***
Подготовка началась уже на следующий день. Гостей ожидалось много, и поместье буквально гудело. Каждый был при деле, носились туда-сюда слуги, восторженно рассказывал о любви к праздникам мой маленький брат. Я не разделял его веселья, недоверчиво на него косился и только шипел, когда меня вынужденно отрывали от работы, чтобы что-нибудь примерить или подогнать. А вот Изу наоборот принимал во всем этом активное участие и вообще к моей церемонии готовился больше, чем я. Сам занимался организацией, выбирал нам наряды, помогал слугам украшать поместье и был чертовски занят всю неделю. Я почти не пересекался с ним днем, а ночью он падал на футон, устало улыбался и хотя утверждал, что, если мне очень нужно, то он не против, особым желанием все-таки не горел. Я его не трогал, мне было бы достаточно и разговора, но разговор никак не клеился. — Изу, скажи мне, зачем ты это все? — спрашивал я младшего, который смотрел на меня уставшими глазами. — Весь измотался, я тебя не вижу толком. Неужто без тебя не разберутся? — Я сам хочу, — братик потёр глаза и, свернувшись в клубок, устроился у меня под боком, — тебя женим, а не кого-то там! Но я так устал… можно я посплю? И так каждый раз. Стоило мне завести тему о грядущей свадьбе и его подозрительном поведении, Изу тут же уходил от разговора. Я даже скучать по нему начал. Мне не хватало не только близости, но и наших ссор на ровном месте. Я считал дни до празднества, надеясь, что все эти глупости закончатся, и брат снова будет мне принадлежать. Тогда я еще не знал, насколько все сложно, но очень радовался, когда день церемонии встречи наконец настал. Собственно, церемония представляла собой знакомство будущих супругов в присутствии накодо и всего честного семейства. Нужно было поддержать свой статус, показать себя с лучшей стороны, раздать подарки и, в идеале, назначить дату свадьбы. В тот день было очень шумно. Понемногу собирались гости, отец громко обсуждал наше общее будущее и прямо светился от счастья. Братик, поднявшийся в самую рань, носился с нарядами, вовсю раздавал указания, возмущался моей нерасторопности и лично вызвался привести меня в порядок. Я, ненавидящий все эти мероприятия, был взвинчен с самого утра. — Клянусь Богами, Изу, — возмущался я, сидя напротив зеркала, — стану даймё — отменю все эти глупости к чертям! — Ну-ну, — хихикал братик, пытаясь расчесать мою непослушную гриву, — так надо. Ты ж не крестьянин какой. Все должно быть благородно… — Да на кой хер! — я резко обернулся, встречаясь с младшим взглядом. — Свели бы как собак, и делу конец! Ясно же, от этого брака ждут потомков! Потрахались бы пару раз и разошлись по углам! Нет же, церемониал какой-то! — Не. Кри-чи. — сказал Изу в ответ на мой гневный выпад. — Поворачивайся, надо тебя расчесать хоть. А то выглядишь как лесной разбойник, — он хитро улыбнулся, — девочка-то молодая, чуть старше меня. Испугается ещё, сбежит… — Не жди даже, — усмехнулся я и продолжил тише, — от меня не сбегают. — О… не сомневаюсь, — прошептал братишка и тут же приник к моим губам.***
Моя будущая жена оказалась самой обычной девицей. Темно-каштановые волосы, лишённые блеска глаза, тонкие сухие губы, простоватые для дворянки черты лица. О таких говорят — «взгляду зацепиться не за что», но я и сам никогда не считал себя красавцем, а поэтому никаких претензий насчёт ее внешности не имел. А вот ее безразличность к происходящему в собственной жизни раздражала меня с самого начала. Я, привыкший к «войне», кипучим страстям и бурному выяснению отношений, откровенно не понимал, как можно так спокойно на все реагировать. В особенности, если будущий супруг в открытую заявляет о том, что на любовь и верность с его стороны можно не рассчитывать, и все, что ей полагается — это уважение, и то, до того момента, пока она достойно себя ведёт. Но мое мнение насчёт выбранной родителем невесты никого не волновало. Нашим кланам был выгоден союз, и потому, несмотря на холод с моей стороны и полное равнодушие с ее, церемония все же состоялась. Довольный отец и не менее довольный Миномару-доно сразу же назначили день свадьбы, и теперь нас ждала ещё одна неделя приготовлений. В этот раз братишка подготовкой не занимался, и