***
Гермиона окидывает большой зал взглядом, поражаясь высоте потолков и красоте старинной мозаики, которая играет разными оттенками и переливается в свете золотистых огней. Помещение выглядит величественно, в нем в самый раз проводить светские мероприятия, на которых стройные высокие дамы облачены в дорогие и изысканные наряды, в руках они держат бокалы на тонких ножках и, попивая шампанское, наигранно улыбаются, хлопая длинными ресницами, а взгляд их выражает пустоту и холод. Эти дамы в сопровождении таких же статных мужчин, одетых в классические костюмы, что стоят немыслимых денег, и их разговоры лишь об одном: политика, финансы, власть… Гермиона мотает головой. Она явно выделяется среди всех девушек и выглядит весьма нелепо, как ей самой кажется, потому что розовый цвет ей не к лицу. Она ощущает себя в нем безжизненной куклой, которую нарядили и насильно поставили стоять среди подобных кукол, только вот другие студентки уверенно держат прямые спины, их лебединые шеи вытянуты, а глаза горят от радости. Грейнджер действительно не понимает, почему ей нужно ходить на семинары по этикету, но в ее графе с предметами в этом пункте стоит отметка «ОБЯЗАТЕЛЬНО К ПОСЕЩЕНИЮ», так что выбора нет. Ради стипендии придется потерпеть. Она встречается глазами с Ноттом, одаривая его игривой улыбкой, когда он подмигивает ей, слегка склоняя голову. Признаться честно, Тео выглядит просто великолепно: на нем традиционная черная мантия, которая прекрасно сидит на широких плечах, а темная бархатная бабочка придает ему элегантности, будто он переместившийся с прошлого времени герцог или принц. Тео одними губами шепчет ей «ты великолепна», вгоняя девушку в краску, но она, с самодовольной ухмылкой, глядит на него в ответ, с уверенностью принимая комплимент. Гермиона с интересом рассматривает студентов, толпящихся кучками и шепчущихся о чем-то, когда вдруг их прерывает своим тонким голосом появившаяся в высоких резных дверях взрослая женщина, облаченная в двойку цвета фуксии. Грейнджер моргает несколько раз, напрягаясь из-за этого ядовитого оттенка, и думает про себя, что женщина, пусть и выглядит миленько, но внушает чувство неприязни. Ее холодные голубые глаза надменно осматривают каждого, лишь на мгновение вспыхивая от удивления, при виде Гермионы. — Кхм-кхм, — наигранный кашель неприятно трещит по ушам, — мне не доводилось встречаться с вами на своих занятиях прежде, мисс?.. — Грейнджер, — с неким смущением отвечает Гермиона. — Надо же, — она улыбается, растягивая губы в хищном оскале, внушая Гермионе чувство незащищенности. — Должно быть, Максимус Грейнджер ваш родственник? — то, как она выгибает бровь, словно не желая услышать иного ответа, выглядит действительно пугающе. Гермиона не может не ощущать взоры студентов, направленных на нее, когда вдруг кто-то впервые поинтересовался ее происхождением так громко. Она не считала нужным объясняться в каком районе была рождена и чем зарабатывают на хлеб ее родители. Она так же не раздумывала о том, что кому-то нужно было быть в курсе, была ли она в родстве с известными однофамильцами и, до боли прикусывая обе щеки, Гермиона приподнимает голову, смело выпирая подбородок вперед, будто принимая брошенный этим вопросом вызов от профессора, а затем с гордостью отвечает: — Нет, — ее голос острым лезвием разрезает тишину, повисшую в зале, — мои родители всего лишь дантисты, — кажется, она раздражает своим ответом женщину, потому что та вспыхивает и вытягивает губы в трубочку, поджимая их и кривясь всем лицом. Теодор усмехается, видя в карих глазах этот дерзкий огонек, и в то мгновение ему кажется, что сократить расстояние между ним и Гермионой и накрыть ее багровые губы своими, соединяя их в блаженном поцелуе, совсем неплохая идея. — Ах… Тогда, полагаю, вы та самая студентка, выигравшая стипендию? — ничего не говоря, Гермиона просто кивает, мечтая о том, чтобы от нее скорее отстали. Видимо, небесные силы услышали ее, потому что в то же мгновение профессорша лишь окинула ее сомнительным взором и продолжила свой путь к середине зала, а цоканье ее уродских, иначе не назвать, туфель со звоном отдавалось в ушах Гермионы. Описать эту женщину можно было бы одним словом — ненастоящая. Ее неискренняя улыбка, ее фальшивый ласковый тон, даже цвет ее костюма — все это лишь спектакль. Один лишь взгляд голубых айсбергов показывает ее истинную сущность. Гермиона покосилась на нее, отмечая, что восхищения она не вызывает ни у кого, только парочка девушек позволяют себе улыбки в адрес профессорши, остальные же стоят с кислыми минами, что в какой-то степени заставляет Грейнджер хитро ухмыльнуться. Понятно, она тут воюет не одна… — Для тех, кто не знает, — делая заметный акцент на последнем слове, она обращается явно к Гермионе, — меня зовут Долорес Джейн Амбридж, и мои занятия являются неотъемлемой частью Королевского Университета… Гермиона не слушает. Ей кажется, что она точно умрет со скуки на этих занятиях. А тем более, если ей придется носить это ужасное платье постоянно, то, скорее всего, она начнет выть от отчаяния. Оглядывая