Тёмные воды (21+)

— А-Вэй, пошли домой, — зовет Сюэ Ян заигравшегося сына, который дурачился во дворе дома Фэй с Вэнь Нином. Тот мальчишку просто обожал, и для Чэнмэя, который был уже на седьмом месяце, стало каждодневным ритуалом сходить на рынок, а после прийти к своим лекарям вместе с сыном. Пока Фэй осматривала его, А-Нин развлекал ребенка, выдумывая новые и новые игры. В одном Сюэ Ян оказался прав — хулицзин и лютый мертвец, на удивление, быстро сошлись характерами. У первой было много врачебной практики, у второго — много утерянных знаний. А еще Фэй чем-то напоминала А-Нину его любимую сестру, а он, по словам лисы-оборотня, был неуловимо похож на ее любимого. Чэнмэй, как и обещал, собрал для Призрачного Генерала амулет, что создавал иллюзию, будто он вполне себе живой человек. Внешность менять не стали. Кто его в этой глуши в лицо видел-то? Столько лет прошло, а память людская коротка. Вэнь Нин назвался своей старой фамилией — Чжан, которая окончательно ушла в небытие с тех пор, как остатки его клана угасли, и вполне себе прижился в городе, отбиваясь от навязчивых поклонниц. Симпатичный юноша не мог их не привлечь… Также, к не меньшему удивлению Яна, А-Нин скоро нашел общий язык с Сяо Синчэнем, и эта парочка уже пару месяцев ходила вместе на ночные охоты. Теперь А-Ян был спокоен и за старого друга, и за супруга. Вдвоем они всю нечисть разогнали, и в городе наступило долгожданное затишье, которое он сам посвятил тренировкам по развитию своего Золотого Ядра и перенастройке Ядра Вэнь Нина. Малыши внутри него росли и требовали все больше светлой ци: Сяо Синчэнь, конечно, без разговоров отдавал ему свою энергию, но и сам Сюэ Ян не имел права расслабляться. Чтобы доносить сыновей до дня, когда Фэй и А-Нин смогут безопасно их достать из его живота, Чэнмэю пришлось забыть ненадолго о Темном Пути и сосредоточиться на ненавистных медитациях. Но ради сыновей он терпел, все еще со смехом вспоминая, как А-Нин, заикаясь и смущаясь, пытался подобрать слова, чтобы объяснить им, что для ритуала передачи ци им надо заниматься парным самосовершенствованием на подходящих для этого горизонтальных поверхностях. Синчэнь краснел за двоих. Точнее, за троих, потому что А-Нин тоже не мог покраснеть, хотя очень старался. Теория А-Яна о том, что Золотое Ядро Вэнь Нина можно перезапустить с помощью энергии инь оказалась жизнеспособной, и уже не первый месяц Призрачный Генерал тренировался с демоническими цепями, которые научился напитывать темной ци. Лютый мертвец, опутанный огненным металлом, выглядел опасно: пронизанные энергией цепи на нем будто горели, и Сюэ Ян подумал, что, наверное, учитель Вэй бы удивился узнав, как далеко можно зайти, выйдя на тернистую дорожку Темного Пути. В общем, все шло так хорошо, что даже становилось страшно. А-Ян был уверен, что за затишьем всегда грянет такой лютый, нет, не мертвец — пиздец, последствия которого потом не разгребешь десятью лопатами. И лучше бы ему ошибаться, но… — А-Вэй! — зовет он снова, допив целебные травы, которыми щедро его накачивали дорогие лекари. — Пойдем домой! Нам еще обед готовить! — А-Ян, может, он у нас останется, а я его попозже приведу? — просит Призрачный Генерал, заходя в дом с ребенком на руках, который довольно лыбится. Темная энергия внутри «дяди Нина» ему очень нравится, поэтому он натурально с него не слезает… — А-Нин, он скоро забудет, как выглядят его родители, — смеется Сюэ Ян, забирая сына у Призрачного Генерала. — И так постоянно с тобой. Ты, конечно, здорово помогаешь, я за ним с этим «довеском» вообще не успеваю, но у него еще и отец есть. Заделал — пусть страдает! — А-Ян, конечно, преувеличивал. Сяо Синчэнь от необходимости воспитывать мальчика нисколечко не страдал: он сына обожал, уделяя ему все возможное внимание, но в последнее время для