Охота на Богов

      Я сидела за столиком, пряча свой стыд и его не слишком приятные проявления за плотной занавесочкой. Недопитая медовуха призывно сияла янтарным светом, так и просясь в рот. Половинка стакана, да? А до этого еще два… А Мае было стыдно, Мае было очень стыдно. Мая редко выходила из себя, зато на редкость метко. И на диво прям вот к месту и ко времени.       Я легонько билась многострадальным лбом о стол, в такт периодически доносящимся из зала знакомым именам вроде Леви и своего собственного, особенно в сочетании со словом «пощечина». Об этом сегодня вечером говорили все: от самых мелких детей до глубоких стариков, обсуждая то ли наш излишне бурный роман, которого не было и в помине, то ли оскорбительное поведение Леви в адрес меня. Благо, кроме нас двоих весь разговор никто слышать не мог… при всем желании. Как сказал Лерро, наш диалог напоминал шипение двух гадюк, готовых в любой момент выпустить ядовитые зубы и вцепиться друг в другу в туловище. Если уж волчата с их звериным слухом не смогли уловить суть, то окружающие и подавно. Правда, насчет Изабель у меня были сильные опасения. Девушка была слишком уж близко от нас. А вот пощечина… от факта ее нанесения несчастному капитану мне не отвертеться. И все это рядом с горой трупов и убитыми горем солдатами. З-а-е-б-и-с-ь. Лучшего описания ситуации и не придумаешь. Да по хуй на слухи, на самом деле. Я была чертовски зла на себя и, в данный момент, буквально утопала в продолжительном акте самобичевания надеясь, что слово «супермен» Леви не расслышал, либо принял за что-то другое… Ну или подумал, что принял. Так даже лучше. Люди часто ошибаются в том, что слышат. Но не Леви… наверное. Он как раз таки гребаный супермен, разве что трико не носит, а поверх него трусы, и не летает без УПМ. Хотя насчет последнего я сомневаюсь. Мое буйное воображение последовательно изобразило мужчину в роли супермена и бэтмена, а вишенкой на торте стало амплуа балерины в розовой пачке с буквой «S» на груди. Выражение лица, естественно, сохраняется от оригинального Леви. Прелесть. Схватилась за голову. Фыркнула. Зарыдала. Заржала. Дура.       Я смеялась минут пять, пока из глаз не полились слезы, а за столик не присела ехидно ухмыляющаяся Баст с новой порцией сладкого алкогольного напитка. На этот раз и для себя. — Я смотрю, самобичевание перешло в конечную стадию истерики, — улыбнулась женщина. — Наверное, боже, как же стыдно-то! — Неужели из-за слухов? Тебе ли бояться. Делай как всегда: расслабься и не обращай внимания. Сколько дерьма про нас с тобой здесь ходило, не перечесть. — Да в жопу слухи. Я не знаю, как Леви в глаза смотреть. — Ну, дорогая моя, судя по тому, что ты рассказала, он абсолютно заслуженно по своей симпатичной мордашке получил. И ты правильно все сделала. Какими бы у него благородными мотивы ни были, это не дает ему право так разговаривать с кем-либо. А тем более угрожать. Он бы еще избивать тебя начал… хотя сильно сомневаюсь, что он бы на тебя руку поднял. Не в пределах тренировок конечно. — Но все равно, мне не надо было так заводиться. — У всех свои недостатки. Научись уже принимать свои. Ты у меня человечек терпеливый и добрый. Тебя очень сложно всерьез разозлить, но тем не менее ты не должна себе отказывать в этом праве. Ты же не стена каменная и не фея блаженная. Ты не можешь ничего не чувствовать, равно как и испытывать исключительно положительные эмоции. Так не бывает. А самоконтроль, поверь моему опыту, у тебя на высоте. Но если считаешь свое поведение ошибкой — развивайся больше, извинись перед мистером «Я тебе травмы обеспечу», но первой этого не делай. Он тоже должен свои ошибки уметь признавать. Лучший признак психологической зрелости, между прочим. Повторюсь, он не должен был тебе угрожать и оскорблять. Хотя я в чем-то его понимаю. Я наблюдала за ним весь вчерашний день, он часто на тебя посматривал. Да и ты на него тоже кстати. Меня не обманешь, вы оба друг к другу… неравнодушны. А ему не хочется, чтобы ты погибала. Вот и придумал такой не очень хороший способ тебя уберечь. Возможно. — Мы просто