***
Шла вторая неделя после событий той странной ночи, и произошедшее сильно сказалось на поведении Дамиано. Ребята собрались в кафе за завтраком и обсуждали последние новости. Источником для беспокойства снова стал их друг. До предполагаемой даты выпуска альбома оставался месяц, билеты на посвящённый этому альбому тур тоже были раскуплены почти полностью, но Дамиано это будто бы совсем не беспокоило. Он резко перестал проявлять инициативу, и ребята решили, что он попросту устал — выгорел, что было неудивительно, спустя столько месяцев беспрерывной работы. Однако они боялись, как бы он снова не переступил тонкую грань между обычной усталостью и депрессией. — Дами, ты в порядке? — заботливо спросила Вик, когда пошла уже шестая минута, как Дамиано неподвижно сидел и смотрел на свои вафли с кленовым сиропом. Он молча кивнул, сделал глоток эспрессо и медленно взял со стола нож и вилку, чтобы все-таки отрезать кусочек. — А по-моему, нет. — Всё нормально, — его голос звучал хрипло. — Я просто не особо хочу есть. Может, обсудим работу, а не моё состояние? Что там с альбомом? — Осталось свести две песни, записать — одну, — Итан неохотно сменил тему. — Записать нужно вокал, наши партии уже есть. Если они не подходят, мы перезапишем, но основная задача на тебе. Ты сможешь сделать это в ближайшие дни? — парень не хотел давить, но сроки действительно поджимали. Дамиано тут же быстро кивнул: он наоборот был только рад тратить больше времени на работу, чтобы отвлекаться и не давать мыслям топить себя. — Могу поехать сегодня же, — он посмотрел на часы. — После завтрака. — Мы нужны? — тихо спросила Вик. — Как хотите. Вообще, наверное, нет, — он не хотел быть прямолинейным эгоистом, но в одиночестве ему работалось гораздо лучше. К тому же, его всё не покидали надежды на возвращение Марлены, и он был уверен, что она не захочет возвращаться в присутствии кого-то из ребят. Все ответили на эту реплику молчанием — каждый продолжил поглощать свой завтрак, — но в воздухе остался неприятный осадок недопонимания. Итан, Томас и Вик лишь надеялись, что когда-нибудь к ним вернётся тот Дамиано, которого они знали: вечно позитивный, общительный и творческий. Через пятнадцать минут Дам, больше не в силах выдержать этой странной тишины, попрощался с друзьями и поехал на студию. Руки на руле дрожали, словно от холода или нервов, но он был абсолютно спокоен и уж точно не мёрз. Прохладное помещение с выстеленными звукоизолирующим материалом стенами контрастировало с раскалённым воздухом улицы. Дамиано выдохнул, достал банку газированной воды из холодильника и взял гитару, наигрывая спокойную мелодию вместо того, чтобы распеваться. Настроения что-либо делать не было совсем, но он понимал, что надо. Это «надо» было полной противоположностью его обычной деятельности: она всегда приносила ему удовольствие. Внезапно почувствовав учащённое сердцебиение, парень замер в волнении и отложил гитару. Она тут же будто наполнилась рассеянным золотым свечением изнутри, и Дами устало потёр переносицу, зажмуриваясь. В последние дни ему часто мерещилось это золото, но, стоило лишь приглядеться получше, как сразу становилось ясно, что ни черта это не Марлена — скорее уж какие-то галлюцинации или просто его собственный разум, который слишком уж сильно хотел увидеть (почувствовать) её снова. Но, открыв глаза, Дамиано вдруг действительно увидел девушку перед собой. Она сидела, сложив руки на коленях, и виновато смотрела на него из-под нахмуренных бровей. На ней было короткое чёрное платье, которое подчёркивало её талию и бёдра, а на шее висело украшение — гавайское ожерелье из цветов. Дамиано вдруг почувствовал себя так, будто разрыдается прямо сейчас, поэтому снова закрыл глаза, опуская на веки разгорячённые