Улисс

She burns like the sun

And I can't look away

And she'll burn our horizons

Make no mistake

Muse, Sunburn

      Мы договорились встретиться с Лили у подпорок Кэнэл-бридж в шесть часов вечера. Мне казалось, что понаблюдать за тем, как солнце медленно-медленно опускается над Норт-Булл, будет самым романтичным из всего, что я когда-либо ей предлагал. С самого начала недели я дрожал от предвкушения и страха, который покалывал ладони, а для того, чтобы Мик не смеялся надо мной в колледже, прятал их в карманы пиджака. Указательный палец каждый раз попадал в дырку на подкладке, и спустя несколько дней в неё спокойно мог провалиться шестипенсовик.       В назначенный день я собирался сбежать с литературы, потому что понимал, что не смогу усидеть на одном месте почти два часа: к горлу подкатывал комок, хотелось и кричать, и спрятаться в самом тёмном углу, где меня бы никто никогда не нашёл. Хотелось забраться в шкаф со сломанной дверцей, что стоял в моей комнате и, чихая от пыли и наплевав даже на вновь напившегося отца, переждать. В какой-то момент мне и вовсе показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди или я потеряю сознание.       Мик окликнул меня у самых ворот и кивком головы позвал в сторону старого сарая, за который мы часто забирались, чтобы покурить. Закинув пиджак на груду какого-то хлама — он прекрасно понимал, что ему влетит от отца Батлера, если он рискнёт заявиться на урок насквозь пропахшим — Мик долго и придирчиво изучал меня взглядом, деловито пыхтя наспех скрученной папироской.       — Ну?       — Что — ну? — огрызнулся я, пнув мыском ботинка камешек, который, правда, раздражал меня своим присутствием чуть меньше, чем Коллинз.       — Ничего не хочешь мне рассказать, Сев? Ты сам не свой последние несколько дней, я рассказал Мэри…       — Всё нормально. — Я не хотел, чтобы его сестра, которую я очень-очень любил, вновь приходила к нам домой. Я не хотел, чтобы отец кричал на неё, говорил слова, за которые его нужно было хорошенько отметелить. Я не хотел, чтобы Мэри думала, что я такой же. — Я просто…       — Ну, так что?       — Мы с Лили идём гулять. — Мне пришлось тяжело сглотнуть и, увидев широкую усмешку Коллинза, потупить взгляд. — Ну, то есть…       — Да ладно? И ты сам её пригласил? Готов поспорить на пять фунтов, что ты меня просто обманываешь.       — Не хочешь — не верь. — Его сомнение меня расстроило. Я знал, что Мик считает меня гораздо трусливее себя, но так же он знал и то, что я до дрожи в коленях влюблён в Эванс. Он знал, что я ношу её маленькую фотографию, которую она подарила мне на прошлое Рождество, во внутреннем кармане пиджака, как самое ценное из всего, что у меня есть.       — Если ты меня не обманываешь, — Коллинз ткнул меня пальцем в грудь, шумно выпустив облачко табачного дыма через нос, — то я, чёрт тебя дери, жду, что ты расскажешь мне обо всём во всех подробностях. Ради такого я даже готов сказать отцу Батлеру, что ты неважно себя чувствуешь.       — Я действительно неважно себя чувствую, Мик… Я чертовски боюсь показаться перед ней дураком, таким, что, увидев меня на улице, она начнёт смеяться.       — Ну… — Он равнодушно пожал плечами, словно и вовсе не понимал моего испуга. — Судя по тому, что я видел, слышал и просто знаю, ты ей нравишься. На прошлой неделе я слышал, как она сказала своим подружкам, что хочет тебя поцеловать уже очень давно, но твоё смущение, эм… как там было… сбивает её с толку?       Я тяжело сглотнул и оттянул узел форменного галстука. Лёгкие горели, будто огнём, а перед глазами заплясали мелкие чёрные пятна, такие, что появляются, когда ты закуриваешь впервые за долгое время. Чтобы не потерять равновесие, я опёрся о стенку сарая ладонью и несколько раз повёл головой из стороны в сторону.       — Ты… уверен, Мик?       — Стал бы я тебя обманывать. — Вид у него был до ужаса смешной и довольный. Меня это чертовски раздражало, потому пришлось крепко сжать челюсти, чтобы сдержать парочку крепких ругательств в его адрес. — Так что действуй, Сев, или она начнёт встречаться с мальчишками из муниципальной школы.       Я скривился. Мы с Миком терпеть их не могли — вечно грязные, орущие, паршиво играющие в регби пеленальщики, чьи родители отчего-то решили перебраться из Лидса и острова Мэн к нам, занимая жильё, что должно было отойти нашим заводским рабочим и учителям. В одном из таких красных кирпичных домиков с покатой черепичной крышей жила и Лили, потому я был частым свидетелем громких разборок — англичане всегда ругались ужасно громко.       — Да никогда такого не случится. Пристанет к ней кто — я его побью.       — Должно быть, ты хотел сказать, что я побью. — Мик хрипловато рассмеялся, толкнув меня в плечо. — Ну да. Только вот тебе нужно, как это… Ну, показать ей, что у тебя на неё есть серьёзные планы. Они ведь есть, Сев?       Я поднял голову и, судя по всему, ответ Коллинз увидел в моих глазах. Сил у меня хватило только на то, чтобы судорожно кивнуть и, оттолкнувшись от стенки, выпрямиться.       — Возможно, ты прав, — протянул я, стараясь скрыть волнение. — В общем, я очень надеюсь, что всё пройдёт… нормально.       Мне не хотелось больше говорить с Миком — чего доброго, отпустит очередную шуточку, вгоняя меня в состояние ещё худшее, чем было. Махнув ему ладонью на прощание, я взобрался на сложенные деревянные паллеты и аккуратно перебрался через забор. Мне предстояло скрыться из дома незамеченным — что, я был уверен, будет не так трудно, учитывая состояние, в котором находился отец — и хотя бы попытаться справиться с тем волнением, что с каждой минутой всё сильнее давило на грудную клетку изнутри.       Судя по всему, я приехал задолго до назначенного времени — смена у докеров ещё не закончилась, и до меня то и дело долетали обрывки ругательств и скрежет подъемного крана. Не найдя занятия лучше, я забрался на подпорки моста и, уткнувшись носом в торопливо повязанный шарф, стал наблюдать за медленным подъемом конок вверх по склону. Каждый раз, когда одна из них останавливалась, когда из вагончика на мостовую высыпали толпы — то маленькие, то большие — я вздрагивал, задерживая воздух, и медленно выпускал его через нос, осознавая, что так и не увидел знакомый силуэт.       Солнце стало медленно клониться к горизонту, докеры, сбившиеся в группки, стали медленно расходиться, желая отметить окончание рабочего дня в близлежащих к порту пабах и кабачках, а мои ладони замёрзли. В какой-то момент мне и вовсе подумалось, что Лили решила меня обмануть, выставив перед своими подружками дураком, и, когда я уже хотел было направиться домой ни с чем, мне удалось заметить её, спешащую в мою сторону. Поправив сползшие на переносицу очки, я спрыгнул с подпорок — какой-то рабочий меня заметил и присвистнул — расправил ссутуленные плечи, спрятал руки в карманы и пошёл навстречу.       — Прости… Ты долго меня ждал? — Кажется, я не сразу услышал её вопрос, жадно ловя аромат карамели с каждым вдохом. Она была одета в серенькое пальто, которое смотрелось на ней до того здорово, что я не сдержал несмелой улыбки. Поправив выбившуюся из-под берета рыжую прядь, она приподнялась на носочках и поцеловала меня в щёку, задержавшись чуть дольше обыкновенного. Приняв это за знак того, что я имею полное право начать действовать, я сжал её ладошку в своих подрагивающих пальцах и пригласил следовать за собой вниз по мостовой, туда, где начиналась бесконечная песчаная полоса.       — Нет… Конечно, нет, ты что! У тебя всё хорошо?       — Занятия закончились позже обычного, мне пришлось собираться второпях… Я хорошо выгляжу, Сев?       Я чуть замялся, не сразу найдясь с ответом, и почувствовал, как медленно краснею.       — Волшебно, — глухо прошептал я, заставив Лили рассмеяться.       — Куда мы идём?       — Я подумал, что здорово будет посмотреть на закат там, на Утюге. Я слышал, что некоторые парочки туда ходят из-за красивого вида, а не просто из-за нужды взобраться на валуны… Потом, если ты захочешь, мы можем сходить на ярмарку к церкви святой Марии или зайти в бакалейную за ситро.       — Ты очень милый, Сев, — с придыханием произнесла она, крепче сжав мои пальцы. Я почувствовал, как сердце в одно мгновение подскочило прямо к горлу, и вновь слабо, словно вымученно, улыбнулся.       Нам повезло: на Утюгах сегодня вечером никого не было, а ветер был не слишком силён для того, чтобы сразу замёрзнуть. Я аккуратно расстелил на одном из валунов свою крутку и предложил ей сесть — Лили отвесила довольно смешной книксен и, как мне показалось, с неохотой отпустила мою ладонь.       Остров Норт-Булл, видневшийся на горизонте, всегда казался мне чем-то недосягаемым и до невозможности прекрасным. Возможно, я думал так лишь из-за дымки таинственности, навеянной моими собственными мыслями и предрассудками, потому что на нём кроме песка и иссохших деревьев ничего не было видно. Всё равно, мне казалось, что лучи заходящего солнца, окрашивающие воды залива в кроваво-алый, делают его ещё более приглядным.       Я чуть повернул голову и задышал чаще. Лучи падали и на её кожу, и на прядку, выбившуюся из-под берета, превращая её в маленькую богиню, словно сотворённую из пламени. Лили прикрыла глаза, наслаждаясь редкими порывами солёного ветра, и прижалась ко мне чуть плотнее.       — О чём ты задумался? — Приоткрыв один глаз, она оглядела меня с ног до головы, очевидно, приметив крупную дрожь, которая била меня словно в отместку за что-то.       — О красоте. — Я понимал, что так некстати ляпнул то, что первым пришло в голову, в очередной раз выставив себя дураком.       — И что кажется тебе красивым, Сев?       — Мне? Не знаю… — я неловко пожал плечами, снова уткнувшись носом в шарф, — Море, наверное. Я очень люблю наблюдать за волнами, за кораблями и чайками… Наверное, я был бы счастлив, если бы имел возможность ходить в далёкие страны, как твой брат. Музыка, но не вся, а та, что играла мама. У неё получалось делать это с необычайной лёгкостью, словно она дышала каждой нотой…       — А ещё?       Я знал, что она хотела услышать и, более того, знал, что собираюсь сказать это самостоятельно, без стороннего побуждения. Лили смотрела на меня с необыкновенной нежностью, я видел, как блестят её лучистые изумрудные глаза. И прошептал на одном дыхании, боясь, что моя смелость подведёт меня:       — Твои волосы. Они похожи на пламя, и мне хочется касаться их кончиками пальцев. Твои глаза и улыбка.       Тонкие пальчики пробежались по моей щеке, поглаживая обветрившуюся кожу. Она вновь улыбнулась — совсем так, как на той фотографии, что я носил — и придвинулась ближе, выдыхая прямо мне в губы:       — Ты не обманываешь меня?       Аромат карамели ударил мне в голову, и я опьянел. Я не помнил, не осознавал, что делаю, когда притянул её к себе, сжимая в объятиях, и коснулся полуоткрытых губ, впервые пробуя их на вкус. Опершись спиной о холодный валун, я позволил ей в одно мгновение забраться ко мне на колени и положить ладонь на грудь, прямо на сердце, глухо и неровно отбивающее ритм. Я чувствовал влагу и тепло; я коснулся языком её нёба, исследуя некогда запретную, но оттого лишь более желанную территорию, на правах хозяина. Она стала мягка, как воск, податливая моим ласкам.       Я чувствовал, что теряю сознание.       Лили отстранилась первой: покрасневшая, она выглядела очаровательно-невинной. Задумавшись, она не отодвинулась от меня и положила голову мне на плечо, выдыхая куда-то в шею.       — Я думала, что у тебя никогда не хватит смелости, Сев… — пробормотала она, вновь прикрывая глаза и поглаживая меня по плечу через плотную шерсть джемпера. Я откинул голову, прижавшись затылком к камню, и тяжело вздохнул, всё ещё ощущая её сладостный, ни на что не похожий вкус на своих губах. Мне хотелось рыдать от счастья, но в горле встал ком, а ладони, как мне показалось, задрожали ещё сильнее.       — Ты хотела этого? — Судорожно опомнившись, я чуть приподнялся. Перед глазами вновь замелькали тёмные пятна, и я понял, что не прощу себя, если сделал что-то не так. — Если это было против воли, то скажи мне, я никогда больше…       Я не успел договорить. Лили сама поцеловала меня, гораздо мягче и нежнее, чем сделал это я, заставляя замолчать и, наконец, потерять сознание от накрывшего с головой счастья.

