***
Двадцать минут. Они в этом кабинете целых двадцать минут. Арсений ещё как-то находит силы проверять и исправлять их ошибки, направляя. Антон не находит силы даже натянуть дружелюбную улыбку. — До звонка три минуты, — оповещает Позов, взглянув на часы. Надо бы побыстрее, курить хочется страшно. Дима молча, одним взглядом не позволяет Шастуну говорить, контролируя его поведение, потому что тот опять что-то ляпнет, а это выльется во что-то серьёзное. Антон крутит в руках тяжёлые браслеты, снимает металлические кольца с тонких пальцев, находя в этих занятиях успокоение. Антон помнит, что сейчас у них литература. Надо как-то покурить, но чтобы их не заметили, да и на ещё один урок с Арсением Сергеевичем опаздывать чревато, тут даже не скажешь, что потерял нужный кабинет. Конечно же, возникнут вопросы по поводу запаха — но это ничего страшного: были ситуации и похуже, проходили. — Я напишу Окс после звонка, что мы можем опаздывать. Может, у нас переход*, чуешь? — и замолкает. Антон тихо усмехается спустя какое-то время. Окс. Миленько. Переход значил дополнительную причину опоздания — это несказанно радовало. Звонок звучит слишком громко из-за малого количества народа в кабинете. Шастун и Позов вздрагивают, одновременно поворачивая головы в сторону двери. Из коридора не слышно ни звука: Антон даже думает, а не случилась ли у них пожарная тревога? В глазах сухо, и на подростка вновь волнами накатывает усталость. Парта уже не кажется такой твёрдой и грязной, да и стулья с жвачками не вызывают у подростка отвращения — ко всему привыкаешь. Хочется спокойно курнуть — Антон соврал о том, что у него нет зависимости от сигарет — забыв о всех проблемах, и завалиться спать. Он надеется, что Попов уже достаточно натрахался с этими, прости господи, пробниками, поэтому на литературе их трогать не будет. — Пойдём? — Димка уже на низком старте. Антон усмехается. — Пойдём. До свидания, Арсений Сергеевич, — не глядя, прощается он. — Увидимся ещё, Шастун, не опаздывай. И Позов, давай-ка, без шуток, хорошо? В туалете никого нет, и Шастун со вздохом закрывает дверь. Надо быстрее, потому что могут зайти. Дима достаёт из внутреннего кармана пачку сигарет и зажигалку, протягивая Шасту одну. — Сначала я, потом ты, — и исчезает за перегородкой между унитазами. В кабинках нет даже дверей, поэтому со спокойной душой не покуришь, всегда надо беспокоиться о внешней обстановке. Шастун смотрит внимательно, позволяя другу затянуться, но вскоре его терпение иссякает, и Антон подходит к Диме. Протягивает руку и делает просящее выражение лица. Позов, к удивлению, не противится — затягивается в последний раз, отдавая наполовину сгоревшую сигарету. Шасту хватит. Крупное облако дыма выходит из приоткрытых губ и носа, раздирая горло с непривычки. Антон курит в затяг не так часто, чтобы привыкнуть, однако он не кашляет, как в первые разы. Он только входит во вкус и начинает получать удовольствие от курения, как издалека слышен стук каблуков. — Блять, — Дима выдергивает сигарету, бросая ту в унитаз, и тут же разворачивает Шастуна лицом к туалету, убегая в соседнюю кабинку. — Штаны сними, идиот. Антон думает, что учительница почувствует запах. Но тут звенит звонок, и Шаст в спешке натягивает брюки Арсения обратно, туго затягивая ремень. — Пойдём скорее, мало ли переход. В коридоре тихо. Удивительно тихо для времени, когда звонок едва-едва прозвенел: обычно по рекреациям и лестницам ходят толпами ещё десять минут, потому что приходить на уроки вовремя — это для слабаков. Антон даже руки не успел помыть, и те пахнут сигаретным дымом. — Салфетки есть? — Дима понятливо протягивает влажную тряпку с ароматом ромашки и мятную жвачку. — Спасибо. И за туалет