я мог проводить с ним больше времени. Он улыбался, делал вид, что все в порядке, но я замечал притворство и грустный блеск в его глазах. И ко всему прочему, Изу вёл себя абсолютно противоестественно, что серьезно меня беспокоило. Брат стал покладистым, прекратил вредничать, спорить со мной и вообще как-то показывать характер. Легко давался в руки, со всей доступной ему нежностью ласкал меня ночами, а днём даже наедине ничего не говорил мне против слова. Меня волновали происходящие с ним изменения, и я точно знал, с чем они были связаны, но попытки поговорить с младшим на эту тему каждый раз оборачивались полным провалом. Он только ластился в ответ и просил меня не выдумывать ерунды. — Я просто люблю тебя, вот и все, — говорил Изуна, делая невинные глазки. Я, конечно, не верил, и меня бесила эта немая покорность. Лучше бы он кричал и называл меня последними словами, лучше бы мы рассорились в пух и прах, а потом горячо помирились. Ну не мог я смириться с тем, что мой Изуна так просто сдался. Мое яркое пламя, непокорное, к которому нельзя потянуться голыми руками и не получить ожог. Мой возлюбленный брат, своенравный, непреклонный, способный подчиниться только тому, кто сильнее его духом. Мой горячий любовник, который умеет принадлежать полностью, без остатка, но требует от партнера все время доказывать, что тот все ещё достоин обладать им. Разве можно поверить, что его могла сломать моя помолвка? Однако, я так ничего из него и не вытянул, и даже в ночь накануне свадьбы он все так же отрицал очевидное. — Изу? — говорил я охрипшим голосом, ощущая, как мягкие ладони скользят по животу. — Скажи честно хотя бы сейчас… — Что сказать? — шептал он ласково, опускаясь губами вниз по груди. — Что ты собрался вычудить завтра? — я коротко выдохнул. Младший решил запытать меня своими нежностями. — Вычудить? — братишка удивлённо хмыкнул. — Ну чего ты придумываешь опять? — он сел мне на бёдра и, дразняще поёрзав, продолжил насмешливо: — У тебя какая-то навязчивая идея прямо. Или думаешь, я сорву тебе свадьбу? — Изу усмехнулся. — Нет, братик. Я люблю тебя и ни за что не стану позорить перед всеми этими господами. Да если бы и смог, что бы это изменило? Отец все равно тебя женит. А эта… Койя, — он фыркнул, — мне хотя бы не конкурент. — Глупый ты, — я ухватил его за талию и повалил на постель рядом. Братишка звонко засмеялся, шутливо отталкивая меня ногой. — Никто тебе не конкурент. И если ты думаешь… — Да ничего я не думаю! — возмутился Изуна. — И вообще, хватит болтать, возьми меня уже… — продолжил он, смутившись. — Или я тебе не мил? — Вот теперь точно выдумываешь, — возразил я, подминая под себя смеющегося брата.***
Ночь, наполненная нежностью, тягучими ласками, сладкими стонами и горячими признаниями, пролетела быстро, и последовавшее за ней утро было по-настоящему мучительным. Я ужасно хотел спать, а от мысли, что мне придётся торчать на церемонии и потом ложиться с этой девкой в постель, на меня нападала тоска. А вот Изу наоборот, был неестественно веселым, и если вчера я почти поверил в искренность его слов, то сегодня моя уверенность в этом пошатнулась. — Ну, чего такой хмурый? — мурчал братик, натягивая на меня праздничный хаори. — Сегодня ж свадьба, а у тебя вид такой, будто на похороны идёшь. — А это и есть похороны, — зевнул я. — Для меня что в гроб лечь, что с ней на футон. Ощущения будут те же. — Ой, ну ладно, — закатил глаза Изуна. — Ты ж не знаешь, может, она будет хороша в постели. Может, ещё и удивит тебя чем… — Да мне-то что, хороша, не хороша? Все одно, — зашипел я под нос, а братишка, никак не отреагировав на мои слова, продолжил приводить меня в порядок. — Вредный ты, — фыркнул брат, — и за что только люблю тебя, непонятно… — он вдруг тяжело вздохнул, а с его лица исчезла улыбка. — Ты чего? — я потянулся к нему, чтобы погладить, но он сделал шаг назад. — Да… глупости, — младший опустил голову. Кажется, маска веселья, которую он носил последние недели, наконец треснула. — Просто… знаешь, я подумал, — он закусил губу, — почему она, а не я… — Почему… что? Повисла тишина. Я недоуменно хлопал глазами. Братишка стоял напротив, обхватив себя руками. На его лице отражалась буря эмоций, но он не решался высказать свои мысли вслух. — Малыш, в каком смысле… — наконец отмер я. — Да ни в каком, — Изу вдруг крепко меня обнял и уткнулся носом мне в грудь, — так… представил на минуту, что я тоже… такой красивый… и собираюсь к тебе… — брат всхлипнул. — Стыдно… прости… — он прижался ко мне, а я осторожно погладил его по волосам. — Изу… — Все нормально, — младший покачал головой и, вытерев глаза, вымученно улыбнулся, — идём уже. Нам давно пора.***
