчит, вглядываясь в створки, не обращает на тебя внимание. Но ты словно знаешь, что как только вы опуститесь до конечной точки, она вновь потащит тебя куда-то, куда известно лишь ей одной. Неожиданно ты ловишь себя на мысли, что спуститься в катакомбы даже с Кассандрой не было бы так напряжно. Но Кассандры здесь нет, есть только Бэла. Очень злая Бэла, которая, по всей видимости, получила взбучку от матери. Мухи скользят по её платью, ты смотришь за их перемещением, пытаясь осознать, открывшуюся тебе минутами ранее, правду. Все те наблюдатели, которых ты встречала на протяжении этих шести долгих дней, принадлежали именно ей. Это как-то проясняет её знание о твоём побеге, если они видели либо карту замка, отданную тебе Мартой. Но вот, чего это никак не помогает понять, почему она вообще следила за тобой. Каждый раз, когда ты встречала Бэлу в коридоре, она ясно давала понять, что не хочет иметь с тобой ничего общего, включая разговоры. Ты не была ей интересна, ты раздражала её, она только что призналась, что ненавидит тебя. Почему же она следила, если настолько не могла выдержать твоё присутствие в замке? Пазл не складывался, как ни крути его. Поступки блондинки в твоих глазах были лишены всякой логики. Однако ощущалось, что она всё же есть, прячется где-то за рамками созданных условий. Словно не можешь её обнаружить без чего-то важного, что поможет, наконец, увидеть всё целиком. Не желая гадать, ты подаёшь голос, хотя и звучало требование заткнуться. – Это ты следила за мной, да? – Бэла молчит, поэтому ты отодвигаешься от стенки лифта, на шаг, нет, даже на полшага приближаясь к ней. Готовишься отпрянуть в любой момент, если она перейдёт к активным действиям. – Ты посылала этих мух? – И что? Ох, этот вопрос, о который разбивались все аргументы. Зато она впервые ответила тебе. – Почему? – ещё полшага вперёд. В конце-то концов, сколько тебя ещё будут кидать в стены и угрожать самыми разными способами убийства? Это порядком надоедает, любой знает, что если продолжать что-то слишком много, то это теряет смысл. – Потому что, – отрезает девушка, и, хотя ты ожидаешь от неё ещё слов, она не собирается давать их. Трудно вспомнить, были ли с тобой мухи, когда ты разговаривала с Леди Альсиной, но ты всё же решаешься попытаться. – Я не жаловалась на тебя, – в ответ раздаётся шипение, заставляющее тебя замолкнуть. С одной стороны, ты рада, что можешь вызвать в ней хоть какие-то эмоции, делая более человечной, чем обычно. С другой, она поворачивается на каблуках, и ты тут же отступаешь, прижимаясь спиной к стенке. Это вызывает у неё кривую усмешку. – Правильно, бойся меня. И отвечая на вопрос, который, несомненно, грызёт твой маленький мозг, я купила тебе этот проклятый аккумулятор только для того, чтобы Герцог не пристал ни с чем больше. Он расстраивается, когда кто-то уходит, не покупая. Видеть его в таком состоянии просто отвратительно. Плачет, как ребёнок, обнимая свои товары, которые никому не нужны. Отлично, тебе кажется, что Бэла в принципе состоит только из ненависти ко всему окружению. Она буквально готова оскорблять каждого, чьё имя окажется на её языке. Разве что, вряд ли посмеет говорить плохо о собственной матери. – Что ты там ещё спрашивала? Куда мы идём? Ты знаешь. Но нет, не волнуйся, я не оставлю тебя там, даже если очень хочется затащить в какую-нибудь камеру, закрыть дверь и выбросить ключ в водосточную яму. Или, думаю, река подойдёт. Это уникальная тюрьма, у каждой двери собственный ключ. Ты не сможешь оттуда выбраться до конца своей жизни. – И она будет очень короткой, потому что, вы, чёртовы человеческие отродья, слишком много едите, да? – ты