POV Мая
Сладковато-приторный, мерзкий смрад от погребальных костров впитался в одежду, кожу и волосы. В Тросте было невозможно укрыться от этого запаха, невозможно спастись от него или убежать. Многие беженцы прибыли в город в уже плохом состоянии. Семьи пытались спасти близких, которые были мертвы еще в Шиганшине, многие умирали по дороге. В Трост привозили уже хладные трупы, в панике зачастую не замечая смертельных ран и застекленевших глаз погибших. Из-за общей неразберихи проблему не успели вовремя отследить, и через два дня трупы начинали гнить под взглядами несчастных родственников. Своих мертвых не все отдавали добровольно, до конца не веря в реальность происходящего. Баюкали тела покойников, крепко прижимая их к груди. Как единственную ниточку, связывавшую людей с беззаботным прошлым. Покойников приходилось отнимать чуть ли не с руками, часто доходило до драк и отвратительнейших разборок прямо над телом. Некоторые люди были больны и просто не выдерживали напряжения последних дней. Такие тоже погибали. Даже изначально легко раненые люди умирали в мучениях от сепсиса. Помню совсем маленького мальчика с небольшой загноившейся ранкой на плече. Всего-то надо было помазать лечебной мазюкой, да перевязать. Хотя может и этого бы не понадобилось при соблюдении элементарных правил гигиены. Но многим стало не до этих спасительных норм. Забирали мы труп мальчика примерно на пятый день после его смерти. Тело нашли под крыльцом, где ребенок лежал, сжавшись в несчастный клубочек, погрызенный крысами и, кажется, кошками. Пока труп не начал активно вопиять — его и не заметили. В ранках противно копошились опарыши да черви, летали мухи. Я смотрела на него и начинала опасаться, что до эпидемии нам совсем немного осталось. Совсем. Но пока биста чумы я здесь не видела. Только, накрывшись черным плащом, мимо несколько раз проплывал бист голода, невидимый для всех кроме меня. Строго оглядывал фронт работ, досадливо качал головой и укоризненно фыркал. Мы друг другу церемонно кланялись и расходились. Я не имею права вмешиваться в его работу. По крайней мере, масштабно. Погибали не только от титанов и болезней. В городе тут и там вспыхивали беспорядки, еды не хватало, не все солдаты обращались с беженцами по-человечески. Правда, беженцы тоже не всегда себя правильно вели, набрасываясь друг на друга и полицейских. Людям было элементарно страшно из-за томительной неопределённости, убивающей в них все мало мальски человеческое, вытравливающее крохи теплых и светлых чувств, оставляя зияющую пустоту, наполняющуюся злобой и яростью. Не удивительно, что тут и там периодически вспыхивали мятежи, принося нам очередную порцию трупов и когорту людей со скорой перспективой на становление покойниками. Оказывать помощь было некому. В больнице приоритет отдавался знати и солдатам, зачастую напрочь забывая о простых людях. Врачей можно было понять. Доктора и медсестры работали как проклятые, валились с ног и падали в забытии во время операций. Один из главных хирургов скончался от сердечного приступа прямо во быстрого перекуса «на бегу». Упал прямо на медсестру, сосредоточенно сшивающую грудину пациента прямо на полу коридора больницы. Девушка от неожиданности наклонилась назад, под весом мертвого тела случайно рефлекторно вколов анестезию прямо в сердце раненого. Урвала. С боем. Для солдатика. Для жениха. Почти последнюю ампулу. Драгоценнее, чем золото. Дороже во сто крат, чем даже мясо. Игла чудом дотянулась до сердца. И чудо превратилось в очередную трагедию. Мы же с ребятами-кадетами таскали трупы. Туда-сюда, сюда-туда… и так до бесконечности. Складировали недалеко от города, а вечером разжигали костры. Вечный закон подлости и в нашем случае оправдывал свое название, ветер дул всегда в направлении города, какую бы мы локацию не выбирали. Отвратительный, вонючий смог накрывал Трост, служа как будто напоминание каждому жителю, каждой несожранной дворняге об их грехах. Были они или ни были… неважно. Молчание и потворство во грехе сам по себе грех, если не сдобрен знаниями о цели и понимании, зачем ты взял на себя тяжелый крест или возложил на голову лавровый венок воина… или охотника. А бывают ли у города грехи? Конечно. Особенно, если