***
Он бредёт в школу где-то сорок минут, игнорируя автобусы и прочее. На улице впервые за долгое время относительно тепло, до осенних каникул остаётся две недели, и у Антона практически хорошее настроение (было бы идеальным, если бы он не болел). Здание школы встречает его тёплым, практически горячим, и немного душным воздухом, какими-то рисунками на стенах и грязными полами. "М-да уж, такой себе контраст", — думает Шастун, скидывая куртку с нешироких и худых плеч. Сменку он не носит уже года три, а если кто-то замечает его кроссовки, то он отвечает что-то вроде: «Ну, знаете, я забыл сегодня обувь! Какая жалость, я завтра приду в туфлях, правда!» — и ему верят. Но в этой ситуации ему не мерзко и не стыдно, потому что на старух ему совершенно параллельно. "А на молодых симпатичных учителей тебе не параллельно?" — противно шепчет внутренний голос, но Антон отмахивается: не хватало ему ещё думать об этом именно сейчас, когда дел по его болящее горло. Он замечает Арсения Сергеевича на другом конце коридора и почему-то заливается краской; Антон вспоминает, какие у него были вчерашние мысли, и корит свой организм, который именно во время болезни жутко возбуждён. Матери было как-то стыдновато признаваться, поэтому лично для себя Шастун назвал это «особенностью организма, когда во время болезни он возбуждается от любой херни». Такая себе история, но до этого Антон проводил время во время болезни дома, потому и возбуждался только от программ на телевизоре. А теперь… ну, а теперь он понял, что он гей хотя бы наполовину. Хотя бы на время болезни. «А может быть бисексуал? Всё-таки Позов не возбуждает меня, Добровольский и повариха — тоже…». Боже, Антон, о чем ты думаешь? Заткнись. Шастун молча плетётся по рекреации, встречая одноклассников, снующих туда-сюда, учителей с журналами, книгами, тетрадями и учебниками и родителей, которые с утра пораньше пришли на разговор. Он молча радуется тому, что его мать постоянно грозятся вызвать, но не вызывают — иначе сейчас бы он лежал мёртвым где-то в кустах Токсовского кладбища.***
Дима подходит к кабинету минут за двадцать до звонка, когда Антон дочитывал вторую электронную книгу на телефоне. Шастун приветливо машет ладонью, даёт другу «пять» и вновь окунается в выдуманный мир. Он, как истинная девятилетка, фанатеет от Сумерек, фэнтези и упоротых книжек, но предпочитает делать это молча. Мать думает, что он наверняка читает что-то очень серьезное, предыдущие учителя русского и литературы считали также, только Дима знал, какие книги и жанры предпочитает его друг. Нет, конечно же, Антон помимо фантастики читает детективы, классику и прочее… Шаст не помнит, когда начал читать. Просто, ну, получилось, а он и не сопротивлялся. Никого особо не интересовало, что читает этот несносный подросток. Димка всегда был понимающим — не смеялся и не плакал, узнав о предпочтениях. Добровольский проходит мимо, шурша одеждой, и опаляет дыханием где-то в районе шеи, и Антон вздрагивает всем телом и резко поворачивается. Учитель приподнимает бровь. Шастун прижимает к груди телефон, предполагая сколько же увидел Добровольский. — Я напугал тебя, Антон? — М-м… нет, Павел Алексеевич, просто… просто неожиданно, — находится Шастун, пытается приветливо улыбнуться и свалить. Учитель понятливо кивает и исчезает за поворотом на лестницу. Антон продолжает читать вплоть до звонка на урок, уходит лишь тогда, когда в кабинет заходит последний человек. Он садится к Позову, достаёт учебник и тетрадь по литературе, пока тот спрашивает его о самочувствии. — Э, — глубокомысленно выдаёт Шастун, — вроде ничего, — наглая ложь. У него пиздец как болит голова, и его снова тошнит, но другу не стоит волноваться. В кабинет заходит Арсений Сергеевич, а Антон теряется: в смысле, у них сейчас урок русского? Не литература, не замена? — Бля, — тихо стонет Шастун, на что Дима недовольно хмурится: ему не очень-то хочется постоянно слушать вздохи, охи и ахи его лучшего друга, тем более утром он поссорился с родителями. Антону тоже об этом знать нет необходимости — Позов, конечно, плохо видит, но не настолько, чтобы не различить состояние Шаста. Не зря