на влюблённом легавом погоны горят

когда лукич с кузьмой вошли на кухню по радушному приглашению лейтенанта, они смогли наблюдать егора, сидящего на подоконнике и неспешно потягивающего оставшуюся бутылку "жигулёвского". завидев милиционера, он кивнул головой в знак приветствия: — здравия желаю! проходим, усаживаемся, — он сверкнул желтоватым клычком и допил остаток пива. — олег вон как старался, праздник прямо закатил. — ой, да ладно тебе, праздник... если принимать кого-то, то делать это хорошо, а не с кастрюлей окрошки, — олег поставил на стол обжаренного в яйце окуня и оперативно разложил вилки. — садитесь, сейчас и покушаем вкусно, и поболтаем! — да уж, есть про что... — егор погладил чуть ли не насильно бритый подбородок и проницательно посмотрел на кузю. — нам альбом записывать надо, кузьма, ты когда там работать кончаешь? — да в семь заканчиваю... — правда? — дима поднял брови в красочном удивлении, — я тоже! я всегда пораньше ухожу, чтобы потом ещё улицы обследовать, мало ли, кошечки на деревьях застряли... — вот: бери пример, михалыч! — кузя по-ораторски вознёс в воздух вилку, важно выпячивая губу. — человек, знач-т, работает, а наше бдительное кгб уже второй день на работу не ходит, всё с милёнком ошивается... — ещё одно слово, и я тебя стукну, — буркнул на него с подоконника егор и метнул в кузину сторону злостный взгляд. — ну всё, успокойтесь вы, уже поесть нормально нельзя... да и гость дорогой у нас, а вы сырбор развели! кузьма нахмурился и принялся уплетать свою порцию картофельного пюре с зеленью, пока егор демонстративно отвернулся к окну, будто его там что-то интересовало. — костя, может, я тебя подвезу завтра? ночи сейчас холодные идут и страшноватые, а так... довезу с комфортом! — дима тронул рябинова за плечо и призвал этим мурашки по его спине. — да чё уж там, не дойду, что ли?.. будешь на меня ещё бензин тратить... — давай! всё равно я под вечер не занят, — лукич слегонца надкусил горбушку, наслаждаясь вкусом ржаного хлеба, — да и вдвоём веселее... кузя судорожно сглотнул, ибо не до конца верил, что завтра поедет домой в компании самого димы, если, конечно же, не протупит. пользуясь случаем, он робко кивнул и спровоцировал этим димину радостную улыбку. спустя несколько секунд молчания с подоконника послышался голос: — я, конечно, всё понимаю... но альбом-то записывать когда? *** очередной рабочий день прошёл скучно и слишком затянуто, как ментоловая жвачка, и именно по этой причине кузя с огромным рвением выбежал с помещения, по пути нацепив на себя ветровку, что уже откровенно просила каши. на улице бушевал дождь и уже успел намочить кузину шевелюру, а он и был рад — кузьма по-детски вынул язык и принялся ловить капли дождевой воды. он занимался бы этим ещё долго, если бы не испугался знакомого и окликнувшего его голоса: — костя, ты чего делаешь? промокнешь же! — на него легко, как пёрышко, нёсся дима. его китель под влиянием ветра выглядел, как парус, а сам лукич был похож на один из тех кораблей, что стояли у него в коллекции. он придерживал одной рукой норовившую сорваться фуражку, а второй уже хватал кузю за плечо. — пойдём скорее в машину! до кузи дошло произошедшее только тогда, когда он уже находился возле бело-синих жигулей, и в его лицо резко хлынула краска. — ну, ты чего стоишь? — лукич, открыв водительскую дверь, похлопал по крыше машины, — запрыгивай давай, на переднее! — да не, я сзади... — кузьма опустил взгляд в пол, прикрывая зеницы короткими, но густыми ресницами. — может, ты всё-таки на переднее? — не-не, я тут... — если бы кузьма сел рядом с димой, он бы точно не выдержал адской смеси волнения страха сделать что-то не так и огроменного потока дофамина в голове – только поэтому он, стараясь сделать на лице подобие улыбки, нервно хохотнул и уселся сзади, слишком осторожно для "жигулей" закрыв дверь. он огляделся и принюхался, как хищный зверь. в машине пахло бесконечным умиротворением и чем-то слащавым, что, судя по всему, исходило из лежащих на торпеде тонких палочек с синюшным дымком. на зеркале висели красивые деревянные чётки и какая-то витиеватая надпись на латинском, написанная собственноручно. если не учитывать сидящего в ней юношу в погонах, было очень трудно сказать, что это машина типичного