он существует достаточно долго. Такие города становятся бистами, разными до чертиков, они создают свою непередаваемую атмосферу, помогая, насыщая жителей энергией и своим состоянием. Кого-то из людей они любят и всячески привечают, а кого-то могут и люто возненавидеть. И не будет у ненавистного существа даже распоследнего угла, в котором он сможет в безопасности переночевать. Трост возненавидел в день падения Марии многих. Большинство найдут свое последнее пристанище здесь. Станут гонимыми. Ненавистными. Презираемыми. Им нет здесь места… Не будет. И неизменно одно, у каждого города и крупного поселения есть душа. Бист Троста не был пока воплощенным бистом, больше походя на призрак: яркий, праздничный, тонкий и деятельный, внешне чем-то похожий на муравьеда. За одни только сутки город лишился своих красок: посерел, поблек, из глаз его текли слезы. Я ежедневно говорила с ним, принося лесных ягодок, которые он так любил. За яркость, за жизнь, за разнообразие вкусов и цветов. Вечный карнавал, создаваемый торговцами, превратился в траур по несбывшимся надеждам и по госпоже смерти, уверенно шагающей по узким улочкам. Выстукивая посохом по камням мостовых четкий ритм. Один удар. Два. Ее голова поворачивается. Нежное прикосновение. «Не бойся, » — ласково шепчет последняя подруга. И еще одна душа отправляется на колесо сансары. На лице покойника блаженная улыбка. Через пять минут — животный оскал. Один удар. Два. И все по-новой. Ее я сегодня тоже видела. Мы вежливо раскланялись, Продолжая каждая свой путь. Город выпятил раздувшийся от голода живот и жадно внимал жару погребальных костров, глотая слезы по погибшим людям, души которых так легко взмывали к небесам, оставляя опостылившую землю. Уже свободные. Они растворялись в жаре погребального костра. И улетали словно птицы. В далекое, черное небо. Навстречу манящим звездам. Навстречу Млечному пути. Оставляя в человеческом аду любимых. И уже не помня о них.***
Если днем и вечером я упорно работала на благо города, то ночью я и семья бистов лисов с одной из наших ферм с помощью русалок осуществляли веселую операцию под названием «Доставь Буренку домой». Дело в том, что суммарно на фермах Марии у нас осталась куковать свою несчастную жизнь почти тысяча голов крупного рогатого скота, двести три козочки с пятидесятью козлов в придачу. Я уже не говорю о большом количестве курей и прочей живности, требующей внимания и заботы человека. И если аватары Бастет в итоге возвращаются к нам сами, беззастенчиво используя магию богини, то обычные животные так не могут. Русалки спокойно плавают через решетки в стенах благодаря создаваемым им пузырям воздуха, в которые в итоге скот мы и помещали. Калисто затребовала десять процентов спасенного скота и птицы для себя, водные ох как любят курочку, а я даже торговаться не стала. Не до того было. Процесс быстро наладился. С северных ферм животных, таким образом, мы перевезли за неделю. Остальные направления лисы и русалки осваивают сейчас, регулярно отчитываясь через аватар Бастет. Хотя не обошлось и без инцидентов. Мелкий сынишка нашего папы лиса решил уладить проблему по-быстрому. А именно: отлевитировать коров на ферму. Через стену. Молодец. Гений конспирации. С левитацией проблем не возникло, но лисенок не учел самосконденсировавшихся охотников в лесочке, мирно попивающих спиртосодержащие напитки и травящих унылые байки про молодецкие подвиги самопровозглашенных героев, то бишь их самих. Процесс потребления был прерван летящими вереницей буренками. Мужики же, недолго думая, побежали в местную газетенку рассказать о диве-дивном и получить в обмен денежку. А потом мне Нифа со смехом демонстрировала данную статью. НЛО в виде коров… аааха. Прекрасно. Благо всерьез здравомыслящие люди это все не восприняли, но вот проблема в том, что нездравомыслящих всегда находится гораздо больше. Поэтому наш процесс работы с коровами часто начал прерываться-таки охотниками то ли на сверхъестественное, то ли на мясо летающих буренок. Хотя учитывая обстановку, страждущие практиковали оба варианта одновременно. Еще одним прекрасным пунктом в моем сумасшедшем расписании стали почти ежедневные допросы, проводимые полицейскими из высшего