пытаешься изобразить её тон, жёлто-золотые глаза щурятся, оценивая тебя. Это её не провоцирует, скорее смешит. – Старайся лучше в следующий раз, больше холодности, меньше эмоций. Наконец-то лифт дёргается в последний раз, раскрывая дверцы. Бэла первой шагает на площадку, а затем с разворота бьёт серпом куда-то в сторону. Что там находится, тебе не видно, но как только лезвие достигает цели, свет в лифте гаснет. Ты хмыкаешь, понимая, что она отрубила подачу тока. И сразу же удивляешься тому, что в этом замке был лифт, но не было нормального освещения, только свечи и лампы. Кто-то явно экономил на строительстве, хотя, лифта, походу дела, тоже уже не было. – Ну и зачем? – вопрошаешь ты, поспешно выбираясь из кабины на тот случай, если последним движением в её жизни будет закрытие створок. – Ты всегда разрушаешь то, к чему прикасаешься? – Это, чтобы ты не подумала сбежать. Здесь есть лестница, но на ней я тебя догоню и стащу вниз. Просто предупреждаю. Серп в её руках поблёскивает в свете зажжённого факела. Кто зажёг его на такой глубине, если Марта утверждала, что служанки редко спускаются вниз, боясь быть запертыми под обвалами? А если всё обвалится, когда вы здесь? Ладно ещё Бэла, она выживет, но, когда на тебя упадёт потолок, целиком состоящий из камней, ты явно не доживёшь до конца месяца. Не то чтобы ты вообще хотела проживать последний день, если честно. Несмотря на бродящие в голове вопросы, ты задаёшь другой. – Зачем мне сбегать, зная, что мой противник быстрее и сильнее? Вместо ответа Бэла приближается. Она делает это медленно, наслаждаясь эффектом, который производит на тебя. Разум даёт команду отойти, но ты продолжаешь стоять на месте, стискивая пальцы в кулаки до боли. Девушка может пугать тебя сколько хочет, она не попробует причинить тебе особо крупного вреда. Конечно, без руки или ноги можно жить, но почему-то ты знаешь, они сегодня останутся при тебе. Всегда ведь можно пожаловаться Леди Димитреску, правда? Пальцы, обтянутые кожей перчатки, поднимают твой подбородок, заставляя смотреть прямо в горящие глаза напротив. – Ты побежишь, потому что вы слабые и пугливые. Как тебе такой ответ? – Когда-нибудь ты научишься говорить прямо, – ты позволяешь себе одну небольшую улыбку. Кажется, чем больше ты дерзишь Бэле, тем выше поднимается её настроение. Словно она ожидает не сопротивление, а покорность, раздражающую её. – Хочешь прямо. Ладно. Люди боятся чудовищ, да? Трясутся, когда они ходят рядом. А ты, видимо, забыла, кто мы. Было весело смотреть в эту плоскую штуку с Даниэлой и Кассандрой? А ведь Кассандра убила у тебя на глазах человека. Разве это не должно отпугивать, разве твоё сердце не должно сходить с ума каждый раз, когда она проходит мимо, от выплёскиваемого адреналина? Нет, может раньше ты и смотрела на неё с испугом, сейчас ты просто наблюдаешь. У тебя нет понимания. – Это не так уж и прямо, – честно высказываешь ты. Голова напрочь забита словами блондинки, по отдельности они ещё как-то работают, но вместе составить не получается. Она либо очень плоха в выражении мыслей, либо пытается обойти какую-то тему. Дочь Димитреску вздыхает и закатывает глаза. – Да ты издеваешься. Я говорю о том, что мы монстры. И я покажу – насколько. – Ведь можешь, когда хочешь, – хвалишь ты её, невзирая на то, как замерзают твои внутренности. Будто холод охватывает грудную клетку, останавливая работу каждого органа на своём пути. Что значит это «я покажу»? О чём она говорит? Бэла тем временем снимает единственный горящий факел со стены. – Если будешь отставать, останешься в темноте. И после она буквально только не телепортируется куда-то в