Улисс

      Перед тем, как войти в просторную залу, из которой то и дело доносились приглушённые возгласы — на английском, как он успел вскользь заметить — Северус замер перед зеркалом в раме викторианской эпохи. Поморщился и, едва заметно, приподняв бровь, в который раз пригладил лацкан пиджака.       — Я отвык, Майкл, — нарочито медленно проговорил мужчина, отвечая на ещё незаданный вопрос.       Твидовый костюм цвета сухого табака сидел на нём идеально. Сочетание мягкой, неброского цвета шерсти, кипенно-белой рубашки, бордового галстука и коричневых дерби на мягкой подошве делало его похожим на члена палаты Лордов до такой степени, что он вновь невольно нахмурил брови. Крой костюма можно назвать весьма продуманным и элегантным: он был довольно узок и притален, подчёркивая ширину плеч, но при этом не обтягивающий и весьма сдержанный. Солидно, слишком аристократично.              — Великий мастер возвращается в бой, — хмыкнул Майкл, сняв с головы котелок и взбив пальцами каштановые локоны, — и должен выглядеть подобающе.       — Пока я чалился на Статен-Айленд, умирая от неизвестности, я вполне был доволен хлопковой рубашкой и брюками на подтяжках. Не думаю, что внешний вид каким-либо образом влияет на мои умственные способности, — услышав в голосе товарища раздражение, Коллинз хрипло рассмеялся, запрокинув голову.       — О, да, дорогой, чтение лекций в пиджаке с заплатками, разумеется, не делает тебя идиотом. Но вот что я скажу — сегодня в этом зале собрались весьма высокопоставленные чины, готовые внести свой вклад в наше общее дело. Ты с ними не знаком, потому что, как сам выразился, чалился на Статен-Айленд. Но они о тебе наслышаны и читали твои труды. Будь добр, при личной встрече с ними не ударить в грязь лицом. А костюм, кстати говоря, — придирчиво рассмотрев мелкую клетку на шерсти, мужчина вновь хмыкнул, — показывает истинную мужскую натуру. Пойдём, не стоит заставлять достопочтенных uaisle ждать.       — Я думал, что главой сегодняшнего собрания являешься ты, Майкл.       — Именно. Тем не менее, время настало, хочешь ты того или нет.       Отворив тяжелые двустворчатые двери, Майкл приветственно махнул рукой тут же поднявшимся со своих мест мужчинам и, расправив плечи, прошествовал вперёд, к некому подобию кафедры, то и дело перебрасываясь со знакомыми дежурными фразами. Как только он, положив на возвышение дубовую папку, замер, спрятав руки в карманы, взгляды всех присутствующих медленно, до невозможности медленно обратились к Северусу.       Первые хлопки, раздавшиеся откуда-то с галёрки, показались ему пощёчинами, но когда его окутал шквал, готовый потопить с головой, уголки тонких губ невольно дёрнулись в улыбке.       — А этого мужчину, — перекрикивая толпу, провозгласил Майкл, — представлять не имеет смысла.       — С возвращением!       — Добро пожаловать домой, профессор!       Численность добровольцев и республиканского братства явно увеличилась с того момента, когда он заседал с ними бок о бок в последний раз: десятки лиц молодых людей, явно только поступивших в университеты и колледжи, скандирующих пропагандистские реплики; осунувшиеся, оценивающие его группы джентльменов, у которых были и деньги, и влияние — их позы выдавали в них сильных мира сего; старая гвардия, подкидывающая кепки в воздух, норовящая пробраться к нему сквозь сплошные ряды стульев только для того, чтобы пожать руку. Не так плохо, как он предполагал раньше. Сидя взаперти на чужой земле, он со страхом думал о том, что организация, постепенно выглядывающая на поверхность, была разбита вдребезги цепными псами Георга V. Или, что ещё хуже, полегла в стылых полях близ Марны.       — Снейп, — Коллинз поманил его ближе к себе, так и замершего в дверях, и похлопал ладонью по кафедре, — я солгал. И потому уступаю тебе место главы сегодняшнего собрания.       Тяжело выдохнув через нос, за несколько широких шагов мужчина оказался на возвышении, практически поравнявшись с товарищем и, стоило ему, поправив галстук, откашляться, зал погрузился в тишину. Поразительную. Такого он не слышал даже в Тринити — там всегда раздавался шорох листов, кто-то особенно неусидчивый елозил по лавке, кто-то просил дополнительный бланк или чихал, прерывая лекцию шквалом совсем неискренних «будь здоров». А здесь — ни звука.       