***
— Северус! — громкий окрик, раздавшийся по ощущениям с первого этажа, заставил мужчину, что разлёгся во весь свой внушительный рост на продавленном матрасе, рывком приподняться. Наспех протерев лицо ладонью и недовольно сморщившись от ощущения колкой трёхдневной щетины, отраставшей здесь на острове много быстрее, чем в Штатах, он потянулся к тому, что гордо именовалось прикроватной тумбочкой, по факту являясь лишь плохо сдерживаемыми деревянными подпорками, и, нащупав тонкие дужки, водрузил очки. Мир в то же мгновение преобразился, контуры предметов, бывшие размытыми, обрели остроту и чёткость, но концентрации внимания и ощущения в пространстве не добавилось. Несколько секунд проведя в сомнамбулическом состоянии, мужчина лениво, словно нехотя, поднялся на ноги, и, прежде чем надеть небрежно висевшие на спинке стула шерстяные брюки цвета смятого табака, потянулся до хруста в костях. — Снейп, мать твою! — крик стал громче, на мгновение заставив его дёрнуться и прошипеть сквозь зубы что-то нечленораздельное. Бросив взгляд на стрелки настенных часов, Северус вновь недовольно скривился — семь часов, и до его подъема оставалось ещё достаточно времени, чтобы успеть насладиться тем прекрасным сном… А, впрочем, он был не таким уж и прекрасным, раз большая его часть успела выветриться из головы, стоило ему наконец прийти в человеческое состояние. Единственное, что помнил воспалённый разум — паром, качку на пуховых волнах и острый привкус булки с яблочным джемом на языке. — Я даю тебе ещё минуту, — баритон старого товарища опустился до угрожающих ноток, и, прикурив по второму разу подгоревшую папиросу, мужчина нехотя, но открыл дверь, пропуская в комнату под крышей едва заметное дуновение осеннего ветра. — И если ты не спустишься, то, клянусь богом, я… С момента неприятного рандеву пред братством прошёл месяц, и Снейп оказался прав в своих предположениях: для того, чтобы остыть, Майклу не понадобилось много времени — уже через пару ночей он вновь занял место в холостяцкой берлоге, так радушно предоставленное хозяином. Сами республиканцы собирались за это время ещё несколько раз, но на всех собраниях мужчины предпочитали держаться на почтительном друг от друга расстоянии, словно разделившись на два лагеря. На фразу какого-то мальчугана о том, что такими темпами дело дойдёт до дебатов, они предпочли не реагировать. Сказать о том, был ли Северус рад, было сложно. Разумеется, во время размолвки он твёрдо принял решение о том, что с первой преподавательской зарплаты покинет Уайтхолл, оставив Коллинза в окружении дам лёгкого поведения и пустых бутылок. Он был уверен, что даже самая мелкая конура из тех, что он может себе позволить, будет во много раз лучше того Чистилища, где ему приходилось кантоваться. Но помимо жилищного вопроса его тревожили вещи куда более насущные. Размолвка… не была для них чем-то новым, отнюдь. Ещё будучи детьми они ссорились и столь же легко сходились вновь, осознавая, что не могут друг без друга. Однако сейчас на кон поставлено нечто большее — взаимное доверие и успех дела, за которое они расплачивались не только деньгами, но и собственной кровью. Одному Богу известно, во что выльется желание Майкла решать все вопросы силой, но сейчас, пожалуй, он не будет нагружать себя столь тяжёлой проблемой — на голодный желудок Северусу всегда думалось плохо. — И зачем было… — не сумев подавить зевок, он прислонился бедром к перилам хлипкой лестницы, на секунду прикрыв глаза, — будить меня в такую рань, а? Ты ведь прекрасно знаешь, что я работал… — Замолчи уже, — недовольно буркнул Майкл, подозрительно поспешно разливая свежезаваренный кофе по чашкам. Трём чашкам. — И иди за стол. Не стоит заставлять нашу гостью ждать. И да, к слову, затуши папиросу. Нахмурившись, Северус за пару широких шагов преодолел разделяющие его от столовой ступеньки, но замер, словно громом поражённый, посреди комнаты. На то, чтобы правильно истолковать всю ситуацию, у него было слишком мало времени, и вместо привычного потока ядовитых