Свадьба состоялась и, вопреки моим опасениям, Изуна и правда не сделал ничего лишнего. Он молча стоял среди гостей, бледный, с застывшей на лице улыбкой, а после смены кимоно и вовсе покинул праздник. Мое и без того плохое настроение испортилось окончательно. Я очень хотел послать все к чертям, найти брата и, горячо целуя, вымаливать прощение, сам не зная, за что. Я видел, как он старался держаться все эти дни, догадывался, насколько ему плохо, но ровным счётом ничего не мог сделать. Я был обязан пережить этот день и позже снова попытаться поговорить с Изу. Время еле тянулось. Мне все было не в радость, и я считал часы до заката, надеясь, что к вечеру все закончится. Наконец солнце село, подошла к концу последняя часть церемонии. Окосевшие гости расползались по выделенным для них комнатам, а я, глядя на свою молчаливую жену, проклинал все на свете. Я должен был провести с ней всю ночь, зная, как сильно страдает сейчас любимый человек. Ожидания меня не обманули. Койя оказалась холодной, сухой, как те цветы, что она носила в волосах. Она излишне наигранно упиралась, исполняя заученную роль жертвы, и это скорее бесило, чем возбуждало. «Мужчина — хищник. Ему быстро наскучит податливая жена», — учила мама свою воспитанницу, не зная, что мы с Изуной подслушиваем, — «позволь ему показать тебе свою силу». Собственно, от неё братишка этого и нахватался, и в наш первый раз, по сути делал тоже самое, но куда как горячее. Я помнил его влажные губы, дорожки слез по щекам и то, как он сладко выстанывал мое имя. Как я сходил с ума, как плавился от его жара и сам был готов просить ещё. Его действительно хотелось сделать своим, покорить, а если не выйдет — сломать, но главное — завладеть им полностью. И только эти размытые образы, воспоминания о нашей с братом близости, помогли мне сделать хоть что-то в эту проклятую ночь. С утра нас ждали обязательные ритуалы, беседы с новыми родственниками и прочие малоинтересные события, и я смог вырваться только к вечеру. Под предлогом навестить заболевшего брата, я покинул гостей и быстро направился к его покоям. Изу лежал на футоне, свернувшись клубком, глядя в одну точку опухшими от слез глазами, и не обращал никакого внимания на мое присутствие. — Изуна? — я опустился рядом и осторожно коснулся его плеча. Братишка дёрнулся. — Уходи…- сказал он тихо, но когда я попытался погладить его по щеке, повторил уже громче, — уходи! Оставь меня в покое! — Изуна, ну чего ты опять как маленький… — начал я, но закончить мне не дали. — Маленький? — брат приподнялся и посмотрел мне в глаза: — Что ж… значит, я маленький. Значит, мои чувства ни черта не стоят?! Можно значит… не считаясь… так спокойно… спокойно на все согласиться?! Изуна кричал на меня, как никогда в жизни. И дело было не в ревности и не в уязвлённом самомнении. Его задело то, с каким спокойствием я согласился на брак. Своим одобрением отцовской затеи, быстрым, без лишних раздумий, я разбил ему сердце. И тогда брат подумал, что ничего для меня не значит. Решил отойти в сторону, позволяя мне стать достойным семьянином. Ведь зачем он наследнику рода, которому пора отпустить эти глупости и зажить серьезной жизнью? Но хватило малыша ровно до того момента, как он увидел на мне свадебные одежды. А дальше моего Изу сорвало. И сейчас он высказывал все, что обо мне думает. Я ожидал такого исхода и даже испытал некоторое облегчение, никак мешая брату выплескивать свою обиду. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты все испортил! — выкрикивал младший, глотая слёзы. — Я думал… ты хоть попытаешься отказаться… хоть вид сделаешь… что не все равно тебе! — братишка взвыл, закрыв лицо руками, а я, воспользовавшись моментом, аккуратно обнял его за плечи. Он вздрагивал, поначалу отстранялся, но в итоге крепко-крепко ко мне прижался. — Ненавижу… ненавижу… за что ты так… — шептал Изу как в бреду, — за что? Но ведь люблю. Люблю дурака. Никому не отдам! Никому! Понял?! Я кивнул и, оторвав его от себя, поцеловал в губы. Брат жарко ответил на поцелуй, и вскоре мы уже лежали на футоне, самозабвенно ласкаясь и стягивая друг с друга одежду. Эта ночь была особо горячей, Изу будто отрывался за недели своего вынужденной покорности и отдавался с особой страстью. Кусал мои губы, драл спину в кровь ногтями, оставлял на коже метки, синеющие кровоподтёки, как вызов, как послание моей несчастной жене. Но мне было все равно. Я хотел им насытиться и убедить, что мое семейное положение ничего не меняет. — Скажи… скажи, что любишь меня… — задыхаясь, просил братишка. — Люблю… Люблю тебя… Только тебя… — шептал я ему в губы.***
Следующую ночь я проводил с Койей, которая хоть и заметила следы безудержной любви, но вида не подала. И это очень расстроило Изуну, поэтому в последующие наши встречи он старался ещё лучше. Страстно целовал, вжимался в меня телом, возмущаясь аромату сухоцветов, который исходил от меня после ночи с супругой, пытался стереть с меня чужой запах, попутно оставляя новые отметины. Вскоре на моем теле не было живого места, но Койя, как хорошая жена, продолжала закрывать глаза на измены. Поняв, что это не работает, младший разошёлся ещё сильнее. В нашем доме была давняя традиция собираться всей семьей за завтраком. В остальное время мы ели либо в рабочем кабинете, либо в своих покоях. И так как Койя стала частью семьи, теперь она тоже выходила по утрам разделить трапезу со всеми. Изуну это раздражало, в особенности то, что она занимала его законное место возле меня. Но не привыкший делиться братишка без боя сдаваться не планировал. По утрам он тратил кучу времени на то, чтобы одеться в самые лучшие одежды и как-то хитро причесать волосы. С последним ему помогала Изуми, и к завтраку братишка являлся в полной боевой готовности. Мягко улыбаясь, он изящно опускался напротив, всем своим видом показывая, насколько красив и насколько моя жена неприглядна на его фоне. Сам наливал мне чай, любезничал с Коей, оправдывая своё поведение тем, что только ему известно, как следует подавать бодрящий напиток его брату. Беззаботно рассказывал что-то, тихо смеялся, настолько, насколько позволял этикет, и так до прихода родителей, при которых Изу вёл себя более благоразумно. Стоило отцу появиться на пороге, он тут же затихал, опуская глаза в пол, становясь похожим на дорогую фарфоровую фигурку. Причём при взгляде на маму становилось понятно, откуда он нахватался всех этих премудростей. За столом они вели себя одинаково, и иногда казалось, что я завтракаю не дома, а в квартале гейш. Меня это забавляло, отца бесило, а что было на уме у Койи, одним богам известно. К слову, одними утренними представлениями братик не ограничивался. В течение дня он не оставлял нас с женой одних, везде таскаясь за мной хвостиком. Вертелся рядом, не упускал возможности приобнять, и развлекал себя тем, что изводил Койю. Во всяком случае, он так думал. Моя супруга, безразличная ко всему на свете, на его выпады внимания не обращала. Она вообще на глаза попадалась редко, долгих разговоров не любила, часто ограничиваясь лишь односложными ответами. Ей было куда интереснее торчать в саду, высаживая целебные травы, находясь подальше от людей, но братишка и здесь ее доставал. — Знаете, Койя-сан, — хитро улыбаясь, говорил Изу, — это дерево посадили мы с братиком, когда он уходил на войну. И у его корней по сей день спрятаны наши друг другу послания. Мы планировали открыть их, когда он вернется, но решили подождать. Ибо то, что выдержанно временем, в стократ ценнее вновь приобретенного, — подытожил он, явно намекая на появление женщины в моей жизни. — Это очень любопытная история, Изуна-доно, — еле слышно отвечала она, не смея поднять глаза на братишку. — История про истинную любовь, — заявил младший гордо. — Вам известно, что такое истинная любовь, Койя-сан? — Нет, но… — она покраснела, — надеюсь, Ваш брат… покажет… — Ага, покажет он, — сверкнул глазами Изуна, давая понять, что меня ждёт, если все же покажу. Самое