Неделя до лета

Норман устало плюхнулся на кровать. Всё тело обессилело, и потому он даже не смог натянуть на себя одеяло. Он просто молча обхватил плечи руками и опустил голову, закусив губу. Он чувствовал себя отвратительно. На душе было гадко от осознания того, что уже совсем скоро наступит лето. До экзаменов оставалось тоже не так уж и много времени. Всего лишь каких-то жалких несколько дней. А это означало, что очень скоро Эмма уедет. А самое ужасное во всей этой ситуации то, что Норман до сих пор ей не признался. И, по всей видимости, не признается уже никогда. Когда он думал об этом, ему становилось особенно паршиво. На глазах даже начинали наворачиваться слёзы, которые он был не в силах остановить. Поэтому, в конце концов, они медленно потекли по щекам. Закапали на подушку, на лежавшую рядом игрушку в виде совы. Они мочили рубашку и кожу, но Норман не обращал на это внимание. Он был полностью поглощён своими мыслями и переживаниями. Норману было грустно. В первую очередь потому, что он упустил все шансы признаться Эмме в любви. А ведь он так хотел рассказать ей о своих чувствах в максимально романтической обстановке. Представлял в своей голове то, как будет держаться с ней за руки, смотреть ей прямо в глаза и говорить-говорить-говорить. Он каждую ночь мечтал о том, чтобы сделать ей предложение в будущем. Ему снилась во снах их с Эммой семейная жизнь. Снилось то, как они вместе воспитывают детей, гуляют с собакой и отдыхают у моря. А ещё ему снилась Эмма в свадебном платье. Такая же счастливая, как и он сам. И это, пожалуй, было его самой главной мечтой — чтобы они с Эммой поженились. Но всем его мечтам, к сожалению, не суждено было воплотиться в явь, потому что он всё упустил. У него осталось всего лишь каких-то жалких полтора дня на то, чтобы всё успеть. Всего лишь полтора, даже не два. Конечно же, этого было ничтожно мало, чтобы он смог признаться ей. Норман понимал, что просто не успеет подобрать место и время, сформулировать всё правильно за столь короткий срок. И осознание этого вгоняло его в глубочайшее отчаяние. Норман негромко шмыгнул носом. Уткнулся лицом в колени, крепко зажмурился. Его плечи мелко задрожали, из глаз новым ручьём хлынули слёзы. По всей комнате стали разноситься тихие всхлипы. — Ну почему, почему всё так… Почему я просто не могу сделать то, чего хочу… — вопрошал в пустоту Норман. Он понимал, что ему никто не ответит, потому что просто некому. Но всё равно продолжал из раза в раз задавать одни и те же вопросы, получая в ответ давящую тишину. Однако в какой-то момент Норман услышал над своей головой порхание крыльев. Сначала он даже не понял, что это, а потому сильно удивился. Но как только он поднял взгляд вверх, удивление сразу же сменилось лёгкой радостью. Он увидел над собой свою сову, Минерву. Она кружила вокруг него и обеспокоенно ухала. Она всегда делала так в те моменты, когда её хозяин чувствовал себя плохо. Таким образом она показывала, что волнуется за него. Норману было это приятно. В такие моменты он чувствовал, что рядом есть кто-то, кто всегда поддержит и утешит. В данном случае это была совушка. Обычно, если он грустил или плакал, она опускалась рядом с ним и мягко обхватывала его своими крылышками, а Норман обнимал её в ответ. Сидеть вот так вместе с ней всегда было приятно и уютно. Он мог чувствовать родное тепло рядом. То же самое он испытывал каждый раз, когда его обнимал папа. Но папа, к сожалению, не мог уделять ему внимание всегда, поэтому в трудные моменты приходилось обнимать совушку. Но не то чтобы Норман жаловался. Он любил свою Минерву, и обниматься с ней ему тоже очень нравилось, особенно в моменты, когда было очень гадко и грустно на