No One's Gonna Take My Soul Away.

Ты стонешь, когда что-то тянет тебя вверх. Чуть позднее понимаешь, что не тебя, а твою одежду. Она слезает нехотя, цепляясь за тело. И каждый раз, едва неведомая сила подтягивает её дальше, это вызывает дикую ноющую боль. – Н-нх… – пытаешься остановить процесс, но изо рта доносится только что-то неразборчивое. – Тшш, милая, всё хорошо. Нужно снять её до того, как она прилипнет к коже, – даже сквозь усталость ты узнаёшь доброжелательный голос Марты. – Ужасно, что с тобой сделали эти девушки. Не представляю, как тебе сейчас тяжело. Слушая убаюкивающую речь, ты пытаешься кивнуть, правда, ничего не выходит. С трудом открываешь глаза, видишь стены своей комнаты, изгибающиеся под странными углами. Они ходят волнами, кружа голову. Спина чувствует мягкость, кажется, это твоя кровать. Ты не можешь быть сейчас ни в чём уверенной. Всё происходящее смазывается в длинный болезненный сон. Марта терпеливо стаскивает с тебя грязную футболку. Она в пыли, земле и дорожках крови, как, впрочем, и ты сама. Твоя кровь смешивается с чужой, сложно сказать, где чья. Бэла не вытирала рук, когда прикасалась к тебе, а ты не просила её об этом. Вам было явно не до того, как вы выглядите в тот момент. Бэла… Одно её имя заставляет тебя вздрогнуть, воспоминания заполняют разум, перемешиваясь. Мерзкие, болезненные, некоторые приятные, но все до ужаса отвратительные. Так сложно поверить, что ты была в эпицентре всего этого некоторое время назад. Скажи тебе кто-то об этом до поездки в Румынию, ты бы приподняла бровь и засмеялась. Теперь смеяться совершенно не хочется. Внезапный вскрик Марты вновь будит ускользающее сознание. Женщина прикладывает руку к губам, когда ей удаётся снять футболку, и она видит твои живот и грудь. Они тоже испещрены мелкими ранами, как и рука. Но эти более аккуратные, не такие рваные и хаотичные. Можно принять их за татуировки или шрамы. Некоторые люди ведь наносят на кожу красивые узоры из шрамов? Вот и ты в их числе. На твоём животе они складываются в рисунок розы, вместо стебля которой лезвие. Бэла постаралась сделать это красиво, хотя она предупредила, что будет нестерпимо больно. Судя по её лицу, она единственная из вас, кто наслаждался этим. Не удивительно, приходит запоздалая мысль, вопрос в другом. Каким образом мухи могли путешествовать под твоей кожей? Ты не стараешься разобраться в ответе, понимая, что логика в замке Димитреску отсутствовала напрочь. Здесь были высокие женщины, переступающие через две ступени, будто ничего ещё более странного не могло произойти. В отличие от торса, рука выглядит жутко. Кожа лохмотьями слезает с неё, едва держась на небольших кусочках. Марта бормочет, что придётся их оторвать. Разве чудодейственное средство не способно приклеить её назад? Тебе нужна твоя кожа. А ещё нужно ненавидеть блондинку. Да что там, их всех. За шесть дней они причинили столько страданий, сколько практически невозможно выдержать одному человеку. Но ты выдерживаешь, более того, на самом деле не испытываешь ни к одной из них настоящей ненависти, плавящей душу и разум. В конце концов, Бэла сделала это не для того, чтобы доставить неприятности. Пока она резала когтистым кончиком перчатки на пальце узор на тебе, ей пришлось объяснить, почему она не может выйти на улицу. Их убивает холод. Это то, что она сказала. Рой мух не может пережить низкую температуру, и, вообще-то, это очень опасное знание. Оно может помочь тебе бороться с девушками, если ты захочешь. Достаточно открыть окна в одной из комнат, чтобы они никогда больше не подошли к тебе. Но тут же в голове вспыхивает высокий силуэт Леди Димитреску. Она