мента, скорее, вечно сверкающая отцовская железная ласточка, что всегда дружелюбно мигала тебе фарами вслед. — "amor etiam deos tan... tangit"... — еле слышным шёпотом кузя кое-как прочёл цитату над зеркалом, но, конечно же, ничего не понял. у димы был слишком прекрасный слух: — н-да, кость, тебя бы в мединституте по головке точно не погладили бы, — шутливо упрекнул его лукич и завёл машину. послышалось характерное дрынчание мотора. — я это в какой-то книге вычитал, названия уже и не вспомню, но значение!.. — перекрикивая машинный шум, он красноречиво поднял палец вверх, чтобы обозначить всю лирику этой самой цитаты. — "любви подвержены даже боги", о как! кузя неосознанно, комично, как он умеет, поджал губы в знак уважительного удивления, но, не вовремя вспомнив, с кем он находится в одной машине, спохватился и застыл с каменным лицом, внутри сгорая от стыда. дабы как-то скрыть, как ему казалось, страшно неловкую ситуацию, он указал подбородком на покоившиеся перед димой смиренно дымящиеся "штуки": — а это чего у тебя такое, сигареты, может, какие?.. — почему-то эта непринуждённая фраза вызвала у димы бурный, но добрый смех: — ой, костик, ну какие же это сигареты? это – благовония! — благо... чё? — бла-го-во-ни-я, ну, вещь такая, заморская! — мягко сжимая левой рукой руль и плавно ведя машину по усыпанной дождём дороге, он на секунду повернулся к кузе, открывая ему обзор на свой вытянутый нос с крохотной горбинкой, — видишь, там покрытие, как у бенгальских огоньков? — ну, вижу... — это поджигается, затем тушится, а потом дымок идёт и запахи по помещению распространяет, только вот зимой их не зажжёшь: проветривать сложновато, — объяснил юннат и переключил передачу на вторую, — говорят, они от дряни всякой чистят... "такую бы егорычу в комнату", — пронеслось в кузиной голове, — "хотя... ему даже штук сто таких не помогут..." — чего раскис, кость? — бедное кузино сердце пропускало удар каждый раз, когда дима называл его по имени, — рассказать тебе чего-нибудь, может? — ну, давай... — кузя неуверенно заглянул в водительское зеркало и встретился взглядом с улыбчивыми очами вадима, от которых при улыбке расплетались морщинки, как симпатичные паутинки. — а чего рассказывать будешь? — вот ты, кость, рыбачил когда-нибудь? — а? — он встрепенулся, как при выходе из дрёма. — чё-чё? — рыбачил? — а-а... ну, было дело... — во-от... хочешь расскажу, как у меня однажды чуть палец не сломался? случилось это, когда я его случайно в прорезь весла засунул, кхм... — дима неловко глянул на дорогу, но вскоре вернулся в строй. — в общем, плыву я как-то по нашей оми... так прошли ближайшие двадцать минут: за увлекательными и весёлыми рассказами димы и за тихим, но заразительным и свистящим смехом кузьмы. иногда дима даже не успевал договаривать, потому что его нечаянно перебивал смеющийся кузя, тут даже лёгкой усмешки не сдержать; они даже не заметили, как доехали к знакомому полукругу унылых хрущёвок. — ой, а мы уже?.. — кузя расстроенно заглянул в окошко на улицу, где всё ещё барабанил дождь. лукич печально кивнул: — увы, да. слушай... — он замялся, как маленькое дитя, сознающееся матери в какой-то шкоде, — я тут в готовку ударился, уже неделю как, потому что, ну, нет никого, а работать с пустым брюхом – дело гиблое, ну и наготовил сегодня с утра пораньше пирожков... — он нерешительно взглянул на кузю, и на его лице прошмыгнула несдержанная улыбка. — хочешь попробовать? кузьме на миг показалось, что он глубоко задумался и перенёс мечты в реальность, но нет: перед ним действительно сидел дима, сверкая выбивающимися локонами из-под картуза и предлагая попробовать свою, наверное, вкуснейшую еду — ну просто божье благословление. прежде, чем кузя успел выдавить из себя хоть что-то, лукич виновато почесал шею: — только вот в этот раз они у меня не самыми лучшими вышли, и вкуснее бывали, ты не подумай... — он что-то взял с переднего сидения и, раскрыв пищевую бумагу, достал из неё тарелочку, на которой располагались румяные пирожки и блинчики, маня своим видом к себе. — они остыли, когда горячие, лучше намного, но чем богаты, тем и рады... вот с ливером, а эти с капусткой, угощайся! — дима великодушно протянул кузе блюдце с присущими советской посуде золотыми каёмками с искренней