забавное в этой истории то, что через некоторое время Койя начала воспринимать нападки братика как попытки подружиться. И если со мной она держалась все так же отчужденно, то с ним в итоге начала мило щебетать. И я ее понимал. Прекрасный ровесник был намного привлекательнее мужа, из которого двух слов не вытянешь. — Это виноград, Изуна-доно? — тихо спрашивала женщина, разглядывая налитые грозди. — В наших краях он не растет… я только в книгах видела… — Да, виноград, — фыркнул брат, — его тут много. Еще вино из него делают. Вы любите вино? — Изу подошел ближе, стараясь придать своему личику надменное выражение. — Ах, да. Вы же не пробовали. А жаль. Вот братик любит вино. Молодое такое, игристое… — он посмотрел на меня с вызовом, — такое, которое туманит разум и иссушает тело. Понимаете, о чем я? Койя отвернулась, спрятав горящие щеки. Я закатил глаза. Мой малыш серьезно напрашивался.***
Само собой, подобное поведение не осталось незамеченным. Вскоре поползли слухи, которые быстро дошли до отца. И если до этого я закрывал глаза на шалости брата, то теперь уже не мог этого себе позволить. — Изуна! Прекращай это! — говорил я ему серьезно. — Болтают, будто ты к моей жене клинья подбиваешь! Вертишься возле неё, красуешься! И знаешь, так это и выглядит! — Чего?! — братишка подскочил на ноги, щурясь от злости. — Да чтобы я! К ней! Умом тронулись?! — Изу… — я посмотрел на него с угрозой, — ещё одна выходка, и я тебя высеку! Клянусь! Бамбуковыми палками высеку! — Сечь меня из-за девки? Ну и ладно! — надулся младший. — В кровь секи! Не стесняйся! Я не знаю, на что я рассчитывал, когда сыпал угрозами, но на моего неуёмного брата они, естественно, никак не подействовали. Я не злился на него из-за его нелепой войны, понимая, что он еще, по сути, маленький. Я был таким же неугомонным в его возрасте. Сам был чуть старше, когда рванул в бой, который мог стать для меня последним, у меня тоже были навязчивые идеи доказать что-то миру, и я понимал, что Изу просто должен перерасти этот период. И поэтому меня раздражало не то, что он делает, а то, что он совсем перестал меня слушаться. — Я что тебе говорил? — спрашивал я строго, крепко удерживая брата за подбородок. — «Ещё одна выходка, и я тебя высеку», — со спокойной улыбкой ответил Изу. — Но… я лишь спросил Койю, читала ли он труды Хасимото Ямомору, — он улыбнулся шире, — об однополой любви. Такие прекрасные романы! — Ну все… — я шумно выдохнул и потащил брата к столу для бумаг. — Живо раздевайся! — скомандовал я, сбрасывая документы на пол. — Я обещал — я накажу! — Незачем так шуметь, уважаемый старший брат, — Изуна скинул юката и принялся медленно снимать все остальное, — я приму любое твоё наказание, что б ты там ни придумал. Хотя и немного обидно получать ни за что, но… я привык, — грациозно стянув последнюю деталь одежды, он развернулся ко мне спиной и, опершись руками о стол, изящно прогнул спинку. — Ну нет, котёнок, сегодня так просто не отделаешься, — хитро улыбнулся я и, подняв с пола пояс, крепко привязал брата к столу. Он заметно напрягся, но все еще делал вид, что его вообще не беспокоит происходящее, — я сейчас вернусь, мой сладкий, подожди тут. Никуда не уходи. Выйдя из покоев, я пошёл к конюшням, на которых традиционно секли чернь, и вернулся оттуда с бамбуковыми палками. Изу, конечно же, мне не поверил, и даже наличие розг его не убедило. Он геройствовал до последнего, но когда я коснулся тонкой палочкой его спины, все-таки вздрогнул и обернулся через плечо. — Ты это… серьезно?! — Изу заерзал на столе. — Ты правда меня пороть собрался?! С ума сошёл?! — Нет, я шучу, — ответил я спокойно, — знаешь, люблю я пошутить. А ещё люблю, когда ты, маленькая дрянь, меня не слушаешься, — я замахнулся, братишка, заметив это, дёрнулся, пытаясь освободить руки. — Не смей! Нет! — он не оставлял жалкие попытки высвободиться, я же, с садистским удовольствием, наблюдал за этим, — Мадара! — Что? Не выходит? — я расплылся в улыбке. — И не выйдет, я крепко тебя связал. Так что придётся тебе понести наказание за своё непослушание, — я мягко водил розгами по его спине. Младший замер, ожидая, когда эти нежности закончатся ударом. — Не смей думать, что можешь