же врачём стать хочет. — Шастун, да ты заколебал, — шипит Позов, не выдерживая. — Хватит стонать, как шлюха, иди к Сеньке, ему хоть в жопу ори! — Чего? Ты охуел, что ли? — Позов, Шастун, это что такое? Ну-ка дневники на стол. Оба, — цедит Арсений Сергеевич, злится, потому что слышал последние фразы Димы и ему немного неловко. Что имел в виду Позов? Они обсуждали его или это была ирония? Или, не дай Бог, он нравится Шастуну? Если бы Арсения спросили, как он относится к гомосексуальности, то он бы ответил: «Отношусь». Но показывать это в таком коллективе и при таких обстоятельствах чревато, поэтому он молчит. Крутить на работе отношения — крутить отношения в школе, являясь преподавателем — опасно. Его, конечно, вряд ли посадят, но отстранят от преподавательства, а учить русскому и литературе Арсений Сергеевич очень уж хотел. Конечно, он не собирается встречаться ни с Антоном, ни с другими учениками и ученицами, но всё равно — ему будет больно, если кто-то влюблён в него и невзаимно. Был у него такой опыт, проходили. Забудь об этом, Попов, пожалуйста, забудь. А забывать не получается. Арсений прикусывает губу, сжимает руку за спиной, причиняя себе боль, но его отпускает. Правильно, идём дальше — пострадаешь о своей молодости потом. Антон и Дима идут к учительскому столу и чуть ли не швыряют в лицо преподавателю дневники. Арсений Сергеевич хмурится, ругается, а потом машет рукой на учеников и пишет замечание, ставит подпись. В нем просыпается Любопытная Варвара, поэтому он заглядывает на страничку, где написана контактная информация; он запоминает номер телефона матери Шастуна, замечает, что больше информации не указано, что подтверждает ранее увиденное свидетельство о смерти. Значит, и отчима нет — или есть, но его по какой-то причине не указывают. Понятно, либо нет, либо в плохих отношениях — у Позова-то все указано, с номерами и чуть ли не адресом на первой странице. Черт бы побрал твою любопытность, Попов. Арсений думает, как притягиваются противоположности; думает об учениках, почему-то об Антоне и опять хмурится, да так, что складка на лбу появляется. А ещё он думает о своём коте, сером и толстом. Интересно, не скучает ли он? Голубоглазый учитель молчит уже восемь минут, и класс, не выдержав, начинает шебуршать, разговаривать и сидеть в телефонах; Антон смотрит на подзависшего Попова и думает о том, что надо бы как-то сообщить учителю, что урок все ещё идёт. Решение приходит неожиданно: а почему бы Шастуну просто не подойти к нему, попросить дневник, извиниться и заодно напомнить о том, что ещё пятнадцать минут они должны получать знания. Не то чтобы он горит желанием заниматься, но прекрасно понимает, что учителю прилетит выговор. — Арсений Сергеевич, — тихо шепчет Антон, трогая того за плечо, — извините нас, пожалуйста, за такое ужасное поведение! Можно мне забрать дневники? Учитель отмирает, удивленно смотрит на Шастуна и кивает головой; его мысли в приятной дымке, а про урок он забыл на этапе мыслей про жирного кота, который сидел сейчас в его, Арсовой, квартире. — Итак, — кашлянув, учитель посмотрел на класс и, впервые за практически десять минут, что-то сказал. — Продолжим.***
День пролетает незаметно; единственное, что огорчает Шастуна — ему приходится идти на физкультуру, иначе «Ты вылетишь из этой школы к чертовой матери за прогулы, Антон, и никто не посмотрит на твою успеваемость, которая, кстати, тоже хромает!». Он сидит в раздевалке долгие двадцать минут, тихо матерится, ведь помнит, чем закончился урок практически неделю назад. К слову, это был последний раз, когда Шастун находился в спортзале. Физрук спрашивает о его самочувствии, и Антон признаётся, что чувствует себя неважно; вообще-то он надеется, что мужчина отпустит его или заставит работать в полсилы, но тот лишь сухо кивает и предлагает сходить в медкабинет. — Не, я потерплю, — говорит спокойно Шастун. — Тащить тебя к врачу я не буду, сам смотри, — строго произносит Сергей Вячеславович, а Антон морщится. Только он может попасть на плохое настроение физрука, который практически всегда в приятном расположении духа. В зале звук отбивающихся о пол, потолок и