друзья… скорее приятели. Думаю, что до дружбы нам еще далеко было. Он мой товарищ и не более. Для него я вообще… девка трактирная, — буркнула я. — Тц-тц-тц… — Баст глянула на почти пустой кувшин с медовухой, осознавая масштаб трагедии, — ну как скажешь, как скажешь, — покачала она головой. — Домой хочу, — всхлипнула Мая. — К Мей-О? — Нет, в самое первое мое «домой». Там… такие горы! А воздух свежий-свежий, снег хрустит зимой под валенками и очень вкусные снежинки, которые так здорово ловить языком, танцуя на льду. — С чего вдруг ты об этом заговорила? Я думала, что и до инцидента у тебя от своего мира… не слишком приятные воспоминания, — удивилась Бастет. — В последнее время часто снятся родные края: мама, папа… семья, горные травы и луга. Родная деревушка в горах. Сначала мне так легко и свободно… А потом все снова сгорает… в скверне. Как в замедленной съемке. Ничего не остается. Ничто не убережено… А в моей памяти лишь глаза близких… все, что у меня от них осталось. Даже лиц почти не помню. Знаешь, вот пейзажи, деревню, небо моего родного мира я запомнила очень хорошо, но только не людей. Пытаюсь оживить черты лица матери — не получается, только какой-то смазанный образ, больше похожий на рисунок из книжки ужасов. Как будто иллюстраторам давали задание: нарисуйте призрака, неважно как, неважно какого… но когда ребенок или взрослый его увидит, он от ужаса не сможет спать по ночам, воображая, что ЭТО появится из шкафа и унесет его с собой. — Поэтому почти не спишь? Я думала, что тебе Эмбер и Каин снятся. — Они тоже, но в последнее время отчий дом заменяет все. Наверное потому, что мне надо думать о своем долге, о том, кто я. А я «страдаю» по людям этого мира, отвлекаясь от главного. — Нету ничего плохого, чтобы, как ты выразилась, «страдать» по людям. — Ты богиня, тебе можно. — Ты охотница, но тебе тоже можно. Жизнь не определяется долгом, даже если ты и выбрала его в свое время, охотники тоже имеют право быть счастливыми, — погладила меня Баст по голове, я всхлипнула. — Чтобы ты ни говорила, ты любишь людей. Это твоя сущность как охотницы, а учитывая, что ты еще и эюю… ты физически не можешь не любить. Открою тебе секрет, ты нравишься многим богам и бистам именно из-за своей эмоциональности и чувствительности. Во время осквернения мы чувствуем сопричастность, сочувствие охотника к нашим страданиям и знаешь… это помогает нам немного прийти в себя, осознать. И это очень ценно, — Бастет присела ко мне на диванчик и положила мою голову себе на коленки. — Но все-таки… — начала было я. — Вы, охотники, да и многие представители рас очень ошибаетесь, считая, будто любовь к чему-то может навредить. Это неправда. Настоящая любовь только помогает, дает силу преодолевать преграды и найти путь к самой себе. К своей душе и сердцу. Она никогда не вредит. Мне уже очень и очень много лет, моя хорошая. Я знаю, о чем говорю. Когда-нибудь ты осознаешь, когда-нибудь поймешь, ведь в тебе… столько этого прекрасного чувства. И не важно, на самом деле, к кому эта любовь: к отцу, матери, другу, ребенку или даже котенку… а может, даже ко всему миру. Она обязательно сделает тебя сильнее: и как эюю, и как охотницу. Но сделать тебя сильнее как женщину сможет только любовь к мужчине, — ухмыльнулась Баст. — Давай угадаю, ты ведь никогда не испытывала настоящую любовь к мужчине, — я задумалась. — Я встречалась с ними, — пробубнила я, — интимная близость у меня тоже была, но… — Давай опять угадаю, ты скорее позволяла им любить себя, а воспринимала их только как друзей? — Так заметно? — Очень. Особенно заметно по тому, как ты себя вела в последнее время, — Бастет гладила меня по волосам, зарываясь пальцами в серебристые прядки. Мое сердце немного успокоилось… — Но не волнуйся, когда-нибудь это чувство придет и к тебе. И ты поймешь, о чем я. Как сказала одна поэтесса: «Когда-нибудь… лежа в его объятиях, ощущая его теплое дыхание и слушая размеренное биение любимого сердца, твои чувства как на крыльях унесут тебя к небесам. Только вот небеса и их прелести будут уже не нужны, потому что только с любимым мужчиной вы вместе