состояла из плоти и крови, её не должен был взять морозный воздух зимы. И она явно не обрадуется, если ты навредишь её дочерям. Тебе честно хочется ненавидеть их. Каждую, если быть точнее. Кассандру с её маниакальными стремлениями. Даниэлу, наслаждающуюся видом боли. И Бэлу. Бэлу хочется ненавидеть сильнее всех. До скрежета зубов и крика в пустоту. И всё же ты не можешь этого делать. Как бы сильно ты не уговаривала себя, какие бы аргументы не приводила, они не работали. По какой-то абсолютно смешной причине их было недостаточно. А чего тогда будет достаточно? Ты спрашиваешь у себя, но ответа нет. Разве недостаточно, когда Кассандра душила тебя тетивой? Разве недостаточно, когда Даниэла сводила с ума? Разве недостаточно, когда Бэла причиняла боль, давя на раны и делая новые зубами? Почему же ты не можешь ненавидеть их? «Будь моим личным монстром». Да, это твой голос, он врывается в уши с эхом тюремных катакомб. И он является ответом? Или Даниэла всё-таки права в своих суждениях? У каждого есть тёмная сторона, старательно запрятанная, скрытая от всех. Чтобы никто не подумал, что вот у этого, вполне нормального на вид человека, есть тайна, которой он не позволяет выбраться наружу? Это твоя тьма в душе? В куче прочитанных тобой книг герои помогали тёмным персонажам преодолевать плохие стороны, делали их лучше, добрее и человечнее. Это хороший пример, ролевая модель, которой стоит следовать. Но что, если где-то есть история о том, как тьма поглощает того, кто изначально не шёл за ней? Что, если не монстр меняется в финале, а человек, пытающийся ему помочь? Ты знаешь одну такую. Жуткая, пугающая история Клариссы Старлинг. Был же тот фильм, где в конце она принимает предложение Ганнибала, она опускается на самое дно, пробуя человеческую плоть. Потому что не может выплыть к свету. Так теперь это твой путь? Ты новая Кларисса? В любом случае, даже если так, на дне ты проведёшь совсем мало времени. Сколько ещё? Три недели? Хорошо, если они будут. Учитывая произошедшие события, если сестры Димитреску придумают ещё что-то, ты можешь и не дожить. Каждый прожитый день наносит раны твоему телу, но ещё больше их находится в твоей душе. Туда, куда ты всю свою жизнь боялась заглянуть. Нет, замок не меняет людей. Ты всегда знала какой была. Просто очень хорошо умела это скрывать. – Нужно принять ванну, – Марта перебивает мысли, ты почти не помнишь о ней. Она складывает твою футболку аккуратно, хотя в этом нет смысла, вряд ли ты наденешь её, даже если она отстирается. – Я уже набрала воду. Но необходимо встать и снять остальную одежду. Насчёт руки не переживай, конечно, будет немного больно, но после мы зальём её реагентом. Ты так благодарна ей. Уже хочешь открыть рот, чтобы выразить свои чувства, когда дверь в комнату открывается. Тебе трудно повернуть голову, чтобы посмотреть на вошедшего, зато ты видишь, как меняется выражение женщины от удивления до ужаса. – Спасибо, Марта. Дальше я сама. Этот голос. Даниэла Димитреску проходит дальше, в её взгляде, обращённом к служанке, нестерпимое отвращение. Но в момент, когда она смотрит на тебя, он изменяется. Или тебе просто кажется, поскольку комната всё ещё расплывается перед глазами. – Мисс Даниэла, я не думаю… – Именно, ты не думаешь. А теперь выметайся, пока я не напомнила, что часы для слуг закончились. – Меня послала ваша сестра, – Марта упрямо не двигается, очевидно, защищая тебя. Неужели ради какой-то путешественницы, которую она знает несколько дней, эта женщина будет возражать хозяйкам замка? – Можете спросить у Мисс Бэлы. – Я последний раз предупреждаю, – рыжеволосая девушка в мгновение оказывается рядом, опасно