ладони. Спустя несколько секунд эмоции уступили место разуму — чуть ли не впервые за все их встречи. Обычно, когда Марлена была рядом, он мог думать только о том, какая она восхитительная, и о музыке — не более, — и уж точно не мог объективно оценивать свои поступки. Но сейчас он вдруг почувствовал гнев. Резко встав на ноги, Дамиано распахнул глаза и уставился на девушку. Она тоже поднялась с испуганным выражением лица. — Какого черта? — наконец прошептал парень. На большее у него будто бы и не было сил. Он все ещё ощущал, как эмоциональные волны захлёстывают его с головой и топят, и ему требовалось прилагать немалые усилия, чтобы держаться на поверхности и продолжать дышать. — Нет, я не буду слепо радоваться твоему возвращению снова. Я в ярости, милая. Марлена сглотнула, понимающе кивнула, а потом опустила ладонь на плечо парня, чтобы успокоить. Прохлада её полупрозрачной кожи отрезвила его ещё сильнее, но тут же погрузила в некий транс. Все эмоции — и плохие, и хорошие — оказались приглушены. Он тупо смотрел в её зелёные глаза, пытаясь хоть иногда не забывать дышать, а в голове — ни одной мысли. — В том, что я исчезла, была только твоя вина, — Марлена вдруг нахмурилась и убрала руку. Дамиано возмущённо вскинул брови, не находя слов. — Я поцеловал тебя! Что в этом плохого? Твою мать, мне что, надо спрашивать разрешения? — он вспылил. Дамиано не считал, что спросить разрешения на поцелуй — глупо, и без проблем делал так сам, но сейчас он был уверен, что дело не в этом. Появление Марлены было само по себе чем-то невероятным, поэтому такие мелочи казались ему несущественными. Однако она сама, видимо, не разделяла его точку зрения. — Тебе просто не следовало целовать меня. — она раздосадовано опустила взгляд и потёрла ладони, словно от холода, прежде чем достать пачку сигарет из сумочки. Дамиано достал одну и себе тоже, а потом сел обратно на плетёный стул. — Объясни, пожалуйста, — наконец успокоившись, Дамиано продолжил диалог спустя несколько минут молчаливого выпускания дыма в воздух. — Ты сам назвал меня музой, ей я и являюсь. Искусство — чистый порыв, ты не можешь загрязнять его такой вещью, как поцелуи, — Марлена недовольно объяснила. — Загрязнять? Ты шутишь, наверное? — Дами снова возмутился. — Откуда ты знаешь, что я подразумевал этим поцелуем? Может, это были самые чистые эмоции, — он передразнил её. — Слабо верится, — она усмехнулась. — Нет, это правда странно, — парень недовольно покачал головой. — Я ведь могу написать песню о сексе? Разве это не грязно, по-твоему? — Можешь, — она согласно кивнула. — Но она будет вдохновлена не мной. Не музой. Следовательно, это нельзя назвать чистым искусством, там есть сторонние источники вдохновения. Это все очень сложно, но… таковы законы. — Законы? — устало приподняв бровь, Дамиано лишь вздохнул. Во что я, черт побери, впутался. — Долго объяснять, да тебе это и не нужно, — Марлена вдруг тепло улыбнулась и опустила ладонь на его скулу, заставляя мурашки пробежать по его спине. — Ты сюда не просто так пришёл. Песню кто будет записывать? — Уже бегу, — усмехнувшись, парень потушил сигарету и направился к стойке с микрофоном.***
Теперь Марлена все время была рядом. К счастью, её присутствие уже не затуманивало парню разум — он вполне адекватно соображал, даже когда она стояла неподалёку, а он был не один. Итан, Вик и Томас снова замечали перемены и снова метались в поисках их причин. Однако состояние Дамиано больше не вызывало беспокойства, а спрашивать о том, что было ранее, они не решались — дабы не повторить произошедшее, — и потому решили некоторое время прожить пусть и в неведении, зато со здоровым и относительно счастливым другом. Дамиано начал замечать подсказки своей музы. Её золотое свечение часто