фраз изо рта вырвалось одно лишь грязное ругательство. Да кулаки сжались так, что побелели костяшки. — И Вам доброе утро, профессор, — оглядев мужчину с ног до головы, Гермиона спрятала улыбку за тонкими стенками фарфоровой чашечки и поспешно отвлеклась на тосты, любезно предложенные разместившимся во главе стола Коллинзом. Говорить о том, что внешний вид строгого преподавателя математики и успешного революционного теоретика — выцветшие брюки, белая хлопковая майка на голое тело, покосившиеся очки и взбитые тёмные пряди — позабавил её, она не станет. По крайней мере не сейчас. Снейп нарочито громко отодвинул стул, заставив незваную гостью дёрнуться и, не здороваясь, занял место прямо напротив неё, избегая, однако, любого зрительного контакта. Чёрт бы побрал их всех… Вместе и отдельно взятых. Ему очень не хватало сигареты. — Зачем ты меня позвал? — вопреки желанию, голос его звучал недовольно и хрипло, только подтверждая мысль Гермионы о том, что ещё пару минут назад он спал крепким сном. — Что-то срочное? Очередной погром? — Бог с тобой, Северус, — хохотнул Коллинз, едва заметно покосившись в сторону девушки. — К нам зашли на завтрак. Я подумал о том, что ты захочешь увидеть лучшую ученицу своего потока… — Ложь, — ни единый мускул на его лице не дёрнулся, когда Снейп заметил, как недовольно надулась девчонка. Пускай. — Один тест, написанный явно при помощи подсказок сокурсников, ничего не решает. До конца семестра достаточно времени, чтобы опуститься на самое дно рейтинга. — Вы неправы, — глухо произнесла Гермиона, аккуратно отрезая кусочек тоста. — Подсказывала я, а не мне. Я… — Тем лучше. Мои студенты не нуждаются в подсказках той, которая знает куда меньше, чем все остальные. — Северус, — вновь Майкл понизил голос, призывая товарища к терпению, и тут уже Северус не сдержал широкой ухмылки. — Не надо. Гермиона… — Если она такая замечательная, Майкл, будь добр, иди с ней в спальню и дай мне спокойно позавтракать. — Ах, Вы! — о, какой прекрасный румянец на щеках! Как заблестели карие глаза! Как мило надулись пухлые губки! Возможно, она и привлекла его своей милой мордашкой, если бы Снейп был падок на подобный типаж — глуповатые и доступные. — Я — кто? — Достаточно! — ударив ладонью по столешнице, Коллинз зашипел. — Не для этого я тебя звал, Северус. Есть дело, и дело важное. Словно пропустив мимо ушей явное оскорбление, прозвучавшее в столовой несколько мгновений назад, Гермиона заинтересованно подалась вперёд, заправляя за ушко каштановую прядь. Северус, следящий за каждым её движением, сделал небольшой глоток кофе, о чём сразу же пожалел — приторно сладкий и водянистый — и, откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди. Обычно дела, которыми занимался Коллинз, были действительно важны и полезны, но решались лишь с помощью кучки его подручных — угон правительственных автомобилей, организация стачек на сталелитейных заводах, митинги, быстро перераставшие в поножовщину… Все то, обо что он не хотел бы марать руки, если бы представилась возможность. — Велика вероятность того, что в этом году Килкенни посетит Георг. У меня есть… информация от высокопоставленных членов нашей общины. — О’Конелл? Старик окончательно выжил из ума, если считает, что для короля, чью страну напополам раздирает война, чьи солдаты поднимают во Франции мятежи, интересуют скачки этого сезона. — В любом случае, мы трое должны быть там, успев хотя бы на завершающий этап. Мистер О’Конелл не теряет надежды на то, что сможет найти с тобой, Северус, общий язык. Кроме того, это будет первый визит Георга в Ирландию за многие годы, и билеты в министерскую ложу, что были любезно нам предоставлены, могут помочь узнать много интересного. — Я не намерен находить общий язык с человеком, который смеет диктовать мне свои правила. Общаться с раздутыми кошельками — не то, к чему я стремился, когда возвращался сюда. И я до сих пор упорно не понимаю, почему мисс Грейнджер должна ехать с нами. — Не строй из себя совсем уж дурака, Снейп, если таковым не