добротой в глазах. второго приглашения кузе не потребовалось и он, поборов своё оцепенение перед ароматным провиантом, миновал налистники и аккуратно взял пирожок с капустой. он подумал, что будь они дома, дима опустил бы собственную светлость и по-милицейски отчитал бы его за немытые руки, как за мелкое хулиганство, но кузя, совершенно на это забив, с наслаждением жевал кусочек воздушного теста. видимо, дима перед выпечкой намазал его яйцом, и поэтому на нём получилась такая привлекательная корочка. — димка, да у тебя талант! — кузя уже не стеснялся и ел так, что за ушами трещало. несколько продолговатых кусочков капусты остались у него на подбородке, но он не растерялся и втянул их, как вермишель, чем почему-то очень рассмешил диму: — ну и арти-ист! — он откашлялся от хрипотцы в горле после задорного смеха, — ещё будешь? — наелся... страх! — кузины глаза на последнем слове театрально расширились, показывая узкую радужку во всей красе и вернулись в нормальное положение. лукич недоверчиво улыбнулся: — одним пындыком?.. — конечно! ты вообще видал, какие они у тебя здоровенные и пышные? — для большей правдоподобности кузя раскрыл ладони и поставил их на уровне плеч, показывая весь размер своего переедания. — и вкусный, зараза... — так, может, ты то, что осталось, себе заберёшь? — лукич захлопал ресницами и улыбнулся, каждым движением всё больше убеждая кузю это сделать. — у меня всё равно никто это не ест, пропадёт только... а тебе они вон как пришлись, ещё и налистнички мои попробуешь, бери! — да ну-у... — нет-нет, всё, бери! — отрезал дима и демонстративно завернул еду в бумагу, осторожно подтыкая острые концы. — может, олега угостишь, он с ливером любит... кузя на секунду задержал взгляд на суетящемся прапорщике и чуть не вздохнул от прекрасности этого молодого человека. и как он умудряется запоминать всё про всех? он и сам-то хуй запомнит, что там его друзьям по душе, а здесь... — ладно, уболтал! — кузя улыбнулся, подрумянивая этим свои округлые, как два спелых яблока, щёки и смущённо принял у лукича бумагу с провиантом. — я тебе должен пончик какой-нить теперь, это уж точно... — кость, ну какие пончики? я же от чистого сердца! бери и не стесняйся, — впрочем, слушать препирания этих двух можно было бы очень долго и потешно, если бы кузя с твёрдым "а я должен!" не вышел из машины вслед за димой. и без того кудрявые волосы начали завиваться под влиянием приятного вечернего дождя, как только кузя встал ногами на влажный тротуар. лукич обогнул машину сзади, попутно оглядев целостность задних фар, и робко подошёл к кузе, переминаясь с ноги на ногу: — ну... до встречи? кузьма не мог смотреть на это ангельское лицо дольше двух секунд, ибо внизу живота предательски взрывались тонны любовных мин. он всё же окинул взглядом его губы и даже забыл поблагодарить лукича за такую приятную компанию и услуги шофёра. — я, э-э... — он не мог сказать большего, и поэтому внезапно для лукича обнял его за спину, втупившись глазами в его машину и тщетно стараясь скрыть бешеный стук сердца. дима тотчас вздрогнул от неожиданности и такого кузиного прилива, но, растерянно проморгавшись, положил изящные ладони ему на нижнюю часть спины. он почему-то лучезарно улыбнулся, чувствуя тепло кузиного тела, или же, скорее, ветровки, и слегка его покачивая, как мать покачивает убаюканного ребёнка. — хороший ты человек, костя, — дима отстранился и положил руки ему на плечи, оглядывая с головы до ног. он в любопытстве накренил голову и заботливо поправил выбившийся завиток рябинову за ухо. — зонтик бы тебе... — да это синоптики эти клятые, понаобещают в газетах, а потом... — начал неловко оправдываться кузя, вызывая у лукича светлые смешки, — ладненько, спасибо тебе, дим... — пирожки не забыл? — не забыл. — чудно, — дима нежно улыбнулся, перед этим одобрительно кивнув. — до завтра, костик. радостный кузя почти вприпрыжку засеменил по дороге, но на полпути остановился, неловко махнул мокрой ладошкой и поскакал дальше, блистая мокрыми кроссовками. — надо же... — улыбнулся своим мыслям дима, погладил свою руку, будто выискивал там остатки кузиного тепла. ещё раз вглядевшись в сумерки межи домами, он сел в машину и вскоре поплыл домой за течением ночи. и мыслей про сегодняшний вечер.