мной вертеть. Ты должен мне подчиняться… — Не прощу… тебе этого… — захныкал Изу, — слышишь? Я этого… Ай! Я стеганул его по ягодице. Хотя стеганул, это громко сказано. На белой коже даже следа не осталось. Братишка снова обернулся. В его глазах читалось недоумение. — Что ты так смотришь? — я сиял улыбкой, глядя на его покрасневшее, возмущённое лицо. — Слабо? Надо сильнее? — Не надо! — фыркнул Изуна и, не успев что-то сказать, получил ещё раз. — Ай! Да что ты… — Что я? Я наказываю младшего брата. Я ведь обязан обучать тебя манерам! — я снова замахнулся, но в этот раз, ладонью, отвесив братишке звонкий шлепок. — Ох, Изу, ты бы себя видел. Тебе так идут эти красные полосы! — Прекрати… — заныл младший, но я вошёл во вкус и просто не мог остановиться. Отвязал я его только тогда, когда вскрики, ругательства и мольбы отпустить сменились на стоны и просьбы сделать с ним уже что-нибудь. Я и сам горел желанием, настолько, что хотел взять его прямо на столе, но Изу перехватил инициативу. Повалив меня на спину, и усевшись сверху, он вызвался сам управлять процессом. Я не возражал, меня эти игры не на шутку распалили. Несколько дней после «наказания» братик вёл себя прилично, молчал, не поднимая взгляда, не язвил и вообще был просто лапонькой. Я нарадоваться не мог и слишком поздно углядел хитрый блеск в его бездонных глазах. Рано расслабился, знал ведь, что младший обязательно что-то выкинет. Не простит же он Койе своё унижение, хоть оно ему до дрожи понравилось. В общем-то, так и получилось. В очередное утро, сидя за завтраком, Изу снова заговорил с моей женой. И что неожиданно, о животных. — Койя-сан, Вы лошадей любите? — спросил он, принимая из ее рук чашу с чаем. — Я… не думаю, Изуна-доно, — смутилась женщина, — совсем в этом не разбираюсь… — Как жаль… — притворно вздохнул братик, и незаметно мне подмигнув, продолжил, — к Вашему сведению, я прекрасный наездник.***
Все закончилось, когда Койя наконец понесла. Изуна радовался этому событию больше всех. И нет, причина не в том, что любящий мелочь братик ждал рождения племянника, а в том, что теперь я снова безраздельно принадлежал ему. Но и сейчас он время от времени недобро на нее косился. — Ты чем-то опять недоволен? — спрашивал я Изуну, поглаживая его по голой спинке. — Я вообще больше к жене не подхожу, а ты все ворчишь… — Ой, да всем я доволен, — фыркал братишка в ответ, — уж и посмотреть в ее сторону нельзя! — он затих ненадолго, я все так же задумчиво водил пальцами по его спине. — Братик…- младший вдруг нежно улыбнулся, — а помнишь, ты как-то подшутил надо мной? Ну, когда сказал, что я не мальчик, и меня все обманывают. — Помню, — я усмехнулся, — забудешь тут. Я от мамы за эту шалость так получил… А чего ты вдруг? — Да просто, смотрю я на твою жену и думаю, — он зевнул, и уткнулся в меня носом, — что ж я и правда девчонкой не родился. Не пришлось бы твоих детей носить кому попало… — Вот и хорошо, что так вышло, — я поцеловал брата в лоб, — мы с тобой как никто знаем, чем опасна близкородственная связь. — Рождением больных детей… да? Но ты-то… здоров… и… — Изу заснул, так и не закончив мысль. Я же был благодарен вселенной за то, что он мужчина.***
Девять месяцев пролетели быстро, и не успел сойти снег, как на свет появился мой сын. Я, все это время молившийся, чтобы Койя родила мальчика, с облегчением выдохнул. Теперь, когда я обзавёлся наследником, можно было и дальше игнорировать ее присутствие и жить той жизнью, которой я хотел. А вот моя жена, все месяцы хранившая молчание, наконец, решилась на разговор. И я от ее заявлений попросту опешил. — Вы не рады мне? — тихо начала женщина, подсаживаясь ко мне ближе. — Я подарила вам сына, но все так же не мила… — Не в тебе дело, — я вздохнул, не зная, что говорить дальше. До этого дня мне казалось, что и я ей не интересен. Но видимо, ошибался. — Вы… влюблены в кого-то? — она заметно смутилась. Я решил не врать. Какой бы Койя ни была, правду знать заслуживала. Хотя бы отчасти. — Да, я действительно люблю одного человека. И эта связь меж нами нерушима, — я замолк, жена лишь кивнула. На ее лице не отразилось ничего, будто мое признание ни капли ее не волновало. Но, как выяснилось позже, я опять