Iron and mold

Случаются в жизни людей непредвиденные моменты. Например, когда чей-то отец выходит в магазин за хлебом и не возвращается. Но у Итана Уинтерса этот принцип сработал в обратную сторону. Однажды у него остался на пару дней перекантоваться один магнитный хер, напиздел про какое-то приобретение недвижимости, да так и остался. С концами. — Карл… — клыки едва-едва задевают кожу, касаются осторожно и Итан почти урчит от удовольствия. Не худшее утро в его жизни. Итан открывает один глаз, хитро щурясь. Хорошее поведение нужно поощрять, так ведь? Он с удовольствием трётся своей щекой о щёку Карла, наконец-то, гладко выбритую (эта борода раздора Итану дорого обошлась) и мягко касается чужих губ своими. Потом зевает и сползает вниз, под внимательным взглядом альфы. Ну и самодовольным, конечно же, как всегда. — А утро-то действительно доброе. Итан перебарывает в себе желание послать его. В конце концов, есть у него задумка. Он лишь фыркает, устраиваясь поудобнее и оглаживает ладонью его живот, чтобы чуть погодя спуститься ниже и обхватить его член у основания. Итан проводит языком по крупной венке, губами прокладывает дорожку от основания до головки и уже её вбирает в рот, тщательно вылизывая. Гейзенберг шумно вздыхает, закидывая руки за голову, и один чёрт знает, как можно выглядеть настолько нагло расслабленным и сексуальным одновременно. Возможно, это ещё одна из его способностей, о которых Итана не предупредили. Он берет чуть глубже, оставляя влажные следы, и с удовлетворением отмечает, что член в его руках твердеет. Облизнувшись, он медленно скользит ладонью по стволу. — Даже не знаю, что мне нравится больше: твоё утреннее приветствие или что ты сам от него течешь, — урчит Карл. В пору бы возразить, но Итан и сам чувствует какой влажный внутри, а самообман вещь отстойная. — Ну так и сделал бы с этим что-нибудь. Гейзенберг хмыкает и подтягивает его выше, укладывается между его ног и прикусывает внутреннюю сторону бедра. Итан шумно вздыхает, запуская пальцы в его волосы. Карл разводит его ягодицы, открывая доступ к влажному сфинктеру и толкается языком внутрь. Итан вздрагивает и не может отвести взгляда. Это приятно и горячо, вид тоже отменный, а вот хлюпающие звуки заставляют его краснеть. Всё ещё. Карл вылизывает его изнутри, медленно, почти лениво, наслаждаясь дрожью его бёдер. Откуда-то из зала слышится грохот и они замирают, глядя друг на друга. — Роза проснулась, — вздыхает Итан. Карл нехотя отстраняется. Они оба стараются как можно быстрее одеться. — Папа? — дверь приоткрывается. — Да, милая? — ласково спрашивает Итан, — Ты не ушиблась? — Нет, — девочка переводит взгляд на Карла и улыбается. Итан щурится, глядя сначала на неё, а потом на альфу. — Уже сговорились, — фыркает он. Карл усмехается. Роза проскальзывает в комнату и лезет на кровать — обниматься. С Карлом. — Мне иногда кажется, что она тебя любит больше, чем меня. — Это потому, что ты — строгая мамочка. А со мной весело. — Нет, это потому что дети любят, когда кто-то безумнее и непредсказуемее их, — буркает Итан и тоже льнёт к Карлу. Карл Гейзенберг, всё же, принёс в его дом не только прекрасный секс, но и чувство безопасности, которого так не хватало Итану. Он тяжело вздыхает и поднимается с кровати. — Пойду сделаю нам завтрак, — Итан зевает, взъерошив волосы и уходит на кухню, провожаемый двумя хитрыми взглядами. — Так мы не скажем папе про мороженое? — Если мы не скажем папе про погнутый фонарный столб, то не скажем и про мороженое, — лукаво подмигивает Карл. Роза хихикает. — Идёт.