***

      Северус, занявший пространство ванной комнаты, старался не особенно шуметь — велика была вероятность разбудить девчонку — но опоясывающая, расходившаяся от висков к затылку, тупая пульсирующая боль заставила его крепче сжать эмалированный бортик раковины. Шумно выдохнув, он, зажмурившись, переждал, пока неприятные ощущения хоть чуть-чуть, но отойдут, и, растерев смоченное горячей водой лицо махровым полотенцем — маленькой девичьей радостью — подрагивающими от напряжения пальцами поднёс к подбородку лезвие. Замер, вновь зажмурился, на секунду смутившись собственного отражения, и прошипел сквозь зубы что-то нечленораздельное — от подобного нехитрого действа голова заболела ещё сильнее. Коснувшись подушечками пальцев покрасневшей кожи с правой стороны шеи, чуть выше яремной впадины, Северус на мгновение оскалился — он не имел ни малейшего представления о том, когда Грейнджер умудрилась совершить свой отвратительно-бунтарский поступок. Впрочем… если он, наконец, дал ей — пусть и крайне нерешительно — право прикоснуться к собственному телу, то должен был предугадать подобное.       Сам он с ранней юности соблюдал строгое правило: если желаешь оставлять на теле женщины следы в напоминание о проведённой вместе ночи, то обязан делать это в тех местах, что будут скрыты от глаз почтенной публики. Джошуа, однажды заметивший за ушком сестры поразительно яркую алую отметину, ещё несколько месяцев гонял его от порога своего дома, не стесняясь в крепких выражениях. Пожалуй, со временем Северус стал находить в подобной скрытности своё очарование. Каково это — оглядывать из-под полуопущенных век очертания бёдер и осознавать, что под холодящим кожу шёлком спрятано нечто большее? Связующее звено, магнит, притягивающий вас друг к другу снова и снова… Поразительное ощущение, распаляющее кровь и медленно, но верно сводящее с ума. Ощущение, что никак не совпадало с тем медленно вскипающим — он не мог понять, от безрассудности ли девчонки или от мерного биения кузнечного молота по вискам — раздражением.       Крепко сжав челюсти, Снейп взбил помазком начавшую оседать в чашке пену и во второй раз покрыл скулы и подбородок неровными комьями. Когда один из них наконец был срезан вместе с тёмными жёсткими волосками, отросшими за пару дней, он вновь протяжно выдохнул и попытался не отвлекаться от своего методичного занятия, не обращая особого внимания на появившийся в зеркале помятый, заспанный силуэт.       — Ты очень рано сегодня… Не спится? — хрипловато произнесла Гермиона, плотнее запахнув рубашку на груди. Он только моргнул, не способный пошевелиться, но, когда повисшая тишина стала невыносимой, давящей на треклятые виски с ещё большей силой, ему пришлось с явной неудовлетворённостью откинуть бритву в раковину. Набравшаяся вода, впрочем, не заглушила мягкого стука металлического корпуса об эмаль.       — Что-то случилось? — Собственный голос показался ему наигранно резким, таким, что пришлось осечься и откашляться в кулак. Девчонка, почувствовав его нервозность, повела плечами, не рискнув приблизиться.       — Я бы хотела спросить это у тебя, Северус.       — Я не… Не могу даже вообразить себе, какое столпотворение будет сегодня на Энфилд-роуд. Я надеюсь, что у Артура, как у официального арендатора помещения, хватит ума не впускать с улицы каждого желающего.       — Дело ведь не в столпотворении, так? — Кивнув собственным мыслям и, очевидно, набравшись смелости, Грейнджер проскользнула в противоположный угол, на мгновение прижавшись к его спине грудью. Разместившись на бортике ванной, она попадала в поле его зрения — маленькое надоедливое пятнышко, болтающее ногами, словно малое дитя. С тихим скрипом его ногти скользнули по блестящему покрытию раковины.       — Зачем спрашивать, если тебе известно? — Опершись ладонями об умывальник, он покачал головой, наблюдая, как небольшие комки пены сползают по скользкой коже вниз и падают в воду. — Я хотел побриться и попробовать вздремнуть ещё хотя бы час. Пожалуйста, дай мне закончить.       — Северус. — Она приподнялась, покидая свой импровизированный наблюдательный пункт, и подошла к мужчине вплотную. Заметив, как под хлопком нательной майки напряглась линия плеч, она аккуратно коснулась губами шеи рядом с оставленной накануне меткой, чуть запачкавшись в пене. Подобный вид, стоит признать, заставил Снейпа криво усмехнуться. — Я не собираюсь читать тебе проповедь, но лишь в который раз скажу, что твоя сила стоит несметных богатств. И я буду счастлива, если от своего конечного решения будешь счастлив ты.       Внезапно её присутствие стало ещё более раздражающим, настолько, что ему на мгновение показалось, что это сама девчонка с нещадной силой отбивает незатейливый ритм молоточками по его вискам. Со злобой на самого себя, на этот глупый разговор, который, как он точно знал, не приведёт ни к чему хорошему, Снейп поднял бритву и, стряхнув с лезвия капли воды, вернулся к своему методичному — по крайней мере, ему казалось, что оно должно было быть таким — занятию. Он чувствовал поверхностное, неровное дыхание на своём плече, чувствовал, как она прижалась к нему теснее, словно желая сплестись с ним в единое целое и, с удивлением для самого себя, понял, что более всего хотел бы отстраниться.       — Северус…       — Я прошу тебя, — резче, чем хотел, произнёс мужчина, сжав челюсти, — дай мне привести свои мысли в порядок. Я не в том состоянии, чтобы обсуждать хоть что-то серьёзное, и хотел бы побыть те несколько часов, что мне остались, в покое. — Слова звучали как приговор, но он прекрасно осознавал, что в очередной раз лишится возможности быть самостоятельным судьёй своей судьбы.       Он почувствовал, как Гермиона отстранилась, плотнее запахнув рубашку на своей груди, и услышал звук, слишком похожий на всхлип, чтобы спутать его с чем-то другим. Краткий, он отдался эхом с внутренней стороны черепной коробки, вновь прорезав виски острой болью — ему показалось, что даже порез треклятой бритвой он стерпел бы сейчас гораздо легче.       — Мне необходимо зайти домой, — не сменив отстранённого тона, продолжил Снейп. — Если желаешь, я заеду за тобой за несколько часов до начала всего этого… балагана.       — Ты уйдёшь? — Голос девчонки надломился от невысказанной надежды и обиды, и, качнув головой, он выкрутил кран, пряча собственную неуверенность и злость за шумом стекающей воды.       — Думаю, если этого не произойдёт, всё может закончиться… несколько печально для нас обоих.       На этот раз она не спорила. Кивнув собственным мыслям и прошептав что-то, что должно было провести его через черту — хвала Господу, смывая с себя белую пену, он не услышал финального комментария — Грейнджер скрылась из ванной комнаты, предусмотрительно тихо закрыв за собой дверь. Подняв голову, Северус несколько раз моргнул, стараясь выгнать из уголков глаз остатки мыльной воды и, глядя на собственное отражение, вновь криво усмехнулся — конченный ублюдок. Он знал, что ведёт себя именно таким образом, но всё, что произошло накануне — то, на что он не подписывался, желая как можно дольше хранить свою тайну; пристрастный допрос, которому он подвергся во время беспамятного блаженства; след, оставленный, словно в качестве издёвки, тот, который нельзя будет скрыть ни воротом рубашки, ни галстуком; попытки размышлять о том, чего она не понимала — и, он надеялся, никогда не поймёт — всё это, вкупе с давящим на сердце ожиданием собственной показательной экзекуции, убивало его. Медленно и методично.       Но то, что она знала это, чувствуя пробегающую по линии плеч дрожь, вырывало его внутренности с корнем. Он показался самому себе до омерзения жалким — привыкший к сытному ужину, паре рюмок горячительного и жарким ночам, он напоминал скорее вскормленную борзую, чем дворового пса. Чувствовать себя в шкуре последнего, признаться, нравилось ему больше — по крайней мере, так он сохранял остатки вольности.       Проигнорировав любезно оставленную на столешнице чашку кофе, он собрался за несколько минут и, едва перешагнув порог её квартиры, закурил, жадно затягиваясь. Он не знал, что повлияло на него сильнее — свежий воздух, желанная капля никотина, подгоняемая кровью — но головная боль перестала донимать его почти сразу же. Поразительно, но с папиросой в зубах ему дышалось легче.       За время его отсутствия маленькая серая квартирка на Тэлбот-стрит покрылась слоем пыли. Застоявшийся воздух отдавал запахом выветрившегося бурбона, крепким табачным смрадом и сыростью — вероятно, общая часть крыши, державшаяся на деревянных балках, с приходом дождей вновь стала протекать. На несколько минут он замер в помещении, служившем ему и гостиной, и столовой, медленно выпуская колечки дыма над своей головой и, тихо хмыкнув собственным мыслям, перешагивая через ступеньку, стал подниматься в место чуть более, как ему показалось, приглядное. Во всяком случае, вычищенный и отпаренный костюм, висевший на дверце платяного шкафа в спальне, делал его хоть немного, но похожим на убежище человеческое.       Добро пожаловать, Северус. Отныне эта лачуга, взнос за которую ты платил последний раз… месяца три назад?.. станет местообитанием президента республики. Но надежда оставалась, ведь так?.. Артур обязательно возьмёт всё на себя, он не позволит тебе окончательно угробить собственную жизнь под грузом чужой ответственности.       Он был занят подготовкой вступительной речи к собранию, когда с улицы раздался громкий гудок. Сжав уголки глаз с такой силой, что на мгновение взгляд заволокла белая пелена, он устало потянулся и едва слышно выругался сквозь зубы, бросив взгляд на циферблат часов. Работа, от которой он, в силу обстоятельств, о целесообразности которых думать не хотелось, отстранился, увлекла его больше, чем можно было предположить. Незваный гость, грузной походкой взбирающийся по лестнице все ближе и ближе к его убежищу, откашлялся в кулак, толкнув дверь плечом, и крайне недовольно произнёс:       — Ну и склад же ты здесь устроил, старик… Почему ты ещё не готов?       — Здравствуй, Майкл, — аккуратно сортируя бумаги — табели и сводные характеристики с процентными столбцами мелькали перед глазами, то и дело встревая между заготовленных подсказок и кратких пометок по поводу возможного состава кабинета министра — не поднял готовы он. — Какими судьбами?       — Ми сказала, что ты здесь. Я забрал её, она дожидается на улице…       — Я сказал, что заеду за ней сам.       — Судя по тому, что она успела мне рассказать, велика была вероятность того, что ты бы нарушил своё обещание. Что за цирк ты устроил?       — У тебя есть жена, Майкл, — Северус нехотя поднялся и с тихим стоном потянулся. — Я не уверен в том, что она бы оценила твоё вечное вмешательство в чужую жизнь.       — По крайней мере, я не довожу её до слёз.       — Значит, у Маргарет хватает такта молчать о некоторых вещах. Тебе прекрасно известно, что в моей жизни это — не первый случай, и я покорно прошу прощения. Но я не намерен, — он на мгновение замолк, набрав в грудь воздуха, — выяснять отношения сейчас. Ни с девчонкой, ни с её защитником, в котором, поверь, она не нуждается.       — Почувствовал, что скоро будешь упиваться властью, а, Снейп? — Коллинз неприятно ухмыльнулся, покачав головой. — И решил, что наигрался…       — Не смей, — сократив разделяющее их расстояние, прошипел Северус. Вопреки разнице в росте, Майкл не отступил, только лишь крепче сжав челюсти, и кивнул, словно желая услышать новый виток обличительной тирады. — Тебе прекрасно известно, что я никогда этого не хотел.       — Чего именно? Трахать до беспамятства влюблённую в тебя девочку? Или, быть может…       Хвала всем богам, ему хватило ума заткнуться. Очевидно, взгляд, которым его наградил Снейп, сказал гораздо больше, чем он собирался услышать. Сглотнув, Коллинз поднял ладони в капитулирующем жесте, отступая, и, вновь суховато откашлявшись, произнёс уже тише:       — Ладно, ладно. Мы все на взводе. Я не хотел…       — Но сказал. И я надеюсь, теперь ты прекрасно понимаешь, по какой именно причине я не желал разговаривать с ней о чём-то сколько-нибудь существенном.       — В общем… Как будешь готов — спускайся. Гарри с самого утра в штабе помогает Артуру разбираться с жуткой кипой бумаг и официальных постановлений, подписывает партийные билеты…       — Могу лишь поблагодарить, что чаша сия меня минула, — сухо подытожил Северус и, кивнув в сторону двери, дождался ухода мужчины. Он громко выдохнул, несколько раз сжал кулаки, чтобы попытаться хоть каким-то образом скрыть вновь подступившую дрожь, и начал одеваться.       Стоило признать, что костюм, любезно подготовленный Джошуа к самому, вероятно, знаменательному — и, одновременно с этим, отвратительному — дню его жизни немного, но скрыл личину отпетого мерзавца. Оправив тёмно-зелёную шерсть жилета, он огляделся и, вытащив скрытую за развалом книг початую бутылку «Бомбея», привычным жестом открутил крышку и сделал несколько щедрых глотков. Горячая жидкость с ощутимым привкусом миндаля, кориандра и можжевельника ласково окатила связки и горло, придав ему чуть больше уверенности. Утерев влажные губы рукавом рубашки, он вновь рассмеялся над собственным неприглядным положением: подумать только, закоренелый алкоголик. Тот, кто точно проголосует против введения сухого закона и будет первым из бутлегеров, если вдруг окажется в меньшинстве.       Оттягивать приглашение на казнь было бессмысленно. Пора, решил он, но, замерев у порога спальни, перехватил портфель в другую руку, наскоро осенил себя крестным знамением и поцеловал костяшки пальцев. Самым важным для него было остаться, пусть и крайне неприятным, отвратительным в своей плоти, но человеком. В конечном итоге, и чернь, и власть всегда оказываются в одной и той же земле.       Майкл, негромко переговаривавшийся о чём-то с девчонкой, умолк, стоило ему запереть дверь на ключ, и многозначительно кивнул в сторону задних сидений. Цокнув кончиком языка — пассажирское предусмотрительно занимал его пиджак и такой же распухший от бумаг портфель — Северус скинул собственные пожитки и, забравшись к Грейнджер, хлопнул его по плечу:       — Можем ехать.       — Ничего не забыл? — Коллинз, взведя своё рычащие чудовище, дал сигнал извозчику, спешащему по противоположной стороне улицы, и аккуратно вырулил на мостовую.       — Кажется, для полного аншлага мне достаточно будет принести самого себя, — неохотно ответил он, проведя пальцем по губам. — Маргарет решила остаться дома?       — Я сам настоял. — Мужчина пожал плечами. — Не думаю, что ей стоит так глубоко погружаться во всю ту топь, что нас окружает.       — Понимаю. — Он перевёл взгляд на сидящую по левую руку девушку и чуть прищурился. — Я пытался поступить так же.       Он осознавал, что заслуги девчонки для общего дела преуменьшить было невозможно — во многом благодаря только лишь её бескорыстию и доброте они держали связь друг с другом, обладая местом для встреч, недоступным людям со стороны. Во многом лишь благодаря её терпению они с Майклом не перегрызли друг другу глотки, и во многом лишь благодаря её… чувствам… он продолжал идти за тем недосягаемым, что когда-то вознёс на пьедестал. Он осознавал, но не хотел втягивать её в кроличью нору ещё глубже, день за днём, просыпаясь с ней в объятиях, вспоминая небрежно брошенные Тюдором предупреждения.       До главного здания Гэльской лиги, любезно предоставленному им организацией для устроения нового штаба — при всей любви Северуса к двухэтажному кирпичному строению на Энфилд-роуд, все понимали, что оно не способно принять всех желающих — они добрались молча. Краткое ругательство Майкла вывело его из состояния отрешённости: праздные зеваки столпились на мостовой, не позволяя легкомоторному «Рено» проехать к заднему двору. Очередной пронзительный гудок сдавил виски, вернув головную боль.       — Учитывая то, что внутрь пускают только по партийным билетам… Господь, сохрани наши души.       — Я советую тебе надвинуть кепку ниже на глаза, если ты не хочешь быть разорванным толпой на сувениры. Каждый из них, — щёлкнув креплением зажигалки, Снейп указал на толпу сквозь ветровое стекло, — желает забрать кусочек твоего пиджака в свою коллекцию. Поразительно то, что, учитывая твою популярность у народа, в полицейском управлении не было ни одной твоей фотографии…       — Ну, старик, — Коллинз хохотнул, — тебе придётся потесниться — уверен, моя пропитая физиономия в скором времени — особенно, если ты решишь взвалить груз ответственности и на меня тоже — не сойдёт с газетных передовиц. На месте Ми я бы беспокоился — у меня-то есть кольцо, а вот у твоего мужчины…       — Думаю, мало что способно будет переубедить Северуса, если он примет какое-либо решение, — тихо произнесла девчонка, пряча лицо от изучающего взгляда тёмных глаз. — Мне придётся уступить.       Когда «Рено», прорвавшись сквозь живую стену, всё же сумел выкатить во внутренний двор, где уже столпились партийные деятели, разбредаясь на разные по составу и численности группки по интересам, Северус жестом попросил Майкла первым покинуть автомобиль, дав им ещё минуту уединения.       — Значит… уступить? — стараясь не показывать раздражения, тихо спросил он.       — Мне кажется, что в данной ситуации всё лежит на поверхности и не требует моих комментариев, Северус. Боюсь, отношения без взаимных чувств изначально были обречены на провал.       Он устало прикрыл глаза, впившись пальцами правой руки в колено. Болезненная пульсация, растекавшаяся от затылка, опоясывала череп, заставляя кричать во всю глотку: от боли, от усталости, от полупрозрачных намёков, настолько омерзительных, что более всего ему хотелось сбежать. Но… Северус, разве она не права? Ты сам прекрасно понимал, что любое увлечение забывается довольно быстро. В целом, стоило отдать ей должное — девочкой на побегушках она пробыла не так долго, чтобы ты не сумел более без этого жить. Но отчего-то — и он не мог понять, от чего конкретно — под рёбрами заныло… словно от безысходности и ядовитой обиды.       — Я могу расценивать это как прощание? — Он коротко усмехнулся, всё ещё не открывая глаз. Так, словно опасался найти подтверждение — живое, ощутимое — своим догадкам, предпочитая оставаться в неведении.       — Я не уйду, Северус, — устало произнесла Гермиона, на мгновение накрыв его пальцы своей тёплой ладошкой. Краткий очаг, полыхающая точка соединения ненадолго, но смогла вырвать его из густой пелены. — И не раз говорила тебе об этом. Но есть ли смысл…       — Я… Я не собираюсь давать тебе повода для того, чтобы пришлось уступать. — Он молил. Он скулил, как побитый пёс, просящий ласки, хоть и знал, что в очередной раз поступает исключительно из своих эгоистических побуждений. Он не имел никакого права ограничивать её своим присутствием, привязывая к себе, живую, такую настоящую… Но страстно этого хотел.       Она ничего не ответила. Очнувшись от щелчка, с которым открылась пассажирская дверь, Снейп несколько раз моргнул и, не глядя на девчонку, покинул салон автомобиля. Стоило ему ступить на землю, как пальцы — дрожащие и отплясывающие свой особенный, дикий танец — потянулись к металлическому корпусу зажигалки. Лёгкие сдавливало недосказанностью, но ему страсть как хотелось затянуться. Задохнуться.       — Надеюсь, вы всё выяснили. — Майкл махнул рукой, бодрым шагом направившись к заднему входу. — Пойдёмте — уверен, все заждались тебя, старик.       Он не ошибся в своих предположениях — никогда на его памяти заседания братства и партии не посещало такое количество людей. Здание походило на огромный муравейник, где то тут, то там сновали неорганизованные толпища, стремящиеся либо занять место поближе к эпицентру всех событий — небольшой кафедре, стоящей в центре павильона — либо отловить кого-то особо ценного, узнав мнение о сегодняшнем голосовании из первых уст. Его встретил жуткий гомон разнородных голосов, пестревшие на периферии взгляда костюмы, бокал виски со льдом — весьма предусмотрительно — и огромный изумрудный стяг, натянутый под самым потолком.       — Чья это была идея? — сухо произнёс Снейп, делая глоток. Написанные от руки желтоватой, отдающей в золото краской буквы, переплетаясь с традиционными узорами, складывались в партийный лозунг.       — Мы теперь серьёзная организация, — Майкл хмыкнул, подзывая к себе снующего в толпе юношу, — которая может не скрывать своей политической принадлежности. А вообще — его.       — Мистер Коллинз, Северус — Поттер широко улыбнулся, протягивая ладонь для крепкого рукопожатия. — Я бесконечно рад вас видеть… Всё хорошо? Мисс Грейнджер! — Ответ застрял на языке — ему пришлось наблюдать за относительно невинным, но оттого не менее жалящим обменом поцелуями в щёку.       — Насколько оно может быть в такой ситуации. — Майкл не стушевался, но, заметив неестественную бледность, ткнул его локтём под рёбра. — Правда, наш дорогой руководитель партии чуть не сошёл с ума за прошедшую ночь, но кто из нас в праве его судить, верно?       — Виски в такой ситуации очень кстати. — Снейп благодарно кивнул просиявшему мальчишке, с особым усердием принявшемуся поправлять узел галстука. Мельком он заметил, что тремор в его левой руке сегодня сильнее обычного — очевидно, не только он был готов променять всё, что угодно на то, чтобы всё это сборище закончилось как можно скорее. — Какова ситуация в Белфасте?       — Учитывая то, что на сегодняшний день наша фракция занимает лидирующее положение в Парламенте, я бы не стал переживать… У нас есть приблизительно шесть месяцев до промежуточных перестановок, от которых будет зависеть дальнейшее положение Ольстера. Я бы предпочёл, чтобы за это время был подготовлен программный манифест, который обеспечит нам полноценное вхождение в состав Ирландии — большинство, по крайней мере, сейчас совсем не готово вновь возвращаться под власть оккупантов.       — Мы поднимем этот вопрос после назначения кабинета министров, Гарри. Я надеюсь, что могу рассчитывать на Вашу кандидатуру, как мы и договаривались?       — Если не боитесь во мне разочароваться — я не уверен, что в моём состоянии…       — А я — уверен. — Северус крепко сжал его плечо, приподняв бокал. — Новые начинания всегда кажутся сложными, но поверьте, чаще всего они окупаются с лихвой. Нам нужны верные и достойные люди рядом — первые годы будут тяжёлыми, и без Вашей помощи, боюсь, нам не справиться.       