***
Вымощенная камнем дорожка вела прямо от аккуратного деревянного домика к асфальтированной тропе. В ярко-салатовых кустах, покрытых уже появившейся блестящей росой, стрекотали цикады. Воздух, тяжёлый, густой, влажный, был будто осязаем: протянешь руку — и сможешь проткнуть его пальцами, ощутить его каждой клеткой кожи. Дамиано сидел на веранде арендованного дома, на плетёном стуле, с сигаретами и книгой. Ему полюбилось чтение классической литературы в последние недели: жизни, тревоги и радости вымышленных персонажей помогали отвлечься, не думать о собственной жизни, и пережить все их эмоции так, словно это происходит с тобой. Однако минус у книг тоже был: иногда, читая, Дамиано вдруг замирал, устремлял взгляд в пустоту и думал о ней. Образ Марлены, особенно яркий, чёткий, с грустными глазами-изумрудами, являлся ему, как чёртова галлюцинация, призрак, оживший персонаж книги — настолько нереальной она ему казалась. И худшей частью этих кошмарных нескольких секунд была последняя, когда он открывал глаза и снова, снова, снова видел перед собой пустое место. Никого. Ему хотелось рвать на себе одежду в клочья, бить кулаками шершавую бетонную стену, пока не изобьёт костяшки в некрасивые кровавые раны, которые ещё долго будут болеть, хотелось кричать, используя весь объём своих лёгких, вдыхая столько воздуха, сколько возможно, беспомощно, без сил кричать в эту чёртову пустоту и не слышать ответа. Он просил дать ему какой-то знак. Умолял, искал её образ в облаках на небе, когда лежал на песке одного из сицилийских пляжей, пел её любимые песни, читал вслух, пил зелёный чай — она его любила, он же — всегда ненавидел, но вдруг понял, что тот производит на него особый эффект. Знаков не было, ответов тоже. Ночь плавно переходила в утро. На востоке затуманивался рассвет — сиренево-жёлтой плёнкой, с ослепляющим апельсиновым диском солнца. Дамиано продолжал читать «Доктора Живаго», уже не вникая в суть текста, пропуская мимо бесконечные описания природы, солнца, леса, поездов и военных. Пальцы потянулись за третьей сигаретой, но остановились на полпути: от привкуса во рту уже начинало тошнить. Признаться, тошнило его уже не только от курения: весь мир вокруг тоже вызывал рвотный рефлекс. Солнечный свет раздражал его, редкий тропический дождь, однако, был наслаждением, но назойливым стуком заставлял его нервничать. Люди вокруг казались слишком радостными с их приторными улыбками, а те, кто грустил и был готов расплакаться, напоминали ему самого себя, и им хотелось врезать лишь сильнее. Сам себя он раздражал больше всего. Дамиано не нравилось отражение в зеркале, пару раз проскальзывало желание побриться налысо, но он успешно пресекал его на корню. Он подводил глаза, но в руках был тремор, и в итоге оставались тёмные круги от не смытого до конца карандаша, губы были пересушены, скулы и подбородок — гладко выбриты. Парня бесил даже запах его собственного парфюма, что уж было говорить об одежде, стиле, причёске и ходе мыслей. Про свой талант и музыкальное ремесло он даже не заикался. Что именно это было, побочный эффект от депрессии или одиночества, или всё происходящее в последние месяцы было одной большой побочкой от исчезновения Марлены, — он не знал, да и устал об этом думать. Дамиано просто продолжал плыть по течению, надеясь, что однажды его бездыханное тело просто прибьёт к какому-нибудь берегу. Отложив книгу, он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Надежда на сон уже как-то сама покинула его, с каждым днём он спал всё меньше, потому что слез с таблеток — без врача, не так, как нужно, и потому ему было очень плохо, тело ломало, но состояние постепенно приходило в норму, и он восстанавливался с помощью морского воздуха, обжигающе тёплого солнца, какое бывает только в позднем октябре, травяного чая и стопок книг. Он просто устал от этого состояния, когда на весь окружающий мир будто натянута серая плёнка, приглушающая яркие цвета, звуки, людей и эмоции, — таблетки создавали именно такой эффект. Это было невыносимо, и ломка была в разы лучше этой чертовщины. — Quindi, ti prego, torna a casa, — напел