сможете прикоснуться к сакральной, божественной тайне, лежащей за пределами бытия. Так люди познают истинную, священную любовь…» — А ты ее познала? — Да… мой мужчина — человек. Каждый раз, когда он перерождается, я нахожу его, и он вспоминает меня снова и снова, — в голосе Баст слышалась грусть, — Но не будем об этом, девочка. Может расскажешь? О своих снах? — Ты через Котенка и так все видела, какой смысл? — Смысл есть… ты сбросишь со своего сердца груз. Ты хоть кому-то прям все рассказывала? О том, что с тобой случилось? Нет же? — А я смотрю, вы с Мей-О еще и сплетницы, — усмехнулась я, — Жаловалась на меня, да? — Скорее беспокоилась, — я прикрыла глаза, зевая. Глаза слипались, жутко хотелось спать. Но что-то не давало покоя, внутренние монстры пробудились от спячки и упорно тянулись черными пальцами к горлу… сколько лет прошло? Я… даже никогда особо и не считала свой возраст. Каждый раз, когда о нем кто-то вспоминал… в памяти всплывал тот день, моя жизнь… прошлая жизнь маленькой Маи Астер, которой было суждено стать сери Хею и Ею, верховных богов моего народа.       Раса эюю малочисленна. Издревна наши боги пристально следили за тем, чтобы наша численность не доходила до десяти миллиардов в пределах всех миров обитания. Смешения с другими расами крайне редки. Все из-за особых свойств эюю. Наши боги не были рождены от планетарных богов или от Всематери, они появились в Междумирье. Только они способны устанавливать стабильные проходы между мирами или перемычки. В отличии от богов других рас, боги эюю не подчиняются Всематери и Всеотцу — между ними существует что-то вроде договора. Эюю помогают «прорубать» проходы между мирами, а планетарные боги, высшие боги и бисты вместе с охотниками способствуют развитию миров, сохранению жизни и процветанию разумных рас, ставя эюю в особое, приоритетное положение. Скажем так, если что-то случается — спасают, прежде всего, представителей расы эюю.       Среди расы эюю редко «рождаются» дети с большим объемом духовных сил, а если рождаются, то примерно в двадцать один год им дается выбор: либо они идут в охотники, либо становятся сери и путешествуют вместе со своими богами. Выбор обязателен, но в любом случае такой ребенок вряд ли когда-нибудь сможет снова увидеть свою семью. Способствовать появлению сери или охотника — величайшая радость и гордость для общины, но настоящее горе для семьи. Ведь дети и так появляются редко. Но по-другому никак. Духовная сила у таких детей воистину огромна, в зрелость она достигает пика, и может навредить как ребенку, так и окружающим его людям. Особенно если выйдет из-под контроля. Поэтому уже примерно в десять лет детеныша отдают на обучение либо к богу, либо к охотникам.       Дети у эюю не рождаются так же, как у людей. Рядом с каждой общиной эюю есть священный источник. Когда пара захочет завести ребенка, они приходят помолиться к алтарю, делают венок из цветов священных деревьев, вяжут ленточки с собственными именами и опускают подношение в воду. Если подношение принято — то в венке вырастает бутон цветка, он начинает светится цветом глаз будущего ребенка и, когда придет время, цветок распускается, а внутри обнаруживается спящий малыш или малышка. Моим родителям сказочно повезло. Люди говорили, что их благословили боги. К тому моменту, когда они опустили мой венок в воду, у меня было два старших брата и сестра. Немыслимо для эюю. Почти невероятно. Боги им благоволили. Боги их любили. До моего появления…       Мама рассказывала, что когда я родилась, стоял дикий холод. Ледяные бураны забирались в каждую щелочку дома, в котором они жили. До источника было далеко, но, рискуя жизнью, родители каждый день навещали меня, завороженно смотря на синее пламя, охватывающее цветок. Жрецы уже тогда говорили, что родится необычный ребенок. И они не соврали.       