И такая тишина, стоит признать, оказалась исцеляющей и абсолютно на него не давила.       — Начать я бы хотел не с самых приятных слов, господа, — увидев, как нахмурился Майкл, всё ещё не отходящий от него, подобно стражу, Северус в предостережении поднял ладонь. — О деятельности вашей известно и за океаном. Но совсем не так, как мы рассчитываем. Даже война не может отвлечь первые полосы «Таймс» от того, что кто-то совершал покушения на высшие чины британского правительства, по воле случая оказавшихся в Дублине. Более того, господа, в пабах Окленда стали подавать коктейль «Ирландская автомобильная бомба», — на галёрке раздались сдавленные смешки и улюлюканье, и Снейп крепче сжал челюсти. — И это немыслимо. Отвратительно. Низко по отношению к делу, которым мы занимаемся, и к флагу, за который мы боремся.       Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы собраться с мыслями и продолжить несколько мягче.       — Я уже знаком с курсом, который был взят нами в момент моего отсутствия, но я вынужден высказаться о том, что он крайне неправилен. На насилие, господа, всегда отвечают куда большим насилием — сводки Западного фронта должны были дать вам достаточно пищи для размышлений. Чего мы добиваемся? Кто из здесь присутствующих скажет мне, чего мы добиваемся?       — Независимости!       — Свободы!       — Признания!       — Именно, — он хлопнул ладонью по деревянной поверхности, — признания. Без него невозможна ни ваша благословенная свобода, ни независимость. А признание невозможно без открытого диалога.       — Ты забываешься, — злобно шепнул Коллинз, притягивая его к себе за рукав пиджака. — Я же сказал тебе…       — Мой дорогой друг, взявший бразды правления в свои умелые руки, говорит мне, что я забываюсь, — как ни в чём не бывало продолжил Северус. — Но так ли это на самом деле? Давайте попробуем рассудить. Итак, господа, возьмем два факта из истории. Варфоломеевская ночь и Нантский эдикт. В первом случае, как здесь вам всем, я надеюсь, хорошо известно, Париж был утоплен в крови по самых горгулий Нотр-Дама. Во втором же случае Франция вступила в свой Золотой век, и гугеноты были уравнены в правах с католиками. Какой вариант, на ваш взгляд, предпочтительнее?       — Нантскому эдикту предшествовали разрушительные религиозные войны, мистер Снейп, — услышав голос, раздавшийся из одной из тех групп, что приметил он ещё на входе, мужчина слабо улыбнулся, — которые потопили в крови куда больше земли, чем просто Париж.       — Верно. Но любая война заканчивается миром. И важно знать, как стоит вести эту войну. Наполеоновская агрессия в сторону нашей дорогой метрополии, — он скривился, — заключалась не только в борьбе с Горацио Нельсоном, но и в континентальной блокаде. Как Вы думаете, что нанесло Альбиону больше проблем — несколько разрушенных кораблей или полная блокировка любых экономических связей и внешнего рынка? Свою войну мы начали достаточно давно, и долго её вели. И сейчас самое главное выступить с миром.       — И как Вы полагаете, мистер Снейп, возможно ли принудить Георга к нашему решению на, скажем, политических дебатах? Или Вы соберете чемодан и уедете в Лондон с биллем для палаты Общин? Мы ожидали много слов по Вашему возвращению, но, признаться честно, не таких.       — Иного я и не думал здесь услышать… Как Ваше имя, сэр?       — О’Конелл, — мужчина заметно оскорбился, спрятав ладони в карманы пиджака. — Я спонсирую собрания на протяжении последних трёх лет.       Окинув его многозначительным взглядом, Майкл, тем не менее, не заставил Северуса осечься.       — В мою берлогу на Статен-Айленд не посылались счета, мистер О’Конелл, — невозмутимо повёл плечами мужчина. — И, тем не менее, я премного Вам благодарен. Подозреваю, что именно с Вашей лёгкой руки Майкл, с детства любящий всё, что хорошо горит, начал проворачивать подобную деятельность?       — Отчасти, — нехотя ответил низкорослый мужчина в возрасте. — Но, тем не менее, я не считаю эту практику пустой тратой нашего времени. За последние восемнадцать месяцев с дороги были устранены семь членов Парламента, а так же совершено покушение на лорда-протектора, заставившее того в страхе бежать в Лондон. Думаю, статистика говорит сама за себя.       — Численность британской миротворческой армии — вернее, тех, кто не был отправлен на фронт в качестве добавки к экспедиционному корпусу под начала Петена — за последние восемнадцать месяцев увеличилась втрое. Патрули бродят по Уайтхоллу, терроризируя местных жителей, совершая бессмысленные рейды по квартирам в целях найти у кого-нибудь на стене стенограммы собраний или флаг, отличный от Юнион Джека. Говорить о том, какое количество наших людей попало за решетку или было принудительно направлено в Европу, бессмысленно.       — Всегда стоит учитывать невосполнимые потери. До прошлого месяца и Вас, мистер Снейп, записывали в них без зазрения совести.       Теперь настала очередь Северуса смерить Коллинза многозначительным взглядом, и, стоит признать, тот подействовал — Майкл невольно отвёл взгляд, придирчиво изучая мыски собственных оксфордов.       — Интересный факт, — хмыкнул мужчина, продолжив свою речь. — Полагаю, мне стоит его запомнить. А Вам, в свою очередь, стоит запомнить иное — республиканское братство никогда не считалось террористической организацией. Убийства оставляйте англичанам — они в этом преуспели. В то время как наша задача, повторюсь, главная задача — добиться диалога, а после — признания. В неё входят встречи с лордом-протектором, а не попытки закрепить бомбу под днищем его автомобиля. В неё входят мирные публичные выступления, агитация, а не запугивания простых жителей громкими взрывами или столбами огня. Власть голоса, а не кулака. И вам, джентльмены, как я думал, это все прекрасно известно. Агитационная деятельность! — он хлопнул в ладоши, привлекая внимание большей части толпы, что уже стала разочарованно шептаться. — Я не претендую на какую-либо значимую ступень в нашей системе — мы все равны, и об этом было давно сказано — но до меня доходили слухи о том, что работы, изданные мной за океаном, распространялись здесь.       — Именно! — молодой человек лет двадцати пяти, сидящий в первом ряду, энергично закивал головой. — В том числе и в Тринити. Очень здорово, что Вы, мистер Снейп, озаботились псевдонимом.       — Даже в Тринити… — Северус сокрушённо покачал головой, сжав ладонями отполированную крышку. — Славно. Вопрос таков — у вас было указание для подобных действий? Распространения подобных брошюр в среде не привлечённой?       Тут закачал головой уже молодой человек, невольно сгорбившись.       — Это меньшее из зол, учитывая те события, в которые меня любезно посвятил мистер О’Конелл, но спешу заметить, что написаны и составлены они были для членов нашего скромного собрания. Только для него, не для распространения по всей стране, чем вы, молодые люди, активно занимались.       — Но почему? — юноша вновь встрепенулся, сжав кепку в кулаке. — Вы, мистер Снейп, признанный теоретик движения, и мы даже не смели ступить на эту тропу в обход Вашего прямого приказа. Они написаны доступным языком, если Вы боитесь того, что простой ирландец их не поймёт…       — Простым для вас. Для присутствующих здесь. Человек, что не имеет к братству никакого отношения, даже если и прочитает её, то отмахнётся, как от назойливой мухи. Какой толк от подобного изложения политической программы, терминов и идейного направления, прописанного до мелочей?       — Чтобы дать понимание того, чем именно мы занимаемся…       — Что можно сделать без раскрытия структуры организации или, скажем, описания тех трудов, на которые я опирался. Если хотя бы с десяток человек скажут, кто такой Монтескье, это уже будет невероятной победой. В связи с этими двумя фактами я желал бы озвучить две цели, которых стоит добиться в самое ближайшее время. И нет, дорогие друзья, это не будет диалогом и признанием, — поспешно добавил он, увидев ухмылки на лицах единомышленников. — По крайней мере, не в первое время. Для начала нам необходимо — жизненно необходимо, если хотите — прекратить любую противоправную деятельность, будь то поджоги или покушения. Забудьте о существовании бомб и пистолетов, бутылок с зажигательной смесью — чего угодно. Оставьте это в тринадцатом году, джентльмены, иначе большая часть из присутствующих здесь сегодня окажется за решёткой в ближайшие полгода. Страна, вовлечённая в войну, с внутренней угрозой