***
Они занимают первое место, отчего Шастун удивляется: не то, чтобы команда другой школы умнее, но ему казалось, что грамота ему будет только сниться. К нему подходит Добровольский и жмёт ему руку, вручая грамоту. Антон, сжимая в руке картонку, вдруг ощущает резкую боль в районе ладони, и его лицо морщится. Он уже понимает, что порезался жестким картоном, но делает вид, что все нормально: отводит ладонь за спину, встряхивает ей пару раз и вытирает об чёрные штаны. "Заебись", — думает Антон раздраженно, и что же ему теперь делать?! Кажется, в помещении душно, потому что от запаха вокруг мутит, но Шаст героически терпит, старается сделать каменное лицо. Ему кажется, что он упадёт — кошмар, падать здесь точно нельзя. Шастун настолько уходит в себя, что не замечает тёплую руку у себя на плече. Его тело немного дрожит, а рука неприятно щиплет. Удивительно, но обладателем столь тёплых и успокаивающих ладоней был Арсений. Казалось бы, мужик такой, крепкий и сильный, а руки такие приятные… Арсений аккуратно взял ладонь Шастуна, посмотрел на него своими красивейшими голубыми глазами, молчаливо спрашивая разрешение. Антон чуть видно кивнул, позволяя забрать ладонь от груди. — А, так вот ты почему такой…—Арсений вздыхает. — Ничего страшного, придёшь домой и водой тёплой промой. — Я знаю, — кивает Антон, — меня не беспокоит рука. Тут…душно. Рука действительно не болит, всего лишь щиплет едва заметно. А вот на улицу хотелось бы поскорее выйти: голова раскалывается, с каждым разом спазм увеличивается. Хочется лечь на холодный пол, чтобы вокруг обдувало, и лежать-лежать-лежать. — Душно? — переспрашивает Арсений, внимательно разглядывая подростка. Действительно, выглядит он неважно: кожа побледнела, на висках проступил пот, горячими ручейками стекая ниже, уползая за уши, зелёные глаза бегают туда-сюда, растерянно и потерянно. Антон кивает с замедлением, сглатывая слюну. — Давай я тебя выведу. Павла Алексеевича потом предупредим. Холодный поток воздуха ударяет в лицо, и Антон вздыхает полной грудью. — Получше? — спрашивает Арсений заботливо. — Получше, — кивает головой Шастун. Издалека слышится шум. Надо идти. — Ну ладно, я пошёл, Арсений… — Сергеевич. — Сергеевич, — неловко улыбается Антон. Когда Антону становится лучше, он уходит с группой в сторону школы забрать оттуда куртку и послушать слухи, которые потихоньку начали просачиваться. И лишь по дороге домой Антон вспомнил, что не сказал спасибо Арсению. Ему стало немного стыдно, но он справедливо решил, что в суматохе было не до этого. Ну и ладно, если судьба существует, то они ещё непременно встретятся. Шастун выдыхает только дома. Заварив чашку зелёного чая и взяв пачку вкусного печенья, парень ушёл к себе в комнату и начал смотреть сериал. Уроки на завтра он не делал, на послезавтра тем более. Потом Антон принял ванну, почистил зубы от скуки, позалипал на красивые фотографии в Инстаграме и посидел, кажется, во всех социальных сетях мира. Стрелки на часах показывали час ночи, потому Антон решил лечь спать. Долго ворочаясь, смяв все простыни и вытащив одеяло из пододеяльника, подросток так и не уснул, постоянно прокручивая в голове воспоминания и решая волнующие его проблемы, поэтому открыл книгу в однотонной обложке и принялся читать. В полчетвёртого утра сон немного сморил Шастуна, так что около четырёх он уснул немного беспокойным сном. В голове промелькнула мысль, что так спать нельзя. Нельзя, Шастун, восстанавливай свой режим.***
Из-за недостатка сна побаливала голова, к тому же у Антона болела шея, ведь уснул он в неудачной позе; немного скованно встал с постели, поплёлся на кухню, заваривая горький и невкусный кофе из кофеварки. Зачем — одному Богу известно. Антон ведь кофе никогда не пил, но сейчас хотелось верить всем источникам, что кофеин бодрит. Готовить он не хотел, поэтому достал из холодильника сыр, колбасу и холодный хлеб и кое-как соорудил бутерброды. Времени было не очень много, поэтому было решено сразу же напялить на себя ненавистную «официальную одежду»: рубашку и темные джинсы. Это было достаточно опрометчиво, но из-за растерянности Шастун совершенно позабыл тот факт, что, вообще-то, он самый невезучий