отдаление. Ты кидаешься бежать за удаляющейся мерцающей точкой света. Темнота не такая страшная только в собственной квартире или, быть может, номере отеля. В незнакомом замке, в тюремных катакомбах это убийственно для психики. Лучше уж терпеть боль в лёгких, едва поспевая за Бэлой, чем находиться в одиночестве. Она двигается невозможно быстро, а ты путаешься в бесконечных коридорах и распахнутых клетках, внезапно возникающих на твоём пути. Через некоторые можно пройти, другие приходится обходить, отыскивая проходы. Конечно, ей проще, она-то пролетает решётки насквозь, в то время как ты не пролезешь ни в одну из щелей. Разве в древности не могли делать прутья чуть пошире? Не могли, насмешливо нашёптывает тебе собственный же мозг, иначе пленные бы разбежались. Морщась, когда острый край незамеченного в темноте прута царапает тебя по джинсам с неприятным звуком рвущейся ткани, ты вспоминаешь, что у тебя есть зажигалка. И это одна из причин, по которой такую вещь надо носить с собой. Как только колёсико чиркает, тьма расступается перед огнём, позволяя увидеть хоть что-то, кроме серо-чёрных сливающихся тонов. Вот только насладиться видами тебе не дают, откуда-то справа к зажигалке тянется рука, и ты с криком отпрыгивает назад, врезаясь в бочку. Полёт твой недолгий, зато приземляешься в кучу барахла, к счастью, довольно мягкого. Зажигалка гаснет. При падении ты крепко сжала её в руке, что позволило не уронить её на пол. Не хватало шарить в темноте между крысами. Ты принимаешь вертикальное положение и вновь чиркаешь колёсиком. Бочка, ставшая причиной твоего падения, куда-то отлетает, вблизи её не наблюдается. Не разыскивая ненужную вещь, ты осторожно подкрадываешься к тому месту, где стояла ранее. На свету вновь оказываются чьи-то руки, протянутые к тебе через решётку. Ещё шаг поближе выявляет фигуру, затянутую в серое одеяние. Возможно, оно было когда-то другого цвета, но сейчас, грязное и порванное, представляло из себя унылое зрелище. Худые костлявые руки всё тянутся к тебе, загребая ладонями, будто могут подтащить за невидимую верёвку. Прислушиваясь, ты внезапно слышишь небольшой стон, который издаёт фигура. Это не похоже на речь, скорее на что-то дикое, первобытное. Поводя зажигалкой по сторонам, ты замечаешь то, от чего сердце почти замирает. Дверь в камеру с существом открыта. Но оно не видит этого, стараясь протиснуться через прутья. Если бы оно повернуло голову, то сразу бы поняло, как обойти препятствие. И всё же… – О, ты нашла их, – голос Бэлы появляется резко, ты взвизгиваешь. Твой вопль прокатывается куда-то вдаль, отдаваясь эхом в закоулках. И сразу же на него отвечает хор нестройных голосов, что самое пугающее, некоторые произносят слова. – К-кто это? – глупый вопрос, ты знаешь на него ответ, и девушка молчит, давая тебе время сообразить. – Боже… – Нравится? Будь ты немного глупее в первые дни, ты бы была одной из них, – в её голосе столько холода, что ты ёжишься. – Но это не имеет теперь никакого значения. Мы здесь не для того, чтобы наблюдать за ними. Нет, смотри на меня. Она отдаёт тебе факел, неосознанно ты берёшь его до того, как понимаешь зачем. После того, как руки освободились, Бэла снимает серп с пояса, смело шагая в открытую дверь. Существо не реагирует на неё, тянется к свету, словно мотылёк, привлечённый ярким сиянием. С твоего места отлично видно, как девушка идёт по небольшой камере, вот она ловким движением подсекает ноги фигуры, роняя её на пол. Стягивает тряпки с головы и поднимает за длинные волосы, впечатывая лицом в прутья. Кожа у несчастной женщины старая и морщинистая, обтягивает лицо, выделяя очертания черепа. Губы