командования с различной тяжестью и степенью повернутости мозга. В некоторых случаях я начинала сомневаться в наличии мозга своих визави как такового. Мне в чем-то повезло, ребята из моего недавно собранного и уже распавшегося отряда «страдали» вместе со мной. А как известно, мучаться в приятной и адекватной компании в разы приятнее. Но все равно больше всего доставалось мне, как человеку, умудрившегося подбить бронированного и как той, кто, по их подозрению, имел наибольший контакт с ведьмой. Вот в чем-то они правы насчет последнего. Более плотного контакта с самой собой чем я, не имеет никто. Эрику тоже доставалось по-полной как лидеру отряда. Одно непонятно, ладно бы допросы проводились с познавательной целью узнать врага поближе, но складывалось стойкое ощущение, что на нас хотели повесить всех собак за прорыв Марии. Ну если не всех, то наиболее злобных. А как же люди, которые на стене были? Наш отряд хотя бы в бой вступил! Я бы и могла, наверное, что-то сделать, но решила дождаться Закклая. Человек этот всегда ищет выгоду для армии и достаточно умен, пусть и является обладателем весьма специфичных тараканов. С ним я точно смогу договориться, всяко лучше бездумных пешек, вертящихся вокруг, теребонькая причиндалами от страха перед начальством и последующим наказанием. А если там Лоренцо будет, в чем я, на самом деле, и не сомневалась, то от меня и ребят отлипнут за пять минут. Локи я слишком нужна, и разбазариваться он мной не будет. Не выгодно. А вот прилюдно унизить пару-тройку военных чинов — это его любимое развлечение. Одно из любимых. Ибо, по его же словам, отсутствие способностей к элементарному построению логических цепочек и уровень мыслительных процессов, сопоставимые разве что с инфузорией туфелькой, на высших военных должностях должны караться. Повешением. Колесованием. А лучше свиданием тет-а-тет с Закклаем со всеми вытекающими. Я же смотрела на эти прекрасные лица перед собой, не обремененные зачатками совести и интеллекта, и жалела бедную инфузорию за столь унизительное для нее сравнение. Все-таки высокоорганизованный тип простейших… а тут. Разброд. Шатание. И непонятно откуда взявшаяся уверенность в собственной непогрешимости. Я бы на месте туфельки Локи жестоко отомстила. Мои молитвы да были услышаны на восьмой день, когда мы вошли в кабинет очередного прохиндея и увидели Закклая в сопровождении Лоренцо ака Локи. Рядом сидели наши бывшие «допрашивающие» с подобострастными улыбочками на устах и щенячьими глазками, полными любви и преданности, направленные на Закклая. А я потихоньку начала понимать истоки его весьма специфических садистских увлечений. После пары диалогов вот с такими вот я тоже хотела их на бутылку посадить с зазубренными краями… Хотя что я говорю? Я до сих этого уже страстно желаю! Закклай нас спокойно выслушал, покивал, даже поблагодарил. А потом мы с непередаваемым восторгом слушали ехидные рулады Лоренцо по поводу проблем в половой и умственной деятельности всех тех, кто гонял нас по допросам и одновременно еще и работать с трупами заставлял такой уже опытный отряд. И это вместо того, чтобы на карауле на стене стоять. Ай-ай-ай! Командование-то позорно по стенам разбежится, если один из девиантов изволит заглянуть на огонек! И тут я вспомнила, что асы трусов не жалуют, а Локи видел людей насквозь, сканируя мысли и чувства как рентгеном, раскладывая их в колбочки, словами смешивая, приправляя, прямо как реактивы, чтобы получить нужную комбинацию, производя неизменно ожидаемый эффект. Таков он, величайший манипулятор, жулик и гений, на регулярной основе оттачивающий свой ум и расширяющий знания. Для него они — истинная сила. Как итог, нас чуть ли не по головке погладили, благостно одарили двумя днями выходных и выпустили из злачного места. Полагаю, теперь я наконец смогу отоспаться. Пойти в сад на заднем дворе и весь день лежать в гамаке, слушая пение птичек. РРРРРааааай! У Нифы и Диты мысли были примерно о том же. Мы с наслаждением пересказывали друг другу, как наконец расслабимся, вытянем лапки и заберемся носом в подушку. Нифа внезапно кашлянула: — Дита, пойдем. Моя мама сегодня обещала ватрушки приготовить. Такие, о которых ты вчера мечтал, — подруга взяла парня