появлялось в тех предметах, которые могли его вдохновить. К примеру, если он видел блеск на своём чемодане, значит, ему стоило поехать в путешествие, в наушниках — послушать музыку, иногда светились книги, окно, упаковка печенья на столе, и в такие моменты ему было необходимо экспериментировать, чтобы понять, что она хочет сказать на этот раз. Марлена не пропускала ни одну из сессий в студии. Только там Дамиано становился более раздражительным, чем обычно: если он был не один, действие музы не распространялось в полной мере, и он не мог проявить себя. По этой причине иногда ему приходилось быть эгоистом и устраивать истерики, выгонять друзей из помещения и записывать, сочинять, играть в одиночестве — потому что так его больше устраивал результат. Сегодня выгонять никого не пришлось: словно сговорившись, ребята ушли сами. Каждый нашёл какую-то причину для себя, и Дами остался один на один с гитарой и микрофоном. Точнее, почти один — Марлена, конечно, тоже была рядом. —Я хочу побывать в Австралии, — опираясь спиной на стену, Дамиано сидел на мягком ковре и перебирал струны.— Не знаю, почему именно там, но, думаю, это классное место. Закат в Сиднее! В порту, — он мечтательно улыбнулся, представляя себе сверкающий океан, чаек, Сиднейский оперный театр. — Поехали со мной? — ухмыльнувшись, он перевёл взгляд на девушку. Та смущённо опустила глаза. — Я буду с тобой, куда бы ты ни пошёл, — тихо ответила Марлена, и её мелодичный голос был похож на льющийся прозрачный мёд. — Если только ты сам не захочешь, чтобы я ушла. — Ушла? Боже, малыш, я давно не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас, с тобой, — отставив гитару в сторону, парень встал на ноги и устремил на неё изумлённый взгляд. Марлена никогда не вела себя так, словно страдает низкой самооценкой, и сейчас ему были непонятны такие её слова. С чего бы ей вдруг сомневаться в себе? — Верю и знаю, — самодовольно улыбнувшись, она стряхнула с себя всю прежнюю неуверенность, словно капли воды, и подняла на Дамиано открытый взгляд. — Я вижу и чувствую тебя насквозь, милый, — Марлена опустила ладонь на грудь парня, чувствуя его учащённое сердцебиение. Он преданно смотрел ей в глаза, рассматривал каждую чёрточку красивого лица, ставшего таким родным, и ему захотелось плакать от такой близости, от этих ярких, брызгающих фонтаном эмоций. Её глаза, два сверкающих изумруда, лишь изредка мутнели от тонкой серой плёнки мыслей, занимавших девушку. Сейчас она ясным взглядом смотрела на него, чувствуя некую ответственность за этого хоть и сильного на вид, но бесконечно хрупкого, чувствительного и аккуратного молодого человека, который был матовой фигуркой её коллекции: выглядит прочным, но разобьётся при малейшем соприкосновении с землёй. — Мне кажется, мне никогда не надоест твоё общество, — в порыве чувств зашептал Дамиано. Его горячее дыхание обжигало невесомую кожу девушки. — Нам всегда есть, что обсудить, ты готова поддержать диалог обо всем, что угодно. Но главное, солнце моё, самое главное… — Откуда взялись все эти прелестные обращения? — перебивая, спросила девушка, и он заметил, как порозовели её щеки. — Я всегда была просто Марленой, а теперь ты называешь меня «малыш», «солнце», и на этом твоя фантазия явно не закончится. — Моё отношение к тебе тоже меняется, — насмешливо улыбнулся Дами. Его умиляла простота, с которой Марлена задавала подобные вопросы. — Ты становишься для меня роднее, чем кто-либо ещё. Ты — часть меня. Пожалуй, так и есть, но себя надо любить, так ведь? Если ты против, я продолжу называть тебя по имени, — парень действительно чувствовал разливающееся внутри тепло, когда обращался к девушке не просто по имени, а используя все те ласковые слова, что говорил ранее. Ему самому становилось