кладёт руку на рукоять серпа, но с пояса не снимает. Её глаза горят злостью, которую она не скрывает. – Убирайся отсюда, пока не пожалела. – Всё хорошо, – ты успеваешь поднять руку, пока Марта не произнесла что-то ещё. – Марта, я буду в порядке. Женщина оглядывается на тебя с сомнением, но и спорить с Даниэлой ей страшно. Ты замечаешь, как дрожат её ноги, когда она медленно покидает комнату, осторожно прикрывая за собой дверь. Она не заслужила такого отношения, знаешь ты. Однако читать лекции о вежливости не твоя забота, да и возможности особой нет, когда тебя кружит и шатает. Даниэла помогает встать и позволяет опереться на себя, пока тащит тебя в ванную. Там она пытается стянуть твои джинсы, но ты отпихиваешь её руки, делая это сама. Застёжка поддаётся туго, пальцы скользят, не желая слушаться. – Бьюсь об заклад, Марте бы ты позволила, – насмешливо тянет она. В голосе нет разочарования, он скорее игривый, чем злобный. Тебе не до прислушивания. И всё же помочь с лифчиком приходится просить, сама ты не дотягиваешься. Руки девушки скользят по спине, трогая мелкие царапины, оставленные косяком и падениями. Болезненно, но терпимо. Она справляется не с первого раза, крючки не подцепляются перчатками. Ты слышишь недовольное пыхтение и ощущаешь, как чужие пальцы гладят твою кожу без перчаток. Когда она успела их снять, если всё время касалась тебя? Может, ты отвлеклась, может, твоё ощущение времени страдает от усталости? Сложно сказать точно. От этого же изнеможения ты не испытываешь смущения или страха, полностью лишённая этих неприятных эмоций. Равнодушие бродит в твоём разуме, успокаивая его. Даниэла прижимается к твоей спине, обхватывая тебя руками. Теперь ты видишь, что на них нет ни перчаток, ни рукавов платья. Кончики её пальцев обводят узор на твоём животе, пока она давит подбородком на плечо. Переводя руки влево, она помогает снять оставшиеся бинты, которые не успела разрезать Кассандра. Чужое имя отсвечивает белыми буквами на предплечье. – Забирайся, пока вода не остыла, – напевает она в ухо. Стаскивая последние ненужные вещи, ты позволяешь своему телу погрузиться в воду. И едва не выпрыгиваешь, когда жидкость заливается в раны. Даниэла со смехом упрямо вталкивает тебя в воду, нажимая на плечи руками. Медленно, с шипением, вырывающимся из приоткрытых губ, ты опускаешься полностью, вытягивая ноги и откидывая голову на край ванны. – Видишь, не всё так плохо, – она запускает пальцы в твои волосы, массируя кожу головы. – Что случилось с рукой? – Бэла, – и этого имени достаточно, чтобы рыжая фыркнула, перестав спрашивать. Пока ты отмокаешь, она мягко разминает твои плечи, стирает с шеи кровавые следы. Её движения неожиданно нежные, почти невесомые. Сначала ты хочешь узнать, как она будет касаться воды, если её тело состоит из мух, но она погружает руки до локтей, и все вопросы отпадают. По крайней мере, вода довольно тёплая, и, видимо, их это никак не беспокоит. Странная физиология. – Где твои сёстры? – ты умудряешься составить правильное предложение, оно вызывает смешок. – Ругаются, – весело произносит Даниэла. – Кассандра недовольна тем, что Бэла умудрилась нанести твоему телу такой урон. Она в основном кричит, что сама должна была это сделать. И что Мисс Совершенство не следует указаниям матери. – Они подерутся? – Нет, не думаю. Они обожают друг друга. Вообще-то, – рыжеволосая замолкает, словно пытается что-то вспомнить, – до этого они почти не ссорились. Посмотри, какое влияние ты оказываешь на всех. Сводишь это место с ума. Это оно сводило тебя с ума, но ты об этом не упоминаешь. Усталость растворяется в воде, как грязь и кровь с твоего