из всех невезучих: чашка с кофе летит прямиком на белую (не белоснежную, конечно) рубашку. Сначала подросток даже не ощущает жгучую боль на уровне впалого живота, но потом он буквально визжит от неё, судорожно оттягивая мокрую ткань от тела. Он резко расстегивает уже темно-бежевую рубашку и бросает ее на стол. На теле остаются красные пятна, поэтому Шастун мочит кухонное полотенце и прикладывает к пострадавшим участкам. Когда боль утихает, он идёт к себе в комнату и надевает белую толстовку под белую футболку, надеясь, что пронесёт и никто не заметит, что он вообще и никак не в форме. Зря надеялся. Именно сегодня с проверкой пришла полная директриса (которую за спиной звали «Крыской Лариской»), конечно же заметила высокого подростка в толстовке, который сидел за второй партой, отругала его по полной программе, пока Шастун молча молился, чтоб Крыса не позвала к себе в ужасный кабинет. К счастью, не позвала. Не хватало, чтобы маму вызвали. Она все равно не сможет прийти. День пролетел быстро и незаметно; Антона отпустили с дежурства (пришлось наврать, что у него безумно болит голова), потому он и летел с лестницы, как сбежавший сумасшедший (мало ли его позовут обратно). Какая-то очередная заменяющая классрука учительница даже имени Шастуна не знала, но перестраховаться надо было. Около раздевалки он немного замешкался — выходить на холодную улицу из тёплого помещения желания не было. Быстро преодолев порыв остаться в школе, подросток выскочил на улицу, во школьный двор, даже не удосужившись застегнуть ветровку. Осенний питерский ветер проникал под одежду, заставляя кожу покрываться неприятными мурашками. Антон убедительно попросил свою память напомнить про другую, более тёплую, куртку. До слуха донёсся тоненький и немного писклявый голосок одноклассницы: та о чем-то возбуждённо рассказывала, ярко жестикулируя и не стесняясь в выражениях. Сначала Шастун хотел пройти мимо, ведь все-таки это не его дело, но его зацепила фраза «новенький учитель». Он подошёл поближе и спрятался за колонну, откуда открывался вид на несколько девушек и парней и ту самую писклявую одноклассницу — в ней он признал Сашу, достаточно красивую русоволосую девушку, о которой мечтали несколько десятков парней из школы. Было известно, что она являлась сплетницей, потому все свежие новости узнавались из уст длинноногой красавицы; на удивление, все сплетни, которые она рассказывала, оказывались правдой. Ну, а Антону тоже было интересно. Подросток пристально слушал монолог Саши. — Ну так вот, — чуть тише произносит русоволосая, — информация, конечно же, не до конца проверена: просочилось совсем немного, но все равно никому, — ее голос опускается практически до шепота. Антон подходит чуть ближе и выкручивает невидимые колонки звука на максимум. — Вчера же был конкурс по литературе. Говорят, там был специалист по русскому и лит-ре, — в гурьбе любопытных подростков пронёсся полувздох-полустон. — Вроде бы он пришёл понаблюдать за работой нашей школы… Кажется, он согласился работать у нас. Имени не знаю, но какой-то По… Полнов? Позов? А, точно, Попов. Завтра нарою побольше информации. Всем чмок-чмок, я пошла! Антон стремительно вышел из-за колонны и пошёл в сторону дома, боясь быть замеченным — не хватало ему ещё и этих проблем. В голове вновь роились мысли по поводу Арсения. Теперь Шастун был на сто процентов уверен, что Попов придет в их школу. Подросток сдавленно застонал: скорее всего, Арсений будет вести у него какой-то из предметов, ведь их учителя постоянно менялись, да и к тому же, вроде как учитель-предметник собирался увольняться. В этом году их школу покинуло слишком много учителей: из адекватных остался только Добровольский, а его любимая русичка Анна Григорьевна мало того, что ушла в декрет, так ещё и уволилась. Антону не хотелось, чтобы Попов начал у них преподавать: во-первых, подросток привык к старому учителю, а во-вторых, налаживать отношения с каким-то посторонним человеком, пусть и учителем, ему было тяжело — наверное, он в своём роде социофоб или кто-то такой, но Антон старался не думать об этом. С другой стороны, Арсений — тот самый преподаватель, который поможет подтянуть русский и литературу перед экзаменом. Антон надеется, что Попов будет адекватным. Под ногами шуршали листья, под которыми не было видно луж; пару раз Шастун попадает в ловушку. Его кроссовки мокрые, носки тоже, ногам холодно, и при каждом шаге раздаётся странный звук хлюп. Хлюп-хлюп. Он лишь надеется, что не заболеет.***