высохли до такой степени, что рот не закрывается, показывая куски обломанных зубов. На мертвенно-бледном лице выделяются только глаза, ярко-синего цвета, в них отражается свет факела. Бэла гладит существо по голове, и оно тянется вслед за рукой, будто прося ещё. После она кладёт ладонь на его лоб, прижимая голову к своему животу. На шее бывшей служанки виднеется быстро бьющаяся жилка. – Нет! – ты хочешь кинуться вперёд, сделать хотя бы что-то, но словно примерзаешь к месту, не в силах двинуться. Серп входит, как горячий нож через масло, кажется, что блондинка не прикладывает никаких усилий, разрезая горло мгновенным ударом. Белая кожа, серые тряпки, пол камеры – всё оказывается в крови, хлещущей из открытой раны. Зажимая рот рукой, ты отступаешь назад до тех пор, пока камера не пропадает из ограниченного круга света, подаренного факелом. Из темноты на тебя смотрят только золотые глаза девушки, не гаснущие даже во мраке темницы. В спину упирается что-то прохладное, первое время ты считаешь, что это ещё одна решётка, но затем понимаешь – всего лишь кусок стены. Ты откидываешься на неё, позволяя себе зажмуриться и трясти головой, надеясь выкинуть испуганный взгляд существа в лохмотьях. Чем бы оно ни было ранее, кем бы ни было, оно понимало, что умрёт. И оно боялось. – Не понравилось? – перчатка скользит по твоей щеке неожиданно, ты дёргаешься от этого прикосновения, распахивая глаза. Бэла улыбается, серп, который она держит в свободной ладони абсолютно чистый. Она уже успела вытереть его. – Как ощущения? – Чего ты хочешь? – шепчешь ты, не в силах поднять голос выше. Блондинка продолжает гладить тебя рукой по щеке, как если бы ты плакала. Но ты точно знаешь, что не плачешь, твои глаза сухие, болезненно ноют, как при зачатках простуды. Она шагает ещё ближе, практически прижимаясь к тебе всем телом. Её лицо слишком близко, трудно фокусировать взгляд, чтобы видеть чётко. Всё плывёт, еле заметный дым от факела не спасает, резь в глазах только добавляет неудобства. Отвратительно длинный день, который всё никак не хочет закончиться. Сейчас ты очень надеешься проснуться в кровати, обнаруживая себя в холодном поту. Пусть это будет кровать в замке, лишь бы последние сутки исчезли из истории раз и навсегда, становясь твоим самым жутким кошмаром. Проблема в том, что сны тебе не снятся уже давно. Ни обычные, ни кошмары. И осознание того, что это происходит на самом деле, не помогает. – Ну же, ещё не дошло? – Бэла касается своим носом твоего. – Я – чудовище. – Да, – тихо соглашаешься ты. Это вызывает у неё широкую улыбку. Она будто рада ощущать себя монстром. Или, понимаешь ты, она рада, когда ты так считаешь. Словно ей нужно было лишь твоё признание. Неужели всё это для этого? – Зачем? Она отлично знает суть вопроса. – Вы боитесь нас. Я слышу, – серп возвращается на пояс, когда ей нужна свободная рука, чтобы схватить твоё запястье, прижимая твою же ладонь к твоей груди, в неё отдаётся быстрый стук, – сердце. Оно такое быстрое, такое напуганное. Хочет выпрыгнуть из рёбер, будто это спасёт его от расправы. Давай я помогу ему, открою путь наружу, возможно, у него получится сбежать. Пальцы блондинки сжимают твою руку, заставляя стискивать ткань футболки в ладони. Она же тянется дальше, прижимается губами к твоему уху через волосы, всё ещё удерживая твоё лицо другой рукой, чтобы ты не посмела вырваться. – Страх делает вас уязвимыми перед всеми, кого вы боитесь. Я хочу, чтобы ты приходила в ужас при виде меня. Чтобы ты делала глупые ошибки, чтобы в твоей голове не было ничего, кроме страха, стирающего все проявления разума. Только он, только это первобытное