beside you

Лео не хотел уходить. Ему было так хорошо здесь, среди людей. Там, где не страшно. Он подумал о том, что восхищается Утратой: тот, кажется, не боялся ничего, хотя никогда не мог знать наверняка, откуда придет опасность. Юноша оглянулся: на стенах — гобелены, на полках — кривоватые поделки из бисера, а в углу стоял столик, исчерканный фломастерами. Да, навряд ли здесь может быть что-то угрожающее, тем более так людно… Но вот в коридоре из темных ниш вполне мог кто-то выглянуть. Утрата даже не узнает. Так грустно. Лео не хотел, чтобы кто-то пострадал. Не хотел, чтобы пострадал Утрата. И подумал, что, наверное, такая глупость — бояться чего-то неведомого. Реальный мир всегда страшнее любого выдуманного. Теперь Лео прочувствовал это на себе. Юноша нехотя отполз на пару метров от залитого солнечным светом участка по пыльному ковру, но не слишком далеко. Это такая сентиментальная глупость: он прикрыл глаза и постарался провести кончиками пальцев по ворсу. Но не почувствовал ничего необычного. Интересно, Утрата всегда был слепым? Колесница почти заснул на плече у Деймоса. Его дыхание выровнялось, стало совсем тихим. Стэн всегда боялся, что от постоянного сидения у Кайла могла побаливать спина, поэтому по возможности давал ему полулежать на себе. Это так приятно: поглаживать его плечи, чувствуя, как они поднимаются и опускаются с каждым вздохом. Успокаиваться. Покой Деймосу очень нужен. — Ты меня совсем за дебила считаешь? Лео вздрогнул и отвел взгляд. Колесница нехотя разлепил веки и тяжко вздохнул. Деймос просто злился, источая ауру агрессии. — Я не… Лео не знал, как оправдаться, тем более… Он ведь действительно виноват. Как всегда, в любой ситуации. Наверное, он действительно ходячая катастрофа. Где бы Лео ни появился, все портится и ломается. Даже тогда, в машине родителей… Но прежде чем юноша успел придумать ответ, Утрата продолжил: — Я незрячий, но это не значит, что я беспомощный, — он говорил так грубо, что у Лео сжималось сердце, но не от страха. От вины. — Я слышу, как ты дышишь за спиной, ровно как слышу, что ты не ушел. — Я просто хотел… Прости, пожалуйста. — Просто съеби в туман. Мне не нужны ничьи оправдания. Лео окинул беглым взглядом комнату, словно искал поддержки в окружающих его предметах, и все еще нехотя поднялся с пола, чтобы переместиться на диванчик и сесть рядом с Колесницей и Деймосом. Им он тоже не хотел мешать. Кажется, этим двоим никто не нужен, но… — По крайней мере, он заговорил со мной. У него замечательный голос, — Лео слабо улыбнулся в подтверждение тому, что совсем не расстроен. Он считал, что везде нужно искать что-то хорошее. Во всяком случае, если всегда зацикливаться на негативной стороне вещей, можно сойти с ума. Только в смерти нет ничего хорошего. Все остальное можно проглотить и жить дальше. — Парень, ты в порядке? Он только что тебя послал. Что в этом хорошего? Деймос смотрел на Лео удивленно до тех пор, как встретился со строгим взглядом Колесницы. Мальчик пожал плечами и, прежде чем перед ним извинятся с нескрываемым снисхождением, поднялся и направился обратно в свою новую комнату. Там Лео всем безразличен, и это хорошо. Иногда полезно побыть одному. Быть ближе к звездам, чтобы услышать, о чем они шепчутся. Может, они могут дать какой-нибудь важный совет? Колесница вздохнул, похлопывая плечо Деймоса. С ним он чувствовал себя таким взрослым. Таким нужным. Стэн подхватил возлюбленного под талию, чтобы тот сел поудобнее. Кайл был ему безмерно благодарен и всякий раз удивлялся тому, что Деймос понимал его с полужеста. Как жаль, что так бывает не всегда. — Как думаешь, скоро ему надоест? Колесница пожал плечами. Ему вообще не хотелось думать ни о новеньком с Утратой, ни о ком-либо еще в этом чертовом Приюте. Ни о самом Приюте тоже. Больше всего Кайлу хотелось поцеловать Деймоса в щеку, но не при всех, без свидетелей. Потому что мерзко, когда даже воспитатели начинали намекать на их отношения. Это выводило Колесницу из себя, и он еле сдерживался, чтобы не огрызнуться лишний раз. Да, они еще не совсем взрослые, но это не мешает им любить друг друга