Обычно глаза эюю светятся только, если их охватывают сильные эмоции. Тогда они не могут контролировать свою духовную силу. У меня глаза светили практически всегда. Мама часто плакала, смотря на меня. Братья и сестра сторонились. Папа единственный старался не обращать внимания и вести себя со мной нормально. Но все равно, отчуждение и от него было налицо. В деревне… было все сложно. Эюю кланялись, с благоговением заглядывали в глаза. Спрашивали советов в тех вещах, в которых я совершенно не смыслила. Меня возвели на пьедестал по соседству с богами, заранее отдалившись и оставляя в полном одиночестве. На той половине деревни, где жили люди, меня элементарно боялись или ненавидели. Стандартное поведение людей, полагаю. Им свойственно нападать на то, чего они не понимают. Мальчишки закидывали камнями, девчонки тыкали пальцами и дразнили. Но одно везде было одинаково: стоило мне зайти в помещение, откуда раздавался веселый смех и оживленные разговоры, как мгновенно становилось тихо. Настолько, что казалось, я слышу, как подрагивают ресницы у недавно веселившихся людей. Нет, родители обо мне заботились, даже любили… я думаю. Меня хорошо кормили, одевали, обучали необходимым для эюю вещам. Просто им было больно видеть меня, они заранее похоронили свою Маю, отправив ее в далекое и опасное путешествие вместе с богами.       Я… была одинока. Мне было грустно, сердце разрывалось от тоски. Мне объясняли, кто такие сери и охотники, но я все равно не могла понять, почему ко мне у людей было такое отношение. Я же ничего плохого не делала. Скорее даже наоборот. Так за что? Почему? Хотелось тепла, обычного семейного тепла. В детстве я почти не болела, но с тоской смотрела, как моя мама ухаживает за болеющими братьями и сестрой, ложится с ними спать, обнимает и прижимает к груди как нечто безумно ценное и родное. В то время как мне почти этого и не доставалось. Сначала я просила объятий, просила поговорить со мной, пообщаться. Я как щеночек прыгала вокруг других эюю, виляя хвостиком и неизменно получая отказ за отказом… Я не помню, когда это началось, когда я перестала просить любви и ласки, поняв, насколько это бесполезное занятие. И я закрылась. Я… просто поняла, что не имею права заставлять кого-либо любить меня. Я ощущала себя ошибкой, помехой для остальных… и это было чертовски больно. Больно жить в мире, где ты никому не нужен. Зачем мне моя аномальная духовная сила, которой так восхищаются, если даже по голове никто не погладит и не обнимет, да даже элементарно не поговорит со мной нормально?       В школу меня отдали рано, мне даже четырех не было. Училась я с людьми и еще двумя детьми из эюю. Вторые также благоговейно заглядывали мне в глаза, но при этом не пытались защитить от людей, которые откровенно надо мной издевались. Я научилась не обращать на них внимания, ища поддержку в книгах. В библиотеке я засиживалась допоздна, зачитывая небольшую коллекцию потрепанных фолиантов до дыр. Особенно я любила читать про богов эюю, ведь я знала, что меня им отдадут, когда придет время. Знала, что вероятно я достанусь высшим Хею и Ею, об опции стать охотником я почему-то тогда даже и не думала. И я мечтала, жаждала встречи с ними. Они представлялись мне героями-спасителями, которые заберут меня из этого холодного и мрачного места, и я наконец стану любимой и кому-то нужной. Я смотрела на их рисунки, два сплетающихся змея: черный и белый с аквамариновыми глазами и добрыми, умильными мордами. Я представляла, как летаю с ними между мирами навстречу приключениям, знакомлюсь с эльфами, вампирами и оборотнями. Мир фантазий захватил меня и унес куда-то очень далеко, настолько далеко, чтобы не видеть… больше не видеть безразличие своей семьи, ненависть людей и приторное до слез обожание соплеменников.       В какой-то момент из-за издевок и бурной фантазии после прочитанных книг я начала постоянно бояться, бояться шорохов, леса, гор. Я старалась слиться с пространством и стать незаметной как полевая мышка. И у меня это получалось. Для большинства я стала незаметной, как предмет интерьера. Люди перестали меня замечать, и меня это устраивало. Позже охотники мне объяснили, что уже тогда я неосознанно пользовалась духовной силой… сама не замечая этого, не понимая, я стала постепенно развиваться.       