Улисс

      — Ты действительно уверен в том, что это необходимо? — умилительно покраснев, девчонка переводила взгляд от своего отражения — маленького, взъерошенного, словно изображение воробья — на него, стоящего чуть поодаль.       — Абсолютно. Раз меня поставили перед фактом, я должен выглядеть… Не хуже, чем Майкл. Мой единственный добротный костюм в скором времени износится. — Снейп ухмыльнулся себе под нос, скользнув по хрупкой фигурке, сжавшейся от кажущейся внушительной пустоты помещения, оценивающим взглядом.       — Но ведь совсем необязательно…       — Обязательно. — Сделав шаг вперёд, он остановился в центре комнаты, спрятав ладони в карманы брюк. Вздохнув и выдержав достойную подмостков «Гэйти» паузу, Северус продолжил тихим, менторским тоном: — Мне кажется, я обозначил свою позицию задолго до начала наших отношений, Гермиона. Я настаиваю на том, чтобы моя… — кто? Женщина? Подруга? Любовница? Нет, последнее звучит совсем уж паршиво, — спутница облачалась в лучшее из того, что я могу себе позволить.       Очередной виток обличающей тирады, на его счастье, прервал ступивший в отделённую от основного зала примерочную комнату Джошуа, виновато покачивая головой. Взгляд его, очевидно, крайне смущённый, был спрятан за ворохом платьев.       — Мгновение, мистер Снейп, — напряжённо произнёс мужчина, развешивая четырёх представителей портняжного искусства на витиевато отлитых крючках, явном наследии эпохи регентства. — Юную мисс всё устраивает?       — Да, да, разумеется, — смущённо пробормотала Гермиона, скрываясь за деревянной дверцей, подальше от насмешливого взгляда. — Благодарю Вас, Джошуа. А мистер Снейп…       — Его костюм пошит и смиренно дожидается своего обладателя на одной из полок в моих закромах. Желаете примерить?       — Если Вас не затруднит. Уверен, что качество будет более чем достойным, но не могу отказать ей, — Северус указал пальцем на закрытую дверцу кабинки, — в удовольствии насладиться и моей неловкостью.       Всего этого бардака, как думалось ему, в напряжении застёгивающему пуговицы тёмно-зелёного шерстяного жилета, вероятно, можно было бы избежать. Менее всего в своей жизни он любил долгие, невыносимо долгие примерки, подгонки по росту, мельтешение портного с маленьким кусочком мела перед лицом… и выставления себя напоказ, как дорогой игрушки. Он вполне бы мог обойтись одним единственным костюмом, купленным сразу по возвращению, и полностью уделить своё внимание… весьма занятным образцам, представленным девчонке, если бы не вездесущий Майкл Коллинз, влетевший в «Крайдемн» в разгар рабочего дня, подобно урагану.       — О, — запыхавшись, пробормотал он и опёрся ладонями о колени. — А что это ты здесь сидишь, Снейп?       — У меня заслуженный выходной, — не отрываясь от разложенных в алфавитном порядке на столешнице анкет, ответил Северус. — Куда более интересно то, что здесь делаешь ты, Майкл. Запрошенная тобой после помолвки неделя… восстановления подошла к концу.       — Есть разговор. Позволите уделить своему покорному, — Коллинз глухо закашлялся, хватая губами воздух, — слуге пару минут? Обещаю не отрывать Вас от дел дольше положенного…       — Прекрати паясничать, — огрызнулся Снейп, пододвинув ближе к себе бокал нагревшейся содовой, — и сядь, наконец. Но учти — если дело касается твоих цепных псов, я не намерен ввязываться.       — Как пожелаете. — Отвесив поклон, Майкл, под суровым взглядом товарища, развалился на диванчике напротив, скинув кепку прямо на сложенные листы. — Я хочу, чтобы ты был моим шафером. Подружкой невесты будет сестра Маргарет, а так у тебя не будет повода отвертеться от…       — Ты сейчас серьёзно? — резче, чем предполагалось, прервал его Северус.       — Абсолютно. Как будто, мать твою, у меня были ещё какие-то варианты.       — Бедный Конноли, мир его праху, содрогнулся бы от твоих слов. А ещё сильнее — от самого намерения жениться на ком-то, кроме него.       — Сейчас паясничаешь уже ты, — хмуро бросил Майкл. — В самом деле, Северус, я ведь заранее поставил тебя в известность о своём желании сделать Маргарет предложение — пораскинуть мозгами представлялось мне не столь сложной для твоей светлой головы задачей.       — Я думал об этом, — откинувшись на спинку диванчика, Снейп медленно прикурил, выпустив несколько неровных клубков дыма. — Даже обсуждал с Артуром, так, мимоходом.       — И к какому решению пришёл?       — Давай начистоту, — он глубоко затянулся, чуть прищурившись. — После моего возвращения большая часть наших общих, как мне казалось, дел пошла по наклонной. Между нами чертовски много недосказанности, взаимных подозрений, обид и, признаюсь, я готов поставить сотню — большим сейчас не располагаю — на то, что ты хоть сейчас готов разбить моё лицо в кровь.       — Твоя правда. — Не смущаясь, Майкл притянул ближе к себе бокал содовой и, сделав несколько внушительных глотков, вытер усы рукавом пиджака. — Как ты это пьёшь, Господи? Просто отвратительно… Я готов подписаться под каждым твоим словом, но разве это хоть как-то меняет то, что я знаю тебя всю свою чёртову жизнь, Северус? В конце концов, — он протянул правую руку раскрытой ладонью вверх, выставив на свет огрубевшую кожу с белой, чуть неровной отметиной посередине, — ты мне сам об этом напомнил. Так позволь же мне повторить свой вопрос: ты действительно думаешь, что в моей голове был хоть один иной вариант?       Несмотря на всё то раздражение, что вызывал крепко сложенный мужчина, развалившийся напротив, словно хозяин, Северус почувствовал, как в горле непреднамеренно — он счёл, что в подобной слабости виноват отвратительного качества табак, от которого хотелось откашляться — встал ком. Медленно втянув воздух через нос, он снял очки, крепко сжав кончиками пальцев уголки глаз, и покачал головой.       — Кто тебя знает, Майкл? — устало прошептал Снейп. — Ещё с год назад я, услышав о твоей скорой женитьбе, рассмеялся бы тебе в лицо. Где собираетесь венчаться?       — В церкви святого Одуна, которая на Корнмаркете. Ты знал, что там служит отец Батлер?       — Он ещё жив? Удивительно, с его-то пристрастием к выпивке…       — Он ушёл из колледжа почти сразу после нашего выпуска из университета — по его словам, служение неблагодарным юнцам отнимало почти все из тех немногих сил, что у него остались. Причин пить в стенах дома Божьего он не видит, да и грешно всё это… Спрашивал о тебе.       — Нашёлся, что ответить? — Северус криво ухмыльнулся, против воли в памяти проявились не самые приятные мгновения детства. Удары розгами под грозный счёт духовника их почтенного заведения он, кажется, запомнил на всю свою жизнь.       — Отец Батлер был приятно удивлён твоими успехами как в научном плане, так и в нашем деле. Он один из немногих служителей церкви, не боящийся открыто выступать против оккупантов… Порой ему приходится непросто, но кому из нас вообще легко, а? Затаил обиду — очевидно, он ожидал, что ты хоть раз после своего возвращения придёшь исповедаться.       — Я хожу в святую Марию, Майкл, — он вновь покачал головой, затушив небрежным движением окурок в наполовину заполненной пепельнице. — Вот в чём, а в безбожии меня обвинять не стоит. Есть какие-то указания Вашему шаферу, господин обручающийся?       — Купи себе, наконец, нормальный костюм, в котором не будет стыдно показаться, — проворчал Коллинз, придвинувшись чуть ближе. — Право слово, если так будет выглядеть человек, который проведёт меня к окончанию холостяцкой жизни, то я, пожалуй, сгорю от стыда прямо у алтаря. И ещё… посмеешь сделать вид, что тебя и Гермиону ничего не связывает — придушу голыми руками.       — Я не привык доказывать окружающим своё право на обладание.       — Эти бредни будешь рассказывать кому-нибудь другому, Снейп, тому, кто не был свидетелем твоей бесконечной погони за Лили, — пожалуй, ради собственного душевного спокойствия ему в этот раз, но нужно было отказаться от каких бы то ни было комментариев. На мгновение прикусив внутреннюю сторону щеки — краткая боль отрезвила его, очистив мысли — Северус кивком подозвал к столу девчонку и, коснувшись невинным поцелуем тыльной стороны её ладони, попросил записать на его имя по несколько бокалов «Джеймсона». Ради такого повода, пожалуй, он даже позволит себе обойти негласно установленные в их отношениях нормы и выпить чуть больше, чем обычно.       Финансовый вопрос, в который против его собственной воли упиралась настойчивая просьба Коллинза, решился сам собой: подозрительно довольный собой Артур успел взгромоздить на его рабочий стол несколько пачек разноцветных купюр любого из номиналов, о которых только можно было подумать, прежде чем Северус вошёл в душное помещение рабочего кабинета на Энфилд-роуд.       — И что это? — с некоторой брезгливостью бросил он, тронув одну из аккуратно перевязанных резинками стопок ладонью.       — Не думал же ты, что все из твоих работ уходят в стол, — пробормотал Артур, вновь углубившись в расписывание предвыборных листовок. — Гонорар за тираж «Нации» за последние полгода.       — Брось, — недоверчиво ответил Снейп, садясь за стол. Внушительный груз пришлось сдвинуть в сторону, чтобы видеть объём работы на сегодня. — Не поверю, что издатели так расщедрились.       — А это и не издатели. У нас есть друзья, Северус, иногда даже более влиятельные и приближенные к политике, чем мы сами… и заинтересованные лица, разумеется.       — Да к чёрту всё это! — разочарованный полустон заставил Гриффита против воли поднять голову. — Благодетелей, исправивших бухгалтерские ведомости, мне хватило в Тринити. Я спокойно живу на те пятьсот фунтов, которыми располагаю каждый месяц.       — Я надеюсь, тебя успокоит то, что свою долю получили все, кто хоть раз переступал порог этого кабинета — даже мальцы, которые бегают за Майклом. Бери, Северус, и перестань делать вид, что тебе это не пригодится. Что не растратишь — вложишь в наш капитал обратно… В скором времени, боюсь, он нам понадобится. Для нашей же собственной безопасности.       Деньги под тяжёлым, холодным взглядом Артура взять всё-таки пришлось. Несмотря на то, что большая их часть была направлена, как ему показалось, на благое дело, в бумажнике лежало несколько тысяч фунтов мелкими банкнотами, которые он должен был потратить в пользу невероятного безрассудства. Нет, он отнюдь не был против того, чтобы облачить девчонку в шёлк и батист — исключительно ради удовольствия, которое он испытывал, снимая все эти треклятые тряпочки — но к собственному гардеробу относился с маниакальной пассивностью.       С несвойственной ему аристократической точностью Северус завязывал «принца Альберта» и тяжело выдохнул — тем не менее, стоит признаться, что выглядел он весьма… неплохо. Однобортный пиджак из плотной тёмно-зелёной шерсти, отдающей при неярком свете изумрудными тонами, акцентировал внимание на ширине плеч; брюки в тон, даже несмотря на его излишнюю худобу и выпирающие тазовые кости, сидели на нём гораздо лучше, чем он рискнул бы предположить, подчёркивая высокий рост. Запустив пальцы в волосы, он попытался хоть как-то усмирить непокорные тёмные пряди, прежде чем, сухо откашлявшись и в последний раз критически осмотрев собственное отражение с ног до головы, выйти из примерочной.       — Что думаешь?.. — оттянув манжеты пиджака, он поднял взгляд от начищенных до блеска половиц и остановился в центре комнаты, медленно наклоняя голову. — Ох. Мне… мне очень и очень нравится, Гермиона.       Он не ожидал, что, представ перед справедливым судом, сам должен будет оценить увиденное. Сглотнув так, что кадык ощутимо дёрнулся, а узел треклятого галстука, завязанный несколько минут назад, захотелось оттянуть ниже, чтобы расстегнуть верхние пуговицы, Северус спрятал ладони, крепко сжавшиеся в кулаки, в карманы. Разумеется, ему очень нравилось то, что он видел — облачённая в бордовое батистовое платье, девчонка выглядела невероятно. Сукно, плотно облегающее все те манящие формы, что он с такой страстью и охотой запечатлел в своей памяти, акцентировало внимание на её изящной фигурке, а длинные рукава словно подчёркивали её невинность, недоступность для всех, кроме него.       — Мне кажется, что сюда потребуется накидка… или что-то похожее, — смущённо пробормотала Грейнджер, медленно краснея.       — Брось. Всё выглядит весьма… целомудренно, — он бы и дальше продолжал свою речь, если бы уже спустя несколько мгновений не понял, что свои слова необходимо было взять обратно. Прикусив самый кончик языка до острой боли и мерцающих перед глазами разноцветных пятен, которые — так некстати — мешали наслаждаться видом, Северус сделал нетвёрдый шаг вперёд, чуть пошатнувшись.       — Ты и теперь так же уверен? — как ни в чём ни бывало спросила девчонка, глядя на него через отражение и, словно желая окончательно стереть его в пыль, откинула пышные кудри на плечо. Так, словно желала, чтобы он в полной мере оценил столь интригующую картину, подавляя медленно вскипавший во внутренностях жар. О, нет, в своём нынешнем состоянии — сжатые кулаки, что пусть и купировали предательскую дрожь, но явно ненадолго; тяжело вздымающаяся грудная клетка, оттягивающая шерсть жилета с каждым глубоким вздохом — он не был уверен даже в собственном здравомыслии и контроле. Поразительно, как, оказывается, на него способны влиять глубокие вырезы, доходящие чуть ли не до середины спины, оголяющие сияющий в приглушённом свете ателье бархат кожи, к которому до одури, до крепко сжатых челюстей и грудного рычания хотелось прикоснуться. Провести самыми кончиками пальцев по мягким линиям девичьих лопаток, не оставив без внимания и дюйма, оставить горячий поцелуй, знаменующий собой большее, на верхнем позвонке и постепенно спуститься ниже, обводя языком выступающие косточки, дыша тяжело и хрипло, чтобы распалить её, заставить прочувствовать весь ураган, застилающий собой разумность его действий. Крепко сжать каштановые пряди и, наматывая их на кулак, заставить её запрокинуть голову, прежде чем, прошептав на ушко нечто крайне непристойное, укусить пульсирующую справа венку.       Но он был спокоен. Медленно, рассчитывая каждый свой шаг, он подошёл ближе, прижавшись к её спине в миг показавшейся неимоверно грубой шерстью пиджака, и, поправив сползшую на переносицу оправу, тихо выдохнул.       — Да. За исключением, пожалуй, того, что я бы с удовольствием взял тебя сзади прямо в этом треклятом платье. Благо, — на мгновение Снейп замолк, поражаясь тому, как ровно звучал его голос, и приподнял струящееся сукно юбки чуть выше к бёдрам, — покрой позволяет.       Положив ладони на её талию, он позволил себе медленно, явно наслаждаясь действом, вырисовывать на прохладной материи спутанные узоры, прежде чем притянуть Гермиону плотнее к себе и спрятать лицо в кудрях на макушке, с блаженством вдыхая сладковато-цветочный аромат.       — Мне очень нравится. Остаётся лишь надеяться на то, что прочие платья, представленные тебе Джошуа, не будут являть чужому взору лишнее. Иначе я с трудом могу себе представить реакцию публики, стоит тебе появиться на собрании.       — Брось, — в тон ему ответила Грейнджер, мягко улыбнувшись. — Это только для особых случаев, при которых, я надеюсь, зрителей не будет. Я подобрала ещё несколько блуз и пару юбок для повседневной носки. Мы можем?..       — Да, — на мгновение он отстранился, коснувшись кратким, небрежным поцелуем скрытого батистом плечика. — Всё, что пожелаешь.       — Ты такой красивый, Северус, — с придыханием произнесла девушка, опустив веки, — Мы смотримся очень… мило.       Не сдержав хриплого смешка, он наклонился чуть ближе, касаясь ушной раковины тяжёлым, горячим дыханием. Чувствуя жар её тела, столь разительно отличавшийся от батистовой прохлады, он с каждой минутой медленно, словно стараясь отсрочить своё неизбежное падение, сходил с ума. Во всяком случае, собственная фраза, произнесённая пару мгновений назад, больше не казалась ему несбыточным желанием:       — Неужели? Помнится, мисс Грейнджер, Вы, в бытность свою студенткой, считали меня омерзительным. И даже не побоялись — маленькая, храбрая пташка — сказать мне это в лицо.       Он прекрасно знал, как выглядит со стороны. Что за внешним блеском и лоском дорогих костюмов нет-нет, но пробивался не умеющий контролировать агрессию алкоголик, рискнувший пренебречь проблемами, давящими с такой силой, что трудно даже вздохнуть, в пользу сиюминутного удовольствия впервые в жизни почувствовать заботу. Что в сравнении с ней, юной и цветущей, заслуживающей большего и лишь из-за своей необъяснимой доброты и бескорыстия связавшейся — так неудачно, так не вовремя — с ним, он выглядит смехотворно и попросту жалко. Дворовой пёс со свалявшейся шерстью, ночами воющий под окнами в надежде получить хоть корочку хлеба, сжимающийся в комок, скаля зубы от любого резкого движения.       Он прекрасно знал, как выглядит со стороны, но в который раз позволил себе попросту насладиться моментом, неотрывно смотря на её — их — отражение.       На паперти собора святого Одуна было не протолкнуться — казалось, что на свадьбу пришёл весь Дублин, захватив с собой в придачу половину Грейстонса. Группки молодых людей, не боясь божественной кары и пули в грудь за ярко-зелёные повязки и шевроны на рукавах своих рабочих курток, жадно курили, перебрасываясь бранью в адрес друг друга; представители более узкого круга братства, предпочитая держаться в стороне, наградили его лишь сухими кивками, обращая куда больше внимания и заинтересованных взглядов на его спутницу. Крепче сжав хрупкую ладошку, Снейп, расчищая дорогу то вежливым покашливанием то, когда это было необходимо — толчками, сумел пробраться ко входу в собор.       — Слава Богу! Я думал, что не дождусь вас, — меряя широкими шагами ковровую дорожку, расстеленную от порога прямо к алтарю, Майкл приближался к ним, кривовато улыбнувшись. — Ми, ты выглядишь просто… чудесно. Я сегодня поразительно косноязычен, так что прошу извинить меня.       — Не стоит утруждать свои нервы более положенного, Майкл, — сухо произнёс Снейп, тем не менее заключив товарища в крепкие объятия. — К тому же, на месте Маргарет я бы чертовски ревновал.       — Брось. Раз мы дошли до… до всего этого, — коротким взмахом руки он обвёл контур вытянутых выше к небу нефов и базиликальных перекрытий, — то волноваться уже не о чем.       — Боишься? — кивнув девушке, Северус отвёл Коллинза чуть в сторону, остановившись около исповедален. — Ты, чёрт подери, даже галстук повязал криво.       — А ты бы не боялся на моём месте, а, старик? — Майкл сдавленно рассмеялся, покачав головой. — Осознавая, что девушка, которую ты любишь до дрожи в коленях, уже через несколько минут станет твоей женой. Что ты — и только ты один перед Богом и церковью — будешь в праве ей обладать.       — Свадьба, а уж тем более венчание — это не про обладание, Майкл. Да, признаюсь, кольцо всегда напоминало мне тавро, и именно поэтому я никогда в здравом уме и твёрдой памяти не соглашусь носить его, но ведь есть в этом нечто… большее. Это уже навсегда, по крайней мере, в нашей стране.       — Честно — мне больше ничего и не надо. Если бы я не был вовлечён в общее дело, то сбежал куда-нибудь под Килкенни, разводил бы овец и варил пиво, только бы она, — бросив краткий взгляд в сторону алтаря, он тяжело вздохнул, — была рядом. Ни с чем несравнимое чувство, скажу я тебе.       — Представь, какого будет испытать это после того, как всё закончится, — хлопнув его по плечу, Северус широко ухмыльнулся. — Подумать только, я никогда не верил, что скажу это вслух — Майкл Коллинз женится! Коллинз, в постели которого побывала половина Ирландии, который выбивал всю дурь из быков на ринге, что были вдвое его больше, который находил счастье исключительно в непочатой бутылке виски…       — Славные были времена, старик, — мужчина тихо рассмеялся. — Надеюсь, дальше будет только лучше.       — У входа собралась целая толпа твоих почитателей… но я молю — сегодня ни слова о политике. Я бы не хотел, чтобы день, которого я ждал так долго — поверь, гораздо дольше, чем ты сам — омрачился очередным нашим спором. Маргарет, да и Гермиона, будем честны, не простят мне, если твой чудный костюмчик будет уделан в крови.       — А вот в чьей — это ещё большой вопрос! Гарантирую, что на вашей с Ми свадьбе тебя ждут всевозможные удовольствия — какая свадьба без драки?       — Ты специально называешь её этим дурацким прозвищем?       — А ты смышлёный, — Майкл рассмеялся громче. — Мне нравится выводить тебя из состояния напускного спокойствия — каждый раз, когда ты наконец взрываешься, я радуюсь, как ребёнок.       — Рискну тебя огорчить — я умру прежде, чем решу жениться, — Северус криво усмехнулся, поджав губы. — Так что все твои планы пойдут прахом… Мэри приедет?       — Нет, — в то же мгновение Коллинз сгорбился, став словно на пару дюймов ниже. Снейп увидел, как опали его плечи. — К моему большому сожалению, они не успели бы добраться в срок — всё произошло несколько… спонтанно, если бы не отец Батлер, то ждать мне ещё целую вечность. Так что сегодня роль моей семьи исполняешь ты. Будь добр, выпрями спину, а то выглядишь в этом костюме как посмешище.       — Кто бы говорил! Будь она сейчас здесь, то основательно бы пожурила тебя за замявшийся лацкан.       Он видел, как, несмотря на улыбку, блеснули в неярком свете свечей изумрудные глаза товарища. Выдержав краткую паузу для того, чтобы перевести дух, Северус обнял Коллинза за плечи, чуть склонившись.       — И всё же, Мик, — голос с непривычки дрогнул, надломившись — слишком долго он не называл своего товарища давно забытым эхом ушедшей юности, — ты точно уверен в том, что собираешься сделать?       — Я долго над этим думал, — Майкл поднял голову, тихо проговаривая каждое слово. — Над… всем этим и в особенности над тем, что отвечу тебе, задай ты такой вопрос. Я слишком хорошо знаю тебя, а ты — меня, чтобы этого не произошло. В конечном итоге, Сев… Если мне и осталось немного, то я хочу хотя бы попытаться быть счастливым. И то, к чему я, несмотря на своё бурное прошлое, так отчаянно стремился, оказалось гораздо ближе, чем я думал.       — Тогда иди, — Снейп отступил, спрятав ладони в карманы брюк. — И делай то, что должно. Я буду рядом, если вдруг забудешь слова клятвы.       Необходимо было отблагодарить Коллинза хотя бы за то, что большая часть его подопечных, сочтя венчание формальной процедурой, не стоящей внимания, осталась за порогом собора. Гостей на церемонии было немного, и лишь первые из многочисленных скамеек оказались заняты. Краем глаза он заметил Артура, торопливо спешащего к своему месту и всеми возможными способами старающегося не выдать своего опоздания; ближе к алтарю, активно жестикулируя и самозабвенно что-то рассказывая девчонке, что нет-нет, но бросала на него восторженные и одобряющие взгляды — причина их появления так и осталась для него загадкой — сидел мальчишка Поттер, поприветствовавший его широкой улыбкой и поднятой в воздух ладонью. Весьма скромно и, пожалуй, даже замкнуто держалась немногочисленная родня невесты — вероятно, пожилая дама, наблюдавшая за нервно вышагивающим по ковровой дорожке взад-вперёд Майклом, приходилась ей матерью; женщина чуть старше самой Маргарет, выглядящая в своём розоватом платье невероятно пошло и то и дело исчезающая в ризнице с тихими упрёками — сестрой. Тихо хмыкнув себе под нос, Северус медленно перекатился с пятки на мысок и обратно. Даже если бы он когда-нибудь и согласился венчаться с девушкой, которую полюбит, он бы делал это без многочисленных свидетелей и совершенно ненужных, мешающих пониманию и восприятию этого таинства бытовых и приземлённых вещей.       Стоило сухому старичку-органисту, громко откашлявшись, занять место за инструментом и вырвать из железных глоток первый звук — глубокий, инфернальный, от которого вниз по позвоночнику прошла мелкая дрожь, а глаза чуть прищурились — Северус поднялся ближе к алтарной части и мягко улыбнулся подошедшему с облаткой в руках отцу Батлеру.       — В последний раз я видел его таким смущённым и напуганным в стенах своего кабинета — кажется, вы двое попались за курением, но убежать сил хватило только у тебя… Рад видеть тебя в добром здравии, Северус. Волнуешься?       — Явно не больше, чем он, — ухмыльнувшись уголком губ, он кивнул, подзывая в сотый раз одёргивающего рукава пиджака Майкла ближе, приглашая занять место по левую руку от священника.       С тихим скрипом, на мгновение прервавшим мирное течение «Ave Maris Stella», разливающегося под сводами собора, дверь в ризницу приоткрылась, заставив мужчин медленно и протяжно выдохнуть. Бросив краткий взгляд на заворожённую девчонку, крепко сжимающую ладонь то бледневшего, то краснеющего от недостатка воздуха Поттера, Северус крепко сжал челюсти, следя за каждым невинным, благородным шагом белокурой красавицы. Нет, пожалуй, он ошибся в своих размышлениях — ради подобного зрелища он отдал бы всё то немногое, чем обладал. Ради того, чтобы, подобный Майклу, дышать глубже и чаще, чтобы лицезреть ангела во плоти и осознавать, что ещё немного — сущие мгновения — и она станет тебе единственно верной и любимой супругой.       — Возьмитесь за руки, дети мои, — голос отца Батлера за прошедшие годы не потерял своей глубины и твёрдости. Как заворожённый, Коллинз несколько раз моргнул, и только почувствовав несильный, но ощутимый толчок под рёбра сделал шаг вперёд, сжав тонкие подрагивающие пальчики в своих ладонях. Под тихий смех присутствующих он, не сдержавшись, коснулся их кратким, но жарким поцелуем.       — Никогда в жизни я не видел ничего прекраснее, — глухо прошептал мужчина, смотря на возлюбленную с благоговением. Северус почувствовал себя в этой идиллии неуютно — ему казалось, будто он, подобно вуайеристу, подсматривает за чем-то до безумия личным, тем, что должно сохраниться в сердцах и памяти лишь двух людей. Ободряющий взгляд, в котором он, желая ошибиться, прочитал нечто большее, направленный в его сторону сестрой Маргарет, имя которой для него так и осталось загадкой, вынудил его расправить плечи.       Он упустил и слова свадебной клятвы — хвала Господу, Майкл, пусть и с дрожью в голосе, но сумел произнести её без ошибок и явных запинок — и то, как невеста — теперь уже жена, перед Богом, церковью и всеми свидетелями — дрожа от переполнявших чувств, надела на его палец массивное золотое кольцо с грубо выполненной печаткой, истинно мужское кольцо, кольцо борца и воина. Заметив, что символ, тайный знак, что должен был означать для его старого товарища, друга и брата отныне самое сокровенное, выполнен в форме трилистника, Снейп только покачал головой — никогда бы он не смог отказаться от своего истинного предназначения, этот чёртов Майкл Коллинз, который торопливо и чуть неуклюже теперь сам пытался надеть знак обладания — по этому вопросу мнение Северуса оставалось непоколебимым — на руку своей возлюбленной. Он слышал учащённое дыхание, чувствовал, как под плотной угольно-серой шерстью костюма дрожат его крепкие плечи, и выдохнул с облегчением, услышав заветные для них всех слова:       — Властью, данной мне, я объявляю вас мужем и женой.       Радостный, мальчишеский клич был заглушён аплодисментами собравшихся. Благонамеренно отступив, чтобы дать чете Коллинзов в полной мере насладиться своим счастьем, Северус оглянулся в поисках девчонки. Торопливо пробиравшаяся сквозь потянувшуюся к алтарю толпу, она отпустила, наконец, треклятого Поттера, и, сияющая, крепко обняла Майкла за шею, заставив пошатнуться. Звонкий поцелуй в щёку и последовавший за ним приглушённый, но явно довольный смех вынудил его прикусить кончик языка.       — Я так рада за тебя, так рада! — лепетала она, спрятав лицо на его груди. — Ты этого заслуживаешь — быть счастливым. И, я надеюсь, теперь и навсегда будешь.       — Только в том случае, если в скором времени настанет твой черёд, — многозначительный взгляд изумрудных глаз, направленный в его сторону, Снейп предпочёл проигнорировать, отойдя ещё на полшага, дабы скрыться в тени свода. — Скажи своему мужчине, что роль шафера заключалась не в том, чтобы стоять столбом и бездумно смотреть в сторону! Я крайне, крайне разочарован, Северус…       — У тебя была возможность выбрать кого-нибудь другого… Поттер! Чудесная кандидатура!       — Не столь чудесная, как Вы, сэр, — хохотнув, юноша протянул ему ладонь. — Рад нашей скорой встрече!       — Увольте. Сколько раз я просил называть меня по имени? — от официальности тона Гарри замер на месте, смотря на него с непониманием, но уже через несколько секунд громко рассмеялся, откинув взъерошенные каштановые пряди.       — Это одна из тех вещей, что никак не откладываются в памяти. Прошу меня простить.       — Уж постарайтесь запомнить то немногое, мистер Поттер, о чём я Вас прошу… В Ольстере всё спокойно?       — Если не брать в расчёт участившиеся с возвращением боевых отрядов с Синайского фронта мародёрства, то да, всё относительно… нормально. У меня есть подозрение, что в свете приближающихся выборов в Парламенте будут происходить серьёзные перестановки, но наша партия по численности своих представителей давно перегнала те, которые, вероятно, пострадают сильнее всего. Если что-то в действительности — а я надеюсь на обратное — и будет происходить, я обещаю Вам, что тотчас телеграфирую.       — После выборов, Поттер, Вы понадобитесь партии здесь, и это будет Вашей основной задачей на ближайшие, как мне хочется верить, четыре года… Местный парламент дал Вам неплохой старт, но верные люди всегда требуются для решения задач большего масштаба. Что думаете о министерстве промышленности и экономического развития?       — Меня всегда поражал тот факт, что Вы мыслите поразительно большими категориями, Северус, — юноша замялся, пожав плечами. — Оно простаивает с самого начала войны. Ситуация… не критичная, но в скором времени, особенно после окончания — скорого, как я надеюсь — боевых действий, в свете прибытия сотен тысяч «временно безработных», может ей стать. Говорить за все объединения и заводы я не решусь, но в Ольстере, и Вы сами это знаете, дела обстоят не лучшим образом. Тред-юнионисты, пусть и лояльны по отношению к нам, но в скором времени начнут требовать большего. Для решения подобных вопросов нужен острый ум и решительность…       — Если я — мы все — не будем мыслить большими категориями, Гарри, то нас ждёт печальная кончина и окончательный крах. Я не думаю, что мы столько лет боролись и отбивали по кусочкам именно это… Так что вы этим и займётесь.       — А мистер Гриффит? Он ведь…       — Полагаю, у мистера Гриффита будет иная миссия, не менее тяжёлая и благородная, чем Ваша.       — Хоть на несколько минут ты можешь перестать говорить о политике? — почувствовав, как хрупкая ладошка словно невзначай пробежалась по напрягшимся мышцам предплечья, Северус тяжело вздохнул, качая головой. Явно желающая заполучить толику внимания, девчонка прижалась к нему боком, словно требуя максимального тактильного контакта. Приняв свою незавидную — однако Поттер, судя по его взгляду, думал совсем наоборот — участь, он сделал единственно возможное в данной ситуации и обстановке — оставив нежный поцелуй на косточке большого пальца, заглянул в её блиставшие в рассеянном свете витражей глаза и взял за руку, выудив из груди мальчонки изумлённый вздох.       — Нет, милая, боюсь, это не в моей компетенции.       — Вы… Так вы вместе? — неуверенно пробормотал Гарри, переводя взгляд с девчонки на Снейпа и обратно.       — Ещё сделайте вид, что не знали об этом.       — Не знал, но догадывался. А как?..       — Достаточно, Поттер! — огрызнулся он, заставив Гермиону чуть пристыженно хихикнуть. — Все вопросы, если таковые появятся — а я советую Вам хорошенько подумать — задавайте Коллинзу. Вероятно, он расскажет Вам гораздо больше, чем я сам.       — Похоже, ты совсем не рад подобного рода публичности, — прижавшись к его плечу, она коснулась грубой шерсти губами. Удивлённый подобным жестом, взволновавшим кровь, Северус несколько раз моргнул и, поправив оправу очков, привлёк её ближе к себе.       — Ворох бесконечных, похожих друг на друга вопросов, ожидание во взглядах посвящённых — а как он поведёт себя в той или иной ситуации? — давящее на внутренности с невероятной силой, попытки, явно кривые и безуспешные, это ожидание оправдать… Признаться, я не нахожу в этом ничего симпатичного, скорее совсем наоборот. Если к концу этого дня я не напьюсь до ставшего во многом привычного состояния, то это, несомненно, будет большой победой. Ты разочарована?       — Не знаю, — Гермиона пожала плечиками, не поднимая головы. — Возможно, мне следует быть несколько ограниченной в своих желаниях. Во всяком случае, уже за то немногое, что мы имеем, я хочу сказать тебе спасибо. Очевидно, — она подняла в воздух их крепко сжатые ладони, — это было для тебя большим шагом. Я постараюсь проследить за тем, какое количество спиртного окажется в твоём организме…       — У девочки есть планы на сегодняшний вечер? — наклонившись, прошептал Северус ей на ушко, с внутренним удовлетворением отмечая пробежавшую по нежной коже дрожь.       — Не обольщайся, — Грейнджер тихо хмыкнула, несильно толкнув его локтем в бок. — Ты становишься до омерзения неприятным типом, если просыпаешься с похмельем.       