душе. Это помогало ему успокоиться. Вот и сейчас сова прилетела к нему, чтобы его поддержать. Кружилась над ним она недолго. В конце концов, она как обычно опустилась с ним рядом и обхватила его крыльями, таким образом как бы обнимая. Норман чуть улыбнулся, вытер слёзы и мягко прижал птицу к себе. Минерва была маленькая и очень тёплая, и оттого обнимать её становилось ещё приятнее. Норману нравилось держать её на руках и крепко, но мягко прижимать к себе. Он словно бы обнимался с Эммой. Иногда, закрывая глаза, он представлял на месте Минервы именно её. Вот и сейчас тоже. Нежно прижав сову к себе, Норман закрыл глаза и позволил себе хотя бы ненадолго забыться. Он представил, как рядом с ним сейчас сидит Эмма, как она обнимает его и ласково перебирает пальцами его волосы. От этого на душе становилось как-то по-особенному тепло, а в животе начинали порхать бабочки. О, как же ему хотелось, чтобы Эмма сейчас и правда сидела рядом… Он просто мечтал о том, чтобы в этот момент его обнимала именно она, а не Минерва. Ему хотелось почувствовать тепло её, Эммы. Её мягкие пальцы, запах ромашек, которыми пахли её рыжие волосы. Хотелось просто понять, что она здесь, она с ним, она никуда не уедет и никогда его не забудет. Норман боялся в этом себе признаваться, но где-то в глубине души он хотел, чтобы в какой-то момент Эмма пришла и сказала ему, что она никуда не уедет. Что она останется здесь, в Америке, с ним. Но также он понимал, что это невозможно. И осознание этого причиняло ему огромную боль. — Ох, Минерва, как же всё сложно… — с тяжёлым вздохом обратился Норман к сове, ласково поглаживая её по спине. Глаз он по-прежнему не открывал. — Знаешь, я так люблю её… Она такая необыкновенная, ты даже не представляешь… — он мечтательно вздохнул. Его губы растянулись в мягкой улыбке, когда перед глазами всплыл солнечный образ Эммы. Яркая улыбка, добрые зелёные глаза, смешные рыжие кудряшки. Всё это он любил в ней. — Я так хотел бы ей признаться, но, видимо, мне просто не суждено… Ох, Минерва, если бы я только мог рассказать ей о своих чувствах раньше, чем она уедет… Но у меня просто не осталось на это времени… — на этот раз с его губ сорвался печальный вздох, и Норман, открыв глаза, посмотрел на свою сову. Он грустно улыбнулся и продолжил поглаживать её. — Видимо, и правда не судьба. Он ещё много чего рассказывал. О грядущих экзаменах, об отъезде Эммы, о том, как он скучает по отцу. Ему сейчас было просто необходимо выговориться. А сова идеально подходила на роль собеседника. Она всегда внимательно слушала его и даже кивала иногда, будто всё прекрасно понимала. Ласково гладила своими крылышками, прижималась к нему крепко-крепко, таким образом желая поддержать. Когда он рассказывал ей о своих проблемах, на душе становилось легко и спокойно. Вот и в этот раз он выложил ей всё как на духу. Пока он говорил, Минерва покорно слушала его, иногда понимающе кивала. Но в какой-то момент она вдруг взметнулась в воздух и начала громко ухать. Норман непонимающе посмотрел на неё. Когда же она полетела к столу, он удивился ещё больше и недоумённо последовал за ней. Такое поведение совы обескуражило его. Она никогда раньше себя так не вела. Обычно Минерва была очень спокойной и ласковой, она даже спала по ночам. А тут ни с того ни с сего взлетела и начала себя так странно вести. Норману хотелось понять, в чём же причина такой резкой смены поведения. — Что такое, Минерва? Что ты хочешь мне показать? — недоумевающе вопрошал Норман, подходя вместе с совой к письменному столу. Минерва продолжала взволнованно ухать. Она явно пыталась что-то ему показать, но Норман не понимал, что именно. Тогда она подлетела ближе к столу и стала вытягивать