являешься. Всем известно, что… — На скачках… лучше быть с… партнёршей, — Гермиона, крепко сжав кончиками пальцев край хлопковой скатерти, постаралась отвести взгляд и не обращать внимания на багровевшего с каждой секундой профессора, но его низкий рык, сорвавшийся в губ, против воли заставил дёрнуться. — Так принято. — О, Бога ради, Майкл, скажи, что я ошибаюсь, и ты не… — Мы посчитали, что ты будешь более выгодной партией. Это позволит вам подобраться к сильным мира сего как можно ближе, в то время как я буду вести диалог с мистером О’Конеллом. И не стоит спорить, Северус. — Мне казалось, Майкл, — глубоко выдохнув через нос, мужчина снял очки и протёр ладонями глаза, стараясь не сорваться на крепкие ругательства, — что в подобных случаях учитывается мнение каждого. Я не намерен притворяться тем, кем не являюсь. Я не актёр, чёрт бы тебя побрал. — Да, в общем, — хлопнув себя по карманам, Коллинз едва заметно ухмыльнулся — пограничное состояние товарища всегда вызывало в нём противоречивые чувства — и, выудив из внутренностей пиджака коробок спичек, махнул рукой, — я выйду покурить. А вы доедайте, да. Джем, к слову сказать, очень вкусный. Хлопок входной двери прозвучал набатом, заставляя Северуса вновь откинуться на спинку стула и поднять глаза к потолку, придирчиво изучая деревянные перекрытия. Кончики пальцев дрожали от сдерживаемого напряжения, и ему потребовалось сделать несколько глубоких и размеренных вдохов, чтобы привести мысли, скачущие в черепной коробке, в относительный порядок. — Я ненавижу Коллинза, мисс Грейнджер, всеми фибрами своей души. — Но ведь, профессор, это действительно необходимо… Обещаю, что я не буду… — Я не об этом, — оттолкнувшись от подлокотников, он поднялся и, прежде чем продолжить, несколько раз прошёлся от стены к стене, почёсывая щетину на подбородке. — Майкл никогда не выходит курить на улицу, даже если в доме девушки. — Я не совсем понимаю Вас… — Ну же, мисс Грейнджер, неужели лучшая студентка моего потока не может пораскинуть мозгами? — мужчина едва заметно ухмыльнулся, замерев за её спиной. Дождавшись, когда Гермиона повернётся к нему, прошептал едва слышно, с каждым словом наклоняясь всё ближе и ближе. — Он дал нам возможность уединиться. Узнать друг друга получше, если хотите. В столовой повисло напряженное молчание, прерываемое лишь тяжелым дыханием через нос, да едва слышимым трепетанием девичьих ресниц. Именно в этот момент Северус, кажется, отметил то, насколько миловидно её личико, как соблазнительно приоткрываются пухлые губки, и отступил на несколько шагов назад, оттолкнувшись от гладкой спинки стула ладонями. — В таком случае расскажите о себе, мистер Снейп, — стараясь скрыть неловкость, Грейнджер отвернулась, раз за разом отводя непослушную каштановую прядь за ушко, но вскоре, смирившись с неудачей, сложила ладони на коленях. — Чем Вы занимались до того, как вынуждены были отправиться в Штаты? И понравилось ли Вам там, на земле свободы? — Это действительно то, что интересует Вас, мисс Грейнджер? — он не мог сказать, что был разочарован, но что-то в его душе, какая-то тонкая нить определённо оборвалась, заставив закатить глаза и начать мерять шагами не до конца прогревшуюся комнатушку. — Я вовсе не обязан отвечать на подобные вопросы. Более того, — он вновь, словно дразня порядком напуганную девушку, замер за её спиной, не давая физической возможности повернуться, — я не обязан отвечать Вам вовсе. Гораздо полезнее для нашего общего дела Вам будет узнать, что то, как Вы одеваетесь, вгоняет меня в тоску. Как в принципе и Вы вся. На мгновение ему показалось, что, спустя несколько секунд он услышал тихий всхлип, приметил неестественное подёргивание плеч и чрезмерно закрытую позу. Довольно хмыкнув, Снейп, как и в начале их диалога, занял место напротив, принявшись с особенным усердием размешивать мистический сахар в весьма водянистом кофе. — Тогда знайте, — голосок её, несмотря на дрожь, был твёрд, — что Вы мне омерзительны, мистер Снейп. Я, как и все прочие, считаю Вас лучшим