Все начало меняться в одну ночь, когда я увидела звезды над собой. Увидела и была заворожена их мягким светом. Я наблюдала за ними и подмечала каждое их движение и мерцание. Я боялась ночи, но мой страх превратил ее в волшебную сказку. Мир передо мной был огромен, удивителен и прекрасен. Когда я осознала это… Я плакала, смотря на небосвод. И как я могла не замечать всей этой красоты, всего этого потрясающего великолепия? Вселенная словно заново открылась для меня, и я перестала бояться. Нет, я не стала больше общаться с людьми… Но зато я стала друзьями с животными. Пес Мартин, кобылка Ватрушка стали моими первыми верными друзьями. Я рассказывала им все. Забрав с собой ужин, я приходила в стойло, Мартин бежал за мной, и мы втроем проводили вместе вечера и ночи. Я заново открыла для себя горы и лес, изучая травки и грибы уже не только в книжках, но и вживую. Я могла неделями не появляться дома, бродя по окрестностям и полностью забивая на школу. Что люди, что эюю перестали для меня существовать.       Когда мне было одиннадцать, во время своих блужданий я наткнулась на странное маленькое существо. Такое нелепое, угловатое, на длинных, неловких лапках. В грязной шерстке с трудом угадывался белый цвет. Куцый хвостик торчком, длинные усики, умильная мордочка и отчаянный, испуганный писк — животное настолько напомнило меня саму, что я, не долго думая, взяла его с собой и отправилась домой.       А дома меня ждали гости. Я еще издалека услышала веселый смех незнакомцев на главной площади. Вокруг бегали эюю, люди были восторженны, они радостно переговаривались, косясь на меня. Дядя Перс остановил меня и потребовал явиться к общему костру… Так я познакомилась с человеческими воплощениями своих богов. Хею и Ею были статными молодыми людьми. Длинные волосы заправлены в высокие хвосты. Приветливые взгляды и добрые лица. В них как будто все было прекрасно, до боли гармонично и… от них веяло спокойствием. С ними же были Мей-О, Хун Лун и Бастет. Именно Бастет тогда сказала, как зовут мое животное, лукаво подмигнув ему. Он — Котенок. Так я и стала его называть искренне думая, что это его кличка. Традиция эюю требовала предложить мне выбор между охотниками и сери. И я должна была выслушать всех.       Позже Мей-О рассказывала, что испугалась, когда увидела меня. Перед ней стоял не ребенок эюю, а какая-то дикарка, с настороженностью дикого зверя взиравшая на них исподлобья. Дикарка отчаянно прижимала к себе маленького, трясущегося котенка. Кошки, кстати, не водились до этого момента на Земле-33, и вместо положенных торжественному случаю приветствий, угрюмо молчала. Я же понятия не имела, что у богов могут быть человеческие ипостаси, поэтому считала, что меня жестоко разыгрывают. И молчала. Все время молчала. Даже когда меня спрашивали, я молчала, не понимая, почему эти странные люди вообще ко мне так хорошо относятся. Я привыкла, в лучшем случае, к холодности по отношению к себе, но никак не к человеческому обращению. Я знаю, что после встречи с моей семьей был проведен серьезный разговор, а примерно через год меня собирались забрать к себе охотники на обучение. Но… они не успели. Хотя нет, неправильно, они забрали меня к себе даже раньше…       После визита богов и охотников мама опять долго плакала, заперевшись за дверью. Брат Иан пристально смотрел на меня, прижимающую к себе моего нового друга: уже отмытого и накормленного. Иан подошел ко мне и молча обнял, я до сих пор помню его тихое «прости»… Мне внезапно начали уделять больше внимания, родители пытались завести со мной разговор, братья с сестрой включать в игры. Я сначала бегала от них, прячась в стареньком сарайчике или убегая в лес. Но мои близкие не сдавались. И я начала постепенно оттаивать, слушая, как каждый вечер мама заливалась слезами причитая, что не хочет меня отдавать. А папа… папа рассказал, что они просто не хотели, чтобы мне не было больно, ведь расставание неизбежно и неотвратимо. Они сделали большую ошибку, считая, что не привязывая меня к себе, смогут облегчить нам всем боль от расставания. Мама каждую ночь засыпала со мной в обнимку… и мои чувства к ним постепенно начали пробуждаться от долгой спячки. Пусть мы расстанемся, пусть наше воссоединение будет недолгим, но я была благодарна. Впервые в жизни я получала столько ласки и любви. И впервые за много лет я не хотела уходить. Хотя я и подозревала, что боги просто что-то внушили моей семье, ведь они обладают абсолютной властью над чувствами людей. Но даже сейчас я стараюсь верить в то, что меня все-таки любили.       