главы семьи работы заметно прибавилось. Даочжан помимо ночных охот перетянул на себя львиную долю заказов, что поступали мужу, оставляя ему лишь мелкую работу по дереву: украшение и роспись готовых изделий. А потому появление «дядюшки» помогало им побольше заработать впрок, ведь скоро появится еще двое долгожданных малышей, которым понадобится много всего… Но сегодня супруги решили вторую половину дня провести вместе. — Мы пойдем. А завтра придем снова, да, мелкий? — Да! — радостно отзывается мальчик, привычно прижимаясь к папе, и улыбается хозяевам: — Тетя Фэй, дядя Нин, пока! А-Ян берет корзинку и выходит из дома, окрикивая выбежавшего вперед сына: — Не несись ты так, угорелый! Под телегу попадешь! — левая рука отзывается фантомной болью. Но мальчик слушается, замедляясь до быстрого шага под теплую улыбку папы. Сун Лань его даже сразу и не узнал… *** Сун Цзычэнь за последние два с лишним года исходил Поднебесную вдоль и поперек, отчаиваясь: Сяо Синчэнь как в воду канул! О нем ничего не слышали, ничего не знали ни на окраинах страны, ни среди благородных кланов. И, бродя по территории Цинхэ, Сун Лань уже ни на что не надеялся. Беспокойство за старого друга перемешивалось с огромной виной: кто только дернул тогда за язык прогнать его — слепого, беспомощного, но все такого же доброго и доверчивого? Он ушел, промолчав, ничем не упрекнув, и, похоже, сгинул где-то. Может, не пережил первую зиму, может, пал жертвой сильной твари на ночной охоте… городок торговцев похоронными принадлежностями и вовсе нагнал тоску, но он все же забрел на местный рынок, спрашивая всех о бродячем слепом заклинателе. — Бродячих-то у нас нет, — ответили ему в первой же лавчонке, — а местный есть. Правда, белые одежды свои он только на ночные охоты теперь надевает. Говорит, что не может носить их, как символ чистоты… — Почему это? — хмурится Цзычэнь. Что такого могло случиться, что его друг отказался от праведного пути? И верно ли он понял слова, искаженные неграмотным стариком? — Да кто ж их, заклинателей этих, разберет… может, жениться им нельзя было? — смеется старик. — Жениться? — сникает Сун Лань. Сяо Синчэнь был намерен сохранить свою чистоту, не окунаясь в мирскую жизнь. Он сам часто говорил, что, вероятно, не станет искать спутницу на пути самосовершенствования. Выходит, в городе какой-то другой слепой заклинатель? — Да, наш-то женат давно. Муж у него больно грозный парень, хоть в семье за девку должен быть… но такому палец в рот не клади, по локоть откусит. Вон, соседу моему еще года три назад какую-то «печать лжеца» на шкуре вырезал, так тот теперь как покупателя обманет, так до ветру скорей бежит. А бывает, и не добегает! — смеется старик. — Но это же темный ритуал… — шепчет сам себе Сун Лань, только старик его хорошо слышит: — Ну да, говорят А-Мэй-то из тёмных… но людям дурного не делает, они тут как поселились, в городе спокойно стало. Ты, парень, лучше к старосте нашему сходи. Как с рынка выйдешь, третий дом. У него лучше расспроси. У господина Вана в книге регистрации все местные записаны. И заклинатели эти, и ребятёнок их. А я и имен-то толком не знаю. Их все «даочжаном» да «Чэнмэем» кличут. А А-Мэй где-то по рынку с сыном бродил, может, и встретитесь… Сун Лань поблагодарил старика и пошел искать дом старосты, который вывернулся аккурат после рыночной площади. Он постучал, ему открыла дверь девушка. Сун Лань отшатнулся, увидев ее изуродованное лицо, а она, тихонько вскрикнув, бросилась прочь. На ее крик вышел пожилой мужчина. Цзычэнь вежливо поклонился: — Здравствуйте! Прошу простить меня за ранний визит. Вы — староста Ван? Или я ошибся домом? — Здравствуйте. Да, вы верно пришли. Мы с вами не знакомы, что вас привело в город И? — не менее вежливо отвечают ему, жестом приглашая войти во двор. — Простите, я не