тела. Даниэла обнимает тебя за шею, прижимаясь губами куда-то в висок. Её волосы намокают, когда падают в ванну, она нетерпеливо отбрасывает их за спину. Тебе необычно находиться в таком положении, но и тревожности всё ещё нет. Либо она забывает проявиться, либо твой разум до сих пор пуст, не желая испытывать никаких других ощущений, кроме успокоения. – Тебе придётся отодвинуться от края, – ты бормочешь что-то, но подчиняешься, чувствуя, как болезненность возвращается. После этого на твою спину опускается губка, осторожно гладя израненную кожу. Пока Даниэла проводит все манипуляции, включая намыливание и смывание, вы не произносите ни слова. Твои уши наслаждаются тишиной и спокойствием. К несчастью, длятся они недолго. Дверь, которую в самом начале успешно закрыла девушка, распахивается. Ты едва не захлёбываешься, чудом не уходя под воду, когда в помещение шагает огромная нога. Леди Димитреску приходится нагнуться ещё ниже, чтобы пройти в низкий проход, а после она выпрямляется во весь свой рост, пронизывая пространство глазами. Её появление настолько неожиданно, что рука Даниэлы соскальзывает, зацепляя ногтями несколько царапин. Ты шипишь, рыжая потрясённо замирает позади, а Альсина смотрит на вас немигающим взглядом, будто решая, какие слова стоит сказать. – Мама, это не я! – ты слышишь дрожащий голос Даниэлы. Сначала тебе кажется это весёлым утверждением, но, возможно, понимаешь ты, оно не относится к этой сцене в ванной, скорее, она говорит о чём-то ещё, о чём ты не догадываешься. – Я знаю, – гремит голос высокой женщины, после чего она обращается уже к тебе. – Бедное дитя, обещаю, твои раны будут должным образом излечены. Я не позволю ничему подобному навредить гостю моего замка. А ты – немедленно следуй за мной. Когда рыжая медлит, Альсина хватает её за руку. Это мягкий хват, как ты замечаешь, она не делает ей больно, но тянет за собой к выходу, выталкивая из ванной первой. Нагибается, чтобы пройти, и пальцами подхватывает ручку, закрывая дверь. Голос Даниэла обретает уже за дверью, старательно убеждая мать, что она не при чём, она пыталась помочь, а не сделать ещё хуже. Возможно, тебе следует вылезти и, подхватив полотенце, пояснить женщине её ошибку, но ты этого не делаешь. Маленький червячок мести в сознании радуется, не давая думать рационально. – Я говорила, что ни одна из вас не может нанести вред гостю! – ты едва не подпрыгиваешь, когда голос Леди Димитреску разносится по помещению так, словно она стоит где-то за твоей спиной. Ты даже оглядываешься, но никого не находишь. Чуть позднее появляется мысль, что она стоит ниже, на первом этаже. Расположение комнат помнится смутно, вроде бы была одна под твоей. Если сейчас высокая женщина находится в ней, то тебе будет всё очень хорошо слышно. И, думаешь ты, может, она специально выбрала именно эту, чтобы отчитать своих дочерей. Может, она хочет, чтобы ты слышала. – Это всё Бэла, – голос Кассандры доносится хуже, ещё бы, у неё нет такого звучания. – Так это Бэла вырезала твоё имя на её руке? – и когда она только успела заметить? – Нет, но… – Никаких «но». Вы все нарушили закон гостеприимства. И я не собираюсь разбираться, кто из вас сделал меньше ошибок. Вы понимаете, какой удар по репутации это наносит? Думаете, что она берётся из ниоткуда? А что, если Матерь Миранда узнает? Нет, после этих фраз ты осознаёшь, что Альсина не знает о твоём подслушивании. – Да ей напле-мх…– Кассандра всё ещё пытается возразить, и, скорее всего, Бэла закрывает ей рот рукой, прерывая. – Воспитание – это основа леди. Я же воспитывала вас правильно! – от её голоса бутылки на полках вокруг зеркала начинают