теоретиком нашего дела, лучшим из… лучших, но это не отменяет того факта, что Вы — омерзительный человек. — Весьма польщён, мисс Грейнджер, — у него хватило наглости ухмыльнуться, растянув тонкие губы в оскале, столь походившем на звериный, заставляя девушку дёрнуться и, плотнее сжавшись, вторить его движениям, отстукивая по стенкам фарфоровой чашечки с мелкими сколами незатейливый, неровный ритм, и постараться не реагировать на скрип дверного замка и тяжелый аромат индийского развесного табака. Боже, полцарства за папиросу! — Ну, как? Верно, вы договорились? — оптимизм Коллинза прочувствовал бы даже мертвец, и, сухо кивнув на размашистые движения огрубевших ладоней, Северус удобнее перехватил чашку. — Я рад, безмерно рад, так что послезавтра… — Обсудим позже, Майкл, мисс Грейнджер, — приложив раскрытую ладонь к виску, мужчина отдал честь и, повернувшись к лестнице, стал неторопливо подниматься в сторону своей берлоги. — Было приятно повидаться. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он устало прижался к древесному полотну спиной, скупо улыбаясь собственным мыслям и фразам, что доносились до него с первого этажа. Каждая победа над этой несносной девчонкой, каждое последнее слово, сказанное им, поднимало незримую планку в его душе. «Это ребячество», — думалось ему в тот момент, когда, отрешённый от всего мира в четырёх стенах, прикуривал он туго скрученную папиросу. — «Но до чего же оно приятно!». «Наверняка Мик, малыш Коллинз будет её успокаивать, послужит верной подушкой или твидовым жилетом… Впрочем, что мне с того?», — тяжелое кольцо дыма не рискует подниматься под своды его личной империи, оседая на плотную ткань шерстяных брюк, но, плюнув на все устои, мужчина заваливается в постель одетый, мечтая лишь об одном — восполнить утраченные часы сна. — Быть может, он прав? В том смысле, что… это не необходимо… — стараясь тайком утереть непрошенные слёзы, Гермиона порывисто поднялась из-за стола, отвернувшись от мужчины. Майкл, пытаясь понять, чем вызвана такая перемена настроения у них обоих, лишь почесал затылок. — Лучше сделать, чем не сделать, так я думаю. Меняться нам будет не лучшей идеей — Северус, как ты уже поняла, не сошёлся с О’Конеллом столь же легко, как сделал это я. В любом случае, Ми, — она не сдержала слабой, но искренней улыбки — так называл её только он. Это незамысловатое обращение дарило своеобразную защиту, веру в то, что на самом деле всё хорошо. Милый Майкл, ты был рядом тогда, когда было необходимо, когда было тяжелее всего, спасая из водоворота собственных запутанных решений. — Ты можешь дать ему отпор, если он вновь забудется. А я, когда мы закончим дело, объясню ему всё несколько… более доступным образом. — Не боишься замарать руки, Майкл? — улыбка стала ещё смелее и, когда Гермиона поняла, что внезапные слёзы уже не побегут солёными дорожками из глаз, обернулась, делая несколько неспешных шагов навстречу. — Брось, Ми. Я, конечно, ценю всё то, что он делал для меня лично и для всех нас… Но до тех пор, пока он держит язык за зубами. Объятья Коллинза были искренними, крепкими и тёплыми. Да, она определённо справится с ним, если того требует дело. Они справятся.***
Непозволительно долго. Эта девчонка собирается непозволительно долго, что постепенно, маленькими шажками, но доводило его до ручки. С улицы раздался неровный гудок, и, выглянув в окно, Северус лишь пожал плечами, словно говоря: «Разве ты не ожидал чего-то подобного?». Но Майкл, сокрушенно покачав головой, уже отвернулся, нервно отстукивая по поверхности руля незатейливый ритм. Трям-раз-трям-два, большой палец в сторону, завести, трям-раз-трям-два. Сделав первую затяжку, он несколько раз мотнул правой рукой из стороны в сторону, затушив спичку, и, глубоко втянув в себя пряный смрад, закашлялся, почувствовав смешанный с ним привкус серы. Ему стоило бы озаботиться сменой табачной лавки или, быть может, перестать делать вид, что папиросы его привлекают. Всё чаще в россыпи засушенной отравы он встречал всякий мусор и мелкие