спасибо. — Не за что. У тебя одна в кармане, — напоминает Позов, — можешь не возвращать. Кабинет русского и литературы закрыт. Вокруг нет обыкновенной толпы, и парни думают про очередной переход — пусть на дворе конец сентября, расписание все ещё плавает, и руководство гимназии заставляет учеников и учителей бегать по кабинетам. — Пиши Оксане, — просит Антон, когда не видит на стенде информации о переходе их класса. — Оксана не отвечает, — через несколько минут говорит Позов. Шаст только хочет предложить самый лучший вариант, но Дима не даёт возможности высказать его идею. — Нет, прогуливать мы не будем, однозначно. Мы ж с ним только что виделись, ты ёбнулся что ли? Пиши Поповичу. — Я? — Головка от хуя, — огрызается Дима. — Да, ты. Я не в друзьях у него, поэтому ты и пиши. И вообще… — Не продолжай, я понял, — Шаст достаёт телефон, заходя на страницу Арсения Сергеевича. — Блять, какой же ужас я пишу, — шепчет Антон, прижимая телефон к груди. Уведомление приходит относительно быстро, хотя за это время Шастун успел изгрызть все ногти, придумывая миллион оправданий. Арсений Попов 9:47 AM Я даже не буду спрашивать, как вы тут оказались, парни. Я подойду к кабинету, и вы будете делать то, что я скажу, понятно? . Антон благодарит всех Богов за такого чудесного человека как Попов. Он вполголоса говорит Диме «Собирай манатки и придумывай оправдания», закидывая рюкзак на плечо. Через пару минут слышится звук учительских ботинок, и в коридор вваливается помятый учитель. Попов хватает нерадивых учеников под руки, спуская тех по лестнице. — Директор вызвал параллель одиннадцатых и девятых. Вы были в медпункте, поэтому пришли с опозданием. Я вас сопровождаю. И не распространяйтесь об этой ситуации одноклассникам. Влетит и мне, и вам, — Арсений явно почувствовал запах сигарет, но прямым текстом об этом не сказал. «И слава Богу», — думает Шастун. Не слишком ли много упоминаний Бога, Антон? Тем более, ты атеист, — говорит внутренний голос, а Шастун просто игнорирует его сейчас. Попов действительно держит своё обещание, данное в сообщении, не интересуясь и не спрашивая, что забыли двое подростков около кабинета литературы и русского. Меньше подробностей знаешь — крепче спишь, решает учитель, педагогично молча. Он толкает тяжелую деревянную дверь, пропуская вперёд подростков. Антону слепят глаза лампы, направленные прямо в лицо. В актовом зале действительно сидит параллель девятых и одиннадцатых классов — Антон узнаёт их по знакомым макушкам. Опоздавшие подростки присаживаются на последние свободные места, прямо рядом с Поповым и методистом. Через несколько минут свет наконец-таки отключается, освещая лишь импровизированную сцену; Шастун с удивлением замечает на ней крысу-директрису и думает, что дело плохо. Полная женщина смотрит на классы своими маленькими глазками, оттопыривает наманикюренные пальчики, откашливается и начинает свою речь. Антон прослушивает приветствия, напутственные слова и прочее, выуживая лишь важную информацию. —…У нас тяжелая ситуация, и надо, чтобы кто-то выручил нашу школу! В конце дня жду списки в моем кабинете. В лагере хочу видеть только активных детей… Лагерь, думает Антон, понятно. Две с половиной последние недели учебы не хочется учиться никому, и спрос наверняка будет огроменный. Тем не менее, Шастун тоже не хочет учиться и с удовольствием бы поучаствовал в каких-нибудь дурацких конкурсах на территории лагеря, да и вообще… Он хочет в лагерь, между прочим. Эта мысль так прочно заседает в подсознании, и Антон не может противиться ей. Сейчас ему все равно на деньги, учебу, отношения и прочее — ощущение счастья, растекающееся по венам, отдающееся в сердце, не даёт сосредоточиться, заставляет вспоминать.в с п о м и н а т ь