дрожать, ты спускаешься ниже по стенке ванны, почти касаясь подбородком воды. Даже на тебя действует этот укор. – Ты понимаешь, что ругаешь нас из-за простого человека? – спокойно спрашивает Бэла. – Это не простой человек. Это гость в моём замке. И вы будете исполнять мои требования! Понятно? – Да, мама, – голоса Бэлы и Даниэлы сливаются. Кассандра немного отстаёт, но всё же повторяет. – Да, мама. – Ну-ну, – Альсина смягчается. – Ещё три недели, просто подождите. Конечно, только одной из вас достанется эта честь. Я ожидаю, что она будет наслаждаться ею сполна. Остальным будут сделаны равноценные подарки, никто не будет обделён. – Вряд ли любой подарок будет равноценен, – смеётся Кассандра. – Впрочем, мне об этом волноваться не стоит. Ни Даниэла, ни Бэла не возражают ей. Хотя ты буквально видишь ухмылку Бэлы, украшенную улыбкой Глазго. С рыжей представление идёт туго, она, наверное, будет поедать взглядом сестру, уверенную в своей победе. – Обещаю, тебя порадует шоу, которое я устрою, мама. Дальше слушать ты не хочешь. Стирая остатки грязи, которые не успела смыть Даниэла, ты выбираешься из ванной, запахиваясь в широкое полотенце. Сразу после отправляясь в основную комнату. Кровать уже застелена новым бельём, чистым и свежим. Футболка исчезает без следа, ты надеешься, что её сожгут где-нибудь в печах отапливающих замок. Туда ей и дорога. Новая одежда приятно облегает тело, не тревожа раны. Забираясь на кровать, ты вновь чувствуешь усталость, охватывающую твоё тело, и позволяешь ей полностью заполнить себя. Глаза закрываются, снов нет, как ты и привыкла. А вот будит тебя внезапно шуршание в комнате. Как только ты приподнимаешь голову, по ней гладят тёплые пальцы Марты. Она улыбается тебе, мягко прижимая голову к подушке. – Спи дальше, – просит она шёпотом. В её руках твоя одежда, оставленная в ванной. Ты несогласно мычишь, поднимаясь на постели и тянешь руку к джинсам. Служанка отдаёт их тебе, а ты вытаскиваешь из кармана записку. Она представляет из себя жалкое зрелище. Более смятая, чем раньше, местами порванная. Впрочем, текст ещё читается. – Что здесь? Марта аккуратно принимает листок в руки, пробегая по нему глазами. – Где ты нашла? – удивляется она и невесело смеётся. – Не думай, что это поможет тебе уйти. – Простите? – Это всего лишь легенда, передающаяся из уст в уста, – она возвращает записку тебе, наблюдая, как ты прячешь её под матрас. Присаживается на уголок кровати и рассказывает. – Однажды прошёл слух, что где-то в замке спрятано нечто опасное. Кинжал Цветов Смерти, вроде именно так его называли. Его лезвие покрыто тысячами ядов со всех концов света, делая из обычного оружия устрашающее орудие мести. Многие служанки были уверены, что оно может убить даже бессмертного. Бессмертного? Альсину? – Но, как и с секретными проходами, никто и никогда не находил его. Возможно, легенду придумали, чтобы люди могли думать, будто смогут противостоять жестоким правителям этой деревне. Не только Леди Альсине, даже самой Матери Миранде. Некоторые отдавали свою жизнь в поисках клинка, глупые наивные бедняги. Леди не терпела такого отношения, она сурово наказывала всех, кто когда-либо упоминал об этом. В конце концов, попытки поиска отпали, а история стала лишь забытой сказкой на ночь. – А вы верите в его существование? – Нет, – Марта качает головой, коротко вздыхает. – Я прожила здесь всю жизнь, могу сказать, что я практически изучила весь замок. Если бы это оружие существовало, его бы нашли и использовали. Хотя я не представляю, кому бы понадобилось убивать единственную, кто принимает женщин под свой надзор. Нужно быть сумасшедшим, чтобы отнять у