зал, она осознает, что многие не слушают Амбридж, а тихо шепчутся о всякой ерунде, и тут Гермиона резко останавливает свой взор на темноволосой макушке Пэнси, что вынуждает ее полностью отвлечься от «очень интересной» речи. Наблюдая за тем, с какой мрачной миной стоит Паркинсон позади Теодора, Грейнджер ощущает некую резь в венах, потому что ее глаза становятся свидетелями того, как легким движением руки Нотт сжимает тонкую ладонь Пэнси и его большой палец ласково проходит по ее светлой коже. Она не хочет думать о том, что это выглядит романтично, но чувство ревности охватывает жарким пламенем каждую клеточку тела Гермионы и прожигает насквозь ее легкие, лишая возможности нормально дышать. Это выглядит более, чем романтично. — Попрошу девушек с этой кучки встать в линию, а юношей с той — ступить напротив, и поживее! — требовательным тоном отдает приказ Амбридж, вынуждая Гермиону поспешить за однокурсницами, с которыми она оказалась в одной группе. По правую сторону от нее горделиво становится Астория, которая даже не считает обязательным смотреть на Гермиону, будто окинуть ее взором это уже само по себе что-то ужасное, или Гринграсс считает, что мимолетный взгляд — слишком большое внимание для такой персоны, как Грейнджер. Девушка лишь высокомерно сверлит глазами зал. Джинни размещается слева, ободряюще похлопывая Гермиону по плечу. — Ты выглядишь в розовом просто умопомрачительно, — шепчет Уизли. — Глупости, я выгляжу так, будто из меня сделали пародию на барби, — фыркает Гермиона. — Нет, Грейнджер, в розовом ты выглядишь как свинья, которую собираются заколоть, — поворачивая голову, усмехается Астория, чем вызывает смешки у некоторых девушек. — В таком случае тебе не стоит злить эту свинью, она может с легкостью втоптать тебя в грязь, — натянуто улыбается ей Гермиона, стирая эту противную ухмылку с лица Гринграсс. Джинни одобрительно присвистывает и подмигивает студентке, на что Гермиона лишь пожимает плечами, как бы говоря, что не позволит никому разговаривать с собой подобным образом. Рыжая подруга косится на Гарри, который тоже выглядит потрясающе в костюме, и Гермиона вдруг понимает, что даже не в курсе, зачем им так наряжаться. — Королевский университет каждый год проводит бал, на котором присутствуют родители студентов и делают крупные вложения для развития студенческой жизни, — шепчет ей на ухо Джинни, — в этом году бал пройдет до Рождества, многие разочаровались, но так распорядился отец Нотта. — Что? Отец Тео? — переспрашивает Гермиона. — Да, он глава комитета, решил, что его сын должен быть на праздниках дома, чтобы на всякий случай избежать проблем перед его предвыборной кампанией, — поясняет Уизли. — И почему я не знаю ничего из этого? — хмурится Гермиона. — А ты вообще говоришь с ним об этом? О семье, интересах… Или у вас пока все на начальной стадии? — Джиннни ухмыляется уголками губ, когда видит, как меняется в лице Гермиона. — О, понятно, — протягивает она, — ты даже не в курсе, на какой вы стадии, потому что вы не обговаривали ваши «отношения»? — Я не должна обсуждать это с тобой, — отмахивается Грейнджер, не желая показывать своего разочарования. Они с Теодором просто проводят время вместе, а она не знает, в каком статусе считать себя в этих отношениях. Они встречаются? Они парень и девушка? Кто они? Просто целуются на пороге ее дома и он ревнует ее к Драко? Грейнджер напрягается, как на зло замечая, что с Пэнси он сейчас очень мило болтает и смотрит так заботливо и трепетно, что на сердце от неприятного ощущения затягивается тугой узел, который оставляет на нем обжигающие следы. — Но ведь больше не с кем? — склоняя голову набок, с пониманием и теплотой улыбается ей Джинни, что заставляет стены Гермионы рухнуть и согласно кивнуть. Их прерывает хлопок ладоней Амбридж. Гермиона возвращает взор на вставших напротив парней и видит, что в ряду нет Тео. Он стоит возле стены, опираясь на лопатки и вытянув длинные ноги вперед, небрежно опустив голову вбок лениво улыбается, при этом внимательно слушая Пэнси, губы которой находятся в опасной близости от его мочки уха. Наверняка ему щекотно, ведь она может опалять своим дыханием его кожу, и Гермиона непроизвольно злится еще сильнее. Она со стальным взглядом косится вперед и выпрямляется от удивления, когда осознает, что ровно напротив нее разместился Рон, из-за чего его добродушное лицо сияет от радости. Даже идиот поймет, что парень явно испытывает симпатию к Гермионе, что никак не вызывает у нее положительных эмоций. Не хватало еще внимания с его стороны, чтобы запутать все сильнее. — Напоминаю вам, что по традиции, кавалер приглашает даму на танец, а она не может ему в этом отказать. Амбридж довольно хихикает, направляясь к большому проигрывателю, и, спустя пару минут какой-то возни и пыхтения, что доносится из конца зала, она оборачивается и приподнимает голову, когда по помещению раздаются первые звуки прекрасной музыки. Амбридж раздает указания, как вдруг она, тыча накрашенным ногтем на Рона, переводит палец с него на худощавое тело Гермионы, как бы требуя того, чтобы Уизли