Тени шепчут

      Свежий утренний воздух, проникая в открытое окно, приятно щекотал кожу. Казалось, никогда он еще не был таким ласковым и нежным. Медленно открыв глаза, словно вновь привыкая к окружающему миру, Ода сделал глубокий вдох. Наполнившая легкие утренняя прохлада заставила отяжелевшее за ночь тело ожить, обрести прежнюю легкость и чувство внутренней целостности. Желание и дальше наслаждаться этим простым, но приятным ощущением овладело им, не оставляя места вчерашней слабости. Но уже в следующее мгновение посетившая разум новая мысль, резко вырвав из приятной неги, заставила молодого человека вздрогнуть. Смутные воспоминания, подобные клубку хаотично переплетенных нитей опять погрузили его в мир чужих чувств и надежд, хрупких, как первый лед.       - Дадзай. - Почти выдохнув знакомое имя, тихо прошептал Ода. Было нестерпимо больно и тяжело произнести его. А память все подбрасывала и подбрасывала образы, прочесть которые было возможно лишь теперь, осознавая и призывая все то, что стало доступно пониманию. «Взгляд, улыбка, невпопад брошенная фраза и иные, казалось бы, незначительные кусочки мозаики, из которых только сейчас появилась возможность сложить единую картину, что скрывала за собой множество вопросов. Станешь ли ты презирать меня, когда сокрытый от посторонних глаз мой внутренний ад откроется тебе? Примешь ли его или отвергнешь? Примешь ли то, что во мне взросло?» - голос Дадзая словно звучал у него в голове. А между тем, все произошедшее и сказанное ночью настойчиво требовало действий, но что делать и предпринять, он просто не знал.       Беспечное солнце, совершающее свое извечное путешествие по небосводу, упрямо стучалось в распахнутое окно, и невольно заставляя жмурится, лишило на несколько мгновений возможности увидеть рождение нового дня. Однако приветственное тепло, скользившее по закрытым векам, дарило ощущение покоя.       Слегка кашлянув, Чуя обозначил свое присутствие.       - Проснулся, герой? Как самочувствие? И кстати, - произнес он, кивнув головой в сторону двери, - это недоразумение, которое ты зовешь Дадзаем, временно отсутствует. Так что сейчас ты на моем попечении, а я дал слово, что присмотрю за тобой, а так же позабочусь о твоей сохранности. Пока этот слабоумный не вытряс из меня обещание, он не хотел отлучаться из дома ни на шаг. - Вздохнул Накахара и, изображая негодование, закатил к потолку глаза. Затем, словно опомнившись, ведь вчера представиться, собственно говоря, возможности не было - исправил возникшую ошибку.       - Да, прости, времени представиться еще не было. Накахара Чуя. Пару столетий назад мы с Дадзаем были кем-то вроде коллег по работе. - Произнес Чуя, помогая Сакуноске приподняться, очевидно, забыв упомянутую тем самым «нерадивым коллегой» появившуюся у Оды особенность.       - Сколько беспокойства и тревоги.       Мысленно ругнувшись и упрекнув себя в забывчивости, Накахара все же помог молодому человеку устроиться удобнее, и лишь после отстранился.       - Дадзай уже посвятил тебя в нашу маленькую тайну. «Жнецы» обязаны держать свои чувства и эмоции под контролем но, как ты уже наверняка успел заметить, это не всегда удаётся. Ведь у каждого из нас, если поискать, можно найти в запасе грустную историю.       Ода понимающе кивнул. Своя душа загадка, что уж говорить о чужой, тем более, если речь идет даже не о простом смертном. Но так уж вышло, что истосковавшийся но адекватному общению и страдающий в данный момент от недосыпа Накахара лелеял надежду наконец-то выговорится, в ответ получив не остроты или подколы, но почувствовать простое человеческое участие.       Чуть подвинувшись, тем самым приглашая нового знакомого присесть, Ода обратил внимание, насколько измученным тот выглядит.       Усевшись подле Сакуноске, «Жнец» некоторое время просто молчал. Взгляд его рассеянно блуждал по окружающей обстановке - было совершенно очевидно, он хочет о чем-то рассказать.       «С чего бы начать»...- Чуя потер виски. Вот так запросто ему еще не доводилось с кем-либо разговаривать. С Дадзаем всегда все просто - ты ему колкость, он тебе в ответ, и в обратном порядке. Если кому-то из них была необходима поддержка, обычно она выражалась в разговоре на отвлеченную тему или возможности просто помолчать вместе, но откровенные разговоры по душам - никогда. Мысленно Чуя вернулся в день, когда он впервые спас чужую жизнь, поддавшись зову эмоций.       Ненасытное пламя, будто бы играючи, поглощало вокруг себя все: мебель, легкие занавески с пестрым орнаментом, старинные гобелены. В этом кромешном аду нет места свету, лишь крики и стоны обреченных. А он, «Жнец», словно зачарованный, смотрит в испуганные глаза ребенка, маленькой девочки лет семи.       - Ты ангел? – С истинно святой детской непосредственностью, спрашивает она стоящего перед ней молодого мужчину. - Я знаю, ты пришел за мной. - И, протянув хрупкую ручку, малышка коснулась щеки опустившегося перед ней на колени Чуи. Ее разметавшиеся в беспорядке огненные волосы, сами кажущиеся язычками пламени, вплетаясь в беснующуюся огненную стихию, отражались и растворялись в ней.       - Мне не страшно, мне не страшно. - Безостановочно твердит она, а из глаз текут слезы. На это безжалостное пламя никак не реагировало, лишь с удвоенной силой взялось за свою работу.       