из подставки перьевую ручку. Норман с недоумением наблюдал за ней, силясь осмыслить её действия. Когда Минерва достала ручку, она бросила её на стол и стала вытаскивать из стопки бумаги один листок. Вот тогда-то до Нормана и дошло, что она хотела ему показать. Она предлагала ему написать письмо с признанием. Ну конечно, как же он сам до этого не додумался? Ведь любовное письмо — это тоже очень романтично. Как раз то, что ему нужно. — Боже, Минерва, ты гений! Не знаю, что бы я без тебя делал… — с нескрываемой радостью в голосе произнёс Норман. Он настолько расчувствовался, что даже подхватил сову на руки и закружился вместе с ней по комнате. Когда же он наконец остановился, то сел за стол и сразу же начал писать. Он был настолько воодушевлён предложением Минервы, что к нему мгновенно вернулись все силы. Теперь он был готов пытаться и дальше. И все свои силы и энергию потратил на написание письма. Он писал и зачёркивал, писал и зачёркивал, писал и зачёркивал, наверное, раз десять, если не больше. Потратил более десятка чистых листов, пока не достиг идеального результата. Но, даже несмотря на все возникшие при написании письма трудности, он был доволен проделанной работой. Он гордился тем, что смог написать именно такое письмо, какое он и хотел. В нём он передал именно все те чувства, которые испытывал к Эмме уже долгие годы, и сейчас это было самое главное. Теперь ему оставалось только передать его ей, а остальное за малым. Но это уже утром, а сейчас ему нужно было ложиться спать.

***

Сегодня впервые за последнее время Норман шёл в школу в хорошем настроении. Он даже насвистывал себе под нос какую-то незамысловатую песенку, пока шагал по улице. Казалось, он даже был готов начать подпрыгивать на месте от возбуждения. Настолько он был счастлив и воодушевлён. Ведь он придумал идеальный способ признаться Эмме так, чтобы точно ничего не испортить. Не без помощи Минервы, конечно же. Если бы не она, он бы и в жизни не додумался написать любовное письмо. Как же всё-таки хорошо, что у него есть такая умная сова. И теперь именно благодаря ей он сможет всё рассказать до того, как Эмма уедет. И Норман был ей искренне за это благодарен. Минерва подарила ему последний шанс признаться Эмме в любви, и потому он просто не мог его упустить. Да и он был уверен, что в этот раз всё пройдёт идеально. Ведь, в конце концов, что может пойти не так с письмом? Заходя в свой класс, Норман сразу же начал осматриваться в поисках Эммы. Приходил он всегда раньше всех, поэтому большинство парт пустовали. В том числе и место Эммы. Но её сумка висела на стуле, а это означало, что она уже пришла. Норман даже удивился такому. Ведь обычно Эмма приходила ближе к началу урока, а иногда и вовсе опаздывала. Но сегодня она пришла по необыкновению рано. И это значило, что у него есть всего лишь несколько минут до конца перемены, чтобы успеть вложить письмо до того, как она придёт. Осознавая это, Норман не стал медлить. Ещё раз осмотрев класс и убедившись, что в нём пока никого нет, он быстро направился к парте Эммы. На ходу он стал доставать из сумки письмо. Он несколько нервничал, поэтому сделать это было трудновато. Сначала пальцы подрагивали, из-за чего он не мог расстегнуть собачку, потом он долго искал сам конверт. От нахлынувшего волнения он даже забыл, в какой именно отсек его положил. Из-за этого пришлось задержаться, чтобы его найти. Но, в конце концов, он вспомнил, куда именно его всунул, и потому смог справиться с этим быстро. Когда же он достал конверт, то подошёл к парте и задумался, куда можно было бы его положить. Учитывая, что выбор у него небольшой. Либо сумка, либо сама парта. Оставалось только выбрать, что подойдёт лучше. Ему