В тот зимний день шел снег. Ярко белые, кристально чистые снежинки кружили вокруг в причудливом танце, создаваемом шалунишкой ветром. Огромные сугробы возвышались повсюду. Их пробовали убрать, но ночами снегопад разыгрывался с новой силой, сводя усилия прошлого дня на нет. Мы с братьями играли в снежки. Я впервые играла в снежки! А еще мы построили огромный снежный дом! Да там даже спать можно было! Это было воистину прекрасное утро.       Вдруг утробный рев прокатился по окрестностям, звуковой волной снося крыши домов. Они падали прямо на наших соплеменников, хороня их под грудой досок и бревен. Снег окрасился первой кровью. Женский крик врезался в память бритвой, раздирающей кожу в клочки.       Прогремели раскаты грома. Тучи из темно-серых превратились в черные, образуя воронку. Холод. Дрожь пробралась по всему позвоночнику. Из воронки показалась огромная морда зверя, красные глаза которого в безумстве вращались. Снова истошный рев… Десяток черных молний ударило по всему поселению. Крыша здания рядом моментально загорелась и рухнула вниз. Опять черный, черные языки пламени? Нет, это не пламя… какое ужасное чувство. Я упала на колени и дрожала, в ужасе смотря на черные цветы непонятной субстанции, расцветающие то здесь, то там. Они поглощали деревья, они поглощали животных, они поглощали людей… и они становились такими же безумными, как неведомый зверь. Это была скверна.       Снова вопль, из тучи появились люди и животные, облаченные в скверну. Вокруг начали возникать другие люди в масках… Издалека я видела Мей-О и Хун Луна, они быстро надевали на себя маски, закрывающие лицо. И… началось непонятно что. Одни люди против других, прямо в облаках. Пламя против пламени. Меч против меча. Нечеловеческий бой. Рядом со мной упала рука, судорожно сжимающая пальцы… черная кровь текла прямо на снег… С неба раздавались крики, на земле раздавались крики… не было ничего видно из-за молний и смерчей. Ад. Так выглядит ад, наполненный страданиями, болью и безумием.       Я не могла пошевелиться, сидела и тряслась, сквозь слезы наблюдая, как на меня мчится тройка людей, ослепленная бешенством и скверной. Я не могла пошевелиться, не могла спастись, я знала, что сейчас умру. Секунда. Мгновение. Передо мной встает сестренка Хиза и брат Анук. Сестре пробивают голову топором, мозг падает на снег отвратительными красными комками. Анук еще жив, он шепчет мне «Беги, дуреха!» и падает на землю. Тело колотится в конвульсиях, а его убийцы наматывают кишки на оружие и поднимают кверху, победоносно демонстрируя трофеи.       Ни один эюю не был заражен. Как позже я узнала, у нашей расы неплохой иммунитет от скверны. Но нам он не помог. Люди не просто озверели, они пришли нас вырезать подчистую. Даже как потенциальные рабы им мы были не нужны. Скверна напрочь вырубила мозг, оставляя единственную мысль и стремление: убивать, истребить, а перед этим можно и помучать, сделав смерть максимально эффектным зрелищем. Куда я ни смотрела — везде была кровь, везде был ужас и страх. Я закричала и кинулась к родному дому, вспомнив про Котенка. Он был там один, ему было плохо и страшно.       Мама лежала на пороге, череп пробит, глаз выкатился… Я обнаружила его у себя под валенком. Раздавленный. С клочками мяса и прожилками венок. Сзади кто-то заорал. Я не успела обернуться, как мой брат с порога метнул надо мной топор. Громкий вой, перешедший в предсмертный стон. Я не стала оборачиваться. — Не стой столбом! Быстро в комнату! — затащил меня в сени Иан. — Они… мертвы, — Иан закусил губу поняв, о ком я говорю. — Отец тоже, — мы обнялись, я заплакала, уткнувшись в родную грудь. Пока не мужчина, мальчик. Но родной, брат, родной.       