чувство, сжигающее изнутри каждую мысль, каждое слово, каждое действие дотла. – Да я и так боюсь тебя, – бормочешь ты. И в этих словах нет и отражения той боязни, о которой ты говоришь. Как-то внезапно тебе становится уже всё равно. Психопатка, желающая твоей смерти, сумасшедшая, которая хочет… чего вообще хочет Даниэла? И эта девушка, стремящаяся запугать тебя. Единственная, кто был адекватным в этом замке, их мать. А ты чертовски устала от постоянных переживаний, от ощущения тревоги и зависшего над головой меча. Ты, чёрт побери, устала от этой бесконечной игры. Она длится почти неделю. Всего лишь неделю, а выдержать просто невозможно. – Хочешь, чтобы я боялась тебя? Хорошо, я боюсь. Довольна? Ты этого желала? Бэла молчит. Затем, когда ты уже отчаиваешься услышать от неё хотя бы что-то, она произносит. – Смерть пленницы на твоей совести. И вот этого ты не терпишь. – Вот уж нет, – ты, наконец-то, обретаешь способность двигаться. Сбрасываешь её руку с лица, отстраняя девушку за плечо. Она явно не ожидала этого, поэтому так легко поддалась. – Ты не повесишь на меня собственные комплексы. Это ты её убила ради… да, кто знает, ради чего? Может, она не убрала твою кровать, может, не вовремя позвала на ужин. Я без понятия, за что она тут находится, но это сделала ты. Не я, не твои сёстры, не твоя мать. Ты. Её. Убила. Говори обратное сколько хочешь. – Мне плевать на убийства, – смеётся она, но смех обрывается, когда ты тоже улыбаешься. – А мне тем более. Я первый раз её вижу, а если ты думаешь, что я буду заботиться о какой-то там женщине, годами сидевшей в тюремной камере до состояния овоща, то ошибаешься. Мне всё равно, даже если ты убьёшь здесь всех. Блондинка стискивает зубы, поднимая верхнюю губу, словно в оскале. – Давай проверим, – бросает она. Рой мух скользит мимо тебя куда-то вперёд, ты поднимаешь упавший факел, ещё не успевший погаснуть, и идёшь следом. Почему бы и нет, ты ведь не солгала ей. Тебя не интересуют эти фигуры в камерах, ты не знаешь их, ты никогда их не видела до этого. И где-то в голове отдаётся мысль о том, что даже если бы знала, какая разница? Смерть лучше этого существования. – Ну, давай! – подбадриваешь ты, слыша взмахи серпа по пути твоего следования. – Убей их! Покажи, насколько ты чудовище. Но, знаешь, что, Бэла, я тоже монстр в какой-то мере. Потому что мне тоже плевать. Вырежи всех, я не буду страдать ночами от этого. Ты так хочешь, чтобы я боялась тебя. И я знаю, почему. Ты сама меня боишься. Не об этом ли ты говоришь всё время? Люди ужасны, они пугают тебя, ведь ты никогда не станешь настолько жестокой, как они. Мы устраиваем войны ради ресурсов, где гибнет куча народа. Мы организуем теракты, зная, что это принесёт человеческие потери. Тебе никогда не сравниться с этой кровожадностью, которая есть у обычных людей. Как бы сильно ты не хотела к ней приблизиться, ты всегда будешь отставать! Эхо твоего голоса преследует тебя, отражаясь от стен, пока вы идёте в глубь катакомб. Ты отшвыриваешь предметы, мешающие пройти, Бэла находит всё новые и новые жертвы, падающие при твоём приближении. Их хрипы, твои слова, треск рвущейся плоти и чужих сломанных костей – это смешивается в ужасную дикую какофонию, усиливающуюся акустикой узких каменных коридоров. – Хочешь выглядеть чудовищно в моих глазах? Да, сделай это. Будь моим личным монстром! Камер слишком много, они все наполнены, где-то ты замечаешь не одну, а несколько фигур. На таких Бэла задерживается, ты же, несдерживаемая ничем, продвигаешься всё дальше и дальше, пока стоны и шепчущие голоса не остаются позади. Когда ты выбираешься на довольно светлый участок, с горящими