разбирается куда быстрее, чем с внешней. Второе — наладить агитационную программу. Отпечатать несколько тысяч бюллетеней через Нью-Йорк или Филадельфию не составит большого труда — у нас есть друзья. Но составить их грамотно — дело куда более серьёзное. Когда в очередной раз вы соберетесь в пабе за бокалом стаута, подумайте о том, что нас объединяет. Почему именно вы прислушались к этим идеям, что притянуло вас сюда? И тогда, друзья, многое встанет на свои места. И гораздо больше людей, откликнувшись на чистосердечный порыв, вдохновлённый отнюдь не деятелями восемнадцатого века, примкнут к нам. Сожалею, что на этом мне придётся оборвать своё выступление, — услышав недовольные возгласы, он покосился на циферблат наручных часов. — Но через час с небольшим у меня очередная лекция по математической статистике. Если у вас возникнут идеи или предложения, смело высказывайте их Майклу. Я был невероятно рад вас видеть, вас всех. То, что дело живёт и процветает — лучшее, чего я смел желать. В добрый час!       Широким пружинистым шагом он сошёл с кафедры, благодарно кивая своим слушателям, что вопреки полному нарушению их ожиданий, восприняли речь своего мнимого лидера — Мессии, как называли его за глаза — с энтузиазмом, и старался не обращать особого внимания на окрики Коллинза, раздававшиеся за его спиной. Только выйдя за двустворчатые двери и тяжело выдохнув, сжав переносицу над оправой очков, он ощутил сильный удар в плечо, что заставил его невольно пошатнуться.       — И после всего произошедшего ты обвиняешь в цирке меня? — голос Майкла был тих, но напряжен, а изумрудного цвета глаза метали молнии. — Цирк, Северус? Что это, во имя дьявола, такое было?       — Собрание революционного братства, — как можно более спокойно ответил он, — на котором ты, прошу заметить, в последний момент передал главенство мне.       — Я ожидал всего, чего угодно, но не… Не этого! Ты хоть понимаешь, скольким мы все обязаны О’Конеллу? У него есть связи там, куда твоя нога ни разу в жизни не ступит.       — Мы обязаны ходячему кошельку? Я опасался, что общество прогнило, Майкл, но не до такой степени.       — Не кошельку, а… Да пошёл ты к чёрту! Одной фразой отменить всё то, чем мы занимались — на это способен только ты. А что делать с добровольцами, Северус, ты подумал? С людьми, которые чистят винтовки для нашего же блага?       — Предложить им повесить винтовки на стену! — рявкнул Снейп, не сдержавшись, и стал нервно прохаживаться по лакированным половицам взад-вперёд, приглаживая тёмные пряди на затылке. — В самом деле, Майкл, я понимаю, что для тебя война — она и есть война, с пулевыми ранениями, грохотом станковых пулемётов и смертями. Но я не готов быть убийцей. И, я боюсь, никогда не стану готов. Если мы хотим добиться уважения и доверия, стоит действовать не так топорно. Искать укрытия, лазейки, просачиваться, как ядовитый газ. Когда нам удастся сделать так, то мы можем рассчитывать на большее.       — Ты ведь понимаешь, — Коллинз тяжело сглотнул, — что это приведёт к расколу?       — Что? Нет! — Северус мотнул головой. — Это невозможно. Мы все взрослые и сознательные люди, Майкл…       — И тогда я окажусь на противоположной от тебя стороне баррикад.       Фраза, сказанная полушёпотом, заставила его резко остановиться и неверяще взглянуть на старого товарища. Майкл не шутил. Скрестивший крепкие руки на груди, он приподнял подбородок, чтобы казаться несколько выше, чем есть на самом деле, и всё в нём говорило — кричало — о невероятной решимости.       Он ожидал, что такое может произойти — ещё с раннего детства они были поразительно разными — но не ожидал, что так скоро.       — Вот что, — в тон ему пробормотал Снейп, положив руку на плечо, скрытое угольной шерстью, — ты знаешь, что фразы, сказанные на эмоциях, множество раз доводили нас до ссор. Сейчас я отправлюсь в Тринити, вернусь на Уайтхолл завтра вечером. Подумай над моими словами, пока я думаю над твоими, Майкл, — и, не прощаясь, снял пиджак и, закинув его на плечо, направился к выходу.       — И у кого ты будешь ночевать, профессор? — крикнул ему вслед Коллинз, на что Северус только рассмеялся.       — В Дублине достаточное количество пабов, в которых можно скоротать время за рюмкой «Бейлис».