ветки, и, как надеялся, в сигаретах его должно быть меньше. Впрочем… Быть может, он слишком придирается сам к себе, к своим привычкам? Тонкий аромат с едва заметными яблочными нотками стал его своеобразной визитной карточкой, заменяя парфюм; табак тлел медленно и равномерно, стряхиваясь без особых усилий, и не прогорал, когда он, задумавшись, долго смотрел прямо перед собой, не реагируя на неровные колечки дыма; каждая затяжка заставляла разум отключаться, подобно внутривенному введению небольшой дозы опиума и, вкушая его, личный яд, растекавшийся по крови, глубоко в груди появлялось ставшее привычным чувство мимолётного покоя. Покой… Единственное, что держало его, дарило ему это поразительное по чистоте чувство — твой разум пуст, Северус. Трям-раз-трям-два… Нет, он не будет изменять своим привычкам. В прошлый раз, когда он поступил подобным образом, дело закончилось не слишком хорошо. Он не успел докурить, внимательно рассматривая переплетение мелких трещинок на деревянных половицах, когда услышал тихий скрип несмазанных петель и поднял голову, скользя взглядом по красному шёлку. Снизу-вверх-сверху-вниз, цепляясь за поразительно тонкую талию, видневшиеся в скромном вырезе ключицы, аккуратную впадинку, тонкую шею с бледной кожей и отсчитывающей бешеный ритм сердечка, запертого в клетку, жилкой, такой тонкой… Он бы мог сказать, что увлёкся ей, что даже счёл её привлекательной, но потом поднял взгляд на её лицо. Она собрала свои кудри в высокий пучок, открывая точёные линии скул, мягкий, с ямочкой подбородок, шею, Господь свидетель, какая-у-неё-красивая-шея-Боже-Северус-нет. — Непозволительно долго, — очнувшись от летаргического сна, он как сомнамбула сделал несколько шагов вперёд, стараясь не показать ей, что они были нетверды, что он с трудом удерживал взгляд на её лице, глаза в глаза, Боже, Северус. — Что так задержало Вас, мисс Грейнджер? — Мне нужно было время на сборы, — она поспешно отвела от него глаза, порывисто протянула ему чуть дрожащую ладонь, затянутую в тонкую перчаточку, и, расправив плечи, ответила всё тем же тоном, не терпящим возражений, не ждущим его кратких комментариев… которые, впрочем, в этот раз и не стоило произносить. — Хвала небесам, Вы не дали мне состариться, — аккуратно подхватив её под руку, не сделав ни одного лишнего движения, он вывел свою спутницу на залитую солнечным светом мостовую и, стараясь следовать правилам этикета, которым он никогда не следовал, открыл перед ней дверь легкомоторного «Роллс-Ройса», арендованного на уикенд. — Гермиона! — восторг Майкла был более осязаем и, стоило девушке разместиться на пассажирском сидении, прикрывая голову шарфиком с невообразимо пёстрым узором, он припал к её ладони. — Ты прекрасна! — Благодарю, — кажется, она смутилась. Не в пример тебе, старый дурак, что, заняв место позади и дав команду трогаться, провёл пальцем по губам, непроизвольно стиснув челюсти. Согласись, что тебе не понравилась его реакция. Чёрт бы побрал это красное платье. — Итак, Майкл, что мы имеем? — постаравшись отвлечься от тех мыслей, которые, как ему казалось, и в страшном сне не должны были посещать его разум, Северус задумчиво покручивал зажигалку с именной гравировкой, то и дело одёргивая манжеты. — У меня не было возможности… в достаточной степени вникнуть в твой план. Во всё то, что не касалось нашего с мисс Грейнджер выступления. — Полюбуйся, — заведя двигатель с нескольких оборотов, Майкл, быстро протянув собеседнику билеты и несколько брошюр, что не представляли для него особого интереса, выехал на проезжую часть, щёлкая поворотниками. — Уверен, тебе понравится. Плотный лист бумаги лёгкого коньячного оттенка был невероятно приятным на ощупь, но куда больше Северуса увлекли отпечатанные на нём буквы. Килкенни, восьмое октября, приглашение в президентскую ложу на двух персон… — Иаким Меламед, — он не смог сдержать горестной ухмылки, качая головой, и, поймав внимательный взгляд Гермионы, словно сканирующий его, вновь вернулся к чтению. — В оригинальности, дорогой