он себе под нос, сопровождаемый стрекотом в кустах. Эта незавершённая песня всё чаще крутилась у него в голове, тем самым сильнее раздражая. Он не хотел её заканчивать, мозг упорно ставил барьер и запрещал ему писать. Вдруг Дамиано вздрогнул, выпрямился и устремил ясный взгляд в туманную сумеречную даль. — Конечно… Конечно, как я не догадался раньше, — пробормотал он быстро, а потом встал и почти бегом бросился в дом. Спустя минуту он снова сидел на прежнем месте, но теперь с тетрадью и заточенным карандашом в руках. Текст с сотней исправлений и зачёркиваний смотрел на него с первой страницы, и дрожащей рукой Дамиано его дополнил: зачеркнул никому не нужное «ti prego» и каллиграфически вывел над ним волнительное «Marlena». Сердце стремилось вырваться из грудной клетки, проломав рёбра, но ему никак не удавалось. Дамиано дышал поверхностно, снова перечитывая текст и что-то исправляя, а потом, без каких-либо инструментов и приготовлений, просто спел её от начала до конца. И разгорающийся рассвет стал его единственным слушателем, не считая бесчисленной живности в округе. Теперь песня несла в себе громадный смысл, практически прогибалась под его весом, и Дамиано уже не мог просто так напевать её. Теперь в каждой строчке он видел изумрудные глаза, наполненные слезами, и сам, не в силах сдержаться, начинал задыхаться от рыданий. Сейчас его глаза были красными, и он, замерев, смотрел в одну точку на горизонте. — Marlena, torna a casa, — прошептал он, пытались запомнить вкус строк на языке. — Прошу тебя, вернись, любимая, я, чёрт побери, скучаю, мне больно физически, — он продолжал умолять, простреливая воздух своим шёпотом, но, конечно, она не появилась перед ним как по мановению волшебной палочки, и в конце концов он еле удержался от того, чтобы не разорвать тетрадь в клочья. Однако некий гештальт был закрыт, и Дамиано уснул, как только его голова коснулась прохладной подушки.***
Дамиано обыкновенно выходил из своего домика только ближе к вечеру. Утром он ещё спал, потом ему было сложно переносить жару, и лишь в поздние часы, когда становилось прохладнее и темнее, он хватал бумажник и выдвигался на прогулку. Чаще всего в итоге приходил он в одно и то же место, даже если его изначальные планы были другими. Вот и сегодня он гулял по узким улочкам сицилийского городка, зашёл в одну из лавок, чтобы купить бутылку ликёра и немного клубники, которая всегда приводила его в чувство, а потом ноги сами повели его на мощённую камнем дорожку. Она вела к пляжу, бухте, забытой всеми и расположенной рядом с развалинами заброшенных домов. Волны тихо бились о мягкий желтоватый песок, шторм не доходил сюда, разбиваясь об острые камни на входе в бухту, поэтому здесь всегда царило умиротворяющее спокойствие. На пляже было несколько одиноких пальм, которые обычно служили пристанищем для парня, потому что создавали тень и отличную опору для спины. Поддерживая на плече тканевую сумку с покупками, Дамиано пошёл как можно ближе к воде и сел на остывший песок. У него с собой не было никакого пледа, так что пришлось лечь не спину прямо так, из-за чего он уже ощущал песчинки за воротником и в густых волосах, но ему было как-то совершенно безразлично. Несколько минут он просто лежал и смотрел в небо, пытаясь разглядеть в облаках ответы на все свои вопросы. Небо не отвечало, лишь подмигивало ему нежно-сиреневыми, бледно-розовыми и голубыми красками. Облака скомкались в один большой кусок ваты, готовый обрушиться дождём на город, из-за чего воздух был густым и влажным, а от нагретого асфальта почти поднимался пар. Но Дамиано лежал на прохладном песке, слушал шум прибоя и не чувствовал этой жары, ему хотелось только плакать. Он до последнего надеялся, что это путешествие успокоит его нервы, поможет вновь обрести смысл жить, двигаться дальше, но пока что он лишь стремительно падал и никак не мог вспомнить, как расправить крылья, чтобы прекратить падение. Дам понимал, что отказ от таблеток и одиночество значительно ухудшают положение дел, но он уже не представлял себе, как собирается возвращаться к ежедневному общению с людьми, своей