представился. Я странствующий заклинатель из храма Байсюэ, мое имя Сун Лань. Привели меня сюда поиски. Я ищу своего близкого друга. Он тоже заклинатель, его имя Сяо Синчэнь. Он слеп. Наши пути разошлись несколько лет назад. Мне сказали обратиться к вам, так как здесь живет похожий человек, но его почти никто не знает по имени… — отвечает даос. — И простите мне мое любопытство, но что с девушкой, которая открыла мне дверь? Это очень похоже на темное проклятие… — Сяо Синчэнь живет в городе И с супругом, сыном и названной сестрой, — от новости сердце замирает в груди. Нашел! Спустя столько лет — нашел! Он жив! — Он в каком-то роде стал причиной того, что стряслось с моей дочерью, — отвечает староста. И радость сменяется недоумением: как Сяо Синчэнь мог наслать подобное проклятие?  — Моя глупая дочь решила увести даочжана из семьи. Решила, что влюбилась. А у них с Чэнмэем тогда уже родился сын. Сам не знаю, где она взяла тот темный амулет, но это едва не погубило и Сяо Синчэня, и его мужа. А Чэнмэй заклинатель сильный, хоть и методы у него своеобразные. Спасибо, что оставил эту дурочку в живых. У меня три сына, а дочь одна… но все же наказал он ее. Сказал, что спадет проклятье, когда влюбится по-настоящему. — Но ведь такие заклятья запрещены, — протестует Сун Лань. — А кто ему запретит? — вздыхает староста. — Нет, управу-то можно найти, но чего ради? Они с мужем город защищают, спасибо и на том. Да и дочь я сам избаловал. Нет худа без добра. Я верю, что спадет заклятье, а ей уроком будет. И зла на А-Мэя не держу. У них скоро в семье опять пополнение будет. Живут дружно, людям помогают… чего еще надо в таком городишке, как этот? Где мы еще найдем тех, кто пожелает поселиться в таком месте? Ты иди на окраину, там найдешь бывший старый похоронный дом. Они почти четыре года назад там осели, перестроили его, отладили, и не узнать теперь его. Иди, мил человек… Сун Лань кланяется, благодаря старосту, и идет к выходу из города, попутно спрашивая людей, где найти бывший похоронный дом. Ему отвечают почти сразу, и он бредет по узким улочкам, размышляя, что же случилось с его дорогим другом, если он отошел от своих прежних идеалов, женился? Нет, это он как раз мог понять. Если бы на его пути встретилась девушка, которую Сун Лань смог бы полюбить, то, наверняка, тоже создал бы семью, не задумываясь. Но не с темным заклинателем! Из того, что он узнал, Сяо Синчэнь обзавелся именно таким спутником на стезе самосовершенствования… За этими мыслями он дошел до окраины города, где сейчас стояли полуразрушенные пустые дома, и увидел впереди себя молодого мужчину с корзиной овощей и бегущего перед ним ребенка. Мужчина казался стройным, но шагал тяжеловато, то и дело окрикивая сына, чтобы не бежал быстро: — А-Вэй, запнешься, упадешь, утешать не буду! — слышит он. И голос кажется смутно знакомым. — Я не буду пьякать, я узе бойшой! — отвечает малыш, которому от силы два-три года. — Пусть девчонки пьячут!  — Это ты молодец. Но не навернись, уж будь добр! — отвечает мужчина, и за грубоватыми словами скрывается очень теплая интонация. А потом он смеется над чем-то, что бурчит под нос ребенок, и Сун Лань едва не запинается о придорожный камень. Он знает этот смех! Улыбчивый мужчина, что шагает впереди него — Сюэ Ян! Что это чудовище делает в том же городе, где живет А-Чэнь? Сун Лань выхватывает Фусюэ из ножен и, взмыв на шаткую крышу какой-то развалюхи, кричит: — Сюэ Ян! — внутри кипит злоба, какой он не чуял много лет. Кажется, сейчас он готов голыми руками разорвать эту дрянь, что отняла у него дом и семью, а теперь спокойно разгуливает по улицам. И где только дите взял? Украл, что ли? Человек впереди замирает на мгновение, затем ставит корзинку на землю и тихо говорит: — А-Вэй, спрячься. Быстро. — Папа? — оглядывается на него ребенок, и