нужно было подобрать такое место, в котором письмо находилось бы в безопасности, чтобы никто другой не нашёл или не вытащил его. «Так, если я положу его в парту, то его будет легко найти. К тому же Эмма сидит не одна, и её соседка обычно приходит раньше, поэтому она тоже может найти письмо первой, — рассуждал про себя Норман, задумчиво вертя в руках конверт с письмом. — Лучше всего будет положить его в сумку. Там его никто не найдёт, и Эмма сможет прочитать его первой» Решив именно так, Норман стал осторожно открывать сумку Эммы. Пока он делал это, то время от времени воровато оглядывался, надеясь, что в кабинет никто не зайдёт. К его счастью, школьники подтягивались ближе к началу урока, и потому коридоры были пока что полупустыми. Соответственно, и в класс тоже никто идти не собирался. Но это не значило, что он должен расслабляться. В любой момент могла вернуться Эмма, а потому ему нужно было спешить. Вот он и поторопился. Открыв, наконец, сумку, он выбрал нужный отсек и всунул письмо туда. Он знал, что там оно будет лежать на самом видном месте и Эмма его точно заметит. Поэтому он мог не беспокоиться о его безопасности. В последний раз осмотрев сумку и закрыв её, он облегчённо вздохнул и уже собрался возвращаться к своему месту, однако остановился, потому что услышал знакомый голос у себя за спиной. — Норман? Что ты делаешь? Норман сглотнул застрявший в горле ком. — Э-Эмма… — с трудом выдавил он, медленно поворачиваясь к ней. Позади него и правда стояла Эмма. И выглядела она крайне удивлённой. — Я… Ну, я это… — он замялся, не зная, что ответить. Он ведь совсем не ожидал, что она вернётся так рано, поэтому растерялся. — Норман, ты что, рылся в моей сумке? — обескураженно спросила Эмма, заставляя его ещё больше занервничать. — Нет-нет, что ты! — Норман зажмурился и активно замотал головой. — Я просто… Я просто заметил, что твоя сумка расстёгнута и решил застегнуть её, вот. — Правда? Как странно, а я совсем и не заметила… Тогда спасибо, — Эмма мило улыбнулась и подошла к нему. В этот момент Норман искренне радовался тому, что тогда в кафе ему удалось успокоить её. Ведь если бы он этого не сделал, она бы сейчас ему не доверилась. — Да не за что, всегда обращайся. А теперь, если позволишь, я пойду готовиться к уроку, — он натянуто улыбнулся ей в ответ и засеменил к своей парте. Мысленно он надеялся, что она прочитает письмо как можно скорее.

***

Во время уроков Норман на удивление был активным. Он начал часто отвечать, выходил к доске и решал тесты на отлично. Да и в принципе сегодня он выглядел бодрее, чем обычно. Это было хорошо заметно, особенно после того, как он несколько дней подряд приходил в школу подавленный и невыспавшийся. Друзья видели эти изменения в нём, и они не могли их не радовать. Всё же, за Нормана в их компании переживали. Особенно Эмма и Рэй. Последние вообще знали его ещё с самого детства, а потому беспокоились больше всех. Всё-таки Норман всегда не отличался особым здоровьем и часто болел. Когда они были маленькими, Эмма и Рэй постоянно бегали к нему, когда он валялся дома с простудой или гриппом, даже если знали, что их не пустят. И они волновались за него до сих пор, даже когда он стал взрослым и самостоятельным. Они просто не могли по-другому. Особенно с Норманом, который вечно забывал зонт или обед дома. В этот раз они тоже переживали за него, ведь никогда раньше не видели его настолько подавленным и разбитым. Но сейчас с ним всё было хорошо, и потому они наконец успокоились. По крайней мере, Эмма уж точно. Сам же Норман никак не мог дождаться момента, когда Эмма наконец-то прочитает письмо. Он был настолько перевозбуждён, что ему с трудом удавалось усидеть на месте. Энергия