друг, тебе не занимать. — Легенда такова, — не обращая внимание на шпильку, продолжил Майкл, — вы вместе с… дражайшей супругой прибыли на континент из Штатов, празднуете медовый месяц. Ты, Северус, профессор Дартмутского колледжа, преподаватель высшей математики и статистики. Ничего нового, свыкнешься довольно быстро. Так как говорить, если придётся, то придётся тебе, я… я не придумал ничего для Гермионы, но, зная о закрытости ваших семей, это и не пригодится. Всю дорогу до Килкенни он молчал, стараясь лишний раз не реагировать на шутки Коллинза в свой адрес, да на тонкий перелив колокольчиков, звонкий, чистый… Что с тобой, чёрт тебя подери? Почему ты столь уязвим, и что, что именно поразило тебя настолько, что в который раз за последние полтора часа ты одёргиваешь себя, чтобы не глянуть на неё? Запуганная девчонка, ничем, на первый взгляд, не примечательная, с заурядными способностями, что, однако, не помешало ей поступить в Тринити наравне со всеми — он проверил — и учиться весьма сносно, бывшая хозяйкой не самого лучшего и не самого приятного бара в Ирландии, ставшего, по необъяснимой — хотя нет, вполне для него объяснимой — причине местом сборища стаи верных псов, к которой его прибило сильным течением. Стаи, в которой он был вожаком. Тебе явно не хватает женского внимания, старик. С самого возвращения, да, будем честны, ещё за несколько месяцев до этого, оттаптывая раз за разом подмостки Статен-Айленда, ты закрылся в непробиваемую броню, не давая выход ни эмоциям, ни желаниям. Но ведь ты не железный. У тебя тоже есть… потребности, как бы не было гадко погружаться в эту яму в очередной раз. Откинув от себя одно, ты не забыл про другое. Нужно меньше пить, нужно понять наконец, что одно для тебя не существует без другого, что ты зарываешься в песок, покидая воду, что ничем не лучше. Ходить по острию ножа тебе, видимо, никогда не надоест, но есть работа. Есть люди, которым ты должен… при всей своей ненависти быть кому-то должным. И после возвращения ты способен будешь дать себе два дня отгула на то, чтобы проветрить кишащую отвратительными эмоциями голову, походящую на чугунный котёл, в котором варилось, кипя, страшное варево. И ты ведь знаешь, к кому обратиться. Майкл говорил тебе. Изумрудные холмы, затянутые ещё не сошедшей дымкой тумана, против воли притягивали взгляд: запертый сначала в каменных джунглях, разраставшихся и ввысь, и вширь, а затем в продуваемом всеми ветрами клоповнике — сам знаешь, что иначе этот город и не назовёшь — где постоянно моросило и веяло квашенной капустой, ты отвык от того, что бывает иначе. Буйные течения рек, водопады, истачивающие многовековые валуны, вересковые поля, что отцвели, оставив в воздухе едва уловимый сладковато-пряный аромат, клевер, клевер везде, куда бы ты ни глянул, мягкое одеяло, обволакивающее тебя в кокон, растворяющее невзгоды, оседающее на языке. Видел ли кто-то из его спутников подобную красоту? Почему они не обращают на это внимания, почему не остановили машину, чтобы на минуту, две, десять застрять здесь, в лучшем из миров?.. Конечно. Они ведь видели это, видят, будут видеть это постоянно, у них нет ножа, Северус, нет острия, по которому можно ходить. Майкл, быть может, только он почуял неволю, но не девчонка. Не знающая, что к чему в этом мире, не понимающая, почему для них столь ценен изумруд под ногами, белые облака на горизонте и пламенно-рыжая полоса на стяге, не ценящая дела, но влившаяся в него, подобно хозяйке. Его спутница на этот день, его супруга по документам. Как забавно. — Приехали! — заглушив мотор, Коллинз торопливо хлопнул себя по карманам, словно проверяя целостность содержимого, и самостоятельно помог Гермионе покинуть рычащий, но постепенно остывающий автомобиль. — Времени у нас не так много, я должен встретиться с мистером О’Конеллом буквально через… — показательно тряхнув запястьем, он бросил хмурый взгляд на циферблат, — минут десять. Вход в президентскую ложу прямо, под настилом повернёте влево, очереди там быть не должно, сами