Сун Лань, задержав дыхание, видит милого мальчика с глазами такими же черными, как у пса Сюэ. Выходит, все же, сын? — Ты спрячься, а я тебя буду искать, хорошо? Давай поиграем? — улыбается Ян ребенку, но эта не та безумная ухмылка. Он смотрит на сына с любовью и лаской… Сун Ланя точно не обманывают зоркие глаза, дарованные другом? — Иглать! — хлопает в ладоши мальчик и бежит к одному из строений. — Не подглядывай! — Не буду, родной, — шепчет Сюэ Ян. А потом разворачивается к Цзычэню, и от того не укрывается, что его живот больше, чем должен быть. Омега? Видно, слухи не врали. В голове проносится мысль, что супруг Сяо Синчэня — темный заклинатель, и они ждут ребенка. А один у них уже есть. Но Сун Лань гонит от себя эти мысли, ведь Сяо Синчэнь ни за что бы не связал судьбу с этой тварью! Монах так стискивает свой фучэнь, что резные края деревянной ручки метелки до крови раздирают кожу ладони. — О, даочжан Сун, никак пожаловал? — цедит тем временем Сюэ Ян. — Пришел наесться задарма? — он знает, что Сяо Синчэнь чувствует сейчас его страх. Он не рассчитывает, что его выслушают и поймут, но драться в полную силу нельзя, значит — надо тянуть время, иначе быть беде. Даочжан должен успеть, пока совсем не стало горячо… Так бы отравить его, да и дело с концом, но он нужен для ритуала. Да и А-Чэнь не простит ему, если А-Ян убьет его друга. — Ну так пошли, как раз к обеду приперся! — Ты… что ты делаешь в этом городе? — шипит Сун Лань, видя, что враг не спешит хвататься за меч. — Ты не поверишь, даочжан Сун. Живу, — смеется Сюэ Ян. — А вот что делаешь здесь ты, позволь спросить? Никак даочжана моего ищешь? Так поздно спохватился. У него теперь в спутниках на пути самосовершенствования другие люди, как видишь. Да не пялься ты так… Его глаза на твоем лице… жуть. Так и хочется выколоть к гуям. Не идет тебе, «Цзычэнь»… — Что ты такое говоришь? — Сун Лань все же делает выпад, и Сюэ Ян уклоняется. Изящно, плавно, почти танцуя, утратив свою подростковую порывистость, уходит от удара так, как бы уклонился Сяо Синчэнь. Такое чувство, что они… тренировались вместе? Сюэ Ян не использует темную ци, только светлую, и то осторожно, только на то, чтобы мягко скользить по пыльной земле, словно в изысканном танце с веерами. Цзян Цзай, ненавистный меч, вынут из цянькуня, но он не спешит им размахивать, как в былые времена. — Да говорю, что не по себе мне — видеть на твоем противном лице глаза моего любимого мужа! — отбивая очередную атаку, отвечает Сюэ Ян. Он не так быстр, мешает живот, что не укрывается от Сун Ланя. Но это же невозможно! — Мужа? Ты умом тронулся? Ты, грязное животное! Нет, хуже животного! Ты обманул его? Навел морок? Как… как это возможно, чтобы Сяо Синчэнь связался с такой тварью, как ты? — буквально рычит Сун Лань, нападая снова, и в этот раз увернуться легко не вышло. Порез на щеке и рана в плече. Что ж, не очень хороший расклад. И темную энергию использовать нельзя… да и светлую бы поберечь. В животе уже неприятно тянет, и это чувство, увы, Чэнмэю знакомо. — Ну что же ты все повторяешься-то? Скучный, не могу… никакого творческого подхода к ругательствам, — наигранно смеется он. — Я в последний раз такими словами лет в семь бранился. Обманул, говоришь, бедного наивного даочжана? Скорее, утешал. Ну как же: добрый друг, получив от даочжана глаза, не то, что спасибо не сказал, еще и прогнал его, словно плешивую собаку… так какое ты право имеешь предъявлять претензии? Ты бросил — я подобрал. Вернее, подобрал-то он по доброте душевной, но я своего не упустил. Пришлось, знаешь ли, отвлекать мужика от печали весенними играми. И уж так отвлек, что он меня в храм бить поклоны потащил, — заливается соловьем Сюэ Ян, видя, что Сун Лань растерял свой пыл: — Я… я был растерян… — Разозлен, скорбел… — поддакивают ему. — Конечно. Но