аудиторией в концертных залах, к регулярному написанию песен. Ему становилось страшно от мыслей о будущем, поэтому он и не думал о нем, уверяя себя, что нужно жить настоящим. Откупорив бутылку, он сделал несколько глотков и лёг обратно, закрывая глаза. Остатки солнца приятно обжигали веки. В его голове была абсолютная пустота, которая, как вакуум, поглощала даже только зарождающиеся там мысли. Поэтому Дамиано не беспокоило ничего, было только настоящее: шумный морской прибой, мягкий песок под головой, чайки, приглушённая музыка вдалеке и ликёр, который с первого же глотка показался ему слишком сладким, зато хорошо опьянял. Раскинув руки в стороны, он лежал, по-прежнему не открывая глаз и чувствуя, как ветер играется с его каштановыми волосами. — Может, потанцуем? — над его ухом вдруг раздался вкрадчивый голос, и Дам вздрогнул, распахивая глаза. Расслабленность и опьянение сняло как рукой, он тут же сел, дрожащими руками опираясь на песок и глядя прямо перед собой. Рядом с ним сидела девушка, очевидно, только что здесь возникшая. Она сразу же напомнила ему Марлену своей странной нереалистичностью и полупрозрачностью, но стоило Дамиано приглядеться, как он сразу узнал в ней знакомого человека и похолодел. Тело начало дрожать, несмотря на нагретый теплом воздух. Её светлые волосы спадали до лопаток, большие изумрудные глаза смотрели с любопытством и нетерпением. Она нервным жестом облизала тонкие губы, и парня передёрнуло. Она постоянно так делала, из-за этого её губы вечно были потрескавшимися. Дамиано прикрыл ладонями глаза, пытаясь охладить, и шептал себе под нос, мол, это галлюцинации, перегрев, алкоголь — что угодно, но не реальность, просто потому, что это невозможно. — Так что насчёт танца? — она повторила свой вопрос, и в её голосе парень уловил нотки грусти, которые так привык слышать и по которым так скучал. Он зажмурился сильнее, так, что в уголках глаз выступили слезы, и вновь посмотрел на загадочную девушку. Она совсем не изменилась. Ну, конечно, идиот, она же мертва. Только после этого осознания ему как молотом ударило по голове. Умерла, чёрт побери. — Эстер, — он громко выдохнул. Она вскинула брови, кивая. Светлые волосы развевались на ветру, румянец на щеках был клубничным, глаза искрились и отливали закатным солнцем, она выглядела не старше семнадцати лет. Именно столько ей было, когда она с родителями попала в автокатастрофу. С трудом отведя взгляд, Дамиано заставил себя закрыть глаза и для верности опустил на веки ладони. Уходи, уходи, — проносилось в его голове, потому что он и думать не хотел о том, что теперь может видеть призраков. Открыв глаза, он, к счастью, убедился в обратном окончательно, но теперь все слова из головы вышибло напрочь. Перебирая пальцами косу из мягких волос, Марлена сидела на песке, виновато потупив взгляд. Дамиано от возмущения даже начал задыхаться, а потом, поморгав ещё немного, просто отвернулся и лёг на спину. Сиреневое небо отражалось в его глазах и помогало наладить дыхание, но сердце стучало в висках от её присутствия рядом. — Я так и знал, что это ты, — наконец прошептал он, и в его голосе слышалась безнадёжная тоска. Он хотел злиться, но не мог, хотелось только расплакаться от счастья, она вернулась, — но и тут он сдержал себя. — Ты скучаешь по ней? — тут же отозвалась Марлена будничным тоном. — Нет. Ну, я думал, что нет, теперь уже не уверен, — нехотя ответил парень. — Ты думаешь так, а твоё подсознание считает иначе. Знаешь, это что-то вроде незакрытого гештальта, — она усмехнулась, а Дамиано закатил глаза. — Проще говоря, она погибла, прежде чем ты успел сделать всё, что хотел. Твои чувства к ней были слишком сильными на момент её смерти, чтобы просто взять и погаснуть. — А я всё думал, кого ты мне напоминаешь, — совершенно не в тему и как-то отстранённо пробормотал брюнет, поворачивая голову так, чтобы смотреть в её светящиеся зелёные глаза. — Нет, внешне ты на неё совсем не похожа, но рядом с тобой я чувствую то же, что ощущал рядом с Эстер. Умиротворение, спокойствие, тепло. Любовь, пожалуй, — он неопределённо пожал плечами. — Если ты являешься