пошевелился и направился к ней. Грейнджер начинает нервно дышать, когда он делает первые шаги к ней, сначала неуверенные, но потом Рон приближается быстрее, молнией рассекая большой зал, чем заставляет Гермиону потупиться назад, но из-за стоящих позади нее девушек, она лишь упирается им в ноги и слышит возмущенный писк. — Мистер Уизли, ваши навыки в вальсе улучшились, я надеюсь? — интересуется Амбридж. — Пригласите мисс Грейнджер на танец. Перед Гермионой рисуется довольно странная картина: Рон, кивая, оборачивается к ней и, склоняя рыжую макушку, протягивает длинную крепкую руку, а она тупо выпучивает шоколадные глаза на его красную и взмокшую от пота ладонь. Рональд, не скрывая надежды в своем взгляде, хлопает большими глазами, искренне улыбаясь девушке. Сглатывая, Гермиона озирается по сторонам, надеясь увидеть, как Тео вылетает из угла и идет к ней, чтобы самому пригласить ее на танец, но она с досадой наблюдает за тем, как они с Паркинсон о чем-то беседует, наплевав на Амбридж и ее идиотский урок этикета. — Э, благодарю, Рон, но я откажусь, — вежливо бормочет под нос Гермиона, неуклюже присев и опустив голову. Рон слишком резко скрывает свою ладонь, виновато поджимая губы. Джинни хихикает, за что получает грозный взгляд от брата, но это никак не действует на нее. Пара девушек непонимающе глядят на Гермиону, а кто-то сочувственно шепчется, косясь на Рона. Будто ища поддержки, Уизли поворачивает голову и глядит на Амбридж, явно недовольную поступком Грейнджер. Она нервно осматривается, быстро переводя взгляд с одного студента на другого, после чего вытягивает короткую шею и требовательно испепеляет голубыми омутами Гермиону. Наигранный кашель в очередной раз дает понять девушке, что сейчас предстоит неприятный разговор. — Мисс Грейнджер, примите приглашение на танец от кавалера, — слишком ласково шипит Амбридж, будто кобра, пытающаяся отвлечь жертву, чтобы затем резко нанести убийственный удар. — Простите, но у меня нет желания танцевать с этим кавалером, не в обиду Рону, — она выставляет ладони в примирительном жесте и мягко улыбается, неподдельно сожалея о том, что ей приходится у всех на глазах во второй раз отказывать ему. Рон понимающе кивает, но Амбридж происходящее совсем не устраивает. Она топает своими туфлями по идеально-чистому полу и дергает коротенькими ручками, похожая на вылепленную неумелым гончаром фигурку солдатика, и Гермиона ощущает ладонь Джинни на своей спине, успокаивающими движениями поглаживающую ее вдоль позвоночника. — Мисс Грейнджер, вы не имеете права отказывать, такова традиция, — возмущаясь, выдавливает профессорша. — Я поняла, но почему я не имею права самой решить, с кем хочу танцевать? — Гермиона складывает руки на груди, раздражаясь из-за того, как разлетаются рюши на ее платье. — Потому что вас уже пригласил мистер Уизли! — тон Амбридж подскакивает, выявляя ее негодование. — Я не хочу танцевать с ним, — теперь она уверена, что все обратили внимание на нее. Даже Тео наконец-то отвлекся от болтовни с Пэнси и теперь, хмуря густые брови, обеспокоенно глядит в их сторону. — А я повторяю еще раз, — рука Амбридж хватает Гермиону под локоть, вынуждая сделать шаг вперед, — вы не можете оказать! — Что за глупая традиция?! Мы не в каменном веке, я могу сама пригласить на танец того, кого захочу, и у меня есть выбор, позволяющий мне отказать, — упираясь невысокими каблучками в пол, огрызается Гермиона, мысленно понимая, что этим она не добавит себе оценок за хорошее поведение и ставит под угрозу вопрос о ее стипендии. Амбридж вспыхивает, пораженно ахая, когда на нее вопросительно глядят ученики, ожидающие дальнейших действий. Женщина отряхивает свой костюм и, вытягивая рот в жесткую линию, яростно взирает на Гермиону. — Не в вашей компетенции устанавливать новые правила и отклонять традицию, которая существует не одно поколение! — В таком случае, я отказываюсь посещать занятия, если они подразумевают у меня невозможность выбора и вынуждают совершать действие, которое мне неприятно, — она поднимает руки и мотает головой, позволяя кудряшкам рассыпаться по ее плечам, — женщина должна терпеть, когда ее трогает неизвестный ей человек и молча плясать? Любая девушка… — Ваша «современность» не играет здесь никакой роли, это занятие по этикету, а танец — традиция, которую вы не можете переигрывать! Уходите из моего класса и задумайтесь о ваших манерах! — самодовольно улыбается Амбридж, будто только рада тому, что Гермиона вынуждена покинуть занятие. — Если только вы не собираетесь передумать и принять приглашение от Уизли. Гермиона сжимает челюсти, стараясь ровно дышать, осознавая, что она не может сейчас сдаться. Какая-то разумная часть ее сознания пытается заверить ее в том, что танцевать с Роном против воли не так уж плохо, даже терпимо, ведь ее отказ ставит под угрозу стипендию, но гордость и чувство собственного достоинства говорят ей собрать всю волю в кулак и покинуть большой зал, если от нее требуют поступать так, как она не хочет. Она направляет прищуренный взгляд на Теодора, когда за спиной раздается противный