Вспоминать завтрак с отрядом. Вспоминать вожатых. Вспоминать игры на воздухе. Вспоминать лес в Зеленогорске*. Антон готов соскочить с места прямо сейчас, поставить свою подпись везде, лишь бы его взяли. Он так горит желанием поехать туда, в школьный — плевать даже, что за ним будут следить, не давая убежать куда-нибудь — лагерь, чтобы посидеть у костра и, в конце концов, помочь родненькой школе. А как же. — Хватит ерзать, Шаст, — шипит на него Дима, хватая за руку. Антон поворачивается, смотрит на друга долго-долго, а потом отворачивается, одними губами прошептав: «Я хочу в лагерь, Дим». Ностальгия бьет Антона, заставляя ни о чем не думать. Подросток прослушивает всю оставшуюся речь Крысы-Ларисы, на автомате встаёт с насиженного места, бездумно следуя за толпой одноклассников. Шастун сдерживает обещание, моментально записываясь в лагерь. Он знает, что поступает эгоистично, но уверен на сто процентов, что мама найдёт деньги в срок. Тем более, все не так уж и дорого — шесть тысяч, пять из которых прямо сейчас лежат в кошельке Антона. Арсений Сергеевич смотрит на него удивленно, будто не верит, что такой человек как Шастун вообще может желать что-то помимо тёплой постели и горячего бутерброда. Смешно, конечно, но учитель прекрасно понимает, что у неудачливого подростка явно недобор веса — ну не может же он быть таким высоким, но худым? Впрочем, это его личное дело, решает учитель, если ему комфортно в таком весе — проблемы нет. Проблема лишь в том, что в голове у Попова его ученик. Отношения с которым для него — табу, а ещё у него есть парень. Парень, думает Арсений, он начал напрягать его. А ведь все начиналось прекрасно: конфетно-букетный период, свидания и романтические прогулки по ночному Петербургу; красивые стихи, завтрак в постель, неограниченное количество нежности и теплоты… Возможно, они перегорели. Так случается, и Арсений знает это. Он взрослый, — ему двадцать пять — не будет бежать от проблем и непонимания. Попов прекрасно знает, если отношения исчерпались — значит, их больше не будет. Не будет обжигающей страсти, не будет романтики и нежности — будет злость, неконтролируемая агрессия и постоянные ссоры. Так бывает. Надо с этим смириться и жить дальше.б о л ь н о.
***
Арсений заходит в квартиру, кидая ключи на тумбочку. В его голове пустота, а руки дрожат из-за предстоящего разговора. Он проходит по коридору, заглядывая на кухню — никого. Из кабинета доносятся шорохи, звук тапок по ламинату, и дверь приоткрывается, показывая блондинистую макушку Артема. — Привет, зай, — томным голосом произносит его парень, облизывая нижнюю губу; Артём знает, что это нравится Арсу, но на данный момент тот чувствует лишь раздражение и усталость. Сейчас, решает Попов. — Привет, нам надо поговорить, — серьезно отвечает Арсений. Пути назад больше нет. — Я весь внимание. — Ты ведь сам все понимаешь, Тём. Мы отдалились, стали грубее… Нам надо расстаться. Я знаю, что это тяжело и… — Ничего ты, блять, не знаешь! — шипит на него Артём, резко прерывая; он подходит к Арсению впритык, угрожающее возвышаясь над ним — даже широкоплечему Попову становится не по себе. — АРС, ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ! — срывается на крик он, обдавая лицо парня воздухом изо рта. — Тихо-тих… — Попов, ты отвратителен! Ты мешок дерьма, который я, блять, терплю хуеву тучу времени! Ты когда-нибудь задумывался, — вновь шипит Артём, потемневшими от злости глазами смотря на Попова, — о том, как я тебя терплю, исполняю любые заебы? Ты конченный эгоист, считающий себя лучшим! Это не так, совсем не так, Арсений… и скоро ты поймёшь почему. — Тёма, я ведь не хочу расставаться на плохой ноте!.. Давай все обсудим в