её образом, то сделай уже, что тебе надо, и уходи, чтобы мне стало легче. — Но когда я ухожу, тебе становится хуже. Ты не заметил? Эти слова заставили мир вокруг Дамиано замедлиться. Всё поплыло, шум моря затих. Он зависим? Это хуже даже чёртовых наркотиков, в употреблении которых его обвиняли друзья… — Я — не её образ, ты сам назвал меня своей музой, — Марлена мягко улыбнулась, — Но я могу стать Эстер, если тебе так будет проще, могу быть в её облике… — Нет, — резко перебил её Дам, и в его голосе прозвучал страх. — Будет труднее. Я скучал по тебе. — добавил он вдруг, сам не понимая своего порыва, а потом поднялся на ноги и подошёл ближе к девушке, заставляя её подняться. Она послушно встала, отряхивая от песчинок лёгкое платье в горошек, и продолжала улыбаться. — Марлена, — он выдохнул, обжигая горячим дыханием её вишнёвые губы. Провёл тыльной стороной ладони по скуле, пальцами пробежался по шёлковым волосам. Шум прибоя стал громче, чайки кричали настойчивее. — Марлена, si portami a ballare, — вдруг протянул он мелодично, протягивая ей ладонь и с мольбой глядя в глаза, — Ti prego, Marlena, — он продолжал петь полушёпотом, низкая хрипотца и мягкость его голоса влюбляли в себя. Щёки девушки заалели, она приняла его ладонь, сжимая в своей — загорелой, холодной, полупустой. Дамиано включил на телефоне предварительную запись той песни, что исполнял, и, бросив мобильник на песок, закружил её в танце, время от времени подпевая. — Stasera, Marlena… — Марлена, пожалуйста, — опустив уставшую голову ей на плечо, он шептал на ухо. — Милая, побудь ей сегодня, на несколько часов. Мне нужна Эстер, нужна не так, как нужна ты, а иначе. Прошу тебя, это будет лучшее, что ты сможешь для меня сделать. И останься потом со мной, не исчезай, как раньше, — не прекращая танца, он заглянул в её грустные глаза. Помедлив несколько секунд, она все же кивнула и неожиданно потянулась за поцелуем. Опасаясь повторения ситуаций в прошлом, Дамиано попытался оттолкнуть её, но сдался под настойчивым молчаливым взглядом, и когда открыл глаза, то уже увидел перед собой не свою музу, а первую настоящую любовь — блондинку Эстер. — Только эти несколько часов, — её глаза помутнели, и она заговорила голосом Марлены. — Попробуй отпустить меня, время уже давно пришло. — её взгляд прояснился, она улыбнулась и вновь поцеловала Дамиано, стоящего столбом. Долго он не раздумывал, и они были на его вилле уже через пятнадцать минут. Простыни на кровати были нежно-оранжевыми из-за закатного солнца, улыбалась Эстер искренне и наивно, как могут улыбаться только девушки, ещё не накопившие жизненного опыта. Она и была слишком молода, чтобы умереть — не так быстро, не сейчас, никогда…***
В его груди всегда теплилась светлая радость, потому что Марлена теперь проводила с ним каждую минуту. Они практически не расставались, она садилась напротив него за столиками в кафе, и, чтобы не выглядеть сумасшедшим, ему приходилось надевать наушники, прежде чем говорить с ней. Хотя, конечно, люди вокруг понимали и по его счастливому взгляду, устремлённому в пустое место. Они стали ещё ближе, чем были раньше. Если до этого между ними ещё могли возникнуть какие-то разногласия и недопонимания, то теперь каждый отчётливо осознавал, для чего они друг другу нужны. Всё было кристально ясно, так, как надо, не требовалось никаких объяснений, Марлена понимала Дамиано с полуслова, иногда — даже без слов, словно читала его мысли, и от этого на его душе становилось всё теплее и радостнее, словно кто-то сидел у него внутри и варил горячий шоколад. — Марлена, — затянувшись, Дамиано выдохнул сигаретный дым в воздух и с наслаждением произнёс её имя. Она тут же вопросительно улыбнулась, переводя на него взгляд. Эти двое сидели на краю каменного пирса, где проводили все последние вечера. Место нравилось им, потому что здесь открывался чудесный вид на необъятную морскую гладь, на которую кто-то будто бы выплёскивал ведро закатного солнца каждый вечер. Сейчас вода переливалась, алый уголёк дотлевал на горизонте, и волны с тихим плеском бились о каменную поверхность. — Мне иногда становится