Сяо Синчэнь-то причем? Дал бы мне прикончить седьмого монаха, а не бросался как бык на течную телку, и живы бы были твои братья. Сам ты их погубил, своими руками. А мне бы спасибо сказал, идиот. Если бы я тебя не отравил, Изначальная Тьма бы и тебя не пощадила, — выплевывает Сюэ Ян. — В итоге Сяо Синчэнь лишь зря старался, спасая тебя, неблагодарного высокомерного козла! Знаешь, наверное, все же стоило прийти в твой дом, чтобы спалить там все до основания и поглядеть, как ты теряешь остатки своей глупой гордости! А чем гордиться? Праведностью? Преданностью? Честью? Так у тебя этого нет, Сун Лань. У Синчэня — да. А вот ты… ты бросил его во тьме, одного, в мире, где каждый второй, если не каждый первый, норовит обмануть, посмеяться, поиздеваться, а то и чего похлеще… ты хоть понимаешь, на какое существование его обрек, а? И теперь смеешь заявляться сюда, обвиняя меня во всех смертных грехах? Ищешь животное, так в зеркало посмотрись! — Ты лжешь! — кричит в ответ Сун Лань. — Это ты вломился в храм и убил людей! Ты… ты не можешь быть его мужем! Это ложь! — Ты меня изрядно потрепал в нашей драке, Сун Лань. Смог бы я с такими ранами «вломиться в храм»? Я сам еле ноги оттуда унес. Ты ищешь себе оправдания, а их и нет, — уже не зубоскаля, отвечает Чэнмэй. — Так зачем он тебе? Может, без тебя ему лучше, а? Не ты ли сказал Синчэню, что вам лучше больше не видеться? Слова врага бьют по живому. Да, Цзычень виноват. Получив помощь, он не подал руки в ответ, оттолкнул, зная, как нелегко будет другу выжить с его идеалами, убеждениями и отношением к этому миру… все, что говорит Сюэ Ян, справедливо, но ему ли произносить эти речи?! Убийце без чести и совести? И Сун Лань атакует почти в полную силу. — Папа, так мы будем иглать? — А-Вэю надоело сидеть в развалинах, и он вышел аккурат к центру боя. Сун Лань, нападая, швырнул потоком ци в Сюэ Яна старый стол, тот отклонился от несущегося в него гнилого дерева, уже потом видя, что оно летит прямиком в замершего А-Вэя. Выбора не осталось. Или он старается уберечь не рожденных детей, или теряет старшего сына. То, что заклинателю — безобидная царапина, ребенка может убить или покалечить! Проклятая метка срывается с левой ладони, Темные воды опутывают стол и отбрасывают назад к Сун Ланю, хорошенько прикладывая его по хребту, Сюэ Ян бросается к сыну, закрывая мальчика собой и рычит: — С каких пор благородные даочжаны убивают детей? Чем ты тогда лучше меня, а? — и в следующий миг сгибается от пронзившей тело боли. Сразу могло показаться, что это Золотое ядро разрушается, не выдержав круговорота темной и светлой ци, но Сюэ Ян знает: это не то. Он помнит, как разрываются ядра, его учитель показывал. Это разрывы в матке и внутреннее кровотечение. И теперь счет идет на минуты. Ноги не держат, и он падает на колени, тяжело опираясь на меч. Когда он ждал одного А-Вэя, было легче… и все же дурацкая традиция — рожать после драки. Он бы посмеялся, если бы не было до одури страшно за детей. Даочжан, вот где носит тебя, а? — Папа? — испуганно зовет сын, и сил хватает только на то, чтобы хрипло выдавить: — Беги, А-Вэй. — Убью, — Сун Лань подходит с мечом ближе, видя, что враг, похоже, не способен сражаться дальше, всплеск темной ци навредил ему больше, чем Цзычэню, и идет к Чэнмэю с обнаженным клинком. — Сначала выродка твоего убью на твоих глазах, а потом прирежу тебя, мясник из Куйчжоу… — Только тронь, — шепчет Сюэ Ян, собирая последние силы на удар, Фусюэ нависает над ними с сыном, и в этот момент А-Вэй кричит: — Отец! И Сун Ланя сметает волна чистой ци. Он знает эту атаку, но никогда, никогда Сяо Синчэнь не направлял свою удушающую силу против него. Цзычэнь и не знал всех пределов его способностей, поэтому такая мощь выбивает воздух из груди, и несколько мгновений он не может дышать