голос Астории: — Да уж, стипендию выиграть может любой, но кровь и происхождение всегда дают о себе знать, — пара девушек поддакивает ей, и Гермиона ощущает острую боль где-то в груди. — Заткнись, Астория, — угрожающе выпаливает Уизли, но шатенка уже направляется к выходу из зала, напряженно сжимая кулаки и боясь позволить себе расплакаться у всех на глазах. Карие глаза наливаются ненавистью и разочарованием. Тео слышал. Все слышали слова Гринграсс, но Гермионе противно лишь от того, что Нотт промолчал. Он просто смотрел на то, как ее вынуждают танцевать с Роном. Смотрел и молчал, когда Амбридж вытянула ее против воли, не подал голоса, когда Гермиона честно отстаивала свое право принять решение, и, самое ужасное, он никак не ответил Астории. На кончиках пальцев она ощущает покалывание, как если бы кто-то пытался проткнуть их иголками, а в горле застревает комок, который вот-вот разорвется и из глаз потекут горькие градины слез. Гермиона прикрывает веки и яростно шагает по коридору, прерывисто дыша. Может быть, она преувеличивает? Это был бы просто танец… Но она не хотела ощущать чужие руки на своих плечах и талии. Она не хотела быть прижатой к крепкой мужской груди и чувствовать тепло, исходящее от Рона. Она просто не хотела всего этого с ним, но не отказала бы, если бы ее пригласил Тео. И тогда она понимает, что совсем не преувеличивает. Если другие следуют этой ужасной традиции, то она не собирается. И пусть этим она подтвердит слова Астории: ее кровь не позволяет ей подчиниться и заткнуться, ее происхождение не дает ей возможности делать так, как остальные. — Эй, какого… Грейнджер? — она не успевает притормозить и врезается в высокую фигуру Драко, когда незаметно для самой себя сворачивает в тренировочный зал. — В Диснее вакансию открыли? — он усмехается, осматривая ее с ног до головы. — Очень смешно, — огрызается она, тут же стирая его улыбку и вынуждая нахмуриться. — У тебя завелся воришка или ходить с голым торсом в университете это такая фишка? — Гермиона начинает злиться, не контролируя свой язык, когда с него слетает обиженное: — или профессорам плевать на всех, кроме меня, потому что одно мое присутствие — катастрофическая ошибка?! Если я позволю себе какую-то отличительную вещь, то мне сделают замечание, ведь я нарушаю традиции и не вписываюсь в вашу чертову систему только потому, что не родилась с серебряной ложкой во рту! — она почти переходит на крик, наконец позволяя всем ее чувствам выплеснуться наружу, а ее грудь тяжело вздымается, словно легкие разорвутся от нехватки кислорода. Драко вылупляет серые глаза, не в силах что-либо сказать, окутанный этим вихрем эмоций, которые вылила на него Гермиона. Он сглатывает, видя в карих глазах боль и ярость, осознавая, как дико и потрясающе это выглядит. Она вся искрится, как будто птица феникс, готовая сгореть, и языки пламени кружат вокруг нее, излучая обжигающий жар. — Во-первых, — он откашливается, постепенно приходя в себя, — я вспотел и как раз шел забрать свежую футболку, — ему кажется необходимым пояснить это, из-за чего Гермиона виновато прикусывает губу и слегка краснеет, чувствуя себя глупо. — А во-вторых, думаю, ты преувеличиваешь это предвзятое отношение к себе. — В библиотеке, когда я беру книги, мне каждый день перед выходом напоминают, что я должна их вернуть, будто я украду их, — фыркает Гермиона. — Всем напоминают, — Драко щурится. — Грейнджер, не придумывай проблемы, и кстати, почему ты вообще шатаешься по коридорам, одетая в это ужасное платье? — он морщит рот, отмечая, что розовый совсем не идет ей. Гермиона шипит со злости, лишь на мгновение задаваясь вопросом, почему Драко не было среди остальных студентов? Она поджимает губы и вытягивает шею, стараясь успокоить дыхание, и, устало вздохнув, прислоняется спиной к стенке, чувствуя лопатками прохладу старого камня. — Обязательное посещение занятий по этикету, а это, по всей видимости, униформа, которую всем нужно носить, ты разве не должен быть в курсе? — Видимо, это новое требование Амбридж, раньше такого не было, — Малфой сводит темные брови на переносице и вздергивает нос, заинтересованно рассматривая Гермиону. — Так что там с «особым отношением» к твоей персоне? — Тебе есть до этого дело? — не скрывая удивления, спрашивает Гермиона, но когда видит, что Драко действительно готов ее выслушать, выпаливает: — я чувствую себя так, будто вот-вот взорвусь, мне нужно подстраиваться под всех, но при этом я не желаю потерять связь со своей настоящей личностью, однако, я не могу сдерживаться, когда меня вынуждают делать то, чего я не хочу, а Амбридж явно не потерпит непослушания на своих занятиях, — она затихает, понимая, что позволила себе открыться и рассказать то, что ее беспокоило. Гермиона каждый день вставая перед зеркалом и рассматривая себя в отражении видит, что изменяет себе самой. Она пытается подстроиться под всех, но как бы не старалась, ей дают понять, что она не принадлежит этому месту. Что она лишняя. Как пятно, испортившее прекрасную картину. И это чувство потерянности преследует ее. Она носит