так грустно из-за того, что ты не рядом, — он вдруг вздохнул и устремил взгляд наверх, в небо. — То есть, физически. Так-то ты, конечно, сидишь возле меня, говоришь и даже можешь касаться, но для окружающих я выгляжу сумасшедшим, когда мы разговариваем. Возможно сделать так, чтобы ты стала… Ну, такой же, как я — живой? — он понизил голос почти до шёпота, внимательно глядя в её взволнованные сияющие глаза. Девушка моргнула, неопределённо повела плечами и поправила на талии лёгкое жёлтое платье. — Нет. Это невозможно, Дами, — ответила она наконец, так пристально глядя на линию горизонта, словно только своим взглядом она заставляла её оставаться такой ровной. — Извини, я бы тоже была не против, но не я это решаю… — заметив поникшее состояние парня, она повернулась к нему и тут же попыталась успокоить. Взяла его ладони в свои, охлаждая, погружая в состояние сладкой нереальности и светлой грусти. Каждый раз, касаясь его, она будто гипнотизировала Дамиано, и он не мог отвести от неё взгляд, пока она не уберёт руки. — Но мы можем устроить это немного иначе. — вдруг добавила Марлена хитрым полушёпотом. Дамиано вскинул брови, весь обращаясь в слух. В данный момент ему казалось, что он готов на всё, лишь бы она была рядом с ним в живом, человеческом обличии. — Ты можешь присоединиться ко мне. Сделаем наоборот, — она как-то странно улыбнулась, а парень нахмурился, не понимая. — Если ты… Дамиано, если ты умрёшь, мы будем рядом. Оба — в моём облике, невесомые, с бесконечным запасом времени впереди. Люди смертны, а мы — нет. Безграничное вдохновение, вечная жизнь и я рядом, как тебе? — Марлена сжала его ладони чуть крепче. Парень похолодел. Уверенность, которая наполняла его ещё пару минут назад, тут же улетучилась. Он вдруг понял, что готов на всё, но не на это. — А есть менее радикальные способы? — он нервно усмехнулся. Марлена лишь покачала головой в ответ. — Не хочу тянуть, я просто предлагаю тебе совершить самоубийство. И мы будем рядом. Ты же так хотел? Дамиано встал на ноги, отряхивая песчинки с ладоней, испуганно осмотрелся по сторонам, будто ожидал, что Марлена прямо сейчас столкнёт его в море и утопит, а потом перевёл взгляд на девушку. Она нервно перебирала пряди волос и взволнованно ждала от него ответа. — Я… — во рту пересохло. Он облизал губы, запустил пальцы в волосы. — Я не могу решиться на такой шаг за минуту, понимаешь? Мне нужно время. Подумать, — он умоляюще взглянул на неё. — Конечно. Столько, сколько тебе нужно, — Марлена успокаивающе кивнула. — В конце концов, это твоё желание, не моё. Я всё равно буду рядом. Быстро кивнув, Дамиано тяжело сглотнул, снова присел рядом, уже без опаски, и глубоко задумался. Билеты на самолёт обратно в Рим были куплены тем же вечером, пока Дамиано вместе с девушкой сидели в плетёных стульях на террасе возле домика. Он понял, что уже скучает по друзьям, а ежедневный морской пейзаж поднадоел. Руки чесались снова оказаться в студии, записать что-то из того, что он успел настрочить здесь, под влиянием Марлены, узнавать, на что способен его голос и сочинять новую музыку на гитаре. Всё время до отлёта и в самом самолёте Дамиано был погружён в глубокие раздумья. Предложение Марлены казалось ему всё более интересным и неплохим: своего рода творческий рай со своей музой под боком. Он боялся, что будет с его друзьями, думал о группе, фанатах, выступлениях, эти вещи останавливали его, но почему-то казались всё менее значимыми. Весь полёт Дамиано был один, в окружении посторонних людей. Свободного места для Марлены просто не было рядом, и она проявилась золотистым свечением в воде, которую он пил, и на страницах книги, но не более, и это одиночество позволило парню взвесить все «за» и «против» и принять окончательное решение. Спускаясь по трапу, Дамиано сразу заметил мелькнувшие внизу густые волосы и радостные изумруды глаз. Марлена ждала его, и он знал, почему. — Я согласен, — выдохнул он ей на ухо, быстро сбежав по ступеням. Сжал её ладонь в своей, с трепетом слыша стук своего сердца в ушах и видя, как загорелись её глаза. — Я сделаю это, чтобы стать ещё ближе к моей музе.