стены мячей, стук скакалок и крики. Места на всех не хватает, потому что занимаются одновременно три класса: третий, восьмой и одиннадцатый, Антонов. Он присаживается на скамейку, игнорируя перекличку и построение. Учитель не замечает его вплоть до разминки, в наказание ставит показывать упражнения, а Антон понятия не имеет, что ему делать. Он крутит головой туда-сюда, делает слишком резко и приостанавливается. Перед глазами всё плывет, но он медленно, но верно повторяет упражнение ещё семь раз. Потом идут плечи и руки: Шастун придумывает прямо на ходу, вспоминает, что они делали на предыдущих уроках. Но вот незадача — больше половины он прогуливает, остальное — не делает и игнорирует. Он в надежде смотрит на Позова, но тот все ещё зол и немного обижен: на что обижен — Шастун понятия не имеет, но и сам он немного не понимает, что произошло. Дима нёс какую-то чушь, Антон не понял, причём здесь был Попов. Надо будет спросить у Позова, когда они помирятся, что он тогда имел ввиду. Физрук отворачивается, и Шастун пропускает половину тела, берётся сразу же за ноги и таз; он крутит конечностями, что-то творит с лодыжками и говорит, что разминка окончена. — Нет-нет, Шестун!.. — Шастун! — произносит весь класс, дико смеясь; вроде бы в одиннадцатом, а разума как у первого. — Шастун, — исправляется мужчина. — Ну-ка, делаем ещё пятнадцать перекатов, отжимания и планку. Давай-давай!.. Вот теперь он точно влип. Игнорировать болезнь нельзя, а физические упражнения он и так хреново делает. Шастун подходит к учителю и сообщает, что больше он не может. — Ах, не можешь?! — заводится мужчина, думая, сколько уже можно ничего не делать. — Для тебя сверху ещё по десять упражнений разного типа. — Но… я плохо себя чувствую… — Плохо он себя чувствует!.. Не умрёшь. — Не умру, — Шастуну дурно, но он идёт на прежнее место и встаёт в планку. Первые десять секунд идут быстро, Антону даже не так тяжело, и он тихо радуется; на двадцатой секунде руки трясутся, как у алкоголика, пресс болит и дрожит, а Шастун мечтает упасть в небытие (или хотя бы в обморок). Его тело падает на пол. Антон пытается отдышаться, перед глазами пелена, а к нему подходит Позов. — Чувак, ты в порядке? — Мгм… да. Практически, — Дима подаёт ему руку, и он встаёт с пола, чуть шатаясь. Физрук отпускает его с урока, тысячу раз извиняется, а потом Антон узнаёт от Позова, что в журнале у него стоит пять за полугодие. Карандашом.Антон Шастун 16:34
подожди, но ведь до полугодия ещё одна четверть?
Дима вздрагивает от пришедшего уведомления, открывает и задумчиво смотрит на телефон несколько минут. За дверью родители отчитывают его сестру, громко кричат, что заставляет съеживаться парня. Дмитрий Позов 16:39 видимо, в следующей четверти ты можешь прогуливать физру ;) Он устало откидывается на спинку кресла, снимает очки и трёт напряженные глаза. Позов считает, сколько не делал зарядку для зрения, думает, что оно опять сéло, а мать будет громко орать и отнимет его телефон. Через силу делает упражнение на сведение, потом делает какие-то зигзаги глазами и на этом заканчивает. Не то чтобы ему всё равно на зрение, но настроение говорит: «Пошёл к черту!», поэтому подросток падает на кровать. Он устал. Устал от криков. Устал от сестры, которая всё не может остепениться и найти себя. Устал от родителей, которые диктуют ему условия. Устал вообще от всего. Через двадцать минут он встанет с постели и будет делать уроки. Ну, а пока что, Позов лежит, уткнувшись лицом в подушку, и тихо плачет. Как же ему это надоело.***