В охваченном пожаром доме подточенные пламенем лестницы рушились, издавая прощальный печальный скрип, что отзывался в сознании ребенка чудовищным ревом.       - Нет! - Не выдержав, бросилась в чужие объятия девочка и прижалась к Накахаре своим тельцем, как околдованная продолжала твердить:       - Мне не страшно, мне не страшно!       Приняв в свои объятия сотрясающееся от мелкой дрожи тельце, Чуя судорожно сглотнул подступивший к горлу комок. Все его существо переполнила чужая боль, страх, и непостижимо жгучее желание защитить, уберечь это хрупкое существо от уготованной ему участи. «Именно так, человек сейчас сделать ничего бы не смог, но я и не человек» - обведя взглядом поглощаемое огнем помещение, горько усмехнулся Накахара, и тихо произнес:       - Как твое имя, дитя?       - Коё, Коё Озаки. - По-прежнему крепко прижимаясь к молодому человеку, произнесла девчушка.       - Все будет хорошо, ласково улыбнувшись, ответил на вопросительный взгляд ребенка «Жнец». - Веришь мне?       - Да.       - Тогда идем скорее отсюда.       Взяв на руки Коё, Чуя погрузил ее в сладкий и спокойный сон - не надо ребенку смотреть на то, как «Жнецы» исполняют свою мрачную работу, извлекая из искалеченных тел изнемогающие от страданий души. А пламя диким зверьком шипело и скакало вокруг, ведь его лишили законной добычи.       - Нет, теперь она моя! Ведь мне даровано право решать судьбу души, что рождена была в этом мире и я, Накахара Чуя, обитающий и несущий свое бремя между светом и тьмой, связываю нити жизни сей души человеческой, и не будет для нее окончена жизнь сегодня, и обретет она будущее.       Вынырнув из воспоминаний и осознав, что уже несколько минут сидит, бесцельно уставившись на картину позади Оды, Накахара вздрогнул.       - Я могу понять Дадзая, сам пережил нечто похожее. Сейчас она примерно твоя ровесница и счастлива замужем, но до сих пор называет меня папа, - тепло улыбнувшись, произнес Накахара, - а ее маленькая дочка упорно называет меня дедушкой. Улыбаешься, а теперь представь, как реагируют окружающие. - Насмешливо фыркнул Чуя.       - Но время идет, и однажды и моя малышка покинет мир. Нет, я знаю, как и любой другой «Жнец» знаю, что души всегда возвращаются. Но от этого знания, знаешь ли, не легче. Ведь Коё взрослела и менялась у меня на глазах. Вместе с ней я пережил горечь первой любви и познавал мир. Она действительно мое дитя...       На минуту в комнате повисла пауза, леденящая однозначностью недосказанной мысли. Страх потери родного человека иссушает и пугает не только простых смертных.       - Но в случае с тобой и Дадзаем все намного сложнее. Ты не только его семья, ты дом, в котором обитает его сердце. Когда мы нашли тебя на улице, я, если честно, испугался, что он умом тронулся, или недалек от этого.       - Я был мертв?       Чуя утвердительно кивнул головой.       - И как долго?       - Не знаю сколько прошло точно времени, но пока мы тебя волокли к дому, физически ты однозначно был не жив.       - А это? - Посмотрев на руку и переведя вопросительный взгляд на Накахару, спросил Ода.       - Не знаю. С этим еще предстоит разобраться. Возможно, дело в сыворотке, а возможно в том, что связывает вас двоих.       Тяжело хлопнувшая входная дверь возвестила о возвращении Дадзая, появления которого в комнате долго ожидать не пришлось. С шумом и грохотом ввалившись в помещение, он производил странное впечатление. Беспечная улыбка, совершенно несоответствующая моменту, сверкающие безумным блеском глаза и взъерошенные волосы. Не человек – стихийное бедствие.       - Я кое-что тебе принес. - Радостно сообщил он, демонстрируя пару тончайших перчаток. Давай надевай, проверим.       Подчиняясь нетерпеливому взгляду Осаму и надев перчатки, Ода почувствовал себя весьма глупо, находясь в центре пристального внимания двух «Жнецов».       - Ну, давай руку. - Сердце Даздая билось в лихорадочном ритме, но внешне он старался скрывать охватившее его волнение.       - Ничего не чувствую.        - Значит, с одной маленькой проблемой разобраться получилось, и на повестке дня следующая... - Но не успел он договорить, как оставленный на значительное время без пищи организм Дадзая настойчиво потребовал внимания.       - Это значит, что пока Ода приходит в себя, мы с тобой займемся исследованием твоих убогих запасов провианта. - Нахмурился Чуя, глядя на то, как его бывший напарник пытается изображать невозмутимость и само спокойствие.       - Ты такой милый, когда проявляешь заботу...       Мысленно выстроив забор из ругательств в адрес бывшего напарника, Накахара, схватив его за край камзола, вытянул из комнаты.       - Хочешь получить? – наигранно возмущался Дадзай.       - В таком состоянии тебя от ветра качать начнет.       Бросив взгляд на удаляющихся молодых людей, Ода глубоко вздохнул. «Хорошо, когда в твоей жизни есть те, на кого можно положиться, даже если затеваешь безумный поступок».       Поднявшись на ноги, он ощутил, что от былой слабости не осталось и следа. Подойдя к окошку и опершись руками о подоконник, он в очередной раз с наслаждением сделал глубокий вдох. Воспоминания о том, что происходило в комнате еще несколько минут назад, заставили Сакуноске невольно улыбнулся, а нарождающееся в душе нечто новое мягкой волной и приятным теплом разливалось в сердце.