людей работу. И ещё более безумным, чтобы попытаться нанести вред богу, защищающему эту деревню от нападений разбойников и мародёров. Она говорит о Леди Димитреску так тепло, что это даже вызывает улыбку на твоём лице. Не желая отпускать женщину, хоть и понимая, что её могут наказать, если обнаружат в твоей комнате, ты спрашиваешь, не давая ей уйти без ответа. – У вас были дети? Вопрос довольно странный, но тебе действительно хочется знать о ней больше. – Конечно. У нас с Фелипе была дочь. Мой маленький ангел, ради которого я работала гораздо больше, чем могла себе позволить. Леди Альсина ценила моё рвение, она сделала меня главной над слугами, когда мне было всего двадцать пять. Ты подбираешься на кровати, обнимая руками колени. Марта некоторое время смотрит на них, опуская взгляд следом, ты обнаруживаешь, что так и не замотала руку. Подрываясь, женщина втаскивает из кармана бинт. – Реагент в столе, – подсказываешь ты, она благодарно кивает. Пока она обрабатывает твои раны, плотно охватывая бинтами предплечье, её голос звучит успокаивающе в тишине комнаты. – Мы надеялись, что она выберется отсюда. Из деревни, я имею в виду. Откладывали деньги на переезд, Фелипе путешествовал в ближайшие города, проверяя, можно ли там остановиться. Тогда ещё не было такого запрета на выезд, как сейчас. Об этом Марта никогда не упоминала, видя твоё лицо, она пожимает плечами. – Деревня не была в таком упадке. Раньше она была цветущей и живой, имела торговые пути. Со временем всё проходит, вряд ли кто-то ещё помнит, почему всё изменилось. Даже я не особо могу припомнить. Просто в какой-то момент она закрылась для всего, жители протестовали, после их возмущений открылась фабрика, где им позволили работать. А потом… – её голос дрожит, краем рукава она стирает выступившие слёзы, ты уже коришь себя за любопытство, – Матерь Миранда… Извини, это тяжело. – Нет, извините, что я спросила. – Но ты ведь всё равно хочешь услышать? – она невесело кривит губы в улыбке. – Матерь Миранда забрала мою дочь. Твой рот открывается, когда она произносит последние слова. – Никто не мог ей возразить, да и это не казалось чем-то ужасным в то время. Больше мы её не видели. Я до сих пор не знаю что с ней. Порой представляю, какой бы она была сейчас. У неё были тёмные волосы, как у меня, пока не поседели. Глаза, наполненные жизнью. Она обожала играть с соседскими щенками, животные любили её за доброту и припрятанное в кармане лакомство. – Мне… – голос не подчиняется, но ты всё-таки выдавливаешь, – мне очень жаль. – Я знаю, – Марта гладит тебя по щеке загрубевшими пальцами, её глаза полны боли и печали. – Ты напоминаешь мне её. Пожалуйста, выберись отсюда. Не дай этому месту поглотить тебя, как это произошло со всеми нами. Я верю, что ты сможешь. Пусть даже если глупые легенды о кинжалах, таящих в себе смерть, неверны, они тебе не нужны. Ты сильнее, чем кажется. Она вновь укладывает тебя, подталкивая лёгкое одеяло, закрывает колпачком свечу в переносной лампе. В комнате воцаряется мрак, который бережно уносит тебя в сон. Ты слабо сжимаешь пальцами край одеяла, словно боясь, что его стащит какой-нибудь подкроватный монстр. Но, наверное, в этом замке больше всего бояться нужно было монстров за дверьми. Когда ты открываешь глаза, уже светло. Солнце заглядывает в твою комнату, чистое голубое небо ласкает взгляд. Хочется встать и открыть окно, но ты этого не делаешь, зная, что ни один из ставней не поддастся. На столе стоит завтрак, твой живот вопрошающе урчит, и ты игнорируешь умывание, чтобы успокоить его. Едва заканчиваешь, в дверь стучат. Это что-то новое. Первый раз, когда такое происходит на