Антон прижимает ноги к холодной стене, пока меряет температуру. Мама придёт с суток через час, ему надо что-то приготовить и сделать уроки. Дел невпроворот в общем-то, но Шастуну так лень… Подросток упрямо прогоняет это чувство, плетётся на кухню и ставит кастрюльку с водой. Термометр пищит через несколько минут, и Антон снова видит тридцать восемь. Сейчас он практически не ощущает болезни, выдаёт ее лишь больная голова и саднящее, но не сильно, горло. Шастун высыпает длинные макароны в кипящую воду, солит ее немного, мысленно надеясь, что не пересолил. Он понятия не имеет, как определять количество соли, поэтому полагается на чистую интуицию. Потом Антон трёт сыр и готовит салат, что, слава Богам, он научился делать за семнадцать лет жизни. Шастун не слышит прихода матери и громко орет, когда его плеча касается холодная ладонь. — Ты чего кричишь? — шипит женщина, слегка бьет его по спине, а Антон уворачивается от ее ладони. — Ты напугала меня, мам, — недовольно отвечает Шастун, цокает, и мать снова замахивается. — Я приготовил ужин, кстати. Они снова ужинают, однако теперь в воздухе ощущается недосказанность. Антон неловко смотрит в тарелку, а женщина не предлагает ему полусухого красного. — Я вот получил пятерку по русскому. — Молодец. Как себя чувствуешь? — спрашивает мама впервые за двое суток. — У меня температура тридцать восемь держится вот уже два дня. — Ты мерил? — Да, минут тридцать назад. — Мерь при мне сейчас, — мама не доверяет ему, и Антона снова укалывает чувство совести. Натворил делов, сам виноват, упрямо твердит он про себя. Термометр показывает уже тридцать восемь и два; Антон наблюдает, как хмурится мама, а потом удивленно открывает рот, когда она резко говорит: «Так, остаёшься дома, но делаешь все уроки, и я проверяю их, понятно?». Антон кивает, как китайский болванчик и идёт спать. Мама заставляет выпить ещё несколько лекарств, когда он переодевается в пижаму. Меньше, чем через час он засыпает, напрочь забыв об уроках, домашних заданиях и прочем.***
Антон Шастун 5:21 привет, я не приду, мама наконец оставила меня дома) Дима потерянно смотрит на экран, который ослепил его на две минуты. Когда пятна перед глазами исчезают, а глаза не пытаются закрыться, подросток медленно строчит сообщение в ответ.Дмитрий Позов 5:30 ок, я скажу старосте, а че не спишь-то, болезненный?
Антон Шастун 5:31 я вчера рано уснул просто, а ты чего не спишь? или ты не прешься в школу?Дмитрий Позов 5:32 прусь, ещё как прусь. я тоже рано уснул вчера, сейчас сериал наверно буду смотреть какой-нибудь)
Антон Шастун 5:34 ясно. ну ладно, я пойду тоже что-нибудь посмотрю, удачи в школе. кстати, напишешь как день прошёл, ок?Дмитрий Позов 5:34 ок)
***
Антон пересматривает все фильмы про супергероев, в районе двенадцати меряет температуру и садится за уроки, впрочем, ненадолго: ему хочется спать, а ещё Шастун отвлекается на телефон каждые три минуты в лучшем случае. Термометр показывает тридцать семь и девять, и подросток напрягается: ему не нравится, что температура держится. Он шлепает босыми ногами (даже во время болезни Шастун не изменяет своим привычкам) на кухню, залезает на стул и достаёт откуда-то с полки голубую пачку жаропонижающих. Мама купила новые таблетки, поэтому Антон внимательно вчитывается в текст инструкции, с удивлением отмечая, что требуется выпить три пилюли, чтобы эффект появился. Он вливает в себя, по меньшей мере, два стакана воды, прежде чем решается принять лекарство; ему становится дурно, когда вспоминает про наличие очень сладкого сиропа от кашля. Зубы буквально чувствуют эту приторность, которая разъедает эмаль: вкупе с тем, что у Шастуна они очень чувствительные… Он пишет маме, что все в норме, присылает фото-доказательство в виде нерешенных номеров по алгебре и идёт что-нибудь впихнуть в себя. В смысле, бутерброд или прочее… От ненавязчивых мыслей он подрагивает, кладёт ногу на ногу, пытаясь скрыть возбуждение, от кого — непонятно. Ему самому немного некомфортно от того, что он представляет такое, но ничего поделать не может. Да подрочи уже, Шастун, чего кота за яйца тянешь?! Шастун смотрит какое-то юмористическое шоу по телевизору, смеется из-за нелепых шуток и чуть ли не засыпает с пультом в руке. Он бредёт в свою постель, накрывается одеялом и долго ворочается: глаза то и дело закрываются, но количество мыслей в голове не даёт ему уснуть, и он недовольно стонет. Невольно вспоминает про претензию Позова и потрясенно молчит. Хватит стонать, как шлюха. Иди к Сеньке и стони ему хоть в жопу. Он…ревнует? недоволен? подавлен? у него снова проблемы с семьей? У него появился парень? — Парень? — вслух произносит озадаченно. — Ну не может быть!..Шаст 13:45 поз, у тебя парень появился? или ты влюблён в кого-то?