Завтра пятница. Антон садится за уроки практически сразу, потому что Дима зовёт его в кино на новый фильм в семь часов. На ненавистные ему предметы он просто-напросто забивает, просто надеясь, что пронесёт. Он все равно не будет сдавать химию, так зачем напрягаться? Антон гуманитарий, отстаньте. Около шести он освобождается и идёт, наконец, есть. Он варит макароны и достаёт кусок маринованной курицы из холодильника, жарит ее на медленном огне, режет овощи и наливает себе стакан сока, непонятно откуда взявшегося. Шастун, кажется, впервые так объедается. Даже удивительно, потому что готовить он не умеет от слова «Совсем». Ему видится, будто живот раздувается, и он думает, что похож на пивную бочку. С трудом натянув на себя светло-синие, практически голубые, джинсы и горчичного цвета толстовку, он выдвигается в путь. На плечах у Шастуна серо-чёрный рюкзак, а в руке куртка потеплее ветровки. Его кроссовки до сих пор мокрые, и нет, он правда надеется, что не свалится с гриппом или чем похуже.***
Они садятся на седьмой ряд практически посередине — достаточно хорошее место, и парни радуются. Дима заказывает карамельный попкорн, на что Шастун морщится, но молчит: у него аллергия на карамель, да и вообще сладкий попкорн он не признаёт; сам парень заказывает небольшое ведерко соленого попкорна и покупает сладкую газировку. Фильм оказывается достаточно хорошим; двум подросткам не мешают даже целующиеся парочки, громко и слюняво чмокаясь, и две девочки, которые задорно смеются и обсуждают фильм. Антон привык смотреть фильм молча, но все же стерпел лишнее звуковое сопровождение. Возвращается домой к одиннадцати, перед этим погуляв с Димой во дворе; Шастуну нравится немного нарушать комендантский час, при этом оказываясь безнаказанным — это этакая забава, развлечение для подростковой души. Дома его ждёт холодный кусок курицы и слипшиеся макароны. Антон, на самом деле, наелся попкорном и напился газировкой, и чувствовал тяжесть; он просто ставит еду в холодильник и пьёт холодное молоко, ну, потому что он не маленький, чтобы греть его в микроволновке! К его возможной болезни прибавляется ещё несколько баллов. У Шастуна необычная особенность: он очень-очень редко болеет. За учебный год он пропускает около трёх недель максимум по причине болезни, остальное время он просто прогуливает. В час ночи Антон, после душа, падает на кровать и открывает книгу, ту, что начал читать сегодня (или вчера?) ночью. Она достаточно интересная, легко читается и персонажи глубокие. Около двух Антон перечитывает одну и ту же строчку в пятый раз, совершенно не понимая, о чем там пишут. А потом он просто засыпает прямо с однотонной книгой в руке. Пятница. Восемь часов. Шастун подрывается с кровати, ударяется голым мизинцем о тумбочку, шлепается на пол и негромко стонет от боли. В голове строчка из сплошных матов. Антону нельзя опаздывать на этой неделе, иначе его точно вышвырнут из школы или, как минимум, позовут к директору вместе с мамой. Не позавтракав, Шастун чистит зубы мятной пастой, перебарывает тошноту от неприятных ощущений, натягивает помятую рубашку и пытается разгладить ее на теле. Ничего не получается, и подросток плюет на это занятие, в спешке надевает ветровку и холодные кроссовки, совершенно забывая про тёплую одежду. Он выходит из парадной, и в лицо ударяет поток холодного воздуха вместе с моросью. Антон морщится — как он мог забыть, что в Питере погода по ранним утрам никогда не бывает хорошей? "А надо было посмотреть погоду, Антон", — мерзким голосочком шепчет внутренний голос. — Я опаздывал, вообще-то, — тихо бурчит Шастун в ответ и тут же хлопает себя по лбу: зачем он сказал это вслух, кто его за язык тянул? Он стоит на остановке под козырьком, пытаясь найти место, где можно спрятаться от холодного ветра и теперь уже дождя. Наконец, Антон прислоняется к стеклянной