понимаете. Приглашения ведь при тебе, господин Меламед? Северус только тяжело выдохнул через нос, отрывисто кивнув, и, проигнорировав поднятую в прощальном жесте ладонь, потянулся за портсигаром. — Вы очень много курите, Северус, — глаза девчонки, несмотря на неприятную беседу накануне, светились абсолютно непонятным ему озорством. Он ещё раз скользнул взглядом по обнажённой шее, вновь выдохнул, выпустив небольшое колечко дыма над своей головой, и протянул ей руку раскрытой ладонью вверх. — Вас это беспокоит? — шёлк её перчаток был холоден, но приятен, и, если он совсем захмелеет этим вечером, то, едва подняв пальцы, почувствует биение её пульса. — Или подобное проявление заботы было продиктовано вежливостью? — Это не забота, а констатация факта. Я работаю в «Крайдемн» уже три года, но никто на моей памяти не курил столь же много, сколь Вы. Находите в этом способ расслабиться? Попала в точку. — Да, — он не пытался скрыться и только пожал плечами, стоило им войти под тяжёлый полог, поднимаясь по лестнице наверх. — На меня это действует сильнее алкоголя. Сохранять ясность разума, вопреки поверью, мне нравится куда больше, чем валяться в постели с адской головной болью следующим утром. Несколько секунд помолчав, Гермиона едва заметно улыбнулась и сжала кончики его пальцев. Совсем невесомо, но так, чтобы он прочувствовал. Заметил это. Что, чёрт побери, и зачем?.. — Ну вот, мистер Снейп, мы вполне можем общаться с Вами нормально, без злых комментариев в мой адрес, без оскорблений. — Это не оскорбления, — поймав её удивлённый взгляд, Северус откинул полог, жестом призывая лакея, приставленного ко входу, не особо беспокоиться, и, ещё раз сверившись с билетами, прошёл на несколько рядов ниже, — а констатация факта. Он слышал, как сердито она засопела, как, незаметно для остальных, но весьма ощутимо для него самого, пихнула его локтём под нижнее ребро, грубо нарушая всё мыслимое и немыслимое личное пространство — и ведь он сам ей позволил это сделать! — и, расправив пышную юбку, аккуратно присела на своё место без его помощи, улыбаясь остальным гостям натянуто, но весьма натурально. Девчонка. — На кого Вы поставили, дорогая? — словно играя в поддавки сам с собой, Северус разместился рядом, лениво закидывая ногу на ногу. — У меня не было возможности ознакомиться со списком представленных сегодня лошадей… Впрочем, дорогой, если Вы поделитесь со мной одной из брошюр, что было бы очень кстати, я сделаю свой выбор. Спорить он не стал, однако стоило их пальцам соприкоснуться, как физический контакт разорвать стало невозможно — не замечая толпы вокруг себя, он аккуратно сжал хрупкую ладошку, устраивая их переплетённые руки на своём бедре. Посмотрим, как она запоёт теперь. — Пожалуй… — Гермиона явно задумалась, чуть надув губы, но вздрогнула, словно пронзённая электрическим разрядом, когда мужчина легко провёл подушечкой большого пальца по скрытым тонким шёлком венкам на тыльной стороне, — я думаю, что Август. — Араб, — он откинулся на спинку кресла, наблюдая за неспешным передвижением скакунов по кромке поля с прищуром. — Достойный выбор. Я, с Вашего позволения, дорогая, фаворита сегодняшнего заезда выбирать не буду, позволив Вам полностью сосредоточиться на представлении. На Вас точно обращают внимания больше… чем на меня, что нам на руку. Первый квалификационный заезд состоялся только через полчаса, и Северус, признаться честно, успел порядком измотаться за это время: несмотря на то, что его никто не обременял беседой, ограничиваясь лишь комплиментами в адрес его спутницы, он весь обратился во слух, стараясь понять, почему именно Коллинз загнал их сюда. И пока не особо преуспел. Появление Его Величества, а так же лорда-протектора Ирландии, который после покушения ходил с приставленным конвоем дрессированных псов, облачённых в униформу добровольческого экспедиционного корпуса Западного фронта, было весьма помпезным. Скрытый за спинами сильных мира сего, он смог лишь мельком разглядеть ненавистное лицо, испещрённое глубокими