***

      — На сегодня всё. Следующую лекцию начнём с краткого проверочного теста на понимание материала, попрошу не опаздывать, — возмущённое шептание студентов потонуло в хлопках подъёмных скамеек и шорохе учебников. Повернувшись к доске, Северус стал неторопливо стирать схематично начерченную модель Мальтуса. Удостоверившись, что большая часть студентов покинула аудиторию, он позволил себе другой рукой чуть ослабить галстук и принялся насвистывать себе под нос одну поразительно надоедливую мелодию, названия которой толком и не знал. Насладившись трудом рук своих, он небрежно опёрся бедром о столешницу, и несколько минут простоял, не шевелясь, скрестив руки на груди и погрузившись в свои мысли.       «Ты подумаешь об этом позже. Он эмоционален, тебе стоило понять это за те тридцать лет, что вы знакомы».       Тяжелый вдох через нос несколько успокоил его пыл, приведя спутанные в пульсирующий ком чувства в относительную норму. Потянувшись в нагрудный карман своего непомерно дорогого твидового пиджака, Северус небрежным движением достал из него чуть примятую пачку сигарет и металлическую зажигалку с именной гравировкой. Пока он подкуривал, выпуская маленькие клубы дыма со стойким горьковатым ароматом, не смог сдержать измученной усмешки.       «Подарок Коллинза».       Первая затяжка лишь упрочила зарождавшееся внутри чувство покоя, и в блаженном забытье он закинул голову, разглядывая высокий потолок поточной аудитории Тринити-колледжа. Клубы дыма, что срывались с его губ, стали заметно крупнее, и, совершив очередную затяжку, он выпустил в воздух над собой несколько ровных колечек.       — Профессор Снейп, — едва мягкий голос раздался за его спиной, мужчина чертыхнулся и, крепко сжав зубами сигарету, повернул голову, — в аудиториях Тринити-колледж возбраняется курение.       — Мисс Грейнджер, — нарочито медленно протянул Северус, не меняя своего положения, — в аудиториях Тринити-колледж студентам возбраняется находиться после завершения занятий, если они не хотят задать вопрос преподавателю. Прошу Вас, не нарушайте установленные правила.       — Вопрос у меня есть, — глядя на то, как Гермиона вздёрнула носик, он невольно ухмыльнулся. — Перед нашим с Вами занятием я встречалась с Майком. Он был подозрительно тих и не особо желал распространяться по поводу причин своего настроения. Что-то случилось на собрании, сэр?       — Во-первых, мисс Грейнджер, я Вам не сэр. Во-вторых, я думаю, что то, что происходит на собрании, остаётся на собрании, и я не намерен посвящать человека, не имеющего к нам никакого отношения, в то, что происходит.              — Вообще-то, — девушка недовольно сложила ручки на груди, копируя позу преподавателя, — я не смогла присутствовать на собрании из-за того, что принимала партию в «Крайдемн».       — Какая жалость! Ваш оглушительный дебют провалился!       — Вообще-то, — так же настойчиво продолжила она, — я являюсь членом братства вот уже три года.       Снейпа прошиб холодный пот, и он резко обернулся, с кончика сигареты слетело несколько кусочков пепла.       — Я, должно быть, неправильно понял, — сказал он едва слышно, нервно затягиваясь. — Вы — что?       — Являюсь членом братства вот уже три года.       — Коллинз, — низко прорычал Северус, и Гермиона дёрнулась, испугавшись его интонаций, — Я знал, что он сделал многое, но чтобы…       — Ни он, ни я не вижу никаких проблем. И не стоит переживать из-за конспирации — я, если Вы успели забыть, хозяйка паба, где находится ваш главный координационный пункт.       — Мисс Грейнджер, — отойдя от первоначального шока, вкрадчиво начал мужчина много спокойнее, — должно быть, я сейчас открою Вам тайну, но слушайте внимательно. Мои познания в латыни не столь обширны, как у Вас, но, если мне не изменяет память, братство по латыни будет fraternitas. Возьмём корневую её часть, от которой пошли иные слова — vater в немецком, к примеру. Отец. Vader в голландском. Можно продолжать ещё долго, но, думаю, смысл Вы уловили — мужское начало. Мужчина. Отец. Брат. Братство, мисс Грейнджер. Не сестринство, чёрт Вас дери.       Замолчав, он крепко сжал переносицу и несколько раз помотал головой из стороны в сторону. Окурок стал неприятно жечь пальцы, и пришлось затушить его о меловую доску, тут же стирая оставшийся на ней тёмный след.       — Я не знаю, какие именно игры задумал Майкл Коллинз, некогда так трепетно в Вас влюблённый. Но могу Вас заверить, что они во многом ошибочны. Я убедился в этом сегодня лично. Ошибочно и то, что Вас допустили до собраний — это мужское дело. Исконно и истинно мужское.       Поджав губы от очередной подступающей волны раздражения, Северус схватил свой кожаный портфель и, не прощаясь, направился к выходу из аудитории.       — Подонок, — прошептала Гермиона ему вслед, прижимая к груди исписанные математическими формулами листы и искренне понадеялась, что он её услышал.       Северус Снейп лишь довольно ухмыльнулся — обиженная маленькая девочка — и искренне понадеялся, что она расплачется. Они всегда так поступают.