со всей серьезностью. Деймос заметил, что Кайл немного хмурится. Не то чтобы для него это нечастое явление. Он реагировал так на большинство вещей и при этом выглядел так важно вкупе с необъяснимой тягой все контролировать. Стэн смотрел на него и не мог сдержать улыбки (что больше была похожа на усмешку). Какой же Кайл, черт возьми, милый. — Не устал? Рука Деймоса скользнула вверх по ровной спине юноши, задержавшись на плече. Он потянулся к губам Колесницы, но тот остановил возлюбленного, приложив пальцы к его губам. И улыбнулся совершенно непосредственно, как улыбался только он — с прищуром и какой-то игривостью во взгляде. У Стэна почти не было слабостей: ему нечего терять. Кроме Кайла. — Не при всех, — шепнул он, и Деймос, не сомневаясь ни секунды, поцеловал его пальцы, чтобы получить безболезненный тычок локтем. — Не для всех, — передразнил Деймос и вздохнул, но не тяжело. Кайл всегда зачем-то таился по известным одному ему причинам, стеснялся показать свои чувства на публике, отказывал только потому, что кто-то мог косо посмотреть. Кому какое дело? Не они первые, кто целовались в этих стенах, не они последние. Все странные, не такие, как остальные, и уж тем более отличаются от ребят из «внешнего» мира. Здесь, где каждый болен, называть кого-то больным как минимум очевидно. В любом случае, Стэн никогда не принуждал Кайла и не собирался начинать. — Хочешь, сбежим на улицу? Колесница изобразил сомнение, но оба прекрасно знали, что вопрос был до смеха риторическим. Конечно, в уставе все педантично распределено по часам: время приемов пищи, прогулок, учебных занятий. Но здесь правила диктуют не строгие директриса и многочисленные ее заместители, не воспитатели. Приют жил по собственным законам, как сложный механизм. Никто не мог понять его распорядков со всей полнотой. — Надо кое-что обсудить, — предупредил Колесница, когда Деймос откатывал коляску в угол комнаты. Здесь ее никто не возьмет, впрочем, как и в любом другом месте в Приюте. С ней было полно мороки: и скрипела, и колесо ходило туговато, но выбирать не приходилось. На прогулки ее брать в большинстве случаев бесполезно — после них колеса приходилось оттирать от грязи и пыли — а на тайные, нелегальные, как сейчас, даже опасно. — Ммм… — Деймос загадочно улыбался, когда подхватывал парня на руки. — Ну пойдем, обсудим. Знаешь, я очень люблю обсуждать, когда ты говоришь мне в губы. В ответ последовал толчок и тихое: «Чего болтаешь?». Стэн смеялся, но смотрел на Кайла с нескрываемой нежностью. Он не мог иначе: это его друг, его возлюбленный, его напарник по жизни. Воинственный, но на деле беззащитный, чего сам не признавал. Иногда Деймосу снилось, как он ступает ногами по кромке воды вдоль тихого моря, и его стопы нежно омывают волны; как смеялся и бегал среди поля цветов. Белого клевера. Самых прекрасных цветов на свете. Едва только оказавшись снаружи, пока холод не объял их, Стэн склонил голову, чтобы с нежностью прижаться к губам Кайла. Целоваться на свежем воздухе было гораздо приятнее. А если не приятнее, то ощущения совсем иные. Гораздо лучше, чем жаться по темным углам и скорее-скорее, когда Деймос из нетерпеливости больно прижимает к стене. А на морозе хорошо. И со Стэном хорошо. Но голову занимали совсем иные мысли. — Пожалуйста, отнеси меня на качель, — попросил Колесница, скоро отстранившись. Когда Деймос выполнил просьбу, Кайл долго молчал мечтательно, прижимаясь головой к грубой веревке, водил по ней замерзшими пальцами, словно пытался изучить текстуру. Стэн не торопил его, покачивал легонько. Он наслаждался молчанием и спокойствием. Ему нравилось смотреть, как отбившийся от зимних туч ветер играет с непослушными кудряшками юноши. Деймос мог созерцать это бесконечно: пересчитывать каждую веснушку, сбиваться и начинать заново. Ему никогда не надоест. — Понимаешь… — прервал тишину Колесница. Воздух, выдыхаемый им, конденсировался и приобретал цвет на холоде, чтобы быстро осесть вниз и рассеяться. Деймосу нравилось мыслить вот так, отвлеченно. Люди могут ранить, наука — никогда. — Сейчас осень, самое начало, но совсем скоро октябрь