стене, более-менее чистой и от скуки читает номера проституток на ярких листках. Мимо проезжает пара маршруток, но денег в карманах нет; Шастун ждёт, когда подъедет автобус и он, прислонив карточку с неограниченным количеством поездок, поедет прямиком к школе. У него немного времени, но Антон все ещё надеется доехать на автобусе, а не идти под дождем и ветром. Вдалеке он замечает бело-зелёный кусок металла, называемым автобусом, и чуть ли не хлопает в ладони от радости. В автобусе тепло, и даже находится несколько свободных мест у окна, где в ноги бьет горячий воздух; Антон не уверен, что это хорошо — разве воздух должен идти непонятно откуда, из пола? Но в данный момент ему просто хорошо от ощущения, что пальцы на ногах наконец-таки можно разогнуть и погреть. Шастун лезет в карман за карточкой, но не находит ее. Сердце останавливается на миг и начинает биться быстрее; кажется, ему неожиданно становится жарко от страха. Он проверяет второй карман, потом внутренний и нагрудный. Карты нигде нет. Потом Антон вспоминает, что оставил проездной в другой куртке, более тёплой, той, в которой он ходил вчера. Всю дорогу до школы он молится, чтобы к нему не подходил кондуктор, чтобы проверить наличие карточки, и не вышвырнул из автобуса. К счастью, ни того, ни другого не происходит, и Шастун выдыхает уже около входа в здание. Ему немного стыдно, когда он расстегивает куртку, ведь под ней очень помятая рубашка темно-синего цвета. Он обещает самому себе, что больше никогда не придёт в помятой одежде. Антон влетает в кабинет за минуту до звонка. На него удивленно смотрят, как минимум, пятнадцать пар глаз, остальные либо протягивают «у-у-у-у-у», либо молчат. Павел Алексеевич, который разговаривал с очередным заменяющими литературу учителем, поднял бровь и тихо пробормотал: «Неужели Шастун не опаздывает? Наверное, я сплю», — а потом лучезарно улыбнулся классу и пошёл в свой кабинет, перед этим похлопав Антона по плечу. Шастун садится к Диме и пытается найти учебник по литературе и тетрадь; ни того, ни другого не находится, потому Антон тихо шепчет Диме в ухо: «Поделись по-братски учебником, пожалуйста», — и строит умилительное лицо. Позов улыбается, мягко журит его и пододвигает учебник на середину парты, а потом выдергивает из тетради двойной листок. Антон готов расцеловать его. К четвёртому уроку его живот призывно урчит, но он не выучил географию, так что приходится жертвовать вкусным перекусом. Игорь, невысокий одноклассник, ответственный за журнал, по секрету ему рассказал, что его, Антона, точно спросят сегодня. Шастуна действительно спрашивают, и он получает четверку с тремя длинными минусами; подросток поворачивается к месту Игоря и одними губами произносит "спасибо". Тот просто слабо улыбается и кивает ему. Последним уроком стоит физкультура, и Антон недоволен. Его живот все ещё болит, к тому же он слишком устал для физических нагрузок. Подросток искренне надеется, что сегодня не будет никаких нормативов, и что он сможет посидеть на скамейке, когда весь класс будет играть в пионербол. В этот раз ему не везёт: мало того, что они сдают бег на время, так ещё и сегодня обязательно играть, если он хочет получить хорошую оценку. На дворе октябрь, и это значило лишь то, что скоро будут недельные каникулы, и то, что Антону как воздух нужна хорошая оценка. Несмотря на то что оценки выставляются по полугодиям, Шастуну не хотелось бы сидеть с тройкой; потом ему исправить не дадут. С физкультурой у него всегда были какие-то напряжённые отношения: он был не только, в общем-то, дрыщем, да ещё и неспортивным дрыщем. Он задыхается, когда бежит, и, кажется, нога странно выгибается в обратную сторону. Потный, вымученный и полностью опустошенный Шастун движется к скамье, пару минут пытается проморгаться и услышать хоть что-то помимо биения собственного сердца. Его тянут играть в пионербол, и Антон пытается занять нейтральную позицию около сетки. Подростка неприятно мутит, и на висках появляются бисеринки пота. Он пытается поймать мяч дрожащими руками, но он, как назло, попадает прямиком в голову. Немного пошатнувшись, Шастун летит на пол, ударяясь локтями и правым боком, падая в приятную темноту.