твоей памяти. Сёстры Димитреску обычно не стучатся, а служанки не появляются, пока ты в комнате. Игнорируя боль во всём теле, ты медленно бредёшь, открывая дверь. – Привет! – Даниэла небрежно опирается плечом о косяк, ты на всякий случай делаешь шаг назад, но она не двигается, весело наблюдая за тобой. – Мама сказала, чтобы мы не беспокоили тебя в ближайшие дни, пока твои раны не заживут. Поэтому тебе не обязательно встречаться с кем-то из нас в это время. Впрочем, я бы не хотела пропустить свою очередь. – Значит, – ты медленно осознаёшь, о чём она говорит, – я могу отказать тебе? – Ага, – рыжая нервно смотрит на тебя. – Ты ведь не сделаешь этого? Пожалуйста! Тебе очень хочется захлопнуть дверь прямо перед её лицом, и сдержать порыв довольно сложно. Ещё вчера тебе казалось, что ты в порядке с этими вещами, происходившими в этом мерзком месте, но сейчас всё накатывает заново, заставляя опасаться за свою жизнь даже в разговоре. Некоторое время задумчиво разглядывая Даниэлу, ты всё-таки отходишь, оставляя дверь открытой. Вопреки твоим ожиданиям она не заходит, вместо этого почему-то садится на пороге, поправляя край платья, чтобы он не попал в комнату. Под твой удивлённый взгляд девушка объясняет, что Леди Димитреску запретила входить в гостевую спальню. – Наконец-то, – шепчешь ты, забывая о присутствии одной из её дочерей. Даниэла поднимает брови, но молчит. Роясь в кармане платья, она достаёт обычный мяч для бейсбола. Прикрыв один глаз, делает вид, что целится, а после отпускает его. Мяч подкатывается к твоим ногам, останавливаясь рядом с ними. Она… хочет, чтобы ты играла с ней? Вздыхая, усаживаешься на пол напротив. – Я так и не поблагодарила тебя за помощь вчера. Хоть и не понимаю, зачем ты это сделала. Мяч катится в обратную сторону, она ловко ловит его, но только когда он покидает пределы комнаты. – Ты была доброй ко мне, я хотела сделать что-то для тебя. – У тебя получилось, – от этих слов глаза девушки ярко вспыхивают, она улыбается. – Я прочитала Кафку. – Как тебе? Не думаешь, что эту чёртову семейку нужно было вздёрнуть на их же кишках? Они отвратительны, – о, а ты уже начинаешь забывать, с кем имеешь дело. Неожиданная ярость Даниэлы уже не так пугает, когда она находится за порогом. – Я не буду их защищать, – предупреждаешь ты. – Грегор не заслужил всего, что с ним произошло. – Именно! – поддаваясь эмоциям, она слишком сильно запускает мяч. Теперь он не катится, он летит в тебя, и ты едва уклоняешься, ощущая, как его край чертит тебя по плечу. – Извини! Я не хотела. Меня очень бесит этот рассказ. Ты можешь понять причину. – Не все люди относятся так к чему-то новому и… жуткому. – Превращение в жука не жуткое, – спорит она. – Это перерождение, а не трагедия. Они отнеслись к этому так, будто это конец света. Но, я уверена, они и понятия не имели, насколько это прекрасно. Если бы только Грегор мог выбраться из комнаты, в которой заперт, из этого ужасного места, где его держали, он мог бы взлететь. Покинуть глупых людей, не понимающих его. Он мог бы быть свободен и счастлив в новом облике, а не страдать от страха других. Он стал бы настоящим собой. Она говорит быстро и сбивчиво, порой запинаясь, а затем сразу продолжая. Её действительно волнует судьба Грегора, понимаешь ты. Но так же появляется стойкое ощущение, будто она говорит не о каком-то персонаже из книги, а о чём-то личном. – Даниэла, – ты прерываешь её поток, она непонимающе смотрит на тебя, – ты счастлива? Вопрос не ставит её в тупик, как ты надеялась, она отвечает сразу. – Очень. Можешь представить, насколько? У меня есть семья, мои любимые занятия, маленькие крики жертв, когда