и тебе исполнится семнадцать. А потом зима, Рождество… Ты не думал об этом? Год пройдет совсем незаметно. Как эти два года, когда мы были вместе. Представляешь? Стэн перестал подталкивать веревки, подошел к Колеснице и присел перед ним на корточки, обхватывая ладони своими. Они были не менее холодными, чем у Кайла, и он не мог согревать, как в глупых романах про любовь. Но молодым людям и не нужно было картинности. Их отношения не были лишены романтики, просто она заключалась совсем в другом. — Ну, пройдет этот год. Я заберу тебя из приюта, и у нас появится возможность вылечить твои ноги. Будем гулять по набережной поздно вечером. Спать в одной постели или, не знаю, путешествовать, если ты этого захочешь. Все, что казалось недосягаемым, может превратиться в реальные обстоятельства. Пройдет еще год, а за ним другой, еще и еще. Я буду защищать нашу маленькую семью, никто не посмеет тебя обидеть, — будто в доказательство искренности своих слов он поцеловал бледные пальцы Кайла. — Там будет лучше, чем здесь. Ты знаешь, что плохое само придет, а хорошее нужно ждать. Потерпи, у нас все будет хорошо. Стэн приподнялся, потянулся за поцелуем. Рука, что покоилась на плече, скользнула вверх, чтобы погладить мягкие волосы. Деймос провел губами по щеке, чтобы спуститься к шее, покрывая ее легкими теплыми прикосновениями губ. Без всякой пошлости. Им не двигало ничего, кроме щемящего грудь желания подарить Кайлу хотя бы малую часть той любви, что он испытывает к нему. Колеснице очень нравились поцелуи Стэна, каждое его прикосновение. До боли обидно, что он не может почувствовать их всем телом. Но сейчас все эти приятные ощущения омрачались гнетущими мыслями. Кайл все больше думал о будущем. Их будущем. Потому что в Приюте взрослеешь в два раза быстрее. — Я понимаю, но не всегда все бывает так, как нам бы хотелось. Может, мы не сможем быть вместе? Или ты найдешь себе здорового парня. Или я полюблю кого-нибудь здесь, в приюте. А может, все обернется так, что мы будем ненавидеть друг друга, — Колесница огляделся, словно рядом был кто-то, кто мог подслушать этот разговор. Не было никого, кроме грозно нависающего темного здания Приюта. Об этом нечего беспокоиться: он умел хранить тайны. — Я боюсь. Честно, боюсь, и я надеюсь, ты понимаешь. Целый год одиночества здесь. Я же… Я ничего не смогу. Кайл говорил надрывно, хотя не собирался плакать. Он не был тем, кто льет слезы попусту, особенно в присутствии кого-то. Даже Деймоса. Тот не стал ничего отвечать. Его настроение обратилось в наимрачнейшее. Он не знал, что сказать, и уж тем более не хотел выдумывать красивых фраз. А еще он устал. Устал от всего, если честно. Колесница не мог не заметить этого перепада настроения. Он смотрел в потускневшие синие глаза, невольно поджимая губы с виноватым видом. Ему самому было плохо: от этих глупых идей, лезущих словно откуда-то извне, от того, что Деймос снова чувствует себя плохо, хоть и скрывает за нежностями вроде поглаживаний рук Кайла заледеневшими пальцами. Это приятно, но сейчас очень похоже на формальность. Впрочем, почему он хочет большего? Сам все испортил. — Я хочу сладкого. Довольно жалкая попытка перевести тему, Кайл прекрасно понимал это. Сейчас он чувствовал себя беспомощней, чем когда-либо. Это больше злило, чем печалило. — Ну пойдем стащим тебе чего-нибудь, — примирительно, хоть и неизменно хмуро ответил парень, вновь подхватывая Колесницу на руки, чтобы вернуться обратно в здание. Попутно он обдумывал, где сейчас можно было раздобыть хоть что-то, чтобы порадовать Кайла. Пусть он хоть иногда будет счастлив. После ужина Деймос притащил в комнату пряники. Они были немного сухими и ломались с трудом, но это в любом случае сладость. На ужин давали, помимо остывшего и до горечи крепкого чая, оладьи со сгущенкой, но ни то, ни то не было сладким. Сгущенка вообще была словно разбавлена водой. Пряники Кайл разделил со Стэном. Он был почти счастлив, даже на время забыл о неприятном разговоре. И он бы улыбался намного счастливей, если бы возлюбленный не печалился. Но это ничего. Колесница любил своего Деймоса любым.