Глаза Поттера блеснули и, крепко зажмурившись на несколько мгновений, он совсем по-ребячески вытер ладонью лицо, коротко кивнув.       — В таком случае — рад быть полезен, Северус.       — Не могли бы Вы сопроводить мисс Грейнджер в ложу? — Взгляд, которым наградила его девчонка, всё ещё прижимающаяся к его боку, выражал крайнюю степень недовольства.       — Сочту за честь. Гермиона? — Галантно подав ей ладонь, Гарри расправил плечи и лучезарно улыбнулся.       —  Встретимся после. Сумеете удостовериться в том, что мисс Грейнджер никто не будет беспокоить? — произнёс он уже громче.       — Всенепременно.       — Ну, — стоило парочке, свалившейся на его голову, скрыться среди толпы, наводнившей павильон, Майкл приподнял свой бокал, — в действительности — за новые начинания. Есть предположения о том, как закончится этот день?       Размышляя над ответом, он откликнулся на тост звоном хрустальных стенок и очередным мелким глотком, пробравшим тело. Наблюдая за медленным перемещением знатных джентльменов с туго набитыми кошельками, многих из которых он видел впервые — очевидно, те благодетели и патроны, о которых говорил Артур — и рабочих в тёмно-зелёных куртках, Северус пожал плечами.       — Я бы не хотел задумываться об этом. Я не сумею ничего изменить, а потому лишь в очередной раз поддамся течению.       — У тебя всегда получалось делать подобное неплохо, — тихо рассмеялся Коллинз. — Представь, что это лишь очередная из твоих бесконечно скучных лекций, прочитанных в Тринити.       — Лекции в Тринити никогда не были скучными, Майкл. Пожалуй, это самая значимая часть моей жизни… Волнение перед первой из них, во всяком случае, было ещё более жутким.       — Если ты ни черта не смыслишь в тех письменах, что украшали доску во время твоих публичных выступлений, то они определённо будут скучны. Я… — Переменившись в лице, Коллинз замолчал, и, тяжело сглотнув, сделал на удивление большой глоток. Северус заметил, как испуганно метался его взгляд.       — Что-то произошло?       — Нет… Нет. — рвано выдохнул мужчина и, приобняв его за плечи, отвёл чуть в сторону. — Знаешь, я думаю, что и нам стоит пойти…       — Майкл, я не…       — Пойдём, я сказал, — ответил Коллинз жёстче, но, сумевший вырваться из поразительно твёрдой хватки, Северус всё-таки обернулся.       Взгляд заволокла белая пелена, и лишь ярким, единственно-светлым пятном в центре выделялась женская фигура. В одно мгновение он отметил переменившиеся манеры, батистовое платье, превосходящее по цене все те, что были в её гардеробе в их последнюю встречу, и холодную отстранённость, так несвойственную женщинам её профессии. Так несвойственную ей самой.       Он солгал бы самому себе, если бы сказал, что не задержал взгляд на ней дольше положенного. Дрожь усилилась, подгоняемая алкоголем, и на мгновение ему вовсе подумалось, что всё происходящее — лишь видение опьянённого разума. Он мечтал ошибиться в своих предположениях и только вновь перевёл взгляд на Коллинза, ощущая, как вверх по пищеводу поднимается злость и отвращение.       — Ты знал? — поразительно спокойно и отстранённо спросил Северус, отметив глухость собственного голоса.       — Да нет же, — Майкл поджал губы, не умаляя своих попыток увести его вглубь павильона.       — С каких это пор шлюхи состоят в профсоюзе? — Краткий истеричный смешок вырвался против воли, он вновь попытался вырваться, предполагая, что провалиться вниз, под дощатые половицы зала сейчас будет вариантом более предпочтительным. — У неё что, есть гребаный партийный билет?       — Я не знал, Северус. Знал бы — никогда бы её сюда не впустил. Она не похожа на…       — Поверь мне, похожа. Ты знаешь это не хуже меня.       Но она заметила. Заметила неестественную бледность одного, стоящего с танцующим в пальцах бокалом, и яростную попытку всеми возможными способами спасти ситуацию — другого. Заметила, что он не сводит с неё холодного взгляда тёмных глаз, за которым, при ближайшем и более пристальном рассмотрении, она знала, скрывался страх.       Коротко кивнув Лили, Северус позволил увести себя к центру зала. Приветствия Артура, рукопожатия, последние приготовления, разложенная на кафедре речь, раздача листов для тайного голосования — всё промелькнуло мимо него как вещи абсолютно незначимые. В висках вновь запульсировала. В голове билась, со всей силы разрывая черепную коробку, лишь одна мысль.       Не дать им увидеть друг друга.       — Я полагаю, — голос Артура звучал глухо, словно из-под толщи воды, — что прежде, чем приступить к голосованию и дальнейшему определению кабинета министров, нам стоит произнести речь. Майкл, может быть?..       — Я? — неловко бросил Коллинз, всё ещё сжимающий в рассерженном негодовании кулаки. — Нет, нет… У нас есть Северус. Северус? Ты ведь… Ну, ты готов?       — Уверен, что все из присутствующих, — он кивнул в сторону собравшейся на задних рядах группы молодых людей в тёмно-серых и зелёных рабочих куртках. Протестуя против заведённых норм, они были единственными, кто так и не сняли головные уборы, — захотят меня слушать?       Он старательно игнорировал силуэт, что посещал его сны вот уже больше двадцати лет. Он старательно игнорировал мягкую поступь, которой она прошла до свободного места в первом ряду, и только лишь крепче сжал челюсти. От девчонки её отделяло каких-то десять метров, но Грейнджер, слава всем богам, была поглощена общением с каким-то из коллинзовских мальцов, завсегдатаев паба.       Он старательно игнорировал то, как приоткрывались её губы, ловя горячий и терпкий от напряжения и аромата бурбона воздух.       — Ты сам знаешь, что говоришь лучше, чем все мы вместе взятые. В конце концов, именно ты сумел настолько сильно запудрить всем присутствующим мозги, что они мало того, проголосовали за нас, так ещё и явились сюда в свой законный выходной. Если вдруг, — продолжил Майкл уже тише, — если вдруг что, то я подхвачу. Но, насколько мне известно, у тебя не возникало особых проблем с выступлениями в Грейстонсе.       Толпы всё прибывали и прибывали: нескончаемый людской поток тянулся то неровной линией, то превращался в шквал, всё больше наполняющий зал с каждой минутой. Бурление голосов, редкие смешки, звон бокалов — всё смешалось для него в единый комок, и Северус почувствовал, как по виску скатилась капелька пота. Никогда в своей жизни: ни на публичных дебатах, ни на лекциях в Тринити, ни на могиле матери или в трюме парового чудовища, что несло его к порту Нью-Джерси, он не чувствовал подобного волнения. Оно просачивалось в каждую клеточку тела, будто крича, подсказывая ему со всей силой внутреннего безумия, что надо бежать. Бросить бумаги и Артура, мерно отстукивающего пальцами по кафедре незатейливый ритм, бросить Майкла и Лили, как призраков прошлого, и скрыться… но где?       Он сделал несколько шагов вперёд, занимая место за трибуной, и людской поток замолк, внимая каждому его будущему слову. Он чувствовал на себе восторженный, пусть и с толикой обиды, взгляд девчонки Грейнджер. Он чувствовал на себе — но старательно игнорировал, как и было заведено — взгляд, который оставался в его памяти насмешливым и лукавым, страстным и злым, разочарованным… Разочарованным. Вечно второй, что сейчас вёл за собой народ. Всех, кроме неё, знающей переплетения шрамов на каждом дюйме его кожи, знающей, что чудовище в его нутре воет всё громче и громче, не в силах справиться с собственным страхом. Знающей, что человек, который стал светом, пребывает в потёмках большую часть своей жизни.       — Все, кто находятся в этом зале, — начал Снейп, на мгновение остановившись, — разные. Все мы — выходцы из разных семей и социальных слоёв, мы ходили в разные школы и жили на разных улицах. Порой, даже на разных континентах. Кто-то из нас не говорит на языке, что был отнят оккупантами несколько веков назад. Кто-то всю свою жизнь провёл в рабском услужении, работая на рудниках под Манчестером. Кто-то пришёл сюда ради умерших от кабального бремени родителей, кто-то — ради того, чтобы уже их дети сумели жить, не боясь преследований за веру и акцент. Здесь есть учителя и врачи, заводские рабочие и банкиры, профессора и те, кто привык добывать деньги на улице. Все мы — разные, но преследуем лишь одну цель — жить в мире и спокойствии на земле, что принадлежит нам по праву рождения. Мы хотим быть единым народом, что не будет разделён демаркационной линией, мы хотим стоять под нашим собственным флагом, что не будет иметь отношения ни к кровавому бесчинству сбредивших королев, ни к вере, что была придумана по желанию палача и женоненавистника. Мы хотим славить наших собственных героев и петь собственные песни. И первый шаг к этому был сделан в апреле шестнадцатого года, когда пятеро смелых мужчин взяли на себя ответственность за весь утопленный в крови остров, заняв здание Главного Почтамта. Когда социалист, для которого единственным Богом был Маркс, стоял плечом к плечу с вольным художником, провозглашая единое на всех право, что было оглашено многими до нас — в Париже, Вене, Милане, Будапеште и Кракове — право на жизнь и свободу. Первый шаг, за который мы — каждый из нас — отдали слишком многое, но продолжили сражаться, стоя всё так же, плечом к плечу, пусть и зная, что и социалист, и вольный художник давно погребены. Нас не испугали угрозы, обыски и убийства, потому что мы знаем, что боремся — и всегда боролись — за правое дело. Но свобода — это путь не только крови и отзвуков артиллерии, это путь дипломатии, диалога и постановки ультиматумов. Сейчас, когда в общенациональном Парламенте главенствует партия — только лишь благодаря вашей вере и усилиям — которая продолжает бороться, нам следует запастись терпением. И первый, и второй шаг были сделаны, но нам требуется время — долгие, тяжелые годы — за которое мы сумеем отстроить своё собственное государство. Свою собственную страну, в которой будут спокойно расти наши дети, в которой мы будем ходить в собственные церкви и петь собственный гимн, прославляя наших героев — героев прошлого и будущего. Я надеюсь, что оно — наше общее будущее — будет светлым, и мы сумеем вздохнуть свободно, впервые с тех самых пор, как первые отряды Якова ступили на песчаные берега северной части острова. Мы научимся созидать, любить… Верить. В то, что не будет более голодомора, заставившего наш народ податься в бега, в то, что наши юноши не будут более воевать за чужую страну и чужие смутные идеалы. В то, что, я смею надеяться, над Дублинским замком будет поднят иной стяг. Сейчас в ваших руках находится вся сила — вы наделены возможностью избрать человека, которому доверяете, который сумеет, не предав наших общих идеалов, вывести всех нас к долгожданному свету. Я призываю вас голосовать разумом и сердцем и заклинаю — верьте. Если сделаны первые шаги, дальнейший путь будет пройден.       