Громкий мяу рядом с ногой привел нас в чувство. Котенок вскарабкался по штанине вверх, залезая под кофту. Маленький дрожал от ужаса, прижимаясь всем тельцем ко мне.       Мерзкие, грубые голоса совсем рядом с дверью. Иан резко открыл створки шкафа и втолкнул меня внутрь. — Не смей даже пискнуть! — он решительно закрыл массивные дверки, проворачивая ключ. Через замочную скважину я видела, как он достает кочергу. «Бам», «Бам», «Бам», — входная дверь вылетает прямо в комнату. Двое… нет четверо. Нет, он не сможет. Пожалуйста, Иан. Горячие слезы стекали по лицу. Мы ведь только начали жить… только начали понимать друг друга. Пожалуйста. Я застыла… Я боялась, отчаянно тряслась, но не могла оторвать взгляда. Не могла закрыть уши.       Безумные, глумливо скалясь, обступали брата. Иан сделал выпад и ударил одного из мужчин по голове. Тот свалился на пол как мешок картошки. В ту же секунду, парень слева заорал и взмахнул топором. Чудовищная сила отбросила голову Иана прямо в шкаф… Чавкающий, противный звук. На меня смотрит глаз брата, секунда, Голова с глухим стуком падает на пол… Я хотела закричать, но не могла.       Я в ужасе вжалась в уголок, свернувшись в клубочек и прижимая Котенка ближе к себе. Малыш, сверкал умными глазками и даже не пищал. Я слышала разговор мужчин, но не могла понять, о чем он. Чувства отказывали. Мир постепенно отключался… пока не вырубился совсем, погрузив сознание в темноту.       Меня разбудило жалобное мяуканье, запах едкой гари и сладковатый аромат жарившегося мяса. Мерзкая вонь. Так горят трупы.       Меня вывернуло наизнанку, рвота потекла по дну шкафа, пачкая одежду. Отвратительно. Смрад проникал через каждую пору тела, отравляя его. Я задыхалась… А потом… потом я отчаянно стучала в дверки шкафа, сдирала ногти в кровь, билась всем телом в дерево, в отчаянной попытке выбраться. Не знаю, сколько времени прошло… но как-то у нас получилось выбить дверку.       Голова Иана так и лежала на полу. Я старалась не глядеть на тело, дом горел: издевательски медленно, источая из себя скверну. Но только это нас и спасло. Засунув котика под нижнюю майку и прижав его к себе, я выбралась из дома. Споткнулась о труп мамы, кубарем скатившись с деревянного крылечка. Отряхнула голову, оглядываясь вокруг. Мертвые тела, части тел… и даже какие-то неопознаваемые фрагменты разбросаны повсюду. Снег был весь красным. Даже животных, даже их не пожалели. Тело моего любимого пса разрублено пополам. Лошадку перепутали с подушечкой для иголок. Вся утыкана ножами, косами… А вокруг… а вокруг все пылает от скверны. Горят деревья, горят кусты, сама земля и снег источают отвратительный смрад.       В небе все идет борьба. Темные тучи испещрены ветвистыми разрядами молний, то тут, то там небеса озаряются столбами пламени. Я видела, как сверху падают тела, разбиваясь о землю сотнями кровяных брызг. Бисты в неистовстве рычат, кричат, визжат… Огромные скорости… за сражениями невозможно уследить. Да и далеко мы слишком, на земле. В вышине я увидела… я увидела Хею и Ею. Все в черной скверне они с кем-то дрались, изрыгая из пасти воду, огонь и молнии. Секунда — мир вокруг озарила белая вспышка… и мои боги падают прямо на горный склон. Совсем недалеко.       Не знаю, чем я руководствовалась. Наверное своими детскими мечтами и надеждами, но я ринулась вслед за ними. Падая, спотыкаясь, я в отчаянии бежала вперед… оба змия были тяжело ранены. Скверна покрывала их тела, из ран сочилась черная кровь, сгустками проливающаяся на снег. Я подбежала к ним и упала на колени, заливаясь слезами. Даже падающий снег, даже он стал красным от крови и черным от скверны. — Уходи, малышка, — прошептал Хею, — заразишься. — Нет, вы должны забрать меня отсюда! — прокричала я. — Я не уйду! Я вас защищу! — Надо же, какая храбрая, — усмехнулся Ею, — Хочешь погибнуть со своими богами, маленькая Мая? — Лучше так, чем одной, — я всю жизнь была одна, и вы были всегда в моих мыслях рядом. Единственные! Я села я между ними. И вдруг нас окружили люди в масках. Я не поняла, что это охотники, не признала добрую эльфийку Мей-О и ворчливого вампира Хун Луна… но внезапно, я вспомнила, как в детстве читала мифы про своих богов. И я… просто хотела их защитить. Отчаянно. Из последних сил. Как будто змеи были последним, что у меня осталось в жизни. Еще и котенок. Но я и так знала, что не смогу от них уйти. От врагов, которые окрасили снег в черно-красные цвета.       