под руку и лукаво кивнула мне на мужчину, прислонившегося плечом к стене. Сердечко радостно подскочило, щеки загорелись… снова. Опять. Может это какая-то форма болезни? Сенная лихорадка? Холера? Чума? Бычий цепень? А животик как странно-то урчит! — Давайте тогда, до скорого, — помахала я ребятам вслед и бодро зашагала к мужчине. — Наконец вышли. Почему так долго? — раздраженно бросил Леви. — Это еще недолго, — отмахнулась я, — Вчерашний держал нас часа четыре. — А потом вы шли трупы убирать… — проворчал Леви. — Да, не слишком приятное занятие, — засмеялась я. — Надеюсь, Закклай завершил всю эту эпопею с допросами? — Думаю, что да. Мне кажется, все акценты были расставлены сегодня четко. Я так поняла, на нас часть вины за случившееся могли повесить. Типа сделали одно, а должны были другое. Но по сути, прикопаться к нам сложно, поэтому и заставляли через все круги ада пройти. — Эрвин тоже так считает. Нашли себе козлов отпущения. Пидарасы гребаные, — недобро сверкнул глазами Леви. — Волновался? — смущенно опустила глаза. Это так… приятно и волнующе. — Конечно, — я почувствовала, как меня ласково треплют по голове. Почему-то я не могла поднять на Леви глаза, слишком смущалась, — Мне Вера сказала, что ты почти ничего не ешь. — Вот ябеда! — шутливо показала воображаемой Баст язык. — Так в чем дело? Мне тебя с ложечки начать кормить? — в голосе явственно слышался сарказм. А я судорожно сглотнула вязкую слюну… А… это… было бы неплохо. Вполне. Мой рот расплылся от уха до уха в блаженной улыбке. — Леви, а это было бы интересно… Только давай… я тебя тоже… ну покормлю так, — смущенно-ехидно парировала я. Лицо Леви скривилось, как будто его уже покормили… жгучим перцем, искусно замаскированным под овсяную кашу, — я засмеялась, внутренне празднуя победу, — А если честно, я просто не могла есть из-за запаха… ну знаешь, от костров. Такое ощущение, что вся еда этим дерьмищем провоняла. — Но для других это не проблема. — Не для всех, несколько ребят, которых нам в пару поставили… они тоже есть не могли. Нас даже пару раз дружно рвало над едой. Но теперь вроде лучше стало. Завтрак я съела и даже с удовольствием. Нам кстати еще и выходные дали: сегодня и завтра, так что проблема должна решиться, — Леви удовлетворенно кивнул. — Не понимаю, как можно не хотеть есть. Ну ладно, — он посмотрел на часы, — Мне надо продолжать дежурство. Думаю, через пару-тройку часов сможем увидеться. Ты в таверне будешь? — Да, отчаянно мечтаю о гамаке и сне, — зевнула я, потянувшись. — Вот как. Давно пора. У тебя под глазами не круги, а бедствие, — ухмыльнулся он. — Уж кто бы говорил! — засмеялась я. — У самого то мешки такие, что туда барашка можно засунуть. Целиком, — нагло показала я старшему по званию язык. — И как дошло до того, что мы с тобой кругами под глазами меряемся? — по-доброму ухмыльнулся мужчина. — Ну извини, красавчик, тем, чем вы обычно в туалете с парнями меряетесь, я с тобой соревноваться не могу в виду различий в физиологии, — задорно рассмеялась я. — Не удивляйся, если после таких фраз услышишь про себя дурные слухи, — покачал головой Леви. — Ой, да я всего лишь упражнялась в колкости и остроумии. Еще десять подобных допросов — стану по этой части настоящим асом. А если честно, я вела себя более чем примерно, Леви. Почти не шутила, — зевнула я. Леви покачал головой, явно мне не веря. — Надеюсь на это. Мне пора. Скоро увидимся. Мая, будь осторожна, на улицах черти что происходит, — Леви поправил выбившуюся прядку за ухо. Щеку обожгло от тепла его тела. И снова этот взгляд, прожигающий насквозь, внимательный, но обеспокоенный, — Вера говорила, что вы около трех обедаете? — Да, хозяйский обед примерно в это время. Но все может и сместиться. Нам же еще людей в общежитии покормить надо. — Я уже с Верой, на самом деле, договорился, буду с Фарланом и Изабель. Она их очень видеть хотела, — положил руку на плечо, нежно его поглаживая. От простого движения сперло дыхание, — Жди нас, — интересно, насколько это «договорился» было добровольно-принудительно? В плане того, что некая кошечка обладает у меня просто неуемным любопытством и ей до безобразия не терпелось посмотреть на Леви вновь. И, чего уж греха таить, осыпать нас двусмысленными намеками, от которых мне захочется повеситься на ближайшем дереве, а ей восторженно ехидничать на протяжении нескольких дней. Или недель. А возможно и месяцев.***