спокойной обстановке? — А вот не давай. Пошёл к черту, Попов, — толкает его к стене Артём, проходя в коридор и натягивая кроссовки. Он хватает из шкафа сумку, закидывая туда свои вещи. Арсений смотрит за уходящим светловолосым парнем, не предпринимая попыток пойти за ним или остановить. Черт с ним. Арсений обессиленно садится на тумбу, закрывая лицо руками. Да, это тяжело. По его щеке стекает слеза, которую он моментально стирает. — Ладно, — говорит он вслух, — не надо раскисать, — и уходит на кухню, доставая оттуда бутылку вина — другого нет, побудет аристократом на бухаловке.***
Антон сидит в столовой, медленно кроша хлеб на стол. В животе урчит, но подросток упрямо игнорирует чувство голода. В его голове кружатся разные мысли, а ещё он все-таки немного рад: как-никак, в лагерь он записался. Дима ест школьную пиццу с большим удовольствием — Шастун смотрит на него, что говорится, во все глаза. — Хочешь, я куплю тебе пиццу? — Не, спасибо. Я ж не ем ее. — Точно? А может хочешь пирожок какой-нибудь? — Э-э-э… нет, я не хочу. — Как знаешь, я не буду настаивать, — хмурится Дима, обеспокоенный подавленным состоянием друга. — Шаст, че случилось-то? Антон смотрит на него с ноткой удивления и слегка качает головой. «Ничего, я задумался просто». Звонок оповещает о начале урока. Не спешащие никуда ученики собирают свои вещи, постепенно исчезая из столовой. Антон встаёт с насиженного места, потягиваясь; Дима относит маленькие тарелки куда-то, а потом появляется с небольшими мандаринами, хватая за руку друга. — Здрасьте! — здоровается Антон, вваливаясь в кабинет информатики. Усатый учитель, Евгений Андреевич, усмехается, пропуская в кабинет опоздавших учеников. — Я в шоке, Шастун!.. Ты опоздал на всего лишь, — он смотрит на часы, — три минуты пятнадцать секунд. Новый рекорд! А Позов — не молодец, когда вы, наконец, перестанете ходить вместе в столовую? Опаздываешь же из-за Антона… ладно, садитесь. Дима достаёт из кармана мандарины, раскладывая маленькие дольки по пеналу Антона. Шастун благодарно гладит руку Позова, съедая фрукт. В кабинет кто-то стучится. Друзья закрывают пеналы, доставая тетради и делая вид, что что-то записывают. За дверью появляется темная макушка, потом острый нос и голубые глаза. В кабинет заходит Арсений Сергеевич, быстро оглядывает учеников, шепчет что-то на ухо Евгению Андреевичу, кивает сам себе и уходит. Антон вновь открывает пенал, продолжая есть мандарины.***
Антон ставит на стол пакеты с едой, разбирая продукты. Мама что-то готовит около плиты, где-то на столешнице закипает электрический чайник — в общем, жизнь и работа кипят. Мать дала добро на лагерь, отправляя своё чадо в свободное плаванье — не совсем, конечно, свободное, под присмотром — и Шастун рад. Диму не отпустили, поэтому подросток чуть-чуть расстроен. Впрочем, он здраво оценивает ситуацию: познакомится там с кем-нибудь, делов-то. В лагерь он отправляется уже через два дня и три ночи — в пятницу утром, получается. Маленький мятный чемодан — девчачий, сказали бы многие, но не Антон, это его любимый цвет, вообще-то — постепенно наполняется футболками с дурацкими и забавными рисунками, парой толстовок, нижним бельём и огромным количеством носков, самых разных; мама смотрит на все это безобразие, обреченно кивает головой, но ничего не говорит. Антон не маленький, разберётся. — Зачем тебе столько одежды? — наконец задаёт вопрос женщина. — Ай, мам! Ну ты же знаешь какая я свинья. А ещё я неудачник, если ты забыла. — Неудачник хренов, а как же, — произносит она тихо, но Антон слышит, обиженно выпячивая губу. — Ой, все, делай что хочешь! В рюкзак он обещает взять вторую пару штанов и запасную толстовку, ведь с чем черт не шутит — к тому