ошибся. В те дни мы с братом откровенно обнаглели от безнаказанности. За все время бурного романа нас не ловили ни разу, и поэтому мы совсем потеряли бдительность. Если раньше мы позволяли себе ласкаться только в спальне и только тогда, когда все уснут, то теперь делали это везде, где прижмет, и где нет совсем уж явных свидетелей. В тот вечер, мы засиделись с бумагами допоздна. Я уже просто не различал знаки, а Изу ныл, что ему надоело, и пора бы уже в постель. Я отнекивался, как мог, оставлять такую мелочь на завтра совсем не хотелось, а братишка все никак не унимался. В конечном счете ему надоело упрашивать, и он решил, что кидать в меня скомканными бумажками — это отличное развлечение. Я такого стерпеть не мог, и мы начали шуточно драться. Конечно, мой коварный братец этого и ждал, и очень скоро эта возня переросла в противостояние совсем иного толка. Изу сдался первым, но признать поражение отказался. Вместо этого он попросил дать отдышаться, опереться на стол и ни в коем случае не трогать его руками. Я подчинился, примерно понимая, что собрался делать этот сумасшедший, и полностью отдался на волю его милости. — Сгораешь от желания, а, братик? — Изу подполз ближе, и сев передо мной на колени, принялся тереться щекой о мою ногу. — Но не волнуйся, я тебя приласкаю… — он посмотрел на меня снизу вверх чистым преданным взглядом и, не отрываясь, начал жарко вылизывать мой член от основания до головки. Я вцепился пальцами в стол и, шумно выдыхая, следил за каждым движением брата. Он краснел, но продолжал водить язычком по стволу, иногда прихватывая кожу пухлыми губами, при этом не разрывая зрительного контакта. Я уже готов был выть от нарастающего желания, но младший вдруг отпустил меня и хитро улыбнулся. — И помни — без рук! — сказал он грозно, но, тут же сменив гнев на милость, обхватил головку губами. Я ощутил, как немеет тело, как мутнеет плывущий от удовольствия разум, как горячо и сладко братишка ласкает мою плоть, с каждым движением забирая все глубже. Слушал, как он постанывает, сам возбуждаясь от своих же действий, чувствовал, с каким наслаждением он это делает, и с трудом держался на грани, не желая сорваться раньше него. Изуну это не устраивало, ведь он задался целью довести меня за пару минут. И поэтому, забыв о собственном предостережении, ухватил меня за руку и положил мою ладонь себе на голову. Я зарылся пальцами брату в волосы и, подтянув ближе, пару раз толкнулся ему в рот. Терпеть больше было решительно невозможно, и меня тут же накрыло. В предоргазменном бреду я зацепил краем глаза тень, мелькнувшую за раздвижной дверью, но не смог остановиться. Я кончил внутри и ещё какое-то время не отпускал Изу из своей хватки. — Ну что, понравилось? — довольно облизнулся братишка, проглотив все без остатка. — Очень. Слов нет, как понравилось, — я с трудом удерживался на ногах, гладя его по волосам, второй рукой шаря по столу, в поисках небрежно сброшенного юката, — ты просто лучший, малыш. — Тогда, завязываем с работой на сегодня? У меня ещё много чего интересного… — подмигнул мне Изу. — А что ты… а куда ты так? — он недоуменно на меня покосился, недовольный тем, как быстро я натягиваю одежду. — За водой. Запить тебе принесу, — усмехнулся я и, поцеловав братишку в алые губки, вышел в коридор. Никаких сомнений в том, кто именно подсматривал за нами, не возникало. Сладкий аромат сушеных полевых цветов витал в воздухе. Видимо, Койя все-таки решила узнать, с кем коротает ночи ее муж и, решив проследить за мной от кабинета, застала нас с Изу. И самое нелепое в этой ситуации то, что если бы мы сегодня сдержались, ничего такого она бы не увидела. Так и жила бы, не зная, кому принадлежит моя душа и тело. Но жизнь повернулась иначе, и теперь мне следовало срочно решить возникшую проблему. И, к сожалению для Койи, это означало только одно. Жить ей оставалось недолго. Всю ночь я не мог уснуть, размышляя как это обставить. Никакой жалости я не испытывал, только досаду от того, как глупо я попался. И лишь одно имело для меня значение — мой маленький брат не должен был пострадать. Я ничего ему не рассказал тогда, и молчу о случившемся по сей день. Он и так обвиняет себя в том, что произошло дальше. Хотя в тех событиях нет и грамма его вины.***