Я встала, негнущиеся ноги подкашивались, чуть не упала. Я думала, передо мной враги. Я думала, что сейчас умру. Но я не хотела умирать без боя, не хотела умирать, не так и не дав отпора. Ведь я… всегда была такой слабой, совершенно беззубой. Я даже не сопротивлялась, когда меня обижали, принимая такое отношение как должное. Словно я это заслужила. Но это неправда, тогда я поняла, как ошибалась. Ведь я тоже имею право на любовь, на ласку, на дружбу… да на саму себя, в конце концов! И… я так хотела защитить своих богов… Не знаю почему, но я закричала. Громко, отчаянно, стараясь вложить в свой крик все, что у меня было, отдавая последнее.       Легкость… невероятная легкость. Я ощущала вокруг себя и богов купол. Сквозь его мутные стенки я видела, как «враги» пытаются к нам прорваться. Я злилась еще больше, и еще больше усиливала защиту, отбрасывая тех, кто пытался прорваться через барьер. Пока не израсходовала практически всю свою духовную силу и не свалилась в глубокий обморок.       Очнулась я уже в землях небожителей. Мне рассказали, что произошло. И теперь выбора у меня не было. Хею и Ею… неизвестно, когда выйдут из храма. Стать охотницей, научиться контролировать свою силу — стало моим единственным возможным и верным выбором. Меня сразу отдали на обучение в специальную школу, но моим личным наставником стала Мей-О, которая поручилась за меня, увидев во мне потенциал, не свойственный эюю. Обычно люди нашего народа, когда становились охотниками, превращались в целителей, сенсоров… Но моя направленность была боевой. Еще одна редкость. Несколько лет я не могла говорить. Первый месяц вообще тупо лежала, свернувшись в калачик, и общалась только с Котенком. Кормили меня, предварительно усыпив заклинанием Морфея, через капельницы. Но… поддержка, забота и любовь способны творить чудеса. Постепенно я восстанавливалась, приходила в себя и даже позволяла к себе прикасаться. Не знаю, почему начала бояться прикосновений… но тогда, я была загнанным волчонком с тяжелейшими психологическими травмами.       Прошло пять лет. Весь пантеон человеческих богов Земли-33 был осквернен и развоплощен. Почти все высшие боги эюю, в том числе верховные, находятся в храме богов и неизвестно, когда придут в себя. Более полутора сотен богов и бистов пострадали в результате инцидента. Более тысячи охотников погибло, из них триста пять, души которых сгорели в скверне. Они более не перевоплотятся. Все люди и эюю, в том числе их тела, были осквернены, их души сгорели в пламени скверны. У них нет будущего. Они не смогут более вернуться в воплощенные миры вновь. Полная и бесповоротная… Окончательная смерть. Я смотрела в стекло пузыря, прижавшись к нему лбом. Два огромных металлических цветка накрывали планету под управлением сил охотников. От самой планеты исходила скверна на многие миллионы световых лет вокруг. Сдержать ее невероятно сложно… и я видела, как кто-то из охотников гибнет, сраженный заразой. Или падает без сил, израсходовав всю свою духовную силу подчистую, пожертвовав душу, пожертвовав сердце. И в этот миг я заплакала, не в силах более сдерживаться. Впервые с того самого дня. Я поняла, что история с тем ужасом и кошмаром закончилась. Рядом со мной села Мей-О, обнимая и прижимая меня к груди. Нет, она не хотела меня успокоить. Она хотела, чтобы я снова смогла жить. И как охотница. И как эюю. А для этого — простить и отпустить. Прежде всего, саму себя… Но на это ушла не одна сотня лет. Да что я говорю? Произошедшее до сих пор не отпускает, вторгаясь аки вор в самые прекрасные сны. Тогда я думала, что история с консервацией Земли-33 для меня закончилась. Но похоже, я тогда перевернула страницу лишь первой ее главы. А сколько до эпилога, и будет ли он лично для меня — неизвестно.