Кратко кивнув, Северус, спрятав дрожащие ладони в карманы брюк, спустился с кафедры. Краем глаза он заметил внимательный, отеческий взгляд Артура, выражавший беспокойство, увидел, как, тяжело дыша, приоткрыл рот Майкл. Он кивнул ещё раз, опасаясь поднимать голову, опасаясь смотреть на первый ряд, и медленным, отбивающим набатом в повисшей тишине шагом направился к выходу из зала, ближе к чёрному ходу, ведущему к пожарной лестнице и заднему двору.       Оглушительное, сметающее стены и разбивающее вдребезги стекло лампочек накаливания эхо почти было догнало его, но было остановлено закрытой за спиной дверью. Вцепившись пальцами в перила, он протяжно выдохнул, и на последнем издыхании из его груди вырвался тихий, усталый стон. За несколько минут своей речи, казалось, он прожил тысячи жизней; он чувствовал, как сквозь плотную шерсть пиджака и жилета, его собственных доспехов, всё ещё покалывают мелкими иглами заинтересованные взгляды тех, кто, возможно, сегодня сломают его жизнь окончательно.       У них — нас — есть Северус. Тот, кто вечно говорит. Не умеющий скрывать агрессию алкоголик, нарушивший даже самую простую из своих установок — никогда не спать со студентками. Побирающийся уголовник, личное дело которого занимало — четыре или пять? Он не помнил — папок, перевязанных бечёвкой. Вероисповедание. Родители. Национальность. Группа блядской крови.       Приказ был давно подписан. Сейчас, бросив помутнённый взгляд на циферблат наручных часов, он лишь ожидал его исполнения — винтовки были взведены и направлены прямо в грудь. Туда, где прятался маленький мальчик в порванной курточке. Поразительно, но из всей толпы, наводнившей головное здание Гэльской лиги, об этом было доподлинно известно лишь двум людям.       Он не помнил, сколько простоял на верхней площадке пожарной лестницы. Усилившийся ветер, пробирающийся под кожу и холодивший кости, что вынесли на себе груз больший, чем он когда-либо сумел бы поднять, заставлял его дрожать ещё сильнее. Он чувствовал, как синеют губы и мелко щёлкает сжавшаяся в напряжении челюсть, но, вновь выдохнув, потянулся за портсигаром, лежащим в наружном кармане.       Задохнуться. Если он умрёт здесь, на верхней площадке пожарной лестницы, то автоматически вычеркнет себя из списка кандидатов. Провернув колёсико, Снейп несколько мгновений смотрел на неподвижное, как ему казалось, алое пламя, что затухло с новым порывом ветра. Незажжённая папироса была нелепо зажата зубами, но пальцы окоченели, — или дрожали от страха и отвращения, доводящего до блевоты — отказывались слушаться, и колёсико больше не проворачивалось.       Он почувствовал спиной чужой взгляд и лишь сильнее сгорбился. Тёмные пряди, спавшие на лицо, скрыли его потерянный, безумный, полный боли взгляд, который она не заслуживала. Не заслуживал никто из них… А, значит, он никому его не явит.       — Артур собрал бюллетени, — тихо произнесла Гермиона, подходя ближе. Стоило ей коснуться его напряжённого предплечья, как дрожь ушла, словно по мановению — воистину, она была для него целительным эликсиром, избавляющим от мук… Он меньше всего хотел, чтобы она была рядом, но нуждался в ней.       Так же было — казалось, что в прошлой жизни — и с Лили, что сейчас была в здании. Они проходили по одним коридорам, и, если бы его поставили перед выбором, за кем идти… Он не был уверен, что поступил бы правильно.       Нет. Он бы поступил правильно, оставшись стоять на месте, но, чувствуя, как её щека прижимается к плотной шерсти пиджака, позволил себе чуть расслабиться.       — Курение тебя когда-нибудь убьёт, — улыбаясь, прошептала девчонка, наблюдая за тем, как он сминает незажжённую папиросу в кулаке.       — Это было бы… прискорбно. Пережить тюрьму, тесное общение с лордом-протектором, ссылку, постоянную угрозу ради того, чтобы однажды задохнуться? Идиотский конец. — Ты сам мечтал об этом, но, разумеется, не скажешь ей. Слишком часто Грейнджер видела тебя на границе собственного безумия, чтобы поминать его в очередной раз.       — Идёт подсчёт… Твоя речь была необыкновенной. Ты готовил её?       — Нет. Я ничего и никогда не готовил, Гермиона, — сухо произнёс он, пряча лицо в ладонях. — Я просто хотел жить и приносить пользу.       — Ты делаешь это больше двадцати лет, Северус. — Она вновь коснулась губами шерсти, задержавшись на несколько мгновений, но подобный жест не затронул его так же, как было ранее. Ведь, если бы она прислушалась, то почувствовала, как дрожит его голос и заплетается язык. — Мне кажется, всё и для всех, кто находится сегодня здесь, было очевидно с самого начала.       — Знай, — он жадно глотнул воздуха, мотая головой, — что я никогда этого не хотел. Я… Я не хотел.       — Я знаю. Я знаю гораздо больше, чем ты можешь себе помыслить. Я знаю, что ты съедаешь себя заживо и мечтаешь о покое. Я знаю, что для того, чтобы взобраться на Утюг, требуется не меньше троих, и что ты способен часами говорить о высшей математике. Я знаю, что ты читал «Зимнюю сказку» и то, что двух тонких бритвенных шрамов под твоими ключицами касаться нельзя. И потому, вне зависимости от того, чем всё закончится, я хочу сегодня вечером видеть тебя дома.       Второй раз на его памяти планета остановила своё движение, дав ему возможность прочувствовать неподвижную тягость мгновения, и набрала ход с новой силой, с размаху ударив в солнечное сплетение. В её глазах, напоминающих ему карамель и любимый, болезненно любимый виски, он увидел след обиды — маленькая, глупая девочка, решившая, что уступит — и новое чувство, похоронившее под собой всё.       Верность.       — Да, — прошептал он, чувствуя, как становится нечем дышать. — Хорошо.       — Пойдём? Ты, должно быть, закоченел — сам не замечаешь, как дрожишь.       Должно быть, Артур подсказал ей, сколько времени займёт подсчёт — когда он вновь вошёл в просторную залу, неистовая беготня прекратилась. От стен эхом отражался возбуждённый гул. Майкл, вышагивающий, подобно солдату, несшему караул, перед вытянутым дубовым столом, то и дело взволнованно трепал пальцами каштановые пряди. Где-то рядом мельтешил неясным пятном мальчишка Поттер, подносящий заполненный программный отчёт на последние подписи. Артур, продолжающий отбивать незатейливый ритм по столешнице, тихо выругался и, подняв голову, улыбнулся кончиками губ:       — Садись, — шепнул он едва слышно и потянул Северуса за рукав пиджака. — Всё уже готово.       — Грейнджер стала твоим агентом? Внедрилась в шпионскую сеть?       — Если бы за тобой пошёл Майкл, то кто-нибудь из вас вернулся с разбитым носом. Поттер и носа не посмеет показать, стоит тебе огрызнуться, а я… А я слишком стар для того, чтобы тебя упрашивать. Очевидно, лучше всех подход к тебе сумела найти как раз Гермиона.       — Она меня не упрашивала. — Снейп хрипло рассмеялся и, сдавив пальцами уголки глаз под оправой, шумно вздохнул. — Ну, давайте скорее с этим покончим. Никто сегодня, полагаю, не избежит ответственности.       Майкл, занявший место по правую руку от него, старался не смотреть в его сторону и только беспокойно крутил ободок обручального кольца. «Конечно» — вновь подумалось ему, и он усмехнулся. Коллинз — счастливый муж, ещё не сумевший насладиться всеми прелестями семейной жизни. Поттер — мальчишка, у которого впереди вся жизнь. Артур, казавшийся ему единственным правильным выбором, верным решением, откажется, «уступив место молодым».       Конечно. Расходный материал, тот, кого не жалко. Взвалить все прегрешения на плечи того, кто не особо стремится остепениться и зажить в пресловутом покое, которого так желал.       — По итогам тайного голосования президентом Ирландской Свободной Республики избран председатель партии «Шинн Фейн» Северус Тобиас Снейп.       Голос Гриффита не дрогнул, не поднялся ни на тон, но захлопнул крышку его собственного гроба. Вздох облегчения, раздавшийся справа, да задорный мальчишеский смех стали гвоздями.       Когда у него, наконец, хватило смелости открыть глаза, он увидел довольную улыбку женщины, которую когда-то считал своей. Комья влажной после дождя земли засыпали всё, что от него осталось.       Тиннитус гремел в ушах, в горле пересохло, но он нашёл в себе силы пожать протянутую ладонь Артура и кивком ответить на братское похлопывание по плечу.       — Ну, старик, — Майкл широко ухмыльнулся, — теперь ты точно мой шеф. Я даже спорить с этим не буду…       Тяжесть прожитых лет навалилась на него со всей силой, стоило ему подняться из-за стола. Зал вновь затих, внимая ему не просто как оратору, но своему непререкаемому лидеру. Сделав глоток предусмотрительно налитой содовой, он сухо откашлялся и, смотря прямо перед собой, заговорил поразительно холодным, ровным голосом. Так, словно был готов к подобному всю свою жизнь:       — Я благодарю каждого из вас за оказанное доверие и сделаю всё возможное, чтобы не предать его. — Лжец, безбожный лжец. — Но прежде, чем мы покинем это здание, я хотел бы обозначить состав Кабинета министров. После долгих совещаний, предварявших это собрание, мы выявили основные проблемные точки, за восстановление которых необходимо будет взяться в самое ближайшее время. Несомненно, что численность Кабинета будет со временем расширяться, но главные должности необходимо распределелить уже сейчас. Итак, — он позволил себе ухмыльнуться, — Мистер Гриффит, пусть и уступил мне должность, принадлежащую ему по праву, не избежит ответственности, а потому займёт пост премьер-министра и министра внешних отношений. Мистер Коллинз — министерство внутренних дел и обороны. Мистер Поттер — министерство промышленного и экономического развития. Я же позволю себе чуть расширить и собственный портфель, взяв под опеку министерство просвещения.       Толпа в очередной раз зашлась одобрительным гулом и аплодисментами. Подняв правую ладонь, Северус призвал всех к тишине, подивившись силе собственного влияния, и произнёс уже тише:       — Ещё раз благодарю всех вас. Полагаю, на этом мы закончим. О дате следующего собрания вы узнаете от руководителей местных ячеек.       Он дождался, пока помещение, в котором ещё витал восторженный дух и ощутимый аромат страха — его страха, затапливающего с головой — чуть опустеет, выдавив из себя сгруппировавшихся воедино последователей Коллинза и руководителей тред-юнионов и, вновь потянувшись за портсигаром, нашёл, наконец, в себе силы вновь прокрутить колёсико. За клубом дыма, выпущенным с первой затяжкой, он увидел спешащий к нему с верхних рядов силуэт, и вновь улыбнулся кончиками губ — устало, вымученно. Не особенно заботясь о сохранении интимности момента — Майкл глухо рассмеялся, вынудив его огрызнуться — девчонка поцеловала его в щёку столь невинно, что на мгновение он задумался о том, не являлись ли все пережитые в её постели бесчинства видением распалённого разума.       — Ничего не говори, — прошептала она, стараясь отдышаться. — Просто… Домой?       Он хотел кивнуть и ответить утвердительно, но увидел — краем глаза, всего на мгновение — как она подошла к Артуру, заведя непринуждённую беседу. Так, будто всегда была здесь своей, так, будто имела право, пропуская мимо ушей сбивчивые реплики Гриффита и вежливо кивая, прожигать его взглядом. Подёрнув плечами, он поджал губы, чувствуя, что девчонку необходимо увести. Стоящая к ней спиной, она не могла почувствовать её заинтересованность, оценивающий взгляд и разочарованную усмешку, от которой вниз по позвоночнику прошёл холодок.       — Поттер! — окликнул он мальчишку, покрасневшего до кончиков волос и, судя по всему, натужно сжимавшего лежащий в левом кармане пиджака мячик для сквоша. — Мистер Поттер, могу я попросить Вас ещё об одном одолжении?       — Я… Да, конечно, господин президент, — пробормотал Гарри, подходя ближе. Его левая рука напряглась до болевых судорог. — Я…       — Во-первых, Гарри, моё имя не изменилось. Во-вторых, расслабьтесь и перестаньте делать вид, что не ожидали подобной для себя участи. — Снейп несильно тряхнул его за плечо, приводя в чувство. — В-третьих, не могли бы Вы отвезти мисс Грейнджер в «Крайдемн»?       — Но…       — Я обещаю приехать через несколько часов. Пожалуйста, Гермиона, послушай меня и уезжай. Не уверен, что у тебя хватит сил пробыть здесь дольше положенного.       — Тогда я приготовлю что-нибудь… Господи Боже, Северус, — с её губ сорвался истерический смешок. Прижав на мгновение Гермиону ближе к себе, он мягко коснулся губами тонкой пряди на виске. — Что же теперь будет?       — Поговорим об этом завтра. Мистер Поттер?       — Да, да, конечно… Гермиона? — Он галантно подал ей ладонь и, заведя непринуждённую беседу, что, слава всем святым, не была посвящена политике, повёл её к выходу из зала, следом за растекающейся толпой. Только в тот миг, когда они скрылись за дубовыми дверьми, он обернулся. Несколько раз глубоко вздохнул, смяв окурок в кулаке, и подошёл ближе.       — …в действительности, я могу его понять — эта ноша необычайно тяжела. Но у нас нет никого, кто сумел бы её вынести с тем же достоинством и стойкостью… Северус! Это мисс Эванс, представительница грейстонской ячейки.       Он услышал сухой кашель Майкла за своей спиной и взглянул в её глаза, зная, что за напускным безразличием она сумеет отличить тень всех прожитых лет. С губ, которые исследовали каждый дюйм её тела, сорвались лишь несколько тихих слов:       — Мы знакомы. Здравствуй, Лили.       Эти же губы коснулись её щеки в коротком поцелуе. Коротком, но достаточном для того, чтобы аромат карамели и тростникового сахара растворился в его крови.       — Я поздравляю тебя, Северус. Воистину, как и сказал мистер Гриффит, нет человека более стойкого, чем ты.       Лгунья. Безбожная лгунья, которая знала, что в тёмных глазах прятались за напускным безразличием безотцовщина, избитый до крови Смит, прощение очередной измены и всепоглощающая любовь, что была направлена — как жаль, лишь когда-то — только ей. Но Северус улыбнулся, прикусив до крови кончик языка, не желая выставлять её в неприглядном свете.       — Воистину, всё это так, — продолжила она после небольшой паузы, беря его под руку. Он почувствовал, как за его спиной ощутимо дрогнул Коллинз, едва слышно выругавшись, но, покорно следуя её ненавязчивой просьбе, отошёл с ней в относительное уединение огромного опустевшего зала, ближе к трибунам. — Но, полагаю, ты не откажешь старой знакомой в беседе.       Он вновь ощутил прошедшую по позвоночнику дрожь, ощутил, как крепче она сжала его предплечье, проводя пальцами то вверх, то вниз по плотной шерсти.       Он хотел отказать ей. Сказать, что им нечего обсуждать, кратко обговорить дату ближайшей встречи в штабе на Энфилд-роуд с Артуром и всё ещё стоящим в оцепенении Майклом и, расставшись с ними, отправиться туда, где его ждали.       Он действительно хотел.       — Я слышала, что в «Грейстонсе» подают чудесного ягнёнка… Майкл говорил об этом, будучи ещё мальчишкой.       — Он прав, — сухо ответил Северус, кивком головы указав в сторону выхода. — Стоит поторопиться, если мы хотим разместиться с комфортом — ближе к вечеру там не протолкнуться.       По пути к машине, терпеливо ожидающей на заднем дворе — парой фраз Майкл лишил какого-то из своих молодчиков заслуженного отдыха — он несколько раз оборачивался через плечо, словно чувствуя обжигающий взгляд. В последний раз нечто схожее он испытывал больше десяти лет назад, петляя проулками Бронкса в надежде скрыться от вездесущих — были ли они простыми видениями разума, он так и не разобрался — от отрядов в болотно-зелёной форме с шевронами на куртках. Он чувствовал себя преступником, избегающим карающей длани правосудия, но всю дорогу до ресторана, погребённого в подворотнях где-то рядом с Килмэнхем, пытался убедить себя в обратном.       Им не о чем разговаривать. Их не связывало ничего с того самого момента, как Лили Эванс, томительная и бесконечно желанная любовь всей его юности, ступила на борт огромного, изрыгающего из глотки клубы тёмного пара теплохода. Он позволил себе уступить, впервые после возвращения оказавшись в Грейстонсе, потому что страстно желал вновь обрести привычную постоянность. Он позволил себе уступить, перешагнув порог её скромной квартиры после того, как стал свидетелем жестокой показательной казни, потому что желал забыться, вытравить запах запёкшейся крови, въевшийся под кожу, ароматом тростникового сахара. Чем-то, что было в его жизни… постоянным. Он чуть повернул голову: её профиль отчётливо вырисовывался на фоне проплывающих за окном автомобиля заводских построек и лачуг обедневшего после начала войны рабочего класса. Изумрудные глаза мерно поблескивали в свете только-только начавших загораться фонарей, и пусть её взгляд был упрямо направлен в зеркало заднего вида, он прекрасно понимал, что она всё чувствует. Что чувствовал он сам, находясь в интимной близости и возможном уединении — стоило лишь поднять перегородку из тёмного дерева — с женщиной, на которую молился и которую боготворил? Боготворил как худым и нескладным мальчишкой, так и юношей, выплёвывающим собственную кровь на неровные булыжные мостовые. Он всё ещё был твёрдо уверен в том, что ком, образовавшийся в горле, появился отнюдь не из-за осознания собственной уязвимости и щекотливости ситуации. Он твёрдо был уверен в том, что им действительно не о чем разговаривать… Но отказать старой знакомой — любовнице, девушке, с которой он провёл первую ночь, той, с которой он когда-то мечтал обручиться, шлюхе и, что было самым смешным, члену грейстонской ячейки «Шинн Фейн», партии, которую он возглавлял — не смел. Как не смел придумать причину, по которой необходимо было остановить машину и направиться туда, где его ждали. В паб, что был куда проще ресторана, не предлагал столь изысканной кухни и занимал особое место в его новой жизни — в жизни без неё. В жизни, где он отошёл от постоянных сравнений, неконтролируемого тремора и косноязычия, стоило ей появиться в поле его зрения. Стоило отдать ему должное — он до сих пор держался поразительно отстранённо. Алая отметина, скрытая от изучающего взгляда пресловутой мисс Эванс, велела ему держаться именно так, клеймила, не давая права выбора.       Или свой выбор он сделал, когда сел с ней в один автомобиль?..       В «Грейстонс», как и было предсказано, наплывал народ. Рабочие в измазанных мазутом комбинезонах предпочитали обходить это место, в один миг перешагнувшее границу любимого заведения для мелких буржуа, стороной, изредка сплёвывая в водосток у самого входа от переполнявших обиды и презрения. Лавочники, бакалейщики, успешные арендаторы, сдающие убогие квартирки под самой крышей обездоленным за каких-то двадцать пять фунтов в месяц, а потом резко повышающие плату и сколачивающие крепкое состояние (крепкое настолько, что сумели бы обеспечить себе достойные похороны в столь непростое время), он сам, новоизбранный президент, чьё имя уже завтра будет красоваться на передовицах коллаборационистских изданий как именование нового, осязаемого врага, вышедшего из-под земли вековых курганов, да… Лили — вот что представляла из себя публика заведения, в которое он некогда ходил с таким удовольствием. Несколько лиц за вытянутой вдоль стены дубовой стойкой, скрытой в полумраке, показались ему знакомыми, и, обменявшись несколькими нехитрыми кивками с сильными места сего, они оказались в задней части ресторана, близ скрытых от всеобщего внимания кабинетов, всё ещё не произнеся ни слова. Когда он был совсем ещё юнцом, то и помыслить себе не мог о подобной чести.       — Ты голодна? — Услужливо приняв серенькое пальто из тонкой шерсти, Снейп предложил ей садиться. Лишь спустя несколько долгих секунд, поняв, что обращает слишком большое внимание на её батистовое платье, показавшееся слишком нелепым ещё в актовом зале главного здания Гэльской лиги — нелепым не из-за любопытного покроя, а из-за того, что под тканью, как ему доподлинно было известно, скрывалось дряблое тело — он чертыхнулся и занял место напротив, с особым остервенением одёргивая рукава пиджака.       — Позволю себе ограничиться парой кусочков ягнятины и бокалом красного вина… Здесь есть французское?       — Что? — Северус поднял на неё удивлённый взгляд, несколько раз моргнув. Никогда на его памяти она не была столь… искушённой. — Да, возможно. Каберне Бургёй.       Возникший после короткого стука в дверь на пороге официант показался ему весьма обходительным и тактичным, даже несмотря на заляпанный маслом передник. Поразительно долго и весьма избирательно он превозносил всю сладковатую прелесть вин долины Луары и Монсоро, заслужив короткую ухмылку в свой адрес — пусть Снейп и не был искушён, но не поверил ни единому его слову.       — А Вы, сэр?       — Бокала содовой будет достаточно, благодарю. Без лимона.       — Так ты… больше не пьёшь, Северус? — Лили заинтересованно подалась вперёд, на мгновение прикусив нижнюю губу. Так, словно часть её плана оказалась нарушена.       — Время от времени. Сегодня в моей крови побывало достаточно алкоголя, а накачиваться до полного забытья и оцепенения… Я стараюсь более этого не делать. — Ему требовалось сохранять ясность и крепость ума, если он не желал вновь попасться в умело расставленные сети.       — Могу понять тебя — с таким примером перед глазами… Я бы не желала, чтобы ты повторил судьбу Тобиаса. Он ещё жив?       Его челюсти напряглись так, что проступили желваки. Пальцы крепко сжали подрагивающее колено, но ответил он, вопреки собственным ожиданиям, мягко, пусть и несколько глухо:       — Я не интересовался. Мы виделись… довольно давно. Раз из святого Брука не поступало никакой информации, значит, жив.       — Это ведь единственный по-настоящему близкий человек, который у тебя остался. — Лили сокрушённо покачала головой. — И ты поступаешь неправильно. Посуди сам: Майкл женился и практически полностью исключил тебя если не из партийной, то из личной жизни точно. Я… Тебе самому всё прекрасно известно. Не умаляя тяжести того, что тебе пришлось перенести, во многом ты был…       — Я был его шафером, — невозмутимо ответил Северус, всеми силами, однако, пытаясь свести разговор о Тобиасе Снейпе на «нет», — на свадьбе Майкла.       — Будь ты ему по-настоящему близок, он бы не пытался сегодня сделать так, чтобы мы не увиделись. Ему известно о нас, как я уверена, всё, и он должен был понимать, что наша встреча…       — …несвоевременна и нежеланна, будем честны. Но, — он неопределённо махнул ладонью, — тем не менее, мы оба здесь. О чём ты хотела поговорить, Лили?       — Если бы она была нежеланна, мой милый, ты бы отказал мне ещё в самом начале.       Крыть было нечем. Тяжело вздохнув, Северус привычным жестом потянулся за портсигаром, с ужасом осознавая, что ком в горле лишь увеличивался в размерах после каждой затяжки. Пожалуй, и хранить ясность и крепость собственного рассудка уже не имело большого смысла, ведь он попался в умело расставленные сети.       — Дублин — тяжёлый город, — пространно продолжила она, наблюдая за тем, как медленно исчезают под потолком густые кольца табачного дыма, — шумный, грязный. Он всегда был таким в моей памяти, но окончательно осознать всё его… бессилие и отчуждённость я смогла лишь в тот момент, когда прибыла с Джошуа в Буэнос-Айрес. То место походило на рай, из которого возвращаться мне не хотелось… Но Грейстонс стал раем не меньшим. Возможно, из-за своей тишины и постоянного шума волн.       — Ты смогла увидеться с мальчиком? Андреас, твой…       — Нет. Ещё не время.       — Насколько я могу судить, с деньгами у тебя проблем более… нет. — Он едва удержался от того, чтобы хрипло и натужно рассмеяться, не скрывая подкатившего к горлу отвращения. Парадоксально, но женщина, покинувшая его во многом из-за невозможности обеспечить в достаточной степени их общее, совместное будущее, получив желаемое, искала встречи вновь. Так, словно была навечно, намертво прикована к нему неразрывной цепью, сдавливающей грудную клетку.       Хотя, быть может, это и походило на действительность: клеймо, оставленное девчонкой, как он надеялся, уйдёт за несколько недель. Шрамы, пусть и косвенно, но оставленные её рукой, он носил целую вечность… Да, те двадцать с лишним лет казались отныне вечностью.       — Мне удалось привлечь внимание одного из лондонских служащих, не буду скрывать. В последнее время в Грейстонсе их появилось… больше, чем я бы могла подумать. Он же помог мне вновь обустроиться здесь, хотя, повторюсь, я отвыкла от него, от постоянной грязи и копоти.       — И что же этот лондонский служащий? Как он отнесётся к тому, что ты проводишь время в компании человека, чья главная цель — разрушить его славную метрополию до последнего кирпича?       — Ты, как всегда, слишком многое на себя берёшь, Сев. — Лили мягко рассмеялась, на несколько мгновений накрыв его сжатую в кулак ладонь пальцами. Он не сумел вовремя одёрнуть руку и, почувствовав обжигающее, некогда желанное тепло чужого тела, повёл плечами. — Ты добиваешься совсем не этого, и точно не подобными жестокими методами. По крайней мере, то, как во время публичных выступлений сегодня ты всеми силами старался не показать сковавшего тебя испуга, говорит мне обратное. Да и какое ему, в сущности, дело до того, с кем я обедаю?       — Свободная женщина. — Он криво ухмыльнулся, не скрывая отвращения. — Я помню. Что же, пусть то будет на твоей совести… Как долго придётся ждать твоего визита в головное охранительное управление с донесением на всех мало-мальски важных людей, что присутствовали на собрании?       Резким, несколько грубоватым движением Снейп затушил начавший жечь огрубевшие подушечки пальцев окурок в пепельнице, не сводя с неё взгляда. Да, несомненно, она читала его, словно раскрытую книгу, зная всю подноготную, но и он пережил с ней не меньшее. Каждое мельчайшее сокращение мышц, каждый мягкий, направленный в его сторону жест, то, как она улыбается одними уголками губ, то, как она улыбается только ему, понимая, что в определённый момент станет абсолютно безоружна.       Обнажена.       Они оба знали, чем заканчивалось подобное.       — У меня есть партийный билет, подписанный лично Артуром. Глупо было бы надеяться на то, что перед этим бравые ребята Мика Коллинза не проверят меня, словно под микроскопом. Если ты боишься, что в один прекрасный день твою внезапно возникшую идиллию нарушит звон выбитого стекла и подъем затвора, то ты очень сильно ошибаешься — я никогда не сдам тебя, Северус. Ни тебя, ни Мика, ни кого бы то ни было… Просто…       — Почему? Ведь деньги, судя по всему, не пахнут.       — Просто потому, что предавать мальчишку, который добивался моего внимания столько лет, а затем и юношу, в которого я была безоглядно влюблена — неправильно. Признаю, многие вещи, которые ты делаешь для пресловутого общего блага, кажутся мне поистине жестокими…       — Я никого и никогда не убивал. — Откинувшись на спинку дивана, он прервался, терпеливо дожидаясь, пока мальчишка-подавальщик не скроется с глаз. Как только он сделал несколько глотков содовой, чуть не поперхнувшись от крохотных пузырьков, щекотавших заднюю стенку горла, то ощутил, что ком стал медленно, но рассасываться.       — Тебе прекрасно известно, что там, за океаном, «Автомобильная бомба» появилась не просто так. Слухи ходят разные, но даже я не уверена в том, что «Шинн Фейн» столь чисты, какими хотят казаться.       — Я никого и никогда не убивал, Лили. — произнёс Снейп глуше, вновь сдавливая пальцами беспокойно подпрыгивающее колено. — А «Шинн Фейн» в действительности — и я хочу надеяться, что так будет продолжаться — чисты. То, что братство — летучие отряды Майкла, громящие в угоду собственному эго правительственные объекты — связывали с партией, было ошибкой. До того, что происходило в мае шестнадцатого, я и представить себе не мог, что когда-либо окажусь… заложником системы, пожалуй. И уж точно никогда не мечтал о том грузе, который во многом против моей воли был водружен на мои плечи.       — Чувствовать себя героем, очевидно, невероятно приятно… Ведущий за собой народ, но так и не сумевший разрешить ошибки собственного прошлого. — Заметив его нервозность, Лили подалась чуть вперёд, делая небольшой глоток вина. — Не так ли, Сев?       — Это приятнее, чем чувствовать себя отверженным ради эфемерного желания повидать свет. — Северус, стремясь ответить на тонкий выпад, также наклонился. Их губы разделяло меньше фута, и он вновь сделал глубокий вдох — аромат тростникового сахара наполнил лёгкие. — Не так ли, Лили? Но, боюсь, — он ухмыльнулся кончиком губ, — что если всё это представление было организовано для того, чтобы разворошить прошлое, я вынужден буду уйти.       Очередная часть бесконечного поединка, судя по блеску обиды, отразившемуся в глубине зелёных глаз, была за ним. Неопределённо поведя плечами, женщина вздохнула и закинула ногу на ногу. Кромка пояса чулок лишь на несколько мгновений привлекла его внимание.       — Ну так… Как устроился господин президент после своего заключения?       — Неплохо, благодарю. Не могу сказать, что располагаю количеством финансов, что могли бы помочь мне обустроиться в собственной квартире — именно что собственной, а не той, за которую я вносил арендную плату — но всё остальное…       — Судя по твоему костюму, ты ведёшь относительно безбедное существование. Вновь стал преподавать в Тринити?       — Кому, как не тебе, известно, что там стоит работать только за идею… и возможность неограниченной публикации научных трудов, разумеется. Нет, я не вернулся в Тринити, но, как смею надеяться, теперь это уже не кажется несбыточной мечтой. Во многом преподавание привлекает меня больше всей политической беготни. А костюм… Он единственный, и был куплен только лишь по желанию Майкла.       — Помнится, ты говорил, что читать лекции в последние пару лет перед тем, как… как ты вынужден был уехать, стало делом скучным.       — Меня заставили уехать. Силком посадили в машину, несколько дней избивали до полусмерти и закинули в трюм грёбаного теплохода, Лили. То, что ты не видела это собственными глазами, потому что благополучно получала деньги от аргентинцев, не повод приукрашивать.       — Я видела твои шрамы… и постаралась выразиться мягче. Ты стал поразительно раним, Северус. И всё же?       — Призвание до сих пор кажется мне в некотором роде скучным… — Он сделал ещё один глоток и растёр уголки глаз. Внезапная сонливость, накатившая после суматошного дня, заставляла его запинаться. — Но стоит признать, это единственное, что я умею делать достойно независимо от обстоятельств. На каждый поток, состоящий из дураков, нет-нет, но приходится пара светлых голов.       — Но стоит иногда — особенно в той ситуации, которая тебя окружает теперь — давать себе возможность расслабиться.       — Возможно… Я не уверен.       Первое невесомое прикосновение он проигнорировал, сочтя его случайностью. Перед глазами заплясали мелкие звёздочки, и, когда её щиколотка вновь прижалась к его икре, давя, словно раскалённое клеймо, сквозь шерсть, он бросил на женщину краткий взгляд исподлобья.       — Мне кажется, что ты абсолютно точно уверен, Северус, иначе сейчас мы бы не оказались с тобой один на один. Признай, что все наши встречи заканчивались одинаково.       Он почувствовал, как хрупкая ладонь, которую он бесчисленное количество раз сжимал в своей — во время ли близости или прогулок по побережью залива — скользнула от его колена чуть выше, словно прощупывая каждую связку, каждую клеточку. Как очаг, давящий сквозь шерсть, разгорелся ещё сильнее, и что её пальчики ловкими, умелыми движениями пробираются всё выше и выше по бедру.       Тяжело сглотнув, он всего на несколько секунд — сейчас он точно был в этом уверен — позволил отпустить ситуацию, дать почувствовать ей ту сокровенную власть, погребённую в волнах Атлантического океана, чтобы крепко сжать её запястье. Сжать с такой силой, что на бледной коже появились алые пятна.       — Нет, Лили.       Она рассмеялась. Глубоким, живым смехом настоящей женщины, в чьи силки он раз за разом попадался, словно глупая дичь, слепо идущая на приманку.       — И почему же нет? Что-то впервые изменилось за те тридцать лет, что ты вздыхал по мне?       — У меня есть женщина.       — Девчонка, ты хотел сказать? — Она порочно улыбнулась, сумев, наконец, освободиться из хватки. — Не знаю, что случилось с тобой там, за океаном, но ты явно подрастерял во вкусе… Ничего примечательного я в ней не нашла. Или тебя подкупило то, что хоть кто-то сумел обратить на тебя своё внимание?       — Лили…       — Готова поспорить, в её глазах ты выглядишь героем. Каково будет девочке, когда она узнает, с кем связалась? Ты уже показывал ей те идиотские отметины, что нанёс сам себе бритвой? Или, быть может, молчишь, пытаясь строить из себя того, кем в сущности никогда не являлся?       — Замолчи. — Ему не пришлось даже повышать голос — холодные интонации пробрали её внутренности, спустившись вниз по позвоночнику, и пригвоздили к месту, вынуждая беспомощно хлопать глазами. Не глядя на неё, Снейп потянулся за папиросой и, едва сделав несколько глубоких затяжек, произнёс бессильным шёпотом: — Прекрати ломать мою жизнь, Лили.       — Ты сам…       — Не спорю. — Он пожал плечами, сбивая пепел. — Но и ты сделала достаточно. Я не думаю, что наши дальнейшие встречи… будут иметь хоть какой-то смысл. — Достав из внутреннего кармана пиджака купюру в пятьдесят фунтов, Северус кратко кивнул и медленно поднялся из-за стола. — Передавай мой сердечный привет Джошуа, если увидишь его.       