***

Первая ночь в новом месте прошла… неплохо. Не так пугающе, как представлялось Лео: без зловещих шорохов, шепота, холодных прикосновений. Он вымотался за день — столько переживаний — и уснул очень скоро. Ему даже не снились кошмары. Как бы он ни хотел не принимать этот факт, но теперь он здесь «свой». Его не заберут ни через день, ни через неделю. Никогда. Потому что он никому не нужен. Юноша бродил по коридорам бесцельно, хотя старательно делал вид, что в эти одинокие скитания был заложен какой-то смысл. Он не пытался запомнить дорогу, не рассматривал нелепые рисунки на стенах и повешенные на них репродукции картин. Много раз Лео маячил у дверей в общую комнату, даже видел знакомые лица, но так и не решался зайти. Мысленно проговаривал «мне не интересно» и сам же верил в эту ложь. — Хей! Звук, раздавшийся откуда-то из угла, отразился эхом от стен узкого коридора. Юноша не придал этому особого значения. Он даже не подумал, что обращаться могут к нему. По сути, ни с кем здесь он в должной степени не знаком, потому и заводить разговор с ним некому — так Лео размышлял. — Девчонки, держите-ка свои книжки, я скоро буду. Пока веселитесь вдвоем, только без лишних шалостей. Окей? Загадочный «кто-то», скрывающийся за стеной, говорил нарочито громко. Лео обернулся, но ему не то чтобы было любопытно. Им движила только скука. Это одно из многих наблюдений за сегодняшний день, которое он навряд ли запомнит. Детские девичьи голоса перебивали друг друга и звучали так радостно и живо, что Лео не смог сдержать улыбки, хотя под ребра ему словно положили по камню. Бесконечно тяжело и одиноко, но сердце невольно откликалось на радость. Для Лео это в порядке вещей — ощущать счастье, но не за себя. Сейчас в голове все вперемешку: обрывки горьких и страшных мыслей, неясные ощущения, чувства, которые некуда выплеснуть. Все это переполняло, но сил не было ни на слезы, ни на смех. Наконец действующие лица этой маленькой закулисной сценки показались: две маленькие девочки, прижав к груди тоненькие книжицы с яркими обложками, побежали наперегонки, а за ними медленно шел тот самый мальчик без руки. — Смотрите не упадите! — крикнул им вслед юноша, не прекращая улыбаться все так же широко и солнечно. Это казалось необычным здесь, где у каждого чувства какие-то вымученные. — Привет, приятель. Лео, хоть это и казалось глупым, оглянулся по сторонам, чтобы удостовериться, что обращаются к нему. Встреча была такой спонтанной, что он и не нашелся, как ответить. Тело явно выдавало его стеснение: однорукий юноша вздохнул терпеливо. — Раз третий мимо проходишь и даже не здороваешься. Все в порядке? — Да, конечно… — Лео замялся на пару мгновений, вспоминая имя случайного собеседника. — Кеннет. Просто задумался, замечтался… Вот. — Познакомился еще с кем-нибудь? Все один, смотрю, бродишь, — Кенни шел медленно и плавно, а речь у него была очень торопливой, словно он куда-то опаздывает. Лео даже подумал, что, наверное, задерживает его. — Все хорошо, — как глупенький, он повторял одно и то же «все в порядке», в то время как внутри ныло от боли. — Мне не одиноко вовсе, да и вы… Ваша компания приняла меня так тепло. Я не хотел мешать никому — вот и все. Кеннет смотрел на Лео так, словно видел его насквозь и знал все, даже неочевидные для него самого, мотивы. Он казался таким добродушным и дружелюбным, но у каждого есть скелеты в шкафу. Этот парень словно их туда толпами складирует — двери едва закрываются. От этого пронзительного и выпытывающего взгляда было неуютно, хотя Кенни всем видом излучал тепло. Лео чувствовал себя так, словно его рассматривают под микроскопом. Но был недостаточно решительным, чтобы заявить об этом вслух. — Я слышал, ты