***

Итан возвращается домой в хорошем настроении. Карлу удаётся уговорить девочку собраться в садик быстро и без капризов. У него вообще здорово получается возиться с детьми. Карл обычно разводит руками на это. «У меня была блядская армия безмозглых монстров. С ними управиться тяжелее, чем с любым ребёнком». По дороге Итан заходит в аптеку — у него вот-вот наступит течка, нужно закупиться подавителями. Дверь квартиры Итан захлопывает раньше, чем на площадку выскочит вечно недовольная им миссис Айзек. Правда, даже обернуться не успевает, как оказывается в руках Карла. Итан шумно вздыхает, запрокидывая голову, пока альфа вылизывает его шею, притирается своими бёдрами к его. Утреннее возбуждение вспыхивает в Итане как спичка. Они мокро и долго целуются, прижимаясь к многострадальной входной двери. Итан жадно вдыхает его запах — всё равно от него никуда не деться. Голова становится приятно пустой, по венам струится жар. — Смотрю, ты рад меня видеть. — Безмерно, малыш, –усмехается Гейзенберг, кусая его шею. Итан всхлипывает, чуть дрожа. Укусы Карла всегда глубокие и долго заживают, но отчего-то так нравятся Итану. Между бедёр становится мокро. Карл урчит, прекрасно чувствуя это и тащит его в спальню, раздевая на ходу. Итан активно помогает. Он хочет почувствовать Карла внутри — и это желание, эта жажда быть заполненным, мучительная пульсация внутри, напоминают ему о течке. — Карл, — вздыхает он. — Подавители. Альфа щурится, прижимая его к себе. — Ты хочешь этого? Итан теряется, глядя в ответ. Хочет ли он избавиться от этого лихорадочного жара? Нет, Итан хочет, чтобы Карл взял его. Сейчас. Не церемонясь. Итан хочет его узел. Но тогда… Он краснеет под внимательным взглядом Гейзенберга. Неуверенно ведёт плечами. — Не… Не знаю. — Херня, — фыркает Карл. — У тебя всё на лице написано. — Но у меня течка и… — вздыхает Итан. Охает — Карл властно сжимает его подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Проведи её со мной. Итан пронзительно смотрит в ответ, облизывая губы. От этого тона только сильнее возбуждается. От посыла судорожно краснеет. «Хочу тебя, носящего моих детей». — Уверен? — полушёпотом спрашивает Итан, сжимая его руку. — Абсолютно. Итан течёт. Сильнее, чем обычно, обильнее. Течка набирает обороты. Вся комната пахнет им, и Карл тоже перенимает его запах, как сам Итан во время его гона. Карл довольно рычит, заставляя по спине бежать мурашки, подминает его под себя. Целует жадно, сжимая его член у основания. Итан жалобно стонет. Воздух вокруг слишком плотный и горячий, или, во всяком случае, кажется ему таким. Он трётся ягодицами о член Карла и призывно урчит, буквально упрашивая взять его. Карл сжимает его бедро и плавно толкается внутрь, выбивая из него облегчённый вздох. Итан сжимает его плечи, податливо льнёт, целуя кадык. Впивается в те же плечи ногтями, когда Карл толкается вновь — на этот раз быстро. Омега стонет, неизбежно сверхчувствительный внутри, толкается в мозолистую ладонь. Сильно сжимается, получив весьма ощутимый шлепок по заднице. — Давай, детка, — усмехается Карл, останавливаясь внутри него. — Выдои меня. Итан краснеет, но он действительно хочет этого, и потому послушно ритмично сжимает его член внутри себя, то и дело всхлипывая. Этого мало, и в какой-то момент, когда мышцы вновь плотнее обхватывают его член, Карл снова толкается. Итан вскрикивает, сжимая его волосы. — Не расслабляйся, — командует Карл. Итан кусает губы, стараясь не расслаблять мышцы и громко стонет от быстрых сильных толчков. — Видел бы ты своё лицо, — усмехается Гейзенберг, царапнув его бёдро. — Пошёл в жопу, — Итан едва находит дыхание для разговора. — Ну, если ты настаиваешь. Какое-то время проходит для Итана словно в тумане. Его таскает по кровати, по сбившимся простыням, в жарком мареве почти болезненного удовольствия. У него горят ягодицы, потому что у Карла есть пунктик на порку и болит шея, потому что у самого Итана тоже есть пунктик. И не один. В голове чутка проясняется только после крышесносного оргазма, после которого Итан устало валится на подушку. Карл вбивается в него довольно резкими толчками, кажется даже, что его глаза сверкают в полумраке. — Готов? — рычит он. Итан судорожно сглатывает и кивает. Но вряд ли к этому можно быть готовым. Он ахает, чувствуя горячую влагу внутри. Шумно вздыхает и сильнее сжимает плечи Карла. Не помогает, потому что он всё равно вскрикивает от боли, когда Карл впивается в его шею, помечая его. Держит, прижимая всем телом к кровати, не позволяя вырваться. В итоге, Итан с жалобным всхлипом вынужден расслабиться, чтобы болезненная пульсация в шее сменилась лёгким онемением. Только тогда Карл всё же убирает клыки из его шеи, с предовольнейшим урчанием вылизывая его брачную железу. Итан, отвлёкшийся сначала на боль, теперь стонет от набухающего в нём узла. Если много дёргаться это тоже болезненно, но он старается расслабиться, дожидаясь пока его накроет ударная волна эндорфинов. Это происходит довольно быстро, и он откидывается на подушку, прикрыв глаза и довольно урча. Даже если бы у него и были сомнения, хочет ли он этого, теперь бы они пропали, сломленные эволюционным механизмом — всё, чтобы предполагаемый партнёр не избежал сцепки и дальнейшего оплодотворения. Карл прижимает его к себе, не менее довольный. — За Розой сегодня идёшь ты, — вздыхает Итан, уткнувшись носом ему в шею. — Её воспитатель меня терпеть не может, — недовольно бурчит альфа. — Конечно. Ты же учишь её всякой фигне. — Ложь, пиздёж и провокация. — Она врезала мальчику из группы по носу, пообещала вырвать его селезёнку и ему же скормить, — Итан открывает один глаз, чтобы взглянуть на бесстыжее Карлово лицо. — Это называется отстаиванием личных границ. — Вот воспитателю это и объясни. — Не моя вина, что у пацана яиц нет. — Ему четыре, Карл. — Вот именно, — фыркает Гейзенберг. — Я в четыре года уже вовсю пиздился с гусями, а он маленькой девочки испугался. Итан не может сдержать смешок. — Ты неисправим.

***

— Ка-а-арл! Что значит, мы должны оплатить штраф за фонарный столб?!