красивые прически, примеряет интересные наряды, какие может позволить, и старается слиться с окружающими, но словно делает все только хуже. — У меня теперь два выхода: либо подчиниться и полностью заткнуть свое «я», став такой как все, либо быть собой, но потерять стипендию, чего я не могу себе позволить. — Стать такой как все у тебя не получится, ты слишком… — Простая, я знаю, — перебивает Гермиона. — Нет, — усмехается Драко, прикрыв глаза. Он мотает головой. — Кто угодно, но не простая, — он распахивает веки и глядит на нее исподлобья, старательно пытаясь погасить в своем взоре огонек восхищения. — Знаешь, когда ты накрасила губы той красной помадой Тео явно забеспокоился, и я был бы рад увидеть как ты меняешься, становясь подобной нам, потому что так он бы потерял интерес к тебе, как мне показалось, но в какой-то моментя понял, что ни форма, ни косметика, ни даже это идиотское платье не поменяют тебя, пока ты сама не захочешь этого. И тебе не нужно притворяться кем-то другим, чтобы получить желаемое, ведь ты была собой, когда выиграла стипендию, ты все уже доказала. Гермиона неотрывно поглощает каждое слово, что слетает с губ Драко, и удивленно вскидывает брови, при этом подозрительно щурясь. — Я не поверю, что ты говоришь это все от чистого сердца, — она с вызовом косится на него. Драко негромко хохочет. — Ну, конечно, — он склоняет голову набок. — Я — главный злодей? — Ты не злодей, Малфой, ты просто наименее похож на того, кто будет беседовать со мной просто так, не строя при этом каких-то коварных планов, — она вынуждает его напряженно сжать челюсти. Он совсем не хочет обсуждать то, о чем, кажется, позабыл. Змеиное шипение Астории в его голове с укором требует не выкидывать из памяти о чем они говорили и согласились выполнить. Малфой ведет плечами, ощущая неприятные мурашки, бегущие вдоль его позвоночника, и надеется на то, что Грейнджер не заподозрила его в чем-то, а затем выдавливает слишком быстро: — И что же тебя так выбесило на занятии? — полностью сменив тему, он выпрямляется и взирает на нее с высоты своего роста. — Меня вынуждали танцевать с Роном, — кисло отвечает она, — а когда я отказалась… — Нельзя отказывать, если пригласили, — вдруг перебивает ее блондин, тут же жалея о своих словах, когда она грозно сверлит его карими глазами. — Ах, понял, так тебя не погладили за это по головке? — он обнажает зубы, ухмыляясь ей. — Меня больше не это злит, — Гермиона прикусывает губу, но затем решает сказать правду: — я надеялась, что Тео… Что он заступится за меня, когда стояла там и отстаивала свое право выбора, и когда Астория при всех сказала, что моя кровь дает о себе знать. Драко пораженно приоткрывает губы, думая, что ему послышалось. — Она затронула тему твоего… происхождения? Вслух? — Она прямо заявила, что аристократичные манеры не текут в моих жилах, — натянуто улыбается Гермиона. — И, видимо, многие с ней согласны… Стой, а почему ты не был на занятии? — У меня с этикетом все в порядке, — усмехается Драко, из-за чего Гермиона закатывает глаза. — Не думаю, что там у кого-то с этим проблемы, — она огрызается, вынуждая Малфоя рассмеяться. — Из-за конфликта с Амбридж меня отстранили от занятий в прошлом году, и вместо ее уроков я хожу на бокс, нужно было выбрать между спортом и уходом за растениями, а последнее только для придурков, — он пожимает плечами. — Конфликта? А что произошло? — не скрывая заинтересованности, любопытствует Гермиона. — Я отказался танцевать с Лавандой Браун, потому что она грубо отозвалась о Блейзе и его матери, и послал Амбридж у всех на глазах, после чего она заявила комиссии, что меня нужно исключить, но мой отец все уладил с советом. — А меня, видимо, лишат стипендии, раз за моей спиной нет богатого папочки, — Гермиона выпаливает не раздумывая, тут же жалея о своих словах, когда видит, как меняется в лице Драко. — Браво, Грейнджер, — сцеживает он холодно. — Мне пора. Не хочу подхватить воспаление легких, — саркастичный тон слетает с его рта звуча почти как обвинение. — Нет, стой! Прости, — выпаливает Гермиона, отталкиваясь от стенки и пытаясь схватить Драко за руку, но он ловко перехватывает ее запястье и сжимает его. — Тебе нужно вернуться, как ты уже сказала, богатого папочки у тебя нет, так что дуй в большой зал и молча танцуй с Уизли, если хочешь продолжать здесь учиться, — его голос пропитан все той же презрительностью, к которой Гермиона уже почти что привыкла. Она потупляет глаза в пол и шипит от досады, когда Малфой разжимает бледные пальцы, отпуская ее, и молча разворачивается. Гермиона всегда поражалась тому, как в некоторые моменты ее язык бежал впереди мозгов, из-за чего со рта слетали не самые приятные высказывания. Ей вовсе не хотелось задевать Малфоя, но так вышло… И что самое обидное, она ведь сказала правду: за нее никто не встанет перед советом, если после устроенной перепалки с Амбридж встанет вопрос о лишении ее стипендии. Гермиона смотрит в удаляющийся белобрысый затылок, вдыхая застрявший вокруг аромат морской соли и холода. Маленькие бисеринки рисуются на ее коже, когда она