Каждая наша таверна являлась для меня домом. А теперь не просто домой, но и дворцом. Бесценным обиталищем, которого я вожделела все эти дни. И наконец, после бесконечных, переполненных, провонявших потом казарм, в которых приходилось спать на полу, укрывшись курточкой, я вернулась в родное пристанище не просто на часик, а на несколько дней, радостно предчувствуя скорое свидание с любимым гамаком и покрывалом. Прямо на солнышке. Прямо так, как любит Мая. И снится мне будет… мммм. Забастовка бабочек в моем животе? А все из-за одного офицера… С уставшими глазами И хмурыми бровями. С этими благостными мыслями я ступила на порог таверны, вдохнула сладкий запах медовухи. Клиентов немного, но они хотя бы есть. Официанты шныряют между столиками, за ними следит компания Лерро. Я тяжело вздохнула. Опять в «Охотников» играют. Выслеживают добычу и пугают ее. Самым асом в игре является Лерро, парниша добрый, но излишне шебутной и активный. Правда, ровно до того момента, как его очаровательной, милой и тихой сестричке не надоест слушать и видеть излишние выкрутасы брата. Девочка — прям чистое воплощение поговорки «в тихом омуте черти водятся». В ее омуте они не просто водятся, а еще и мракобесничают, чаевничают и занимаются рукопашкой в самых изящных, но безусловно извращенных формах. Что с ней будет после четырнадцати — страшно подумать. Ох, Армин, солнце мое. Держись! Мелкие паршивцы сразу бросились ко мне на шею в стремлении то ли задушить, то ли побить всеми доступными конечностями. Учитывая, что к ним почему-то присоединилась и Микаса, убойная сила всех троих меня чуть не сделала инвалидом. На месте. Раскидав детенышей по стульям, я заказала покушать, слушая относительно невинную беседу малышни. Из дома детей не выпускали по вполне очевидным причинам, заставляя выпускать пар в саду. Благо он был большой, и там было уйма всего интересного.***
— Посмотри-ка на Эрена повнимательнее, — тихо прошептала Бастет, садясь рядом. Я удивленно на него посмотрела, облизывая ложку с вареньем. Те же темно-зеленые глаза, гонору, самоуверенности выше крыши настолько, что она протекает снизу. Руки есть, ноги тоже. Вроде все на месте. Да и настроение хорошее, несмотря на то, что у Карлы завтра операция. Впрочем хирург, которого мы сумели поймать и умаслить***
«Пирожок… с сосиской, » — настойчиво звучало у Леви в голове, когда он глядел на милый носик и растрепанные волосы девушки, выглядывающие из-под одеяла. Полностью лица не было видно. Одеяло плотно сбилось наверх, открывая вид на изящные, белые, будто фарфоровые, ножки. Красиво. Сексуально. И чертовски невинно. Леви сглотнул, про себя костеря Веру, которая отправила его будить девушку. Сразу понял, что означала ее многозначительная ухмылка. Неужели всегда так спит? Хорошо хоть юбка задралась не слишком высоко, хотя и то, что он видел, являлось форменным, провоцирующим безобразием и развратом. Девушку нужно было укрыть, но мужчина не мог оторвать изучающий взгляд, подмечая плавные изгибы и большую родинку чуть повыше коленки. Неосознанно улыбнулся. Родинка так и просилась на то, чтобы по ней мягко провели языком. Леви никогда не замечал у себя подобных пристрастий… но родинка красивая. Да. Определенно. Выдохнул, подошел к Маи и поправил одеяло, вместе с этим испытывая некое раздражение и сожаление. — Мая, — тихо позвал он, гладя ее по волосам. Девушка пробурчала что-то невнятное и открыла глаз… один. Сфокусироваться было сложно, образ Леви уходил то вправо, то влево, то становился похожим на старый засвеченный фотоснимок или просто невнятное коричневое пятно. «Голову напекло, » — подумала она и повернулась на спину, снова кутаясь в одеялко с головой. — Уйди, нечисть! — пробурчала она. — Нечисть? — поднял бровь Леви. — Ты мне мерещишься! — это "бу-бу-бу" в ее исполнении было по-домашнему милым и по-своему очаровательным. Уютная. Мая теплая и уютная. Всегда такой была. — А если нет? — Если нет, то ложись рядом. Мне холодно, и я спать хочу. А если ты мне не мерещишься — то ты теплый, — Леви поразился столь