они боятся за свою жизнь. Это делает меня такой счастливой. Как будто я была рождена для этого. Рождена, чтобы убивать? Интересная мысль. – А ты? Тебе хочется рассмеяться, она, похоже, не совсем понимает, как именно воспринимается вопрос в этой ситуации. Но выражение на её лице такое внимательное, что ты откидываешь первоначальный вариант, который, естественно, звучит отрицательно. – Не знаю, – говоришь ты. – Я не была счастлива уже давно. – Почему? – В моей жизни были события, которые не дают мне наслаждаться хорошими моментами. Ну, такие ведь есть у каждого, не так ли? Кто-то воспринимает их проще, а кто-то утопает, не зная, как выбраться наружу. Сначала думается, будто ничего не случилось, всё нормально, а жизнь продолжается дальше. Но каждый день не приносит ничего, кроме разочарования и бесконечного ожидания чего-то, что изменит окружающую действительность. И, знаешь, от ожидания она не меняется. – Поэтому ты путешествуешь? – голос Даниэлы необычайно тих. – Чтобы что-то поменять? – Да, – соглашаешься ты также тихо. Хлопая по полу рядом с собой, ты приглашаешь её войти без слов, некоторое время она сомневается, несколько раз оборачивается за спину, но всё же перелетает, опускаясь неподалёку. – Как ты снимаешь перчатки? – О, – смеётся она. Вытягивает руку вперёд, и ты наблюдаешь, как ткань оживает, разбиваясь на мух, скользящих по её коже вверх. Неужели даже её одежда состоит из них? Ну, это объясняет, как она восстанавливается после перелёта. И объясняет слова Бэлы, когда она сказала тебе, что ты не сможешь расстегнуть её платье. Нечего было расстёгивать, вся одежда была частью неё. Открытие такое внезапное, что ты застываешь, раскрывая рот, но не произнося слов. – Здорово, правда? Эй, муха залетит. Ты клацаешь зубами под весёлый смешок девушки. В свою очередь она касается обнажёнными пальцами твоего бинта на правой руке, скользит по нему вверх, достигая места, где он заканчивается. Но кожу не трогает, водя кругами по ткани. – Было больно? – ты киваешь, она поджимает губы. – Я не чувствую боли с рождения. Если не брать во внимание некоторые моменты. Когда мои мухи умирают, это больно, но в основном я не знаю каково чувствовать её. Ты считаешь меня ужасной? Пожатие плечами выходит немного криво. – Трудно сказать, – признаёшься ты. – Почему отсутствие боли должно делать кого-то ужасным? Конечно, ты опускаешь ту часть, где именно убийства и жестокость превращают её в чудовище, но ведь она об этом и не спрашивала. Доверять себе в таких ощущениях, особенно после вчерашней раскрывшейся правды, ты не можешь, потому выбираешь более безопасный путь. На котором меньше возможности оступиться, который более заметен во мраке сознания. – Если я не могу испытать её, я не могу понять, что чувствуют другие, – Даниэла криво улыбается. – Но я и не хочу понимать. Вот это делает меня ужасной. Я могу попытаться, но не хочу. Это пугает? Есть этот страх перед тем, кто осознанно делает плохие вещи? Если бы она спросила тебя вчера в библиотеке, твой ответ был бы несколько иной. – Нет. – Хорошо, – рыжеволосая девушка кивает. – Потому что я никогда не изменюсь. Тебе стоит это помнить во время охоты. – Во время чего? – Точно, ты же не знаешь. Каждые три или четыре недели мы проводим развлечение. Сидеть в замке целыми днями очень скучно, поэтому мы охотимся прямо в нём. Мама выпускает старых слуг из катакомб. Не из той части, что зачистила Бэла, да, она нам сказала. Тот, кто наберёт наибольшее количество смертей – побеждает. Обожаю это соревнование, оно так бодрит! – И я буду участвовать в нём? – ответ ты знаешь ещё до того, как она произносит его. – Ты – главный приз.