вздрагивает, обнимая себя руками. Что-то вынуждает ее остаться там, а не вернуться в большой зал, хотя она понимает, что если войдет на урок то одной проблемой станет меньше. Пыхтя от недовольства, Гермиона вновь прислоняется к стенке, когда до нее доносится стук каблуков и твердой подошвы. Знакомые голоса раздаются все ближе и ближе, а затем перед ней возникают две фигуры. Пэнси встает справа от девушки, но Грейнджер даже не смотрит на нее; она хмурит темные брови, устало прикрывая веки. Ей хочется сейчас лечь в свою кровать и закутаться в одеяло. — Мы обыскались тебя, — Теодор переводит взгляд с девушки, косясь на расплывчатую фигуру Малфоя. — Что ты делала здесь с ним? — У тебя прорезается голос лишь тогда, как дело касается Малфоя? — обиженно произносит Гермиона. Тео моргает несколько раз, а затем переводит нуждающийся в поддержке взор на Паркинсон, но она растеряна не меньше него. Брюнетка сглатывает, явно ощущая себя лишней. — Я оставлю вас наедине, ребят, — бросает она. — Спасибо, Пэнси, — холодно отчеканивает Гермиона, из-за чего веки Паркинсон широко распахиваются. — Очень мило с твоей стороны, — Грейнджер складывает руки на груди, так и не сумев побороть свою ревность. Даже сейчас ее злит то, что Тео пришел вместе с Пэнси, а не один. — Эм… Ладно, — непонимающе выдавливает брюнетка, переводя взгляд с Тео на Гермиону. Она сворачивает за угол, позволяя им остаться вдвоем. Гермиона тяжело дышит, не зная, с чего начать разговор, а Нотт недовольно поглядывает на нее, задетый вопросом о Малфое. Каким образом даже тогда, когда дело касается не Драко, ему удается перетянуть все внимание Гермионы на себя? Тео не понимает, но ему кажется, что он просто взорвется от чувства ревности, которое разъедает его, подобно кислоте, когда девушка говорит с ним о друге. — Почему ты не заступился за меня? — наконец, спрашивает она. — Я не мог! — запуская пальцы в густую шевелюру, выпаливает Тео. — Только не на уроках Амбридж, по просьбе отца на этих занятиях я должен молчать и делать так, как она требует, и если я все испорчу… — Драко не боится все испортить, хотя вы с ним в равных положениях, но он нашел силы дать отпор этой женщине, когда так было нужно! — вдруг выдает она, начиная злиться. — Драко? — фыркает Нотт. — Почему все наши разговоры вертятся вокруг этого идиота-Малфоя?! — Потому что только когда речь заходит о нем, тогда ты меня слышишь, — бросает Гермиона, с укором глядя на Тео. — Астория оскорбила меня, и ты никак не отреагировал… — Я не мог начать выступать там, — умоляюще выдавливает Тео, — не одно поколение моей семьи посещало эти уроки, мой отец прибьет меня, если вдруг я все испорчу, а мне не хочется стать грязным пятном в истории своей семьи! — Бред какой-то! — возмущаясь, Гермиона отталкивает парня от себя. — С Пэнси ты миленько болтал в стороне, — ревность просачивается в ее голосе, как бы она не старалась ее скрыть. — Ей сейчас нелегко, — просто отвечает Нотт, приближаясь к ней. — А мне легко? Я надеялась, что ты заступишься, что ты проявишь себя, но в тебе просыпается защита только тогда, когда ты видишь Драко рядом со мной, в таком случае просьбы твоего отца стираются? — Почему ты злишься? — непонимающе смотрит на нее Тео. — Ты еще спрашиваешь? — усмехается Гермиона. — Ты ревнуешь меня, целуешься со мной, но в нужный момент молчишь, тогда какой вообще смысл? Кто я для тебя? «Экзотическая игрушка»? — Ведешь себя, как моя девушка, — улыбается Теодор. — Да, но я не твоя девушка, ведь ты даже не попросил меня ею стать, — она пытается совладать с нервами и дышать ровно, осознавая, как глупо выглядит весь этот разговор. Гермиона ощущает себя маленьким ребенком, когда в ответ на ее злость Нотт лишь мягко и спокойно смотрит на нее. — Я думал, что все между нами понятно, — он пожимает плечами, — но если тебе нужна официальность, тогда я спрошу: Гермиона Грейнджер, как насчет того, чтобы стать моей девушкой? — Не меняй тему, Нотт! — возмущается она, не желая сейчас сдавать обороты и решая расставить все по своим местам. — Если ты собираешься молчать, как рыба, когда нужно проявить себя, тогда мне нет смысла быть твоей девушкой или кем-то еще, — она прикусывает губу, надеясь, что прозвучала не слишком уж сурово. Тео сжимает челюсти, отворачивая голову. — Ты так меняешься после общения с ним, — тихо произносит он. — Я не меняюсь! — обрывает она, и, вспоминая слова Драко, зачем-то добавляет: — может быть такая я настоящая? — А может, это происходит как раз после того, как Драко промоет тебе мозги? — фыркает Тео, не следя за тем, как грубо звучит. — По-твоему, у меня нет своего собственного «я»? — хмурится Гермиона. — Есть, Грейнджер, и я видел его, в первый день, когда ты пришла, когда ты общаешься со мной не думая о нем, тогда я вижу тебя, вижу твои мысли, — он протягивает ладонь и перехватывает ее за кисть, нежно касаясь кожи. Гермиона не смотрит на него, боясь увидеть в сверкающих угольках то, что он прав, и Нотт приближает ее к себе, тонкими пальцами очерчивая линию ее челюсти, делая прикосновение почти что невесомым. Он вынуждает ее