вчера с Утратой повздорил. Из-за этого как в воду опущенный ходишь? Лео выдохнул с облегчением. Так намного лучше — сразу к сути. — Я хотел бы извиниться, но он меня видеть — ой… — юноша осекся с нервным смешком. — Не хочет со мной больше общаться. Я не хотел, чтобы он злился. Кеннет сделал наигранно-задумчивый вид. Сейчас он смотрелся как мудрый старец из древних фильмов, который дает протагонисту ценные советы и в целом разруливает одной фразой весь конфликт. — Пошли-ка прогуляемся, друг. Кажется, весь этот образ видавшего виды философа Кенни строил нарочно. Они вышли во дворик, хотя Лео был уверен, что им нельзя быть здесь без разрешения. Кеннет, подтверждая догадки юноши, опасливо огляделся по сторонам, после чего прислонился спиной к холодной стене. Похлопав себя по обоим карманам, он достал из одного пачку сигарет. Кенни ловко открыл ее движением пальцев, но вдруг остановился. Лео смотрел на него с нескрываемым удивлением: он всегда считал, что курение не особо полезно. Задумавшись, он и не заметил, как парень протянул ему пачку, предлагая угоститься. — Оу, нет, я не курю… — юноша неловко улыбнулся, извиняясь за заминку. — Это было ожидаемо, — хмыкнул Кенни, вертя упаковку в руке. — Ты тихий. Но знаешь, мало ли какие чертики водятся в таких тихонях. Лео смотрел на то, как парень выуживает одну сигарету зубами, и тревожно думал о том, какой диалог его дальше ждет. Атмосфера предполагала разговор по душам. Юноша не любил, когда ему лезут внутрь. — Подсобишь? Кеннет протянул Лео в руки спичечный коробок. Он взял его с осторожностью, потому что на самом деле боялся огня. Но сейчас отказывать было бы крайне неприлично. Спичка прошлась по шероховатой поверхности, и на ее кончике заплясал крохотный огонек. Дрожащими руками Лео протянул ее, подпаливая кончик сигареты. — Спасибо, — Кенни щербато улыбнулся, выпуская облако дыма после крепкой затяжки. — Откуда у тебя сигареты? — Будешь много знать — скоро состаришься. Так ты говоришь, тебе Утрата интересен? — Да… нет вообще-то, — этот вопрос застал врасплох. Как-то непривычно, когда спрашивают вот так прямо, в лоб. — В смысле… не совсем. Я хотел с ним подружиться, но он против, так что проехали. Я полагаю, что так. — Тебе нравятся ежики, Лео? — Наверное… Они колючие. — Верно, — Кеннет смотрел, как сигарета медленно тлеет, зажатая меж его пальцев. — Но от этого не менее милые, так? — Так, — кивнул Лео. — Ну вот, — юноша сделал последнюю затяжку, бросил окурок на землю и притоптал носком ботинка. — Смекнул? — Да. Лео вновь кивнул, но по его лицу читалось — совсем нет. Кенни встрепал его светлые волосы по-отечески: святая простота. — Окей, давай по-другому. У тебя есть какие-то вопросы? — Полагаю… — Лео отвел взгляд для вида, хотя все интересующее его было на поверхности. — Почему Эрик носит повязку? И почему… Какие у него глаза, ты знаешь? — Я много всего знаю. Знаю, что он не любит, когда его называют настоящим именем. И знаю, что очень неинтересно, когда все карты изначально лежат рубашкой вниз. Без обид, парень, ему будет крайне неприятно, если я все его секретики растреплю. Но поверь, Лео, он на тебя вообще не злится. Даже так: он злится на всех и сразу, это его перманентное состояние. — А откуда ты так много знаешь про него?.. — Лео был не столько разочарован, сколько в растерянности от бессмысленности этого разговора. — Вы друзья? — О, Лео. Мы больше, чем друзья… — юноша взглянул на Кенни с таким живым удивлением, что тот не выдержал и рассмеялся, портя весь сетап шутки. — Мы соседи. Так что заходи на огонек. Парень ушел прежде, чем Лео все осмыслил. Он даже не спросил, где они живут… Но как-нибудь выяснит. По крайней мере, в нем была надежда на это.