и подняться на ноги, хорошо приложенный о кирпичную стену разрушенного дома. Едва растаявшая земля белая от изморози. Нашел… Сяо Синчэнь идет к нему с Шуанхуа, почти замахивается на того, кто посмел напасть на его семью, но замирает, едва удержав меч: — Цзычэнь? Это ты? Что ты делаешь тут? Это ты напал на них? — догадка одновременно проста и болезненна. Иначе и быть не могло. Сун Лань ненавидит А-Мэя. Если бы он только нашел друга раньше и поговорил… — Сяо Синчэнь, — выдыхает Сун Лань, — осторожнее! Это же Сюэ Ян. У тебя за спиной — Сюэ Ян! — Я знаю, как зовут моего супруга, — отвечает Синчэнь, не спеша убирать меч. — Это ты ранил его? — радость встречи омрачена гневом. Он альфа. Ян — его омега, и все инстинкты кричат разорвать обидчика на части, защитить свое любой ценой! И он едва держит себя в узде. — Я… я… — шепчет Сун Лань и не находит слов. — Отец… папа… он… у него кловь… много… — лепечет А-Вэй. И слова сына — словно ушат ледяной воды. А-Яну больно, он чувствует, но этот гордый идиот, видимо, закрылся от него, чтобы не оглушать своей агонией! — Он зе не умлет? Сяо Синчэнь, еще раз приложив Сун Ланя волной чистой ци, подбегает к Сюэ Яну, который лишь хватает воздух ртом словно рыба, и едва в сознании: — А-Ян, что делать? — испуганно шепчет альфа, куда ярче теперь чувствуя боль своей пары, чувствуя страх не рожденных детей и слыша плач сына. Ну почему все так? Почему Сун Лань выбрал для появления именно это и так непростое для них время? Медлить нельзя, это он понимает, нужна Фэй, нужен А-Нин, и Сяо Синчэнь обшаривает одежду Яна, находя талисманы, что тот вечно таскает с собой. Среди них есть один талисман перемещения, и Сяо Синчэнь берет мужа на руки, обращаясь к Сун Ланю: — Малыш, которого ты посмел назвать выродком, мой сын. Сейчас ты встанешь и отведешь его домой. Если с ним что-то случится, Цзычэнь, я тебя из-под земли достану и убью. А если что-то случится с А-Яном и моими сыновьями, я тебя убью, подниму и убью снова! Ты все понял? — голос звучит неожиданно зло, по венам несется огонь, способный вырваться необузданной силой, но тратить ци сейчас глупо. Она нужна детям и Яну. — Сяо Синчэнь… — Сун Лань поднимается на ноги, разглядев в руке друга талисман. Тот все в такой же повязке, в какой Сун Лань видел его в последний раз, но на миг Цзычэню кажется, что тот смотрит на него. Смотрит и видит. — Если ты мне друг, то отведи моего сына ко мне домой. Если нет — уходи. Он не заблудится. Но если навредишь ему, пожалеешь, что остался жив! — натурально рычит Сяо Синчэнь, который бросил все домашние дела, едва почувствовав страх и боль своей пары. Он вскочил на меч под удивленный взгляд А-Цин и кинулся, очертя голову туда, где А-Яну грозила опасность. Но опоздал. Только он и представить не мог, что увидит здесь Цзычэня. Что долгожданная встреча обернется бедой. Что вместо дружеских объятий их ждет бой. Что придется выбирать между ним и своей семьей. Сяо Синчэнь понимает, что Сун Лань, не зная правды, ненавидит Сюэ Яна и, конечно, желает мести, но не может сейчас ничего объяснить и хоть как-то пощадить чувства того, кто, возможно, отнял его пару. Чэнмэю все хуже, кровь идет из носа, рта и раны, он все же потерял сознание, но Синчэнь не сможет переместить и ребенка тоже, это может навредить мальчику! Сяо Синчэнь все же не хочет верить, что друг убьет его сына, но… — Я отведу, — тихо отвечает Сун Лань, вставая на колени и сгребая землю руками. Он видит, как срабатывает талисман перемещения, унося куда-то Сяо Синчэня и Сюэ Яна, остался лишь мальчик, который сейчас стоит напротив него, и в его ладошках пляшет… темная ци: — Ты обидел папу, — сказал малыш, и это было последним, что увидел Сун Лань перед тем, как его вырубил мощный удар темной энергии. — Сам дойду. Не надо мне таких пловодников. Я узе бойшой!