Дима смотрит потрясённо, а потом тихо смеется. Наверное, Шастун шутит. Поз 13:45 ахахахахк, смешно)))Шаст 13:46 так я не шучу! хватит придуриваться, колись ;)
Поз 13:46 я приду и надеру тебе зад, как малолетке, придурок. Шастун шумно выдыхает в подушку; понимает, что Дима не шутит, и неожиданно громко смеется. Он представляет, как Позов, грозный и злой, как черт, приходит с ремнём, и Шастун ржёт без остановки. Антон снова садится за уроки, списывает с интернета все, что можно, и удовлетворенно улыбается, а потом чихает. Из носа постоянно подтекает, поэтому подросток бредёт в мамину комнату и достаёт из тумбы пачку носовых платков. Практически через тридцать минут Антон засыпает. Ему ничего не снится, но спит он чутко и плохо. Шасту то холодно, то жарко, он вертит одеяло туда-сюда, а в конечном итоге вытаскивает его из пододеяльника. Один раз Антон чуть не сваливается с кровати, и после этого уже не может заснуть. От скуки он бездумно листает ленту, а потом замечает активную переписку в беседе класса. У Антона, конечно же, стоит беззвучный режим, чтобы не читать весь бред его одноклассников, но в нем просыпается любопытство. Судя по огромному количеству восклицательных знаков, непристойностей и злых смайликов, тема для обсуждения щекотливая и интересная.Антон Шастун 3:12 PM что я пропустил? у меня дохуя уведомлений, а времени читать нет
В ответ ему пишут пять человек. Антон удивляется, потому что обычно от них ответа не дождаться. Видимо, реально что-то серьезное. Оксана Суркова 3:12 PM Да там люто! Прикинь, у нас литератор будет классным! Ирина Кузнецова 3:13 короче, поскольку у нас нет постоянного классного, нам ставят Арсения Сергеевича. ну, типа, ура, что ли!Антон Шастун 3:14 бляздец, спасибо за инфу
Ну вот прекрасно, — думает Шастун. Ему стыдно перед Поповым, а теперь ещё он будет знать обо всем. В голову приходит одна ужасающая, но, скорее всего, правдивая мысль: его мама будет ему звонить и спрашивать про успеваемость. Бля. А ещё скоро придёт Дима — исполнять его дурацкие обещания — но они поиграют в футбол на приставке и пообщаются. Антон садится за стол и решает выплеснуть свои эмоции на листке блокнота. Он пишет портрет какой-то женщины, уделяя внимание огромным карим глазам и родинкам, добавляет на щёки и нос веснушки, а потом перечеркивает все к чертовой матери. Сейчас его бесит практически все, он очень недоволен кривыми ушами и губами на портрете, и чуть ли не плачет от раздражения. Запоздало слышит, как звенит домофон, подходит к двери и видит в глазке Позова. Антон открывает дверь, и его чуть не сносит тело Димы. — Привет-привет, чего так гонишь? — Прости, — выдыхает Позов. — Там пиздец ливень на улице, а я без капюшона. — А, — понятливо кивает Антон, — давай сюда куртку, на батарею повешу. Чаю хочешь? — А кофе есть? — Кофе есть, но тебе не предлагаю, — хитро улыбается Шастун. — Язва. — Сам такой, — высовывает язык подросток и смеется. Дима умиленно улыбается, мгновенно посветлев. Они проходят на маленькую кухоньку. Антон ставит чайник греться, пока Дима достаёт из рюкзака любимый шоколад и маленькие профитроли. Налив в большие чашки чай и взяв вкусности, они следуют в комнату Шастуна и разваливаются на кровати. Телевизор медленно нагревается, приставка едва слышно гудит, включаясь. Джойстик приятно ложится в ладонь. Антон нажимает на кнопки, крутит стики в разные стороны, пока игра загружается. Дима, в принципе, делает то же самое, но скорее неосознанно, по привычке. Они громко кричат, психуют и матерятся, выплескивая свою энергию. Через два часа, три кружки чая и все съеденные в доме сладости, подростки устают играть. Взъерошенные, вспотевшие и покрасневшие, будто они действительно играли в футбол, идут на кухню и заваривают лапшу быстрого приготовления. Чуть