приятнее от этого, простое «Марлена» звучало как-то слишком холодно и отдалённо для того уровня отношений, что был у них теперь, поэтому он старался приблизить себя к девушке как можно сильнее. Она поставила строгий крест на поцелуях и любом подобного рода контакте, но он мог без проблем обнимать её, с осторожностью прижимать к себе, гладить по волосам и нежно, с ребяческой наивностью целовать в лоб и затылок. От этих знаков внимания Марлена не отказывалась никогда. — Я не против, — она закусила губу, чтобы сдержать улыбку. — Продолжай свою пламенную речь. — Ты сбила мне весь настрой, — парень тихо засмеялся, а потом протянул ладонь и заправил ей за ухо выбившуюся прядь медовых волос. Марлена никак не отреагировала — лишь в глубине её глаз блеснуло что-то, что Дамиано разглядеть и понять не мог. — Я хотел сказать, что ты меня вдохновляешь, и это — самое главное. Знаю, ты в курсе, что таково предназначение музы, и для тебя это даже не комплимент, но просто представь, как много это значит для меня. Я, чёрт возьми, долгие годы не мог найти цель в жизни, причину, по которой продолжал бы вставать с кровати по утрам, а теперь мне даже не нужно её искать, — его ореховые глаза лихорадочно блестели, словно он был нездоров, а голос слегка дрожал, потому что Дамиано пытался не расплакаться. Он винил себя за излишнюю сентиментальность, но был совсем не против того, чтобы Марлена увидела его слабую сторону. Он был готов стать уязвимым при ней, если в этом была необходимость. — Ты заменила эту причину, я вижу свет даже в самых темных фрагментах жизни, я продолжаю… — Дамиано? — его пылкая речь вдруг была прервана неуверенным голосом Виктории. Она вошла в студию с округлёнными глазами и теперь в упор смотрела на парня, который разговаривал, глядя прямо перед собой. Он тут же обернулся, и на короткую долю секунды в его глазах промелькнул страх, но он тут же вернулся к своему предыдущему состоянию. Лихорадка из эмоций захлёстывала его целиком, топила в кровавых волнах, и он был не в силах противостоять: хотелось высказаться, чтобы Марлена поняла, насколько ему это важно, поддержала и предоставила почву для дальнейшей работы над музыкой. Вик не помешала ему: он даже не обратил внимания на её присутствие, настолько ему было всё равно. — Дами, с кем ты разговариваешь? — девушка спросила настороженно, нервно поправляя чёлку. Её начинало пугать происходящее. Дамиано замолчал, тихо и глубоко вздохнул, и девушка вдруг заметила, как дрожит всё его тело. — С Марленой, — странно улыбнувшись, ответил он наконец. — Посмотри, какая она красивая, я прямо-таки восхищаюсь, — он указал на неё ладонью, как бы хвастаясь тем, какая красавица его муза, но на месте, где она стояла, уже никого не было. Всё вокруг вмиг будто схлопнулось с жутким грохотом, исчезли тёплые чувства, волшебная музыка и спокойствие, Дамиано захотелось рвать на себе одежду от тупой, пронизывающей боли, возникшей по всему телу из ниоткуда. У него горела кожа, и он начал рассматривать руки, пытаясь понять, кажется ему или это действительно происходит, а потом вдруг обессиленно опустился на колени и уронил лицо в ладони. Вик испуганно замерла, её сердце колотилось как бешеное. Происходило что-то нехорошее. Она, конечно, не увидела никакой Марлены, и это встревожило её ещё сильнее. — Пожалуйста, вернись, — Дамиано лихорадочно зашептал себе под нос. — Она не узнает, она ведь не видит тебя, милая, пожалуйста, мне больно, моя хорошая, я прошу тебя… — он резко замолчал, прерывая свой отчаянный поток речи. Так, словно вдруг потерял всякий смысл. Виктория присела на корточки рядом, с опасением дотрагиваясь до его плеча. Он вздрогнул и поднял на неё блестящие и до невозможного грустные глаза. Такие, словно случилось что-то