Он чувствовал на себе тяжёлый обжигающий взгляд, чувствовал, как она рассматривает его, будто под микроскопом, будто видит впервые, осознавая, что нити, которые столько лет были в её руках, с помощью которых она могла помыкать маленьким мальчишкой в порванной курточке, испаряются, словно папиросный дым. Её последняя фраза, сказанная вполголоса, была отрезана щелчком дверного замка, но отпечаталась в его памяти со всей полнотой и обидой, вынудив ухмыльнуться:       — Ты вернёшься. Всегда возвращаешься.       Несмотря на то, что путь до Бомонта был неблизкий, он решил не обременять себя поездкой в душном кэбе, слушая рассказы на кривом, пытающимся пародировать его собственный акцент, кокни, и побрёл по петляющим переулкам пешком. Спрятав ладони в карманы брюк, Северус изредка затягивался, выпуская неплотные клубки полупрозрачного дыма над своей головой, и пинал мыском ботинка мелкий гравий, раскиданный по сторонам от проезжавших экипажей и редких автомобилей. В голове прояснилось, а с души, казалось, была снята часть того огромного груза… и даже сонливость медленно сошла на нет.       Лили, несомненно, была права — он возвращался. Но кто — он? Мальчик в порванной курточке, чьё видение вставало перед глазами, стоило ему глубоко задуматься, тот, кто воровал отцовские деньги ради того, чтобы купить в «Аравии» парочку безделушек? Да, он возвращался, потому что был безоглядно влюблен, потому что молился в своей жизни лишь на один образ. Мама уехала, а она была рядом, согревая его замёрзшие ладони и целуясь с ним на Утюге. Юнец со сбитыми в кровь костяшками, который доказывал своё право на любовь, который следовал за ней неотступно, считая себя рыцарем, подобным герою Мэлори? Да, он возвращался, потому что Смит, скулящий в луже своей собственной крови, испугался и отступил, потому что ему доподлинно был известен солоновато-сладкий вкус её кожи, потому что она сказала, что любит. Мужчина, с головой затерявшийся в пьяном бреду, выхаркивающий собственные лёгкие на набережных Лонг-Бич, тот, кто видел, как кровавые ошмётки разлетаются по внутреннему двору Дублинского замка? Да, он возвращался, потому что сердце его стремилось найти хотя бы след былого покоя, бесконечного близкого и столь же далёкого. Мужчина, познавший нужду — не свою, но нужду в себе, вступивший в опасную и трепетную игру, предавший собственные установки и получивший взамен большее, тот, кто отныне должен будет вести за собой не только буйные сорви-головы, но и весь народ, который считал, несмотря на заверения некоторых, истинно своим? Нет. Несмотря на то, что девчонка порядочно действовала ему на нервы, он скорее бы остался стоять посередине пути, чем хоть на шаг приблизиться к той, которую когда-то любил.       Шлюх, как он понял многим позже, любить невозможно. Возможно только трахать, делая вид, что это хоть как-то, но излечивает душу.       Проведя кончиками пальцев по губам, он ухмыльнулся собственным мыслям — ему страсть как захотелось поцеловать несносную Грейнджер, впечатывая её в своё тело. Доказать не окружающим, но самому себе.       Это была не любовь — кому, как ни ему, было знать разницу — но необходимость для того, чтобы выдержать надвигавшуюся бурю. Отчего-то ему казалось, что сделать это он способен будет только с ней.       Когда Северус достиг места, которое отныне по её же скромному повелению мог именовать домом, над Бомонтом сгустились сумерки. Последние из недовольных сегодняшним закрытием паба завсегдатаев разошлись, оставшись ни с чем, и направились искать лавчонку, которую не коснулось ограничение на продажу крепкого спиртного. Было так тихо, что мурлыканье рыжего комка шерсти, призывно ласкавшегося к его ногам, заставило его дёрнуться.       — Не знаешь, что случилось? — Он присел на корточки, позволяя Круксу бодать лбом свою ладонь, но не сводил взгляда от зашторенных окон первого этажа, через которые всё равно пробивался слабый свет. Он думал, что девчонка будет ожидать его в своей квартире, но калитка, ведущая к пожарной лестнице и заднему двору, оказалась заперта. Собеседник не отличился особой разговорчивостью, уже через несколько минут сочтя его присутствие избыточным, и скрылся среди деревянных ящиков.       Докурив у порога, Снейп несколько раз дёрнул ручку входной двери и, когда она, наконец, поддалась, вошёл в пустующий паб, расстёгивая пуговицы пальто.       — Сумасшедший день, признаться. Я не ожидал, что всё будет настолько… — он осёкся на полуслове, замерев близ плюшевой вешалки, и несколько раз моргнул. Представшая его взору картина сперва показалась помутнением собственного рассудка.       Забравшись на барную стойку, девчонка, судя по распахнутой на груди блузе и сбившемуся пучку, приканчивала не первую порцию неразбавленного джина. На четверть опустевшая бутылка «Плимута», одиноко стоящая на самом краю без крышки, отбрасывала блики в свете единственной зажжённой лампочки. Прижав ладонь тыльной стороной к своим губам, Гермиона крепко зажмурилась и, шумно выдохнув, повела головой:       — Явился?       — Что случилось? — Голос его стал жёстче, за несколько шагов он преодолел отделявшее их расстояние и выхватил бутылку из её рук, вызывая недовольный возглас.       — Не тронь. Верни, Снейп, иначе…       — Ты думаешь, что угрожать мне в таком состоянии — хорошая идея? — Несмотря на то, что ему пришлось чуть запрокинуть голову, чтобы смотреть опьяневшей Грейнджер в глаза, он даже в таком положении представлял грозную силу. Очевидно, для всех, кроме неё самой, рассмеявшейся ему в лицо.       — Какое тебе теперь до меня дело? Я советую тебе как можно скорее отдать мне бутылку и возвращаться туда, откуда ты пришёл.       — Что случилось, девочка? — произнёс Северус чуть мягче, стремясь взять её за руку, но она отстранилась от него, словно боялась обжечься.       — Нет, нет… Не прикасайся ко мне, даже не вздумай… Просто уйди, Северус, я очень прошу тебя.       — Если чёртов Поттер…       — Поттер? Ты действительно настолько глуп, или просто притворяешься? Поразительно, как при таком раскладе даже спустя столько лет она нашла в тебе что-то… Что-то…       Он не услышал её просьбы и, несмотря на всё сопротивление, что могла оказать полупьяная девчонка, схватил её за бёдра, притянув вплотную к себе и прижав руки к телу, вновь вернул голосу металлические нотки:       — Прежде чем ты скажешь то, о чём очень пожалеешь сразу, как только выветрится последняя капля алкоголя, я советую тебе объясниться по-хорошему.       — А то что? — Она попыталась дёрнуться, но хватка усилилась. — Выпорешь меня? Или… что ты привык делать с теми, с кем спишь?       — Я предупреждаю в последний раз, Гермиона.       — Какое тебе до меня дело? Что, Лили Эванс недостаточно хорошо сумела удовлетворить твои… потребности, которые ты так тщательно скрывал от меня, что ты решил закончить вечер в моём пабе? Какой же ты… Ты думаешь, что я не узнала её? Не увидела, как побледнел Майкл, как ты отвёл её в сторону, как поцеловал так же, как целовал меня за несколько минут до этого? Ты мне омерзителен, Снейп… Отпусти!       Он отступил, почувствовав оцепенение, медленно расползающееся по всему телу. Крепко сжав челюсти, Северус сумел только выдохнуть, понимая, что весь грёбаный план, заранее обречённый на провал, разрушился. Они увидели друг друга, и та, что была ему ближе, сделала выводы совсем не те, на которые он надеялся.       — Нравится разнообразие, так ведь? Ночь с умудрённой опытом шлюхой, ночь со мной — ощутимая ведь разница.       — Не смей…       — И ты думаешь, что я настолько глупа, что не сумела сложить два и два сразу, как вы сели в одну машину? О, должно быть, ты думал, что я ничего не увижу и не узнаю, что сумеешь мотаться к ней, как надоест… Она ведь перебралась в Дублин? Думаю, дорога теперь не займёт много времени, Северус.       Она говорила что-то ещё, какую-то бестолковую плеяду пустых слов, больно покалывающих затылок; она активно жестикулировала, чуть не опрокинув на себя содержимое бутылки и, словно насмехаясь над ним, сделала несколько глотков прямо из горла, зайдясь с непривычки кашлем. С каждым словом, с каждой секундой Снейп только крепче сжимал челюсти, ощущая, как внутри медленно скапливается тёмная и тягучая субстанция, от которой подрагивали ладони, а взгляд застилало алой мутной дымкой.       Он был в дюйме от того, чтобы стащить её со стойки и, небрежно подтолкнув к треклятому бильярдному столу, разорвать блузку и взять силой, заставляя замолчать… Но терпеливо дождался конца обличительной речи, не сводя с девчонки тяжелого взгляда.       — Ещё в начале наших… отношений… — он прервался, позволяя ей отпустить истеричный смешок, — я сказал тебе, девочка, что никогда не позволю опуститься до измены. Что подобного я не прощу ни тебе, ни себе.       — Тебе не надоело лгать, Северус? Хоть раз за всё… всё время ты сказал мне правду?       — Я не нарушаю тех слов, что даю, Гермиона. Я пообещал оберегать тебя и всеми силами стараюсь следовать своему обещанию…       — Благодарю покорно.       — …но ты, несмотря на то, что обещала оставаться рядом, предпочитаешь не верить моим словам. Ответь мне — возможны ли отношения между двумя взрослыми людьми, если в них нет доверия?       — Отношения? Ты серьёзно, Северус? Всё это в действительности походит на попытки склеить разбитые осколки… Ты сам говорил мне, что это не взаимно. И я даже знаю, чёрт возьми, почему.       — Просвети меня.       — Майкл был чертовски прав — ты до сих пор влюблён в шлюху. Только и всего.       Снейп, не в силах продолжать бессмысленную баталию, опустил голову и несколько минут простоял в молчании. Повисшую между ними напряжённую тишину лишь изредка прерывал очередной тяжёлый вздох девчонки, сопровождавший каждый глоток, да жужжание лампочки над их головами.       — Полагаю, — тихо произнёс мужчина, спрятав руки в карманах, — в таком случае нам стоит покончить с этим как можно скорее.       — Да, — Весь её бравый запал, казалось, испарился, стоило ему подвести ссору к очевидному для обоих итогу. — Да, я думаю, это будет единственным правильным решением. Забери, пожалуйста, свои вещи.       Скромные пожитки, уместившиеся в неизменном потрёпанном саквояже с меткой порта Нью-Джерси, изуродовавшей некогда светло-коричневую кожу, были собраны за четверть часа. Он более не чувствовал ни тёмной тягучей субстанции, ни ярости, ни обиды… Ничего. Пустышка, сошедшая с этим же саквояжем с палубы теплохода три года назад, пустышкой же и осталась. Он старался не смотреть в её сторону, понимая, что, увидев её слёзы, не совладает с собой и так и продолжит ломать бедной девочке жизнь.       Всё, что не делается — к лучшему. Он способен был самостоятельно пережить надвигавшуюся бурю. Отчаянно боровшийся за одиночество, он, наконец, добился своего… Ведь так?       Аккуратно закрыв за собой дверь «Крайдемн», в который теперь не вернётся, Северус обессиленно прижался спиной к холодной кирпичной кладке. Эфемерный шанс на счастье испарился, и он почувствовал, как по лицу стекают холодные дождевые капли.