же, это постоянная история: то на него проливают горячий кофе, то Антон спотыкается и падает, разрывая штаны на заднице… Шастун, в общем-то, привык брать с собой запасную одежду. Подросток проводит в сборах полвечера, закидывая в рюкзак основу основ — остальные мелочи, типа зарядных устройств, зубной щетки и расчески, он докладывает в последние мгновенья. Антон совершенно точно не хочет есть, просто лёжа на кровати и мечтая. Он уже переписывался с Димой, посмотрел аж четыре серии сериала, помылся и даже помыл посуду — но спать не хотелось. На часах два ночи, и Шастун совершенно точно опоздает завтра. Он надеется, что Арс не будет злиться. Его сердце совершает кульбит, когда он понимает, что такое краткое, но почему-то нежное «Арс» ему очень нравится. Это, знаете, как чувство, что четные числа хорошие, а нечетные — плохие. А в это время тот самый нежный, краткий-кроткий Арс вливал в себя вторую бутылку красного вина, найденного в самой жопе мира. Он оставался в относительной трезвости, не чудил, но вряд ли его состояние можно назвать «идеальным». Мир перед глазами немного шатался, но в пределах нормы — Попов даже может медленно передвигаться, не падая и не шатаясь. Арсению грустно. Ему хочется, чтобы кто-нибудь успокоил его. Например, Антон Шастун. Почему именно он — история умалчивает. Просто это первое имя, пришедшее в голову. А может, оно практически созвучно с таким любимым «Артём»… — Нет, — упрямо повторяет сам себе горюющий Попов, — отношения исчерпали себя. Ты же взрослый мужик, соберись, Арс! По его щекам все-таки скатываются горячие слёзы, совершенно неконтролируемые в этом состоянии, а тихие всхлипы грозятся превратиться в громкие истерические рыдания. Так, надо бы ложиться спать, заторможенно думает Попов, а ещё бы тазик… Тошнота подкатывает к горлу неожиданно, но очевидно: две бутылки хоть и не самого крепкого алкогольного напитка дают о себе знать, да и в своё время Попов напился так, что два дня двигаться не мог. Арсений бежит к туалету, едва успевает поднять крышку унитаза и наклонить голову так, чтобы ничего не вышло за пределы; теперь около губ все в соплях, да и щеки мокрые полностью, будто их водой облили. Попов в который раз обещает себе не пить так много и не убиваться. Он мутным взглядом оглядывает красновато-зелёную жижу, вновь окунаясь в унитаз. Арсения ещё пару раз вырывает, прежде чем он, игнорируя рвотные позывы, смывает следы «преступления», исчезая за дверью комнаты. За три часа до будильника усталый и пьяный, что называется, в хлам, Арсений заваливается спать, по-настоящему шатаясь. Да уж, тяжело будет уроки с бодуна вести, думает Попов за несколько мгновений до того, как тьма поглощает его сознание.***
Антон действительно опаздывает, пропускает урок физкультуры полностью и приходит с опозданием на информатику. Женек Андреевич — Шастун слишком любит клички, которые дают одноклассники — глядит на него недовольно, но ничего не произносит, раздавая листок с контрольной работой. Антон пишет наугад, совершенно точно зная, что получит, дай Бог, тройку. Он сдаёт тетрадь одним из самых первых, а Женек обещает поставить ему неуд, если подросток хоть ещё раз принесёт работу первым. Следующий урок — русский. Шастун страшно хочет спать и надеется вздремнуть хотя бы на последней парте. Он исчезает в столовой, бездумно ест котлету, которую отдал ему какой-то пятиклассник, вплоть до звонка на урок. Антон взваливается в кабинет, здоровается с дохуя растрепанным Поповым, садясь за последнюю парту, обкладывается учебниками. Он действительно дремлет добрую половину урока, а потом его вызывают к доске. Антон теряется, ведь ничего не слушал. Сердце бешено колотится где-то в груди, Шастун начинает что-то