Тело Койи нашли утром. Как высокородная дворянка и прекрасная жена, она решила спасти свою и мою честь, и потому, покончила жизнь самоубийством. Она ушла красиво, осторожно перевязав лодыжки шёлковой лентой, и вонзив нож себе в глотку. В предсмертной записке была всего одна строка, написанная ровным почерком, что лишний раз говорило о ее решимости и невероятной силе воли. «Меня разлучили с любимым, и я не могу жить дальше». Вот и все. Я так и не понял, действительно ли она кого-то любила или решила прикрыть мои похождения, а может, тем любимым, с которым ее разлучили, был я сам. Так или иначе, я ощутил невероятное облегчение, будто сбросил с плеч огромный валун. Я ничего к ней не чувствовал, не желал ее видеть, а когда она поймала нас с братом, и вовсе хотел избавиться. Навязанная отцом, выученная беспрекословно подчиняться, не отходя от правил ни на шаг. Бесцветная, безголосая, единственной целью жизни видящая рождение святейших наследников. Все, что в ней поражало, это непоколебимость перед лицом смерти. Мало кто способен с такой лёгкостью вспороть себе горло. Мама по ней всплакнула, но куда интереснее ей была судьба внука, нежели тяжкая жизнь невестки. Мой сын стал для неё отдушиной, учитывая, что недавно она, будучи уже на позднем сроке, потеряла ребенка. Отец был зол. Несмотря на общего наследника, смерть Койи поставила крест на его долгоиграющих планах. А за то, что моя жена «из-за какой-то там любви сорвала все договорённости», Таджима и вовсе хотел похоронить ее за забором. Благо мама вмешалась и каким-то образом отговорила его от этой затеи. И только Изуна оплакивал ее совершено искренне. Ему было по-настоящему жаль мою жену, и он винил себя в ее гибели. — Я ее ненавидел! Я желал ей смерти! — плакал брат, сжимая руки до боли. — Но я не знал, что так все… я не хотел, чтобы так! — Я знаю, Изу, — утешал я младшего, — но так всем нам будет лучше… ей просто не было здесь места. — Это все я… я ей жизни не давал… из-за меня все… моих капризов…- не унимался братишка, а я не знал, как его успокоить. Тогда он чувствовал то же, что и я, когда впервые убил безоружного. Изуна сломался. И с того времени стал вести себя серьёзнее, будто повзрослев за пару дней. Я знаю, что младший все еще носит полевые цветы на могилу Койи, будто извиняясь за все то «зло», которое ей причинил. Отец злится из-за этого, считая такое внимание к покойной жене брата излишним. Ко всему прочему, мой сын почему-то похож на Изуну больше, чем на меня. И это тоже порождает вопросы. Даже я иногда задумываюсь, хотя знаю, насколько брат любит быть снизу, какое сумасшедшее удовольствие от этого получает и что вряд ли мог лечь с женщиной. Но вспоминая, как Изу плакал в день похорон и сколько убивался после, полностью понимаю людей, думающих об их порочной связи. К счастью, Таджима махнул на это рукой, сказав, что ему, в сущности, плевать, кто из нас заделал наследника, главное, что он совершенно точно Учиха. А значит, в будущем можно будет абсолютно законно претендовать на кусок долины. К тому же, сейчас он полностью сосредоточен на замужестве Изуми, которое сулит ещё большие перспективы, чем мой неудавшийся брак.***
— Изу, просыпайся. Давай, малыш, — тормошу я спящего брата, — уже утро. Пора вставать и собираться. — М? Братик… куда… — мой сонный котенок открывает один глаз. Злобно на меня косится. — Как куда? Сегодня свадьба Изуми, — я тяну с младшего одеяло, которое он не горит желанием отдавать. — Изу! Хватит нежиться! Одеться не успеешь. Зря что ль тебе новую одежду шили? — Ничего не зря… — зевает он, — встаю я, встаю! Вот ведь… лучше б поцеловал! — Умоешься — поцелую, — смеюсь я в ответ, и недовольный этим братишка кидается на меня, чтобы укусить. Плюхается сверху, жует мое плечо, но вскоре затихает, уютно устроившись на моей груди. — Изу… — Еще чуточку… — сонно урчит братик, а я только вздыхаю в ответ. Мне и самому никуда не хочется. Так бы и лежал с ним в обнимку, предаваясь воспоминаниям. Но статус не позволяет, и придется нам с Изуной тащиться в земли Сарутоби. Торчать там несколько дней и следить, чтобы эта девка ничего не выкинула. Очень хорошо за этим следить...