взглянуть на него. Другая рука мягко обнимает ее за плечо, позволяя Гермионе немного расслабиться, прикрыть глаза, погружаясь в аромат кофе и сигарет. — Пожалуйста, не злись… Я немного ограничен в действиях из-за своего отца… Он просил обойтись без проблем в этом году, — виновато шепчет ей на ухо Тео. — Тогда почему ты не боишься создать ему проблем, если дело касается Драко? — его имя на ее губах звучит ласково, что вынуждает Нотта напрячься. Он слегка отодвигается и рассматривает Гермиону. — Драко… Он… Я не верю ему, и я не хочу, чтобы он причинил тебе боль, он способен на это, и когда я вижу, какая ты возле него… Ты словно искришься огнем, ты становишься другой… — Я не стану другой, если не захочу этого сама, — в очередной раз перебивает его Гермиона, ощущая, как снова кровь начинает бурлить от злости. — Знаешь, почему ты нравишься мне? — спрашивает Тео, а она лишь распахивает глаза шире, услышав это признание. — Потому что ты даришь тепло и свет, которые я прежде не ощущал, а Малфой… Он привык уничтожать все светлое и прекрасное. — Тео… — Пообещай, что не позволишь ему сделать это с собой? — Сделать что? — не понимает Гермиона. — Перестать греть меня своим светом, — шепчет он и целует ее, ощущая медовую сладость на ее губах. Она не успевает возразить, лишь мычит что-то в ответ, прикрывая веки и сдаваясь под натиском его соблазнительных, манящих губ. Поцелуй этот ощущается прикосновением лепестков пиона, Тео осторожен и в то же время требователен, движения его плавные и точные, вызывающие у Гермионы покалывание где-то в животе, будто тысяча бабочек взмахнули своими тонкими крыльями, порхая и щекоча ее изнутри. Она забывает обо всем на свете, согласно кивая и наслаждаясь этим мгновением. Она даже не догадывается, что два глаза наблюдают за ними, мрачно сжимая пальцы в кулаки и трясясь от злости. Гермиона не догадывается, что своими действиями сама объявляет себе смертный приговор.***
Май. 20 дней до суда.
Теплый ветер колышет кончики высокой травы, которая приятно успокаивает глаза своим изумрудным оттенком. Солнце уже почти село, а небо приняло оттенок вишневого пунша, который разливают на вечеринках в книжных клубах. Драко вдыхает чистый воздух, ощущая неприятное покалывание в носу. Его глаза слезятся, и он хотел бы сбросить вину на ветер, но не хочет обманывать самого себя. Серые омуты застыли, очерчивая контур темного гранита, на котором аккуратно выведено:Гермиона Джин Грейнджер. Любимая дочь. Навсегда в наших сердцах.
Драко хочется кричать, ему хочется выть от той боли, что ядовитой змеей обвилась вокруг его сердца. Он зажмуривается, сжимая челюсти так сильно, чтобы сдержать этот рвущийся изнутри голос, который хочет сообщить всем о том, как ему невыносимо тяжело. Он вздергивает подбородок, выдыхая сквозь полуприкрытые губы воздух, а горячая слезинка скатывается по его щеке, прочерчивая свой путь к линии его челюсти. Малфой шмыгает носом, вспоминая то, как они были счастливы… Он ощущает себя игрушкой, которая сломалась, но кто-то решил не выбрасывать ее, а просто починить, но неисправность говорит о себе. Драко возвращает взгляд к серой плитке, рассматривая портрет Гермионы, который высечен на холодном камне, и чувствует, как каждая клеточка его организма наполняется злостью, потому что ее взгляд слишком неживой, он не передает тех эмоций, какие она могла вызывать лишь одним своим взором карих очей, в которых горела жизнь, страсть. Взор, который пронзил сердце Драко стрелой и навсегда оставил след в его памяти. Он ядовито усмехается своей глупости, потому что, в самом деле, фотография на плите не в силах передать силы ее взгляда. Он перечитывает строки, вырезанные на камне:«И если ты любви себя отдашь, Она тебя верней увековечит, Чем этот беглый, хрупкий карандаш. Отдав себя, ты сохранишь навеки Себя в созданье новом — в человеке»
И Драко вспоминает, как она впервые зачитала ему этот сонет. Малфой словно возвращается в ту ночь, ощущая тепло ее пальцев, зарытых в его волосы. Она любила запускать пятерню в его шевелюру и тянуть за светлые пряди, вызывая у него приятные мурашки по коже. Драко прикрывает глаза, как будто она рядом с ним. Он слышит в ушах ее тихий голос, обволакивающий его теплотой. — Так и знала, что ты не выдержишь, — раздаётся позади знакомый голос, — была уверена, что, в конце концов, встречу тебя здесь. Астория оглядывается вокруг, словно это место стало ей незнакомым из-за одного присутствия Драко. Она обнимает себя руками, сминая идеально-выглаженную блузку, подчеркивающую цвет ее глаз. — Приходишь сюда злорадствовать? — хрипит Драко, воинственно сложив руки на груди, словно это место принадлежало ему. Астория замечает эту перемену в его настроении и усмехается. Малфой напряженно косится на нее, как вдруг замечает торчащий из ее плетенной сумочки букет небесно-голубых гортензий. Он приоткрывает губы, явно удивляясь, что она пришла сюда с цветами, но, обернувшись, Драко поражается сильнее, когда вдруг складывает картину воедино и до него доходит, что каждый сложенный у могильного камня букет гортензий принадлежит