факелами, ты вдруг понимаешь, что вы сделали круг. Задняя стенка лифта находится недалеко от тебя, и ты уже видишь вход на лестницу, о котором говорила блондинка вначале. Но ты туда не идёшь, поворачивая в неприметный коридорчик, встречаешь закрытую дверь из обычного дерева и толкаешь её, замирая. На тебя испуганно таращится Луиза, сжимающая какую-то тряпку в руках. Она несмело качает головой, прижимаясь к стене, и поднимает палец к губам. Ты отчётливо понимаешь, что если Бэла найдёт её, то и ей несдобровать. Раззадоренная девушка крушит позади тебя тела отбывающих наказания слуг с такой яростью, что ей ничего не стоит не заметить среди них кого-то… более живого. Впрочем, она скорее убьёт её не потому, что не заметила, а как раз из-за этого. Чтобы ты оценила, какой она жестокой может быть. Чтобы ты поняла, наконец, с кем имеешь дело. Желание разрушения всего и всех, бушующее в твоей груди, разом замолкает. Тебя словно окунают в холодную воду проруби, вытаскивая на лёд, как только ты начинаешь задыхаться и дрожать. Нет, ты не можешь позволить Луизе умереть. Осторожно прикрывая дверь, ты спешишь назад, обнаруживая, что Бэла уже выбралась из камер. Её серп и рука, держащая его, тонут в крови. Алая жидкость соскальзывает с лезвия, оставляя позади блондинки дорожку из капель. Грудь девушки высоко вздымается, и ты до сих пор так и не выяснила, почему это происходило. Она не выглядит запыхавшейся или уставшей, больше похоже на остаточные знания. Ты задумываешься лишь на секунду, могло ли быть такое, что она была человеком ранее? Альсина Димитреску ведь была. – Ты справилась, – хвалишь, шагая навстречу. Надеясь отвести её от комнаты, ты пытаешься придумать какую-нибудь фразу, которая заставит Бэлу следовать за тобой. Что-то вдохновляющее? Или лучше что-то дерзкое, злящее её ещё сильнее? – Отойди, – шипит она, и твоё сердце ухает вниз. – Хочу проверить все помещения. – Я уже это сделала, там никого нет. – Тогда ты не будешь возражать, если я пройду? Там же никого нет, – она использует твои слова против тебя, и нет никакой возможности возразить. Если ты сделаешь это, Бэла сразу поймёт, что ты пытаешься не дать ей зайти. Если не мешать ей, ну… Ты вспоминаешь доброжелательное лицо Луизы, когда она встречает тебя в замке. Простыни, которые она стелет на твою кровать, всегда мягкие и приятные. Вода в ванне горячая, ровно той температуры, какой нужна для тела. Ты не дашь ей умереть здесь. Но и сражаться с девушкой не вариант. Она сильнее в десятки, если не в сотни раз. Опаснее, у неё оружие и намерение никого не оставлять живым. Ударить её? Заведомо проигрышная ситуация. Отвлечь не получится, ты уже пыталась. А в камерах никого не осталось после её прохода, даже проверять не нужно. Всё, что отделяет её от Луизы, это запертая дверь и ты. Не дожидаясь, пока ты уберёшься с дороги, Бэла пролетает через тебя. На мгновение оказываешься в центре торнадо из мух, а когда она собирается позади, внезапная мысль приходит тебе в голову. Ты уже знаешь, что в твоей голове ужасные идеи? Но она единственная, не включающая в себя нападение. Ну, своеобразное, конечно. – Бэла! – ты зовёшь её, и она оглядывается, приподнимая серп в руке. Глубокий вдох, несколько быстрых шагов по коридору, ты будто со стороны смотришь, как твои руки поднимаются, захватывая ткань капюшона по обе стороны от лица блондинки. Затем ты целуешь её. Ты искренне думала, что целовать рой мух будет куда страннее, чем получилось в итоге. На её губах обычная кожа, немного солоноватая, может несколько сухая, но в целом ничем не отличающаяся от человеческой. Пока ты раздумываешь об этом, Бэла толкает тебя в