морщинами, и сжать челюсти, услышав чужой говор. — Всё в порядке? — голос Гермионы вывел его из транса и, к своему стыду, он понял, что сжал и её ладонь. Достаточно сильно, насколько он мог судить по чуть скривившимся от боли губам. — Прошу прощения, — едва слышно выдохнул мужчина, вновь проводя большим пальцем по тыльной стороне. Разумеется, ты не сдержался. Человек, от которого тебя разделяло меньше десятка метров, был единственным, кто ответственен за твою ссылку, за то, что ты шесть лет пробыл в одиночестве, отринутый, покинутый… Мёртвый. Именно он наслал на тебя своих щенков, чтобы они, отбив почки, закинули тебя в покрытый брезентом грузовик и бросили в порту, чтобы сломали тебе пальцы, лишив возможности писать, изгрызли разум, чтобы ты проливал свою кровь в Бронксе. — Генри Хью Тюдор, протектор Ирландии, — шепча ей на ухо имя, ставшее для него проклятьем, мужчина на секунду застыл, подобный каменному изваянию, но продолжил с куда большим жаром, чем прежде. — Слушайте внимательно. Вероятно, в его речи, как приветственной, так и всей последующей, нас может многое заинтересовать. — Но ведь… — казалось, девчонка растерялась. Нервно цокнув языком, Северус заглянул в её глаза, притягивая к себе непозволительно близко. Он чувствовал запах её кожи. — Слушайте, Гермиона, — он ощутил, как дрогнула она от подобного обращения. Он впервые назвал её по имени. Старый дурак, — и запоминайте. По возвращении в Дублин я хочу знать, не разойдёмся ли мы с Вами во мнении. Майкл говорил, что у Вас развито критическое мышление, а я, я… Боюсь, что могу что-то упустить. На эмоциях. Она кивнула. Улыбнулась, и кивнула вновь, отводя взгляд на поле, где в стойлах опять выстраивались скакуны, готовые с первым выстрелом поддевать копытами землю, мчаться вперёд, подгоняемые ударами стёка. Но он чувствовал, что внимание её целиком и полностью посвящено людям, заседающим сверху. Девчонка.***
— Ну, так что? — Коллинз в нетерпении расхаживал взад-вперёд, отчего пена в его бокале покачивалась, рискуя выплеснуться на деревянные половицы. Сцепив руки за головой, Северус зажал меж зубов папиросу и глубоко затянулся, откинувшись на покрытые кожаной обивкой спинки сидений. — Мы узнали достаточно много, — лениво протянул он, хмыкнув. — Но, думаю, тебя сейчас интересуют более конкретные вещи. Из самого важного — у нас есть все основания полагать, что лорд-протектор отправится в пред-Рождественскую поездку по текстильным и промышленным центрам, агитируя работяг вступать в добровольческий корпус. Это прямой приказ Георга, что в целом было ожидаемо, учитывая ситуацию на фронте в данный момент… Я рассчитал примерную расстановку сил и, если мы выдвинемся в десятых числах декабря, то явно успеем обогнать его кортеж и прибыть в Атлон, Маллингар и Грейстонс быстрее, чем это сделает Тюдор. Поедет он, понятное дело, через Дублин… — Ты думаешь, что готов? — голос Майкла был напряжен. На несколько секунд замолчав, Снейп медленно кивнул в ответ, срывая с его губ облегчённый вздох. — Хвала Господу. — Я… постараюсь быть готовым, Майкл, практики у меня не было уже достаточное время, — мужчина прокашлялся, стряхивая с кончика папиросы пепел, и опустил голову, уставившись на собственные ладони, — особенно перед рабочими. Ты сам знаешь, что к подобным людям нужен свой подход, но устраивать очередное покушение, — он почувствовал, как дёрнулся Коллинз при этих словах, но только покачал головой, — бессмысленно. Его охраняют здесь едва ли не сильнее, чем самого Георга. Если ты готов пролить свою кровь за дело, заранее обречённое на провал, то я — нет. Сосредоточиться на агитации — вот основная задача, с которой я не справлюсь без твоей помощи. Гермиона, я не забыл ничего из того, что считалось первостепенным? Но девчонка, казалось, абсолютно не слушала их, самозабвенно глядя в окно. Лишь его хриплый кашель привлёк её внимание и, отрывисто кивнув, она покраснела, ощущая на себе внимательный, цепкий взгляд тёмных глаз. Всё, что она помнила — то, как приятно было держать его за руку.