Астории. Гринграсс, судя по всему, смущена тем, что он обратил на это внимание, и она считает жизненно необходимым сказать что-то ядовитое, выплеснуть ему в лицо горькие слова, чтобы они обожгли его и стерли то ярко выраженное удивление с его физиономии. — Может быть я и сука, но не последняя, — она морщит губы и щурит глаза, становясь в этот момент похожей на кобру, готовящуюся нанести удар жертве. — Это место слишком мрачное, вот и пытаюсь разбавить… — Ты не должна врать мне, — прерывает ее Драко, качая головой. — Да? — она наклоняется и оставляет букет возле плиты, а затем, вздернув голову, смотрит на Малфоя снизу вверх и, с укором в глазах, ухмыляется, — а ты должен был? — Астория… — он пытается оправдаться, но она не позволяет ему, потому что слышать эти нелепые извинения ей хочется меньше всего. — Черная машина ожидает на выходе тебя, как я поняла? — она кивает в сторону ворот. — Я приехал с детективом, — он пожимает плечами. — А, тот темноволосый угрюмый мужчина, который одним взглядом заставляет наделать в штаны от страха? — протягивает Гринграсс, вызывая у Малфоя легкий смешок. Она в точности описала Северуса Снейпа. — Да, именно так, — он качает головой. — Так что ты здесь делаешь? Только не говори, что ты правда сожалеешь. — Вот еще, — фыркнула Гринграсс, — я бы с радостью сама разбила ей череп, ведь она украла у меня «любовь всей моей жизни», но меня опередили, — театрально вздохнула девушка. — С таким вердиктом меня подозревали в случившемся, слава богу, что я мирно лежала в кровати и Лаванда это подтвердила, как и Дин, — закатила глаза девушка. — И ты правда не хотела с ней расправиться? — щурится Драко. — С ней? О, нет, хотя, сделай я это, в этом была бы твоя вина, ведь ты так умело водил меня за нос, — грубо бросает она, отворачивая взгляд. — Астория… — виновато протягивая руки, пытается успокоить ее Малфой, но девушка лишь отпихивает его в сторону. — Скажи, ты притворялся, что ненавидишь ее до или после того, как вы трахались? — яд плещется в ее голосе, но Драко не хочет реагировать на это. В самом деле, она имела полное право злиться. — Мне жаль, — не зная, что еще сказать, тихо молвит Драко. Астория кивает, усмехаясь самой себе. — Тебе должно быть жаль, — она встречается взглядом с серыми глазами и пытается сделать вид, что ей не больно. — Когда суд? — Примерно через двадцать дней, — мрачно отзывается Драко. — Так как других подозреваемых нет, меня упекут за решетку. — Я не давала своих показаний, потому что была зла, — вдруг выпаливает Астория. — Но я не хочу, чтобы ты сел в тюрьму, Драко, — ее голос тихий и грустный. — Твои показания никак не помогут, слишком много всего против меня. — Но, возможно, я знаю что-то, о чем умолчала, потому что это стало бы для тебя ударом? — вдруг произносит она. — О чем ты? — поражено шепчет Драко. — Что, если я попрошу тебя пойти против всех и обвинить другого? — она поднимается на ноги и запускает руку в сумку. — Ты сделаешь это? А я расскажу детективу все, что он пожелает знать, если это хоть как-то поможет. — Да, черт побери! Конечно я сделаю это! — яростно выпаливает Малфой. — Почему ты молчала, если знала что-то важное?! — Обида, Драко, во мне сидела чертова обида! — она прикрывает ладонями лицо, задыхаясь от горечи, что застряла у нее во рту. — Пусть вызовет меня на допрос, — она выуживает из сумки клочок бумажки и впихивает его в ладонь Малфою, без слов покидая это место, удаляясь как можно скорее. Драко сглатывает, боясь развернуть записку и прочитать там что-то, что сделает все только хуже. Он вздыхает, прикрывая глаза, и когда распахивает веки, всматривается в родное лицо, от которого веет холодом камня. Он никому не позволит подумать, что сумел бы лишить ее будущего, всех целей и желаний, которых она мечтала достичь. Драко шагает к выходу, решив, что лучше прочитать записку вместе со Снейпом, который, если понадобится, примет меры. Мелкий гравий хрустит под его ногами, он шагает к машине, ощущая, как проклятая бумага жжет ему ладонь. — Гринграсс созрела, чтобы дать показания, — глухо выдавливает Драко, помахав огрызком перед носом детектива. — В самом деле? — удивляется Снейп. — Не уверен, что это понадобится, если вы сделали, как я просил и связались с Пэнси, — он опирается плечом на дверцу машины, испепеляя парня внимательным взором. — Связался, — огрызается блондин, — но она не хочет говорить со мной и отказалась прийти, — он пожимает плечами. — Блейз сказал, что заглянет и выслушает меня, а потом переговорит с ней. — Она отказалась? — это напрягает детектива, и он заинтересованно взирает на записку. — Боюсь, что если она отказала вам, то мистер Забини никак не поможет, — его ледяной тон вынуждает Драко беспомощно опустить плечи. — Что внутри? — он кивает на клочок бумажки. — Не знаю, но Астория сказала, что я должен буду обвинить другого, а она даст показания, — жмет плечами Драко, разворачивая клочок. Тошнота подкатывает к горлу, когда он, пробегая по ее острому почерку взглядом, перечитывает несколько раз всего одно слово, нацарапанное быстро и уверенно:«ТЕОДОР».