плечо, заставляя отойти. Жёлтые глаза опасно сужаются, а затем она рвётся в закрытую комнату, распахивая дверь так, что та бьётся о край стены с ужасающим грохотом. Бэла стремительно входит в помещение. Ты закрываешь глаза, ожидая крика или звука взмаха серпом, но ничего не происходит. Ожидание томительно, поэтому ты позволяешь себе снова видеть и движешься вперёд, но прежде, чем достигаешь своей цели, блондинка возвращается. На её лице нет никаких эмоций, оно настолько бесстрастно, что ты отшатываешься, упираясь спиной в стену. Твой взгляд скользит к серпу, и он не выглядит более кровавым, чем до этого. Луиза смогла уйти? Но как? Из этой комнаты вела лишь одна дверь. Впрочем, думать об этом тебе некогда, потому что Бэла определённо направляется к тебе быстрыми шагами. Звон упавшего оружия заставляет тебя вздрогнуть, рука девушки протягивается вперёд, стискивая многострадальный ворот твоей футболки. А потом ты чувствуешь чужие губы, прижимающиеся к твоим собственным. На этот раз Бэла целует первой. Это быстро, грубо и сильно. Вы несколько раз сталкиваетесь зубами, она кусает тебя за губы, шипя при этом что-то неразборчивое. Твои руки взмывают вверх, стаскивая капюшон на её плечи, после этого ты запускаешь пальцы в светлые волосы, путаясь в них. Бэла вдавливает тебя в стену, её руки скользят по твоему телу, пальцы находят горло, стискивая его. В ответ ты злобно дёргаешь её за волосы, и она рычит, но не отпускает, хотя давление в какой-то мере исчезает. – Скажи это, – хрипло выдыхает она, когда на секунду отстраняется. Твой взгляд слишком затуманен, чтобы можно было сфокусировать его, ты и не пытаешься. – Скажи мне! Скажи, что я… И хотя ты читаешь последнее слово по её губам, в уши врывается поистине отвратительный скрежет падающего камня. Коридор заполняется пылью и осколками каменной стены, Бэла реагирует первой, таща тебя за собой. Справа и слева стены складываются, словно карточный домик. Потолок проваливается всё ниже, грозя окончательно стать надгробием над твоей могилой. До того, как это происходит, блондинка сильно толкает тебя в один из коридоров. Ты падаешь на спину, но в этот раз это даже приятная боль. Когда катакомбы перестают трястись, а дышать становится проще, поскольку большая часть пыли оседает, ты всё ещё сидишь на полу, усыпанном острыми раздроблёнными камнями. Девушка возвращается в человеческий вид, восстанавливаясь из мух. Как ты и решила ранее, её обрушением стен так просто не убить. Она отряхивает платье, совершенно не заботясь о тебе. Как будто был повод, хмыкаешь самой себе. – Что произошло? – спрашиваешь ты, и видя скептический взгляд, добавляешь. – Катакомбы были вполне стабильны, когда мы шли в эту сторону, с чего бы им обваливаться сейчас? – Может не стоило так громко орать? – огрызается Бэла, но как-то больше по привычке. Ты не слышишь этой злости в её голосе, какая раньше сквозила в каждом слове. Сквозь трещину в камнях несколько мух протаскивают серп. – Без понятия... Нет! Её руки хватают твои запястья, когда ты тянешься к двери, которую обнаруживаешь сзади себя. Пока ты лежала на полу, её невозможно было увидеть, но после того, как осели последствия разрушения, она проступила довольно чётко. Бэла тянет тебя по ступенькам вниз к развалу, толкая к камням, завалившим выход. Справа одна из раскрытых камер, с растерзанным трупом внутри, слева просто стена. Вы заперты на маленькой территории, а она не позволяет тебе узнать, что за дверью? Серьёзно? – Если ты думаешь, что катакомбы пострадают ещё сильнее, то… – Там… – она прерывает тебя, в её голосе звучит ужас, и ты знаешь, кто уже говорил так. Её сестра. – Там улица.