Несмотря на уверения девчонки в том, что в его организме сегодняшним вечером окажется многим меньше алкоголя, чем он предполагает, уже после первого часа, проведённого в бурлящем, полном радостного смеха, довольных окриков и скрипичных отзвуков, пульсирующих в затылке, «Крайдемн», Северус ощутил приятное покалывание на кончиках пальцев и блаженную пустоту, затянувшую разум привычно-кофейной поволокой. Сидя в отдалении от беснующийся на разные лады толпы, он лишь изредка притрагивался к планомерно пустевшей рюмке, подливая раз за разом из тёмной бутыли с покатыми боками — бедную девочку, которая то металась меж крепко сбитых столов, то резкими, доведёнными до автоматизма движениями разливала из кранов божественный нектар для каждого желающего, трогать совсем не хотелось. Осушив очередным большим глотком ёмкость до самого дна, он коротко вздрогнул, поведя плечами и, почувствовав пришествие трепетно ожидаемого тепла, медленно выдохнул через нос, не заметив появления за своим столом пожилого мужчины в мешковатом коричневом балахоне, выглядящим в подобном антураже несколько… дико. Словно его собственный инквизитор, отец Батлер, совсем не отличимый в этот момент от Генриха Инститора, неловко ухмыльнулся ему уголком губ, приподняв в приветливом жесте бокал красного вина.       — Позволишь поговорить с тобой, Северус? — здесь, в стенах паба, его голос больше не был полон привычных с детства интонаций и отдавал сухостью и глухотой. Чуть пододвинувшись и расправив плечи, Снейп осторожно кивнул, не сводя со священника внимательного взгляда.       — Есть что-то, что Вы хотели обсудить, отец? — медленно проговорил он, сцепив пальцы в крепкий замок. Признаться, он во многом опасался разговора с человеком, что на протяжении многих лет был для него если не примером дисциплины и насилия во благо, то определённо тем, кого стоило опасаться. Пусть он и появлялся в дверях небольшого кабинета настоятеля реже, чем Мик Коллинз, особой страсти к безукоризненному следованию правил не питал никогда.       — Брось, мальчик мой, — отец Батлер улыбнулся чуть шире, на мгновение крепко сжав его плечо, и кивнул в сторону отплясывающих по кругу, кажется, уже десятый кон Майкла и Маргарет. — Общее веселье обходит тебя стороной?       — Я привык наблюдать, — невозмутимо откликнулся Снейп, позволив себе кратко усмехнуться в ответ. — Я нахожу это более полезным.       — Вы всегда разительно отличались друг от друга. Готов поспорить с тобой прямо сейчас — в бытность твою моим студентом все те дисциплинарные взыскания, что ты получал, во многом лежали на плечах Майкла.       Он не хотел вдаваться в ностальгические рассуждения, памятуя о давно прошедших годах, в которых, несмотря на множество воистину ярких, незабываемых моментов были и свой холод, и своя тяжесть. Непосильная для пятнадцатилетнего мальчишки, обречённого на то, чтобы учиться жить самостоятельно, стараясь увернуться от трогательных подачек судьбы в виде крепких тумаков. Он никогда не болел оспой, но на его спине, погребённые под поздними, продолговатыми и куда более грубо оставленными отметинами, всё равно блеклыми пятнами выделялись маленькие круглые шрамы.       Он не хотел вдаваться в ностальгические рассуждения, но, потянувшись к портсигару и приподняв бровь, словно в ожидании невысказанного одобрения, поделился папиросой со священником.       — Ну, явно не все, — щёлкнув креплением зажигалки, Северус глубоко затянулся, раскуривая влажный табак. Неровное желтоватое пламя осветило резкие черты его лица, на мгновение вырвав из сумрачного пристанища. — Майкл не начал бы курить, если бы я не таскал сигареты у папаши. Возможно, в таком случае мы реже сбегали бы с занятий и не попадались бы на заднем дворе колледжа… столь глупо. Каждый раз мне казалось, что мы совершали страшную ошибку, но, тем не менее, повторяли её раз за разом.       — Он ещё жив? — задыхаясь от непривычной крепости, отец Батлер откашлялся в кулак. — Твой отец?       — Возможно, — Снейп пожал плечами. — Последний раз мы виделись… приличное количество времени назад. Больше года, если мне не изменяет память. Я навещал его после своего приезда, и это встреча была во многом вынужденной.       — Его несколько привозили в госпиталь святого Брука. В ужасном, в просто ужасающем состоянии… Лечебница, как ты сам понимаешь, не могла всецело покрыть его счета, поэтому мой приход брал их на себя. Несколько довоенных лет мы помогали нуждающимся… правда, Тобиас Снейп всегда утверждал обратное.       — Могу себе представить, в каком гневе он пребывал, осознавая, что своим спасением обязан католическому духовенству. — Северус тихо хмыкнул, небрежным жестом сбив пепел. — Но, я думаю, что смерть была для него более предпочтительным вариантом. Влачить своё существование так, как сейчас… Я давно не считаю его своим отцом, но быть свидетелем подобного страшно: стоять у края пропасти и наблюдать со стороны, как кто-то с огромной скоростью несётся в самый низ, рискуя разбиться об острые скалы, но, вопреки всему, этот полёт всё не заканчивается и не заканчивается… Так бы я описал свои чувства.       — Во многом, мальчик, ты описал самого себя.       Отец Батлер даже в воспоминаниях, оставшихся с детства, представлялся ему могучим и всевидящим. Тяжёлый взгляд голубых глаз покрывал и колледж, и несколько близлежащих кварталом невидимым куполом. Тем не менее, Северус верил — или хотел верить — в то что маленькие проступки на общем фоне никогда не будут заметны, скрываясь от извечной бдительности в самой темени. Он верил, что, глядя в его глаза, не струсит, а, выпрямив спину, всеми силами будет избегать въедливого допроса — какое дело настоятелю до него, бедного, ничем не примечательного мальчишки в порванной курточке? До юноши с разбитыми в кровь костяшками и маниакальной, хищной усмешкой, исказившей тонкие губы? До мужчины, пережившего допросы куда более страшные, томительные и жестокие, отринувшего от себя слишком многое для того, чтобы оглядываться назад?       Он страшно ошибался, что в детстве, что в юности, что сейчас, сидя прямо перед спокойным, как Святой Дух, отцом Батлером. Могучим и всевидящим. Ведь в нём всё ещё упорно пытался скрыться бедный, ничем не примечательный мальчишка, только порванную курточку заменил костюм из плотной тёмно-зелёной шерсти.       — Я знаю о том, что пришлось тебе перенести. Подобные вести расходятся очень быстро… Но тернистый путь, в конечном итоге, приведёт тебя к заслуженному счастью, и я хочу в это верить и молиться. Всё проходит, мой мальчик, вся боль уйдёт, стоит только в твоём сердце и душе поселиться миру и любви к ближнему. Скажи мне, Северус, ты не собираешься жениться? Мне показалось, что…       Негромко рассмеявшись и затушив начавший жечь пальцы окурок в пепельнице, Снейп вновь откинулся на спинку диванчика. Отказать себе в секундном удовольствии понаблюдать за тем, как хрупкая фигурка с невероятной для подобного заведения грацией и аккуратностью скользит по узким проходам меж столешниц, он не сумел.       — Я понимаю, отец, что отношения, в которых я нахожусь, не одобряются католическим духовенством, но не смею рисковать жизнью женщины, которая согласилась бы разделить со мной кров и клятву. Не сейчас, не тогда, когда над Дублином то и дело гремит эхо выстрелов.       — Я предстал бы круглым дураком, если бы стал осуждать тебя за подобное. Разумеется, в твоих мыслях есть зёрна здравомыслия — осталось лишь дать им взойти как, я надеюсь, уже в благодатной почве, не раздираемой на части. Стоит сказать, что я рад… — отец Батлер на несколько секунд замялся, словно пытался подобрать наиболее мягкую формулировку, — тому, что твой взгляд направлен на эту чудесную девушку, а не на мисс Эванс.       — Удивительно, что Вы вспомнили о ней, — он поджал губы, шумно выдохнув. — Я же стараюсь этого не делать. Спится гораздо легче.       — Пусть львиная доля твоих взысканий и приходилась на крепкие плечи Майкла, но и её роль в этом нехитром деле, мне кажется, была неоценима, — отеческим жестом коснувшись ладонью его головы, священник вновь улыбнулся, кивнув в сторону импровизированной танцплощадки. — Быть может, общее веселье и сумеет тебя захлестнуть? Хозяйка этого замечательного заведения, очевидно, скучает…       Коротко кивнув и впопыхах накинув на себя лежащий на подлокотнике пиджак, Северус поднялся, прищуриваясь и стараясь среди всего пёстрого безобразия, устроенного длинными полами дамских юбок и тёмными костюмами отыскать знакомую фигурку. Желавший как можно скорее влиться во всеобщее радостное безумие, подкреплённое, вероятно, гораздо большим количеством выпитого, чем было в его крови, он не сразу почувствовал мягкую хватку на своём предплечье.       — Из-за своего сана я не должен высказываться резче, чем на то укажет Архиепархия… Но я хочу, чтобы ты знал, Северус, что я в любой момент готов буду выслушать тебя. И на исповеди, и за её пределами. Если ты держишь на меня обиду, тянущуюся с детства, то я прошу у тебя прощения, но молю не отвергать протянутой руки.       Сглотнув внезапно осевший в горле ком, он кивнул ещё раз, ответив на крепкое рукопожатие, задержавшееся чуть дольше положенного.       — Я успел многое переосмыслить за годы, проведённые вне родной земли, и уж точно не склонен держать обиду на людей, что желали мне лучшего, пусть и добиваясь этого разными методами. Я ценю то, что Вы способны предложить уже сейчас — а дальше… На всё воля Божья.       — Ну, ступай. У тебя ладони дрожат от нетерпения.       Пробираясь сквозь толпу, так некстати заполнившую всю площадь паба от бильярдного стола — в том, что он находил убежище именно в этом углу, была своя ирония — до самой стойки, он всеми силами старался не отвлечь от медленно текущего, непрекращающегося ни на мгновение танца ритмично покачивающиеся пары. На мгновение мужчина прищурился, коротко и быстро выдохнув через рот — ощущения, которые, как ему казались, должны были уже сотню лет как быть погребёнными под внутренними устоями, самоконтролем, педантичностью и показной отстранённостью, вновь пробились, оставляя мелкие покалывания прямо под рёбрами. Он вспомнил, как, кажется, целую вечность назад девчонка абсолютно безрассудно, с детской наивностью протянула ему свою хрупкую ладошку, сжимая и разжимая пальцы. В то Рождество, когда очистившийся после праздничной мессы рассудок заволокло карамельно-дубовой пеленой «Джеймсона», он всё ещё занимался абсолютно несуразным, не имеющим места в нынешней его жизни сравнением… будто пытался найти отзвуки того, чего быть не может. Скепсис и неприязнь, вызванная излишне кипучей деятельностью, сменились разгоняющим кровь влечением и, словно в противовес ему — спокойствием. Ощущая его на мозолистых подушечках пальцев, Северус тяжело сглотнул, замерев в полуметре от неё, самозабвенно натирающей пустые стаканы передником. Подивился красоте её распущенных волос, едва поборов в себе стойкое желание спрятать в них лицо, чтобы лёгкие наполнились тонким цветочным ароматом, звонким смешком, сорвавшимся с полных губ от шутки какого-то молодого мальчишки со следами грязи под ногтями — судя по всему, он был выходцем из тех партизанских отрядов, что организовывал Майкл в провинции последние месяцы. Он видел его взгляд, направленный на эти полные губы, но лишь вновь прищурился, словно жмурясь от солнечных лучей. О, отныне он мог загородить её грудью, ибо их сладковато-медовый, восхитительно порочный вкус был ему доподлинно известен.       — Мисс Грейнджер, — мягко произнёс он, протянув ладонь в пригласительном, но ни к чему не обязывающем жесте, так, словно делал подобное каждые выходные, — позволите пригласить Вас на танец?       Восхищённый огонёк, отсветами разгоревшийся в глубине её глаз, отдающих карамелью, янтарём и трепетно любимым виски, захватил её всю. Кратко кивнув, она со странной смесью благодарности, восторга и нетерпения, отражение которой, впрочем, проявилось лишь в нежной улыбке, поспешила скорее скинуть с себя неуместный передник и, махнув молодому человеку, поспешила к нему так, словно он был для неё сродни оазису после перенесённой песчаной бури.       В последний раз Северус приглашал кого-то на танец будучи совсем ещё мальчишкой. «Аравия» была не только яркой, ослепительно яркой в своём безумном великолепии ярмаркой, но и местом, куда первым делом стекались все появившиеся в Америке музыкальные новинки. Та неделя, которая неизменно заканчивалась сумасбродством на освещённом желтоватыми прожекторами паркете, для многих его товарищей заканчивалась крепкими отношениями с понравившейся девчонкой. Сам же он, если не потягивал малиновое ситро через трубочку, сидя в отдалении, то собирался с силами для того, чтобы позвать её в свои неловкие — тогда ещё неловкие — объятия на какие-то две минуты. Две минуты, которые он предвкушал каждый год, вплоть до того самого момента, когда не дождался её на перроне, в забытьи согревая неровным дыханием окоченевшие пальцы.       Он неловко повёл плечами, чувствуя, как с непривычки прошла вниз по позвоночнику дрожь, и мысленно приободрил себя — во всяком случае, за те два раза, что ему приходилось делить с Гермионой эти чёртовы минуты на двоих, она не высказала своего недовольства. Как и после этого, в последнюю попытку и вовсе ответив на его поцелуй…       Коснувшись тыльной стороны её ладони губами, он бросил на неё заинтересованный взгляд, словно пытался понять, поступает ли правильно и, притянув чуть ближе к себе за талию — но не настолько близко, как привык это делать, оставляя ей небольшую возможность сбежать — через несколько тактов подстроился под новую, куда более бойкую, ритмичную, отдающую чистотой клеверных лугов и полноводных рек мелодию*. Первые мгновения, откровенно злясь на себя и в негодовании прикусив внутреннюю сторону щеки, Северус двигался весьма скованно, во время одного из шагов отступив назад ещё на несколько дюймов. Реакцией на его сосредоточенный мысленный подсчёт — со стороны Гермионе показалось, что в своей голове он уже строит график оптимального маршрута, внося в качестве нежелательных переменных полученный от случайного соседа по паркету толчок или потерянный по собственной нерасторопности ритм — был мягкий смешок и краткое, будто случайное касание ловких пальчиков щетины на подбородке.       — Ты выглядишь так, будто от этого зависит вся твоя жизнь, — продолжая подшучивать над ним, девчонка развернулась под его рукой. Подол юбки скользнул по его икрам. — Пытаешься произвести впечатление на свояченицу Майкла?       — К чему бы мне идти на такие жертвы? — не поднимая головы, произнёс Снейп. Поддержка, несмотря на его сосредоточенное состояние, вышла весьма достойной, сумев выудить из её груди восхищённый вздох. — Ты сама согласилась на то, чтобы попасть в лапы к такому неприятному типу, как я.       — Этот танец предполагает смену партнёров… На очереди Гарри, поэтому тебе в любом случае придётся составить компанию Амелии.       — Боже, какое отвратительное имя, — неприязненно выплюнул он, мельком взглянув на танцующую с Артуром по правую руку от них женщину. Вырез розового платья, подчёркивающий то, что подчёркивать совсем не стоило — явно не на данном мероприятии — вновь показался ему отвратительно пошлым и крайне устаревшим. Как и небрежно сползшая вниз от ключиц нитка жемчуга. — Полагаю, Поттер способен потесниться. Я — его прямой начальник.       — Это правила этикета, глупый, — Гермиона толкнула его ладошкой в плечо, заставив приглушённо зарычать. — Ты должен в следующий кон занять место дальше по кругу.       — Мне плевать, — всё тем же тоном, не повышая голоса, ответил он. — Ты сама хотела публичности, так насладись плодами своих желаний, девочка.       Он не мог сказать, что повлияло на него больше: нежелание терпеть полный неприкрытого желания и сальных, ставших вдруг неприятными настолько, что захотелось вылить на себя ушат холодной воды, намёков взгляд Амелии — Боже, в действительности, отвратительное имя, или восхищённый — мальчишки Поттера, что непременно будет сыпать комплиментами, совершенно не заботясь о том, что выглядит крайне комично. Качнув головой, будто принимая свои собственные мысли, появившиеся из ниоткуда, как единственно верный план, Северус за несколько широких шагов оказался с ней в самом центре круга. Пары, до того кружившие в своё удовольствие и перебрасывающиеся с партнёрами дипломатично-необходимыми фразами, покорно замерли уже через несколько мгновений, с неподдельным интересом наблюдая за ним. За ними. Снейп мечтал провести этот вечер в тени, покорно поглощая предложенный «Бейлис» и не привлекая внимания к себе больше, чем заслуживал, а оказался на виду всей разношёрстной толпы, наводнившей «Крайдемн».       Очевидно, он допустил огромную, чудовищную, колоссальную ошибку… но первым одобрительно засвистел Майкл. Артур, пытаясь отдышаться, отбивал ритм ладонью о столешницу, не скрывая ехидной усмешки. Восхищённый взгляд Поттера, не смотря на все попытки не допустить подобного, они всё равно заслужили.       — Какая жалость, — протянул Северус, ухмыльнувшись кончиком губ. — В одно мгновение я лишился всех конкурентов.       Звонко рассмеявшись, девчонка схватила его под руку, принявшись кружить. Потерянный во времени, пространстве и в ней самой, он неотрывно наблюдал за то исчезающей, то вновь появляющейся в его поле зрения нежной улыбкой — направленной ни кому-то в толпе, ни очередному партнёру на один кон, но именно ему. За каскадом пышных каштановых кудрей — каждая из прядей, казалось, норовила подскочить в такт незамысловатой мелодии, то и дело касаясь его груди. Перехватив её поднятую в воздух ладонь, Северус притянул её ближе к себе — так, что сумел почувствовать неровное дыхание на своём подбородке, сметающее всю ту неловкость, что жила в нём ещё несколько минут назад и, положив ладонь на талию, сам двинулся по кругу, отмечая мелькавшие то тут, то там разгорячённые лица. В такт их движениям, в такт постепенно ускорявшейся мелодии им хлопал теперь весь паб, а Коллинз, забравшийся на столешницу, продолжал посвистывать.       — И… Сейчас! — улыбнувшись, он оказался в нескольких метрах от неё, замерев со сложенными за спиной руками. Пара-тройка хлопков по плечу и одобрительных возгласов, раздавшихся над ухом, раззадорили его и, кивнув девчонке, он стал вновь сокращать разделявшее их расстояние. Шаг — приставить ногу, щёлкнув каблуком туфель — и вновь замереть, ожидая её хода. Шаг — медленно, словно распаляя его горящую кровь ещё больше, ещё сильнее, обойти отметку их сближения кругом, чуть приподняв подол юбки и вздёрнув подбородок — и замереть. О, милая, он уже был покорён сладострастным безрассудством, что жило у тебя внутри, питая лишь восхищение, но танец предполагал завоевание. Повинуясь невысказанной просьбе, он, дождавшись нового витка мелодии, переходившей в крещендо, сделал ещё шаг, приставив ногу со щелчком куда более громким, в сопровождении яростного, хлёсткого хлопка ладоней друг о друга. Вновь замереть, дыша глубоко и неспешно, словно подобная игра совсем не влияла ни на участившийся пульс, ни на желание вновь почувствовать мягкость её кожи, милостиво позволив ей продолжить. Ещё пара таких же шагов — и он сумеет прикоснуться к её ладони, рассекающей воздух с каждым мелким пристукиванием каблучков по деревянным половицам. Каждый удар отдавался пульсацией в виске и, крепко сжав челюсти, он почувствовал, как вздулась вена. Она вновь ступает по кругу, лучезарно улыбаясь окружившей их толпе, что постепенно, словно не желая отрывать взгляда от таинственного ритуала, берётся за руки. Строгий порядок — мужчина и женщина, как продолжение единого целого, порождённого парой в центре круга — и их окружает теперь течение хоровода, ускорявшееся, подобно речному потоку, с каждой секундой. Девчонка, взмахнув подолом юбки, против собственной воли приковала его взгляд к призрачному ведению — аккуратным, стройным, обтянутым в тонкий капрон ножкам. В тот миг он мог поклясться именами всех известных святых, что думал лишь о том, как они скрестятся на его бёдрах. Как он закинет их к себе на плечи для того, чтобы показать ей гораздо большее, чем она ожидает… Чтобы быть вырванным из сладкого дурмана новым тактом и очередным звонким смешком.       — Не желаешь продолжить? — лукаво улыбнувшись, она невинным жестом отвела спавшую на лицо каштановую прядь за ушко, вынудив сорваться с обветренных губ приглушённому разочарованному рычанию. Вновь.       — Я бы хотел сделать это самостоятельно, — негромко произнёс Снейп, сокращая с последним своим шагом расстояние до опасного минимума. Глядя на неё с высоты своего роста, он только кривовато ухмыльнулся, крепче сжимая кулаки за спиной, чтобы всеми силами попытаться скрыть ту чёртову пульсацию, что неспешно, но до чего же ощутимо расходилась вниз по позвоночнику, но на этот раз совсем не от неловкости и ребяческого смущения. — Столь же сильно, как ты желала публичности.       — Это твой способ афишировать отношения? До чего же… необычно. — Они так и не коснулись друг друга — воспользовавшись чудесно предложенным шансом, он решил ответить той же монетой, скрывшись из поля зрения. Спина к спине, шерсть его пиджака от шёлка блузы отделяет треклятый дюйм, но он не приблизится.       — Увы, я куда более прозаичен, потому не привык заставлять женщин выставлять всё напоказ… Следы на твоих бедрах ведь не сошли за несколько дней, я прав?       — Не кольцо, но синяки? Признаюсь, выглядит вполне в твоём духе, — тонкие шпильки, отпущенные в его адрес, должны были разозлить его до бешеного, инфернального блеска в глазах. На пару мгновений они, всё же, опасно блеснули, но он быстро взял себя в руки — достаточно быстро для того, чтобы, совершив полный круг, предстать пред ней холодной каменной статуей кельтского бога. Холодной, пока древняя магия, текущая в его жилах, окончательно не подчиниться её рукам.       — Я полагаю, что для того, чтобы не расстраивать собравшихся отсутствием явно ожидаемой ими помолвки, тебе стоит как можно скорее и вежливее прогнать всех из этого чудного заведения, — мягко ответил Снейп, наконец перехватив взметнувшуюся в воздухе ладонь. Переплетя свои пальцы с её, он поднял руку. Линия раздора, безудержной страсти, тягучего видения отныне пролегала вдоль всего его предплечья, обжигая через шерстяную ткань. Мерно вышагивая по кругу, он не отрывал взгляда от её глаз — янтарь впервые на его памяти затянулся бархатной поволокой. Даже в момент наивысшего безумства, что было подарено ей его руками и телом, он не мог узреть подобного, наслаждаясь лишь мягким трепетанием век.       Именно в этот момент он ощутил, тяжело сглотнув, что ему и не зачем показывать своё обладание. Она уже принадлежала ему — только ему, мужчине, с которым вступила в опасную связь, заведомо обрекая себя на поражение. В игру, развернувшуюся сейчас в центре паба, в месте, где каждый желающий мог наблюдать за их безрассудством, тончайшим кружевом, что едва скрывает от них истинные причины крепко сжатой длинными пальцами ладони и неотрывного взгляда глаза в глаза. Каждое его движение, каждый шаг, каждый вздох и трение половиц; каждая нота, вытягиваемая скрипачом за мгновение до того, как распасться на маленькие кусочки, подсказывали, не утаивая: он — её любовник. Он — её мужчина.       Повисшая в пабе тишина с непривычки оглушила его, заставляя прочувствовать стук крови в висках. Улыбнувшись уголком губ, он выдохнул, притянув её ладонь к себе, и нежно коснулся костяшек губами, задержавшись всего на мгновение дольше положенного.       — Благодарю Вас за оказанную честь, мисс Грейнджер, — прошептал Северус и, кратко поклонившись — то был единственный жест, направленный в благодарность публике — одёрнул рукава пиджака и невозмутимо удалился в своё привычное убежище. Толпа растекалась перед ним, словно перед взрезавшим морские волны огромным носом теплохода, и от него не скрылся неприязненный взгляд нескольких молодчиков с изумрудными нашивками на куртках — они завидовали ему, потому как знали, что тоже оказались вовлеченными в игру, заведомо обречённую на поражение. Для всех, кроме него самого.       Он украл часть праздника у Майкла, отомстив за отнятый у Гермионы День Рождения. Воистину, ничего более ребяческого он не делал никогда в своей жизни. К его нескрываемой радости — проявлением её, впрочем, была лишь очередная усмешка, только чуть более широкая — она, отстукивая днищем гранёного стакана по столешнице, сообщила, что «Крайдемн» закрывается примерно через полтора часа после того, как закончился их поединок. Кажется, Северус не сумел даже отдышаться, как был утянут прямо за треклятый галстук, а чуть позже, уже на лестнице, когда тот вслед за пиджаком был небрежно скинут прямо в узком проходе — за ворот рубашки, столь же треклятой, наверх, в её царство.       Самодовольно проведя ладонью по влажному подбородку, он кратко коснулся языком полураскрытых губ, которые умоляли о большем, и прошептал, ловя каждый рваный вздох:       — Ты получишь то, чего просишь, девочка. Сегодня все — лишь для тебя.       В ту ночь она кричала, раз за разом добираясь до самой вершины и ниспадая к нему в объятия.

***

      Двое мужчин, стоящих на верхней площадке пожарной лестницы, наблюдали за сгущающимися над заливом Дандлок сумерками. Один из них, прислонившись к перилам, мерно покручивал обручальное кольцо на безымянном пальце и изредка бросал взгляд на растянувшийся под ними квартал, словно выжидая, выискивая кого-то; другой, меряя шагами их небольшое пристанище, глубоко и коротко затягивался папиросой, то и дело выпуская небольшие клубы пряного дыма в сторону своего компаньона, каждый раз натужно кривящегося.       — Его не видно? — из-за очередного шага он вздохнул резче, чем желал, и сухо откашлялся в кулак.       — Оттого, что ты будешь спрашивать о местонахождении мальчишки каждые тридцать секунд, — мужчина на мгновение перевёл взгляд на циферблат наручных часов, — а, нет, прошу прощения — каждые тридцать пять секунд — ничего не изменится. Признаться, мне казалось, что ты будешь куда более сдержан. Во всяком случае, ко времени начала подсчёта голосов ничто не говорило мне о том, что сейчас ты едва будешь сдерживаться от того, чтобы не схватиться за бутылку.       — Это стало ощущаться как нечто важное лишь пару часов назад. — Он обессиленно прислонился к стене, тряхнув головой и крепко зажмурившись. Длинные тёмные пряди спали на лицо, скрыв напряжённую линию челюсти. — Когда появились промежуточные результаты по пяти избирательным округам. Я… хоть и в тайне надеялся на подобное, но упорно отгонял от себя любые мысли.       — Мы похожи на древних греков, Северус, — Коллинз тихо рассмеялся и, спрятав ладони в карманы брюк, встал рядом. — На Одиссея и Телемака, ожидавших Фидиппида… Что смешного?       — Кажется, старания отца Батлера в действительности во многом прошли даром. Одиссей и Телемак не имеют никакого отношения к Фидиппиду. Он известил афинян о победе над персами при Марафоне.       — В любом случае, я надеюсь, ты понял мою мысль, — не скрывая улыбки, пробормотал мужчина и, протянув ладонь, молча попросил поделиться папиросой. — Я поверить не могу, что всё должно решиться в ближайший час. А ты, Северус? Ты веришь в то, что мы дожили до этого дня?       — Не стоит гнать лошадей вперёд, Майкл, пока мы не получили на руки протокол. Тебе самому прекрасно известно, что любая победа может обернуться крахом в считанные секунды.       — К слову, о крахе… — неловко прикурив от любезно предложенного огня, Коллинз на мгновение опустил веки, дым неприятно жёг уголки глаз. — Ты думал, что будешь делать в том случае, если нам не удастся?       — Что ты имеешь в виду? — оттолкнувшись от стены, он затушил окурок прямо о перила, не особенно озаботившись тем, что на влажном дереве остался тёмный след.       — О путях отхода, Северус. О самом для нас необходимом, если всё пойдёт не так.       В задумчивости Снейп потёр подбородок — отросшая щетина покалывала кончики пальцев. От кратких, но не самых приятных ощущений его разум на мгновение вновь прояснился, и он тихо хмыкнул себе под нос, покачав головой: разумеется, в отличие от него самого, Майкл никогда не слыл дураком. В конечном итоге, ему есть, что оберегать. А тебе самому?..       — Маргарет собрала парочку саквояжей на случай, если нам придётся в спешке покидать город. Ты ведь помнишь, что у меня был маленький домик под Килкенни?.. Возможно, сейчас он находится не в самом лучшем состоянии, но вполне сгодится для того, чтобы слиться с местным населением. Развести стадо овец и начать варить пиво, как мне кажется, будет задачей куда более лёгкой, чем… чем то, что мы делали последние десятилетия. Полагаю, в случае чего, я даже сумею привыкнуть к этой простоте. А ты?       — Ты поразил меня, Майкл, — сухо произнёс он. — Но я не могу отрицать того, что ты поступаешь — или готов поступить, на что я надеюсь больше — абсолютно правильно. Ты нужен мне здесь, ты нужен всем нам, но тебе есть, за что опасаться. Во многом именно поэтому я не приемлю браки в среде нашей общины — есть задания, на которые нужно быть готовым отправляться как в последний раз, да и кому знать об этом лучше, как не тебе… Я при любом положении дел останусь в городе, полагаю, Артур поступит так же. В случае проигрыша люди, которые отдали за нас свои голоса, не должны оставаться без поддержки, даже призрачной и заранее обречённой на массовые аресты. Тем более, как ты знаешь, я нахожусь в весьма близких и доверительных отношениях с лордом-протектором, — Северус вновь ухмыльнулся и, глубоко вздохнув, на мгновение замолчал, собираясь с мыслями. — Но если и произойдёт то, чего мы в тайне страшимся, я прошу тебя вывезти из города Гермиону. Не пожелаете пристраивать её в своём семейном гнёздышке — я всё пойму, но прошу, сделай так, чтобы она ощущала себя в безопасности. Я готов заплатить, если возникнут какие-то трудности.       — Мне странно это осознавать, — пробормотал Майкл, выдохнув тонкую струю дыма над его головой, — но, похоже, Снейп, ты влюбился. Причём столь же безрассудно, как и больше двадцати пяти лет назад.       — С чего ты взял? — он ощетинился, подобравшись, словно перед ударом — несмотря на всю свою сумасбродность, порой Коллинз говорил поразительно правильные и правдивые вещи. Страшился ли он, что небрежно брошенная в полузабытьи фраза в действительности отразила в себе те чувства, что он старался скрыть внутри, в самой пучине своих прегрешений, отвращения к самому себе? Разумеется, страшился, и из-за этого спрятал крепко сжатые кулаки в карманы брюк — не показать дрожь, пробежавшую, подобно электрическому разряду, вдоль всего тела, не дать очередной повод для насмешек и несбыточных теорий.       — Не могу вспомнить, чтобы ты так же заботился о ком-либо, кроме Лили. Ничего личного, старик, но я знаю тебя всю свою сознательную жизнь, и уж точно сумею сложить два и два.       — Если ты рискнёшь блеснуть своими познаниями в арифметике, то не забудь учесть то, что она — первая женщина за многие годы, с которой я сблизился настолько сильно. Разумеется, в отношениях, подобных нашим, должен присутствовать пусть и маломальский, но элемент заботы друг о друге.       — И всё же, Северус…       — Маленькая девочка, взвалившая на свои плечи гораздо больше, чем может вынести, не должна отчитываться ещё и за мои прегрешения. Иначе вся её жизнь, Майкл, пойдёт прахом. На своём веку я и так сделал достаточно гадких вещей, и, полагаю, ещё одна совсем меня не приукрасит.       — Неужели ты даже спустя все эти годы винишь себя за смерть Эйлин? — голос Коллинза чуть надломился и, кажется, он не заметил, как резко и шумно втянул ноздрями воздух Снейп. — Господь свидетель, Северус…       — Не стоит о ней… не сейчас. Прошу тебя.       Мягкий, сродни отеческому хлопок по плечу и последовавшее за ним крепкое объятие пусть нехотя, но усмирили вскипевшую в спрятанных под бледной кожей венах кровь. Уткнувшись подбородком в затянутое угольного цвета шерстью плечо, Северус протяжно выдохнул, на мгновение зажмурившись.       — Разумеется, я сделаю всё, что ты попросишь. Несмотря ни на что, ты остаёшься моим начальником… и моим братом, если уж на то пошло. В очередной раз придётся вытаскивать твою задницу из передряг…       — Постой, — он чуть прищурился, стараясь через линзы очков рассмотреть очертания силуэта, что стремительным шагом, то и дело срываясь на бег, спускался вниз по Энфилд-роуд с портфелем в руках. — А это не Поттер?       Майкл, глубоко затянувшись, словно вторя ему, прищурился, но уже через несколько мгновений схватил его за лацкан пиджака и со всей своей недюжинной силой потащил от пожарной лестницы вниз, в кишащий возбуждёнными мужчинами, полный табачного смрада и чуть более незаметным, но оттого ещё более желанным — ароматом бурбона, кабинет. Артур, до сего момента развалившийся в кресле и медленно потирающий кончиками пальцев виски, недовольно хмурясь от каждого громкого окрика, подался вперёд, глядя на них с едва скрываемой за оправой очков надеждой. Мальцы, ворохом обступившие его, почтительно отошли, стоило им приблизиться.       — С минуты на минуту должен был здесь — ему осталось пройти от силы квартал. — невнятно пробормотал Майкл и, спрятав руки в карманы пиджака, стал мерять небольшое помещение их кабинета широкими шагами. Тишина, повисшая после его слов, оглушала, и, кажется, Северус услышал стук собственной крови и взявшийся, словно из ниоткуда, приглушённый вой. Только голос Артура, каждое его слово, пульсирующее в подкорке, держало его на плаву и не давало оторваться от реальности.       — Милостивая Дева Мария, да возблагодарим тебя нашими дарами… — молитва, эхом отдававшаяся от кирпичных стен, заставила его крепко зажмуриться и со всей силы вцепиться пальцами в столешницу. Пульсация нарастала с каждой секундой; перед глазами, непрошенные, вдруг замелькали видения давно ушедшей юности — первый поцелуй с Лили, кулачная драка со Смитом, первая лекция, услышанная в стенах Тринити…       — Мы победили! — оглушительный вскрик, постепенно переросший в рёв, дикий, воистину животный, заставил его покачнуться, чтобы уже через мгновение быть подхваченным Майклом под рёбра — кажется, он был морального готов к тому, чтобы потерять сознание. — Перевес больше, чем в пятнадцать процентов голосов! «Шинн Фейн» — главенствующая партия в Ирландии!       Казалось, стёкла в оконных рамах задрожали. Кажется, сама планета остановила своё движение, словно делая им одолжение и желая подготовить к существованию в новой реальности, и вдруг вновь набрала ход. Перед глазами замелькали тёмные пятна, и только крепкая хватка, всё ещё удерживающая его, да хриплый, усталый, но счастливый смех Коллинза подсказывали, что всё происходящее — не воспалённые желания слабого разума. Мир, что они — он лично — отстроили своими руками, в одночасье перестал быть хрустальным замком, превратившись в неприступный бастион.       Он почувствовал на языке привкус мёда и лимонника, он вспомнил их первый поцелуй в кладовой «Крайдемн», и искренне улыбнулся.       — Мы победили, — сипло прошептал Майкл, потряхивая его. — Слышишь, Снейп? Мы, мать твою, дожили до этого дня, несмотря ни на что… Мы победили!       — Я…       — Господь свидетель, сколько всего нам придётся сделать… Нужно как можно скорее созывать собрание для того, чтобы представить членов кабинета министров. А деньги? Ладно, с этим, надеюсь, проблем будет меньше, в конце концов, у нас есть благодетели… Только глянь на Артура! Сейчас он в действительности выглядит на свой возраст — боюсь, его хватит удар, если все, во главе с Поттером, не перестанут орать.       — Майкл, — сдавленно произнёс он, наконец открыв глаза, — мне нужно в «Крайдемн».       — Конечно, — Коллинз рассмеялся, чуть отстранившись, но вновь крепко сжал его в объятиях. — Ни о чём не думай сегодня. Мы, кажется, заслужили возможность… Пожить?       — Да, — тяжело сглотнув, Северус покачнулся и, пытаясь сохранить равновесие, одёрнул манжеты. — Я передам девчонке привет от тебя. Не ждите меня раньше полудня…       — Иди уже, — Майкл махнул рукой, самодовольно хмыкнув. — Полагаю, меня самого стоит уличить в возможном опоздании. Но прошу, не обделяй претензиями милую головушку моей супруги.       Не чувствуя опоры, он по наитию покинул ставший в одно мгновение неимоверно неприятным кабинет. Спустившись по лестнице на первый этаж их скромного логова, что в самое ближайшее время — подумать только — должен был стать штабом главной партии всего острова, прибежищем для всех нуждающихся, Снейп вышел на улицу. Несмотря на то, что в свои права окончательно вступил ноябрь, погода им благоволила — порывы ветра, доносившиеся с Дандлока, распахивали полы плаща, накинутого поверх тела скорее по привычке, чем осознанно, но он не чувствовал холода. В самой глубине, где-то под рёбрами, пышным цветом разгоралось чувство, которое он до сих пор не мог осознать и принять: согревая, оно грозилось затопить его с головой, и, шумно выдохнув и потянувшись дрожащими пальцами за портсигаром, Северус, кажется, понял, на что оно похоже. Нечто подобное он чувствовал, прикасаясь губами к её бархатной коже, очерчивая кончиками пальцев на ней неведомые узоры, наслаждаясь её податливостью и теплом после очередного слияния, столь трепетно ожидаемого. Чувство, грозящееся вознести его к самым небесам, чтобы потом сбросить вниз со всей своей разрушительной силой, не оставив от него ничего, кроме памяти… но слишком приятно оно было для того, чтобы отказываться. Чтобы не ощущать охватившей всё тело дрожи, чтобы не дышать с каждым шагом, приближающим его к мерцающей в глубине Бомонта звезде, все чаще и чаще. Чтобы не мыслить, не существовать.       Ступая по покрытым брусчаткой мостовым, он ни разу не обернулся, пренебрегая давней и полезной привычкой, ибо знал, что никто в этом мире отныне не сумеет ничего ему противопоставить. Он победил, и это чувство пьянило куда сильнее, чем любое из тех магических зелий, что он пробовал за свою жизнь.       На двери из красного канадского клёна ожидаемо висела табличка, предупреждавшая о том, что излюбленное заведение местных докеров и заводских рабочих сегодня закрыто на приём очередной поставки. Тихо хмыкнув, Северус потрепал за ухом пригревшуюся на перилах шкуру, что явно была не против получить ставшей такой редкой от этого двуногого ласку, и, мяукнув, спрятала мордочку, полагая, что сеанс внезапной щедрости на сегодня завершен. Докурив у главного входа — отчего-то ему не захотелось заносить тяжёлый табачный смрад в его собственный храм, святую святых — Снейп, стараясь как можно тише отворить калитку, скрывавшую от посторонних глаз чёрный ход, пробрался на задний двор и, перешагивая через ступеньку, добрался до порога его — или уже их? — дома, тяжело дыша. К его удивлению, дверь оказалась не заперта.       Он замер в прихожей, сняв кепку и неловко закинув её на самый верх вешалки-треноги. Всё его внимание, столь разрозненное во время пешей прогулки, привлекла хрупкая фигурка, задумчиво что-то напевающая себе под нос. Судя по свисту, доносившемуся с кухни, она собиралась выпить чаю, и, откашлявшись, но в тайне надеясь, что подобное вторжение не повлечёт за собой удивлённых возгласов, он тихо проговорил:       — Было бы замечательно, мисс Грейнджер, если бы Вы достали ещё одну чашку.       Девчонка, от испуга дёрнувшись при первых звуках его голоса, обернулась. На её губах появилась мягкая, слабая, выжидающая улыбка — кажется, она была напряжена ничем не меньше, чем он сам, и, сделав осторожный шаг ему на встречу, Гермиона произнесла:       — Всё?       — Всё. По крайней мере, до завтрашнего полудня, — мужчина хмыкнул, разведя руки в сторону. — Твой покорный слуга в твоём полном распоряжении.       — Поразительно. Значит, министр Снейп, — она приблизилась ещё на несколько футов и улыбнулась шире, — Вы отныне не только вершитель людских судеб, но и мой покорный слуга?       — Второе, признаюсь, нравится мне куда больше. По крайней мере, это приносит за собой незначительное количество хлопот… — он не успел договорить, обличительная речь прервалась глухим стоном. Жадно притянув к себе податливое тело, он с силой оттянул каштановые пряди на её затылке, наматывая их на кулак, и прикусил полную нижнюю губу, заглушая сдавленный всхлип собственным шумным дыханием.       — Или к чёрту чай, министр Снейп? — отстранившись от него, девчонка с яростью, присущей скорее разъярённой греческой богине, дрожащими пальцами старалась распутать узел галстука, стягивающего шею. Когда её авантюра наконец закончилась победой, он почувствовал, что стало легче дышать.       — К чёрту всё, кроме тебя, — прорычал Северус и, подхватив её под бёдра, поднял на руки. Дверь в её спальню поддалась с пинком — судя по приглушённому смеху, он несколько не рассчитал силы, но, пожалуй, в данной ситуации подобный промах волновал его меньше всего. Почувствовав, как шаги заглушил мягкий ворс ковра, он опустил её — правда, всего на мгновение — чтобы вцепиться в пуговицы шёлковой блузы, так и норовившие выскользнуть из дрожащих пальцев.       — Позволишь мне? — Гермиона несильно толкнула его в грудь ладошкой, заставляя расположиться на краю матраса. Расставив ноги и проведя ладонями от колен выше, к бёдрам, он вновь тяжело выдохнул, не отрывая глаз от завлекающего, распаляющего естество зрелища. Словно чувствуя всю тяжесть его взгляда, девчонка неторопливо, наслаждаясь тем, как расширяются его зрачки, сливаясь с радужкой, и медленно опадает грудная клетка, лишила себя шелкового доспеха, небрежно откинув его в тёмный угол спальни. — Мне продолжить? — лукаво улыбнулась она, едва касаясь пальцами кромки простенького бюстгальтера, и сорвала с его губ предупреждающий рык.       — Быстрее, — судорожно оттянув пиджак назад за спину, он попытался как можно скорее скинуть мешающую шерстяную ткань с плеч. — Иначе я сделаю всё сам.       — Вы весьма нетерпеливы, господин министр. Мне кажется, подобное качество не особенно ценится в политике…       — Быстрее, девочка, — не повышая голоса, угрожающе прошептал Снейп. — Я не привык повторять дважды.       Плотный габардин, словно по мановению его нетерпеливых жестов, поддался гораздо быстрее, явив мягкую округлость и бархат бледных бёдер. Притянув девчонку к себе, он коснулся губами дрогнувших мышц подтянутого живота и, описав кончиком языка контур родимого пятна, едва слышно рассмеялся.       — Мисс Грейнджер, Вы вся горите… Большое упущение для такой скромной и порядочной девушки, как Вы, но, признаюсь, подобное невероятно заводит. У Вас есть особые пожелания на сегодняшний вечер или я могу хладнокровно и безнаказанно воспользоваться Вашим доверием? — Северус почувствовал, как вместе со вздохом, с её губ сорвался едва слышный стон, который она всеми силами старалась заглушить. Дрожащие пальчики, неловко скользнув вдоль пульсирующей жилки на шее, затерялись в волосах, чуть потянув длинные тёмные пряди.       — Ты не мог бы… раздеться, Северус? — не открывая глаз, произнесла Грейнджер, застонав ещё раз, гораздо громче, стоило ему сжать зубами пояс нательного белья, оттягивая хлопковую ткань с особым рвением.       — Разумеется, мисс Грейнджер. Всему своё время, научитесь терпению…       — Я имею в виду, — она на мгновение замялась, и пальчики в его шевелюре перестали вырисовывать замысловатые узоры на коже головы, — раздеться полностью.       — Что?       — Каждый раз, когда мы… Когда мы вместе, ты словно пытаешься спрятаться. Пожалуйста, Северус, это выглядит попросту смешным, особенно учитывая то, что я, кажется, успела явить тебе каждый дюйм твоего тела. Я тоже хочу касаться тебя губами.       Он с силой выдохнул. Объятия разжались, ладони, повинуясь неведомой, нежелательной силе, чуть оттолкнули её в сторону. Опершись локтями о колени, Снейп поджал губы и только через несколько долгих, несоизмеримо долгих секунд поднял на девчонку тяжёлый, полный едва скрываемого гнева взгляд.       — Нет, Гермиона.       — Но почему? Неужели ты боишься чего-то? Поверить не могу, что мужчина, подобный тебе…       — Я сказал нет.       — …пугается, словно мальчишка. Пугается таких простых вещей, как показать своё тело женщине, что любит… — слава всем богам, девчонка замолкла, прижав ладонь к губам, стоило ему рывком подняться с постели. Их отделяло несколько футов, оттого он был уверен, что ни одно его резкое, грубое, полное отвращения к себе и неприязни ко всему окружающему движение не скроется от её внимательного, цепкого взгляда. Он испытывал особенное удовольствие, когда пропахший табаком и потом хлопок его рубашки опал на ковёр, когда рёбра, что перестало стягивать сукно нательной майки, предстали перед её судом. Он ощущал, как её глаза изучают каждое излишне выпирающее под бледной кожей ребро, и криво ухмыльнулся, расстёгивая ряд брючных пуговиц. Через несколько секунд он предстал перед ней абсолютно обнажённый и, лишь почувствовав кожей ставший отчего-то немыслимо холодным воздух её спальни, едва сдержался, чтобы не прикрыться. Не сбежать.       Он знал, он прекрасно знал, как выглядит в её глазах. Что восторженный блеск, отразившийся в карих глубинах — это лишь попытка запутать его, да скрыть её собственное отвращение. Нескладно-высокий, излишне, чрезвычайно худой. Ухмыльнувшись вновь, он мотнул головой, отгоняя застилавшую взгляд дымку:       — Это ещё не всё, — и, чувствуя, как подёргивается уголок рта, повернулся к ней спиной. Тихий вздох, сорвавшийся с её губ вслед за этим, заставил его хрипло и натужно рассмеяться. — Нравится?       Он желал, чтобы, увидев переплетения тонких белых нитей, рваных розоватых борозд и мелких, побледневших за почти тридцать лет округлых шрамов, она сбежала. Ничего в жизни он не желал так же страстно, как услышать за тихим вздохом отзвук стремительно отдаляющихся шагов. Как, претерпев невероятное по своей силе жжение, будто от раскалённого клейма, выслушать горькую, но правдивую речь, что-то из разряда «Прости, но, мне кажется, это уже слишком». Растягивая каждую ставшую томительно долгой секунду, Северус тяжело вздохнул, втянув приторно-мускусный воздух спальни носом, и приготовился к очередному удару — в последний раз над ним смеялись, сгибаясь пополам и хватаясь за живот, называя дураком, маленьким глупым мальчишкой, желавшим просто заслужить чужое внимание. Он мысленно приготовился к новой обличительной атаке, крепко сжав кулаки и не рискнув обернуться, но, почувствовав прикосновение — едва заметное, похожее на взмах крыльев мотылька — тёплых губ к самой длинной борозде, проложившей линию разграничения меж его лопатками, лишь вновь выдохнул. Сипло и сдавленно, словно сдавался.       — Ты действительно думаешь, что это способно меня напугать? — прошептала девчонка, прижимаясь грудью к его спине. — Каждый твой шрам, Северус, рассказывает мне о твоей доблести, о том, что, несмотря на все превратности судьбы, ты сумел… не просто выжить, но достичь чего-то большего. Каждая грубая отметина лишь являет мне тебя истинного. — Её дрожащие ладошки скользнули от плеч ниже, по рукам. — Разве ты не веришь мне? Никогда, Северус, я не заставлю тебя устыдиться.       Быть может, он и не поверил ей. Быть может, каждое из тех слов, что сорвалось той ночью с её губ, заставило лишь глубже похоронить любую возникшую к себе приязнь, приучив жмуриться, глядя на себя в зеркало, и стыдливо отводить взгляд. Быть может, своими осторожными, девственными прикосновениями, что, следуя его заповеди, безмолвной мантре, не пересекали запретной черты под ключицами, она и не сумела — хотя как стремилась! — вывести из него всю ту бурлящую, тёмную реку, полную острых камней и опасных склонов, на которых можно погибнуть, но… Но то, что этой ночью он брал её раз за разом с неиссякаемым упорством, нависая над ней, как древнее божество, заставляя её прочувствовать каждое глубокое движение — настолько глубокое, что с каждым толчком бёдер у неё против воли вырывался дикий, животный стон; настолько глубокое, что с каждым толчком бёдер он касался шейки матки, сдавленно шипя — глядя прямо в глаза. Он позволил ей обвить своё тело, подобно плющу, он чувствовал её рваное дыхание на своей шее, её ножки, прижатые к его бёдрам, дрожали всё чаще и чаще по мере приближения к прекрасному и неизбежному.       Он заглушил её крик глубоким, жадным поцелуем и, излившись на её подёргивающийся из-за едва ощутимых судорог живот, лишь громко выдохнул. Это не было так страшно, так безрассудно и болезненно, как он предполагал, как он… знал. Это не было так ощутимо колко, как было с Лили.       Откатившись на край постели, он завёл руки за голову, стараясь отдышаться. Бедром он почувствовал обжигающе-холодное прикосновение простыни — девчонка, полагая, что он не заметил, старалась избавиться от следов его страсти. Впрочем, какое право он имел судить её за собственную несдержанность?       Её взгляд, мягкий, но внимательный и изучающий, он ощутил гораздо позже, уже после того, как в прилегающей к бару подворотне стихли последние пьяные окрики. Подтянув простынь выше, он скрыл наготу и, опершись спиной об изголовье постели, вновь выдохнул, вопросительно приподняв бровь:       — Ну? Спрашивай.       — Я не…       — Не пытайся отнекиваться. Я знаю, что в голове у тебя целый рой вопросов. Но прошу, не затрагивай те темы, на которые я не готов говорить… не готов говорить прямо сейчас.       Гермиона, свернувшись под боком, положила голову на его грудь. Он чувствовал тепло её тела, чувствовал, как нагревается кожа под тяжёлыми каштановыми кудрями и, не в силах противостоять влечению, запустил пальцы в густые пряди на макушке, медленно их перебирая — подобный относительно невинный после произошедшего безумия жест невероятно успокаивал.       — Расскажи мне о своём детстве. То, что захочешь.       Северус едва удержался, чтобы не рассмеяться тихим грудным смехом, но только набрал в грудь больше воздуха — хвала Господу, ей хватило такта для того, чтобы не стыдить его этим вечером больше положенного.       — Признаться, я понятия не имею о том, что ты хочешь услышать… но попробую начать с самого начала. Я родился не в самой простой из возможных семей: моя мать была ирландкой, а отец — евреем. Они познакомились за пять лет до моего рождения в Бостоне — бабка с дедом бежали в Америку, спасаясь от голодомора в сороковых годах. До знакомства с моей матерью папаша долгое время служил раввином в одной из местных синагог, и только одному Богу известно, как свела их судьба. За год до моего появления на свет они решили вернуться домой — вернее, решила мать, а отец лишь последовал за ней, потому что на тот момент, как мне кажется, всё ещё любил её. Судя по всему, я был вторым ребёнком — по неловким рассказам мамы и обрывочным воспоминаниям, оставшимся с детства, я полагаю, что мой старший брат умер в младенчестве. Если мать ожидала меня с трепетом и всей любовью, на которую была способна, то отец с самого начала готовился к худшему. Кто знает, как обернулась бы моя жизнь, если бы я всё же рос в тени… впрочем, неважно. Лет в пять я впервые встретил Мика. Он жил на противоположной стороне улицы, и меня очень раздражало то, что он часто глядит в окно и видит, как мои мама с папой ссорятся. У него никогда не было ничего похожего, поэтому я готов простить ему его скромный интерес — с самого рождения, мне кажется, он пал на плечи Мэри. Отца своего он, в отличие от меня, не знал совсем, а мать умерла через год или два после его рождения, заболев чахоткой. Когда первый интерес чуть поутих, мы перестали следить друг за другом через окна и, наверное, забыли бы друг о друге совсем, если бы нас не определили в один класс католического колледжа там, на Энфилд-роуд. Нашим учителем был отец Батлер, и, вероятно, он очень пожалел, что в своё время мы именно по его указке сели за одну парту. Мик был в действительности славным парнем… Сначала он казался мне до безумия нескладным и излишне пухлым, особенно в противовес моей собственной худобе, вызванной постоянными болезнями. Но уже через несколько лет он стал заниматься боксом и стал крепким, рослым мальчишкой. В нашей компании всегда всё делилось поровну — Мик дрался, а я думал. Я никогда… а, нет, раз было, что я избил одного мальчишку из муниципальной школы, но, кажется, я мало что соображал в тот момент и в том возрасте в целом. Нас все опасались, потому что вместе мы представляли грозную силу… Несмотря на то, что мама всеми силами старалась привлечь меня к занятиям музыкой, я не находил подобное интересным. Я много читал, читал, как в последний раз, да решал задачки из решебника по арифметике — первое время мне хотелось, чтобы отец Батлер считал меня самым умным в своём классе. Не знаю, что в итоге из этого вышло, но ближе к окончанию колледжа он явно не испытывал к нам особой приязни. Я увлёкся алкоголем, Мик, из-за того, что у него это получалось гораздо лучше, чем у меня — девчонками. Мы всё свободное время проводили вместе и были гораздо более дружны, чем сейчас… Мик был славным парнем, и я невероятно скучаю по нему… такому.       Почувствовав, как пересохло в горле, Северус тяжело сглотнул и облизал губы. Вновь стало нечем дышать, и он шумно втянул горячий воздух, преющий медленно растворяющимся ароматом их связи, через рот, только спустя время почувствовав цепочку влажных поцелуев, проложенную от плеча по шее выше, к подбородку.       — Ты готов будешь принять пост президента, если того пожелают люди? — невзначай произнесла Гермиона, вновь укладываясь на его груди. Мужчина крепко сжал каштановые пряди пальцами, задумавшись над максимально безопасным вариантом ответа, и покачал головой, не надеясь, что она заметит этот неловкий жест.       — Я не хочу этого и никогда не хотел. Артур куда более подкован и готов…       — Я задала вопрос о тебе, Северус, — упершись подбородком в его плечо, прошептала девчонка, — потому что, как мне кажется, варианта, что был бы лучше тебя, попросту не существует. Ты единственный из тех, кого я знаю, умеешь делать правильный выбор.       — Ты говоришь это просто потому, что спишь со мной, — он не сказал «влюблена в меня», опасаясь пересечь черту. Не сказал «потому что ты трахаешься со мной», так как опасался пересечь черту куда более страшную, хоть и знал, что это более всего походит на правду.       — Нет. — Гермиона нежно улыбнулась, пробежав подушечками пальцев по его скуле. — Потому что знаю о тебе гораздо больше, чем кто бы то ни было из тех, с кем ты служишь. Потому что знаю правду, которую ты отчаянно пытаешься скрыть. Я не собираюсь… заставлять, настраивать тебя на что-то, но прошу подумать. Страна, за которую ты — именно ты — боролся столь долго, не заслуживает быть брошенной на произвол судьбы.       Спустя пару минут её дыхание выровнялось. Улегшись на спину, он подпёр голову согнутой в локте рукой и, прикрыв глаза, уткнулся носом в волосы, пахнущие мёдом и лимонником.       Ему предстояло сделать выбор куда более сложный, чем «остаться или сбежать». Чем «принять или воздержаться». Чем «любить или отринуть навсегда». В последний раз тяжело вздохнув, он решил, что разберётся со всем завтра, и только оставив на макушке небрежный короткий поцелуй, сумел наконец уснуть глубоким крепким сном.