не просыпав все специи на пол, Антон с матами ставит на стол две миски с ароматным бульоном и волнистыми макаронами. Они с удовольствием съедают все, потом выкидывают мусор и, наконец, начинают болтать на важные темы. — Дима, колись, — неожиданно произносит Антон, когда они, объевшиеся, лежат на Антоновской кровати. Позов недовольно переворачивается на живот, кряхтит и выдаёт: «Что именно тебе сказать, Шаст?» — Ну бля, давай по порядку. Начнём со вчерашней тирады про Сеню. Давай-давай!.. — А что там рассказывать? Прости, это вырвалось неожиданно. — В смысле «что там рассказывать»? Ты ревнуешь, что ли? — Упаси Господь, — ворчит Дима. Он достаёт из кармана телефон, заходит в беседу класса и долго-долго листает. Наконец, найдя то, что надо, Позов даёт в руки Антона телефон. — Чего?! — пищит Шастун от неожиданности. — «А вы тоже начали шипперить Антона и Арсения Сергеевича?» Это что такое, Дим? — Это твои одноклассницы. Дальше читай. — «Да, они булочки!» Пизде-е-ец… «Это их дело, но они милашки!». О, а это кто написал? — Что именно? — спрашивает Дима, заглядывая в телефон. — «Вы заебали, никто ни с кем не встречается!»… Так это же Матвиенко!.. Респект ему. — Респект, — повторяет Дима. Антон сам не замечает, что отвлекается на эту тему, а когда понимает — возмущённо тянет «Э-эй». Дима смотрит вопросительно, пока Шастун переворачивается на бок, прямо лицом к Позову, а потом приподнимает брови, когда Антон ласково гладит его по щеке, успокаивая. — Дим, ну, правда, — шепчет он, — ты мне можешь все рассказать. — Да никто мне не нравится, — выдыхает Позов. Антон смотрит недоверчиво, убирает руку с лица друга, наблюдает за лицом Димы. — Хорошо, ладно, — говорит Шастун немного раздраженно, когда понимает, что Дима врет. Позов сам это понимает. — Как дела дома? — прямо в точку. — Все как всегда. Тох, я так устал, — признаётся другу Дима. Теперь он правда выглядит грустным и усталым. — Лиза, чертовка такая, опять до утра гуляет где-то, вот мать и взъелась на неё. И на меня заодно. — Мне жаль, — шепчет Антон, совершенно раздосадованный, что не умеет успокаивать людей. Он ласково треплет его по голове, гладит спину и просто обнимает. — Давай поменяем тему? — просит, не спрашивает, расстроенный Дима. Антон кивает, потому что однозначно понимает, что не сможет как-то помочь ему в этой ситуации. Знаем, проходили. — Правда, что теперь Сеня наш классный? — не самая удачная тема, но ничего лучше Шастун придумать не может. — Правда, — подтверждает Позов. — Насколько я понял, он с понедельника. — Понятно. Быстро он, — замечает Антон. — А ты думаешь, что кто-то сверху…? — Продолжать не надо, потому что все всё понимают. У них школа странная: вроде гимназия, вроде за форму сильно не ругают, а шашни крутят только так, да и сплетни на раз-два разносят. — А черт его знает, Дим. Ладно, не наше это дело, если и сверху — значит, так надо. — Оно верно. Они пытаются найти темы для разговора, но не могут зацепиться за что-то отдельно, постоянно теряя нить. Антон решает не тянуть, мягко провожает Диму до лифта, а потом падает на кровать. Он, совершенно вымотанный, меряет температуру, видит там тридцать семь ровно и радуется. Значит, думает, болезнь потихоньку отступает. Шастун разговаривает с мамой, опять делает уроки, недолго читает книгу и идёт в душ. Он знает, что при температуре этого делать нельзя (ну, как нельзя — мама никогда не разрешает), но терпеть потную футболку и грязную голову он больше не намерен. Так уж и быть — он сушит волосы феном — чтобы не тревожиться. Потом он листает переписку класса, запоминает крыс, с которыми он будет аккуратен, и с удивлением замечает, что в беседу добавили нового человека. Это был Арсений Попов. — Интересно выходит, — говорит он вслух, заходя в профиль.