непоправимое. — Дами, милый, с кем ты разговариваешь? — она переспросила, ужаснувшись. Прошлый ответ ей категорически не понравился. Смутные подозрения начали закрадываться ей в голову, и она настойчиво пыталась их отогнать. Дамиано молчал несколько секунд, потом спокойно снял её ладонь со своего плеча и встал. На негнущихся ногах дошёл до ванной комнаты, умылся ледяной водой и смог немного привести себя в чувство. В голове звенело так, словно она была колоколом, и ещё откуда-то взялись синяки под глазами и боль в мышцах. Он вышел обратно. Вик не сдвинулась с места, ждала его. Окинув его оценивающим взглядом, она недовольно покачала головой. — Что это было? Будь добр, объясни, — ей надоело быть мягкой, потому что Дамиано продолжал её игнорировать. — Я… Я не могу, — сказал он наконец, чувствуя, что во рту сухо, как в пустыне. — Ну конечно, — Вик вдруг хлопнула в ладоши, и на её лице отразилось понимание вперемешку с горечью. — Надо было сразу сложить два и два. Твои странные перемены в настроении, бесконечные идеи, непонятное поведение… Дамиано Давид, да ты, чёрт побери, на наркотиках, — во всем её существе пылало недовольство, на лице — осуждение. Дамиано изумлённо распахнул глаза: как она вообще могла такое подумать? — Что? Нет! Какие наркотики? — он грубо покрутил пальцем у виска. — Здесь правда была Марлена, моя… муза, — он осёкся, его голос стих под конец фразы. Он осознал ужасную правду: Виктория точно ему не поверит. — Ага, и приходит она к тебе только когда ты сам под приходом, — Вик горько усмехнулась, чувствуя как от сильнейшего разочарования дрожат руки. — Просто признай, и мы все вместе придумаем, как тебе помочь. Постараюсь понять и не осуждать, но, — она вскинула руки в свою защиту, — Это всё правда очень странно, Дам, пойми. — Я не… — начал было он снова, а потом тихо вздохнул и замолчал. Она не поверит. Не поверит. Или, того хуже — отправит меня к психиатру. — Ладно. Хорошо. Это было только пару раз, — он выдавил из себя фальшивое признание. — Я смогу слезть сам, честно. И я всё объясню, — он взмолился, пытаясь вернуть на лицо подруги улыбку, но та хмурилась лишь сильнее. — Я хотел уйти от рутины, хотелось ярких красок… — он бормотал что-то, пытаясь придумать весомые причины для того, что, собственно, не делал. — Это помогло мне в написании музыки, этого ты не можешь отрицать. — Если ты пишешь хорошую музыку, когда ты под кайфом, это не значит, что ты действительно хороший музыкант, — отрезала Вик. — Но спасибо за честность, хоть и не с первого раза. Ладно, извини, я правда отреагировала немного остро, — она вдруг почувствовала вину. Дамиано ведь наверное хотел отвлечься от депрессивной рутины, которая так ему осточертела. — Но картина и правда была странной. — Я всё понимаю, — при одном упоминании об исчезновении Марлены ему снова захотелось плакать, поэтому он поспешил завершить диалог своим тусклым и хриплым голосом. — И мне очень стыдно. Больше не повторится. Обещаю, — он устремил честный взгляд на Вик, и даже сам почти поверил в эту историю. Виктория подошла к нему и мягко обняла за плечи, прижимая к себе. Её тёплые объятия всегда помогали Дамиано почувствовать себя лучше: они были чем-то вроде горячего чая с печеньем. Но сейчас лучше не становилось. Девушка осторожно поглаживала его по спине, а потом отпустила, потрепав волосы. — Мы пройдём через это, — она уже совсем успокоилась, и теперь дышала ровно. — А сейчас нужно найти Итана и Томаса, и поделиться с ними, если захочешь. — Ладно, — равнодушно покачал головой Дамиано. Главное — не запутаться в собственной лжи. — Как хочешь, мне всё равно. Если так будет лучше… И, стараясь не думать о том, чем это ему обернётся в недалёком будущем, он поплёлся за девушкой к выходу из студии.