хлестала из него ручьём, и ему приходилось тратить её на уроках, чтобы случайно не натворить глупостей. Он часто поглядывал на часы, кусал губы и постукивал пальцами по деревянной поверхности парты. Настолько уже изнемогал от нетерпения. А время, как назло, тянулось мучительно долго. Урок за уроком, урок за уроком, оно медленно текло, как кисель, и это начинало надоедать Норману. Ему хотелось уже поскорее увидеть реакцию Эммы, когда она прочтёт письмо. Но этот момент всё не наступал и не наступал, и Норман уже начинал потихоньку раздражаться. Всё же, он слишком долго ждал этого дня. Да и терпение его, в конце концов, всё-таки не бесконечно. У всего в этом мире есть предел, и рано или поздно должен был наступить момент, когда и оно тоже закончится. И Норман чувствовал, что он настанет очень и очень скоро. В конце концов, устав ждать, Норман решил хотя бы как-то отвлечься. Как раз вовремя подвернулся обеденный перерыв. Признаться честно: Норман ещё никогда так не радовался ланчу. Но сейчас это был просто идеальный способ хотя бы ненадолго забыть о письме и просто расслабиться. Тем более, сегодня впервые за долгое время ланч ему приготовил папа. Норман просто не мог позволить себе не съесть его. В конце концов, папа готовил для него очень и очень редко в силу своей занятости. Но сегодня у него наконец-то выдался выходной, и он посвятил это время тому, чтобы сделать для своего ребёнка вкусный обед. К слову, повар из него был весьма неплохой. Ничуть не хуже, чем из мамы. Особенно хорошо у него получалось тушёное мясо — любимое блюдо Нормана. Именно его он и положил в коробочку для ланча. Когда Норман уже открыл коробочку и собирался начинать обедать, к нему неожиданно подсел Рэй. Его друг часто делал так без предупреждения, поэтому он уже привык. Он собрался снова начать есть, однако Вильсон не дал ему и в этот раз. Он спросил: — Ты сегодня сам на себя не похож, аж светишься от счастья. Что-то случилось? — Случилось, — улыбнувшись, ответил Норман и отправил в рот первый кусочек мяса. Рэй вопросительно изогнул бровь, ожидая ответа. — Минерва подкинула мне отличную идею, как можно признаться Эмме, — объяснил Норман, продолжая есть. — Правда? И какую же? — Написать любовное письмо с признанием. — Вот как. Ну тогда это многое объясняет, — Рэй усмехнулся и откусил кусочек от булочки с вишней. — Но я бы на твоём месте не стал так сильно расслабляться. Мало ли, что может случиться, — добавил он. — Да перестань, что может пойти не так? Это же любовное письмо, какие могут быть проблемы? — Норман на это только отмахнулся. Ему с трудом верилось, что в этот раз что-то может пойти не так. Хотя слова Рэя вызвали у него некоторые сомнения. — А ты сам посмотри, — Вильсон пожал плечами и указал куда-то в сторону. Норман повернул туда голову и замер в недоумении. Рэй показывал ему на столик, за которым сидела Эмма. На первый взгляд ничего необычного там не происходило. Она рылась в сумке, явно что-то искала. Настораживал разве что только сок, стоявший на самом краю стола, но Норман быстро переключил своё внимание с него обратно на Эмму. Потому что она наконец-то закончила копаться в сумке и достала оттуда конверт. Когда Норман увидел его, то затаил дыхание. Он, словно зачарованный, наблюдал за тем, что будет происходить дальше. Но того, что случилось потом, он явно никак не ожидал. Конверт Эмма положила на стол, а сама снова стала рыться в сумке. Однако тогда, когда она хотела достать оттуда ещё что-то, она случайно задела локтем сок, и он упал на стол. В тот момент, когда оранжевая жидкость растеклась безобразной лужей по конверту, Норман почувствовал, как в ней утопает не только письмо, но и его последняя надежда.