говорить, но потом резко останавливается, будто задыхаясь. Он перебирает руками и не слышит никаких звуков, кроме шума в ушах и биения сердца, выхватывая воздух так, будто он десять минут находился под водой. — П-подож-жди…те. Я сейча-а-ас… — Антон, тебе плохо? — обеспокоенно спрашивает Арсений Сергеевич. — Н-нет, — произносит Шастун, внутренне содрогаясь. Ему совсем чуть-чуть — чуточку, не более — плохо, но он молчит, не давая внутренней депрессивной сучке, которая хочет любви и ласки, выбраться наружу. «Когда же это, блять, закончится? Надо побороть свой страх — я борюсь. И что? Как выйду, так, блять, и падаю!» — Ладно, садись, Шастун, — немного разочарованно произносит Попов, хмуря брови, вновь заглядывая в журнал. А потом, чуть помедлив, произносит: «Подойди после урока». Пиздец, дожили, думает Антон, приземляясь на последнюю парту. Дима пишет ему сообщение, Шастун отвечает, ну, и так, собственно, они и провели конец урока — за нескончаемой перепиской. Чувство тревоги заседает в груди подростка, неприятно царапая горло и перекрывая воздух, когда он на негнущихся ногах подходит к учительскому столу. Позов ушёл, перекрестив друга, но Антон не уверен — он знает — Дима стоит сейчас около стеклянной двери, в любой момент готовый зайти обратно и вытащить Шастуна. Антон любит Диму, а Дима — Антона. Не так, конечно же — по-дружески, они же не заднеприводные (так любит говорить отец Димы). «Хотя с какой стороны посмотреть… тебя привлекают и те, и те, Шастун.» Антон едва успевает переварить мысль о том, что он не тот, о ком думал, как Арсений Сергеевич начинает говорить. — Антон, что произошло, объясни, пожалуйста, — его голос напряжен, а мышцы как-то перекатываются под блядской рубашкой. Шастун залипает, резко отводит взгляд от настойчивых голубых глаз, бормочет что-то смущенно. — Я не понимаю тебя, Шастун, — хмурится Попов. — Ой, да там ерунда. — Конкретнее, — давит учитель, скрещивая руки на груди. — Я плохо себя почувствовал, — врет Антон, разглядывая ногти. А что, очень даже интересно!.. — Значит так, Антон. Я тебя понял, надеюсь, такого не повториться, — учитель ловит Шастуна на лжи, грозно смотрит, но произносит совершенно не то, что должен. — Смотри мне тут. Антон благодарит всех-всех, мечтая нарисовать ангелов с голыми задницами после школы. Пронесло, думает. Ну и спасибо. А Арсений слишком устал для разборок. В груди неспокойно от того, что он просто так отпустил ученика, не разобравшись. Может, он обидел его чем-то? Или у него проблемы в семье? Или просто проблемы? Попов не знает. По ощущениям, он тонет. Но думает о спасении других. Антон — он слишком хороший, думает Попов. Прекрасный, умный мальчишка, у которого неловкость и неудачи плещутся в крови. У него наверняка хорошее будущее, лишь бы шанс не потерять. А Шастун, придя домой, раздумывает о своей ориентации. Он долго-долго смотрит в зеркало, будто сейчас появятся буквы и сложатся в емкое, но понятное «Пидор». Ну конечно, а как иначе, раздумывает Антон. Так не должно быть, это ненормально… Он залезает в телефон, разглядывая ненавистную поисковую строчку. Нет, блять, ну что такого — может быть, ему просто интересно. «Тест на гейство» И стирает, набирая вновь. «Тест на ориентацию точный» Ну все, блять, приплыл. Финита ля комедия. Он старается отвечать честно-честно, грустно разглядывая несколько одинаковых — по его скромному мнению — кнопок. — Шутите ли вы про половые органы? — читает вслух Антон. — Конечно да, это же смешно! Но я не гей! Или гей?.. Подросток смотрит на результат. Ну все, пиздец. «Ваша сексуальная ориентация на 71,4% гетеросексуальная, на 75% гомосексуальная, поэтому Вы находитесь в бисексуальном квадрате.» Ну, думает Антон, конечная.