***
— Очнис-сь, Сол. Возродись! Чужой голос пронесся где-то вдали, едва коснувшись сознания. Ну вот, опять сестры решили вытащить ее на очередную вылазку. Или того хуже, мама вновь пожелала отправить ее за какой-то глупостью. Мысли вились и копошились подобно насекомым, безжалостно рвали зыбкое равновесие на куски. Где-то внутри сна, под теплым одеялом, все казалось таким незначительным, таким ничтожным. Почему ее хотят лишить этой хрупкой радости? Вопреки ожиданиям, никто не стал будить ее вновь, не вторгся в ее мир, где все всегда было хорошо. Аска часто видела пустоту, но даже она была лучше всего, что творилась вокруг. Что, минутку... она же не в гнезде, нельзя терять бдительность! Вскочив, она тут же столкнулась взглядом с немного удивленным Кальцем. Он сразу же изменился в лице и вежливо поприветствовал. Ох, крепко же она спала, это нехорошо. Сейчас ничего плохого не случилось, но впредь нельзя терять голову. — Кальц, ты давно не спишь? — опасливо поинтересовалась Аска, надеясь, что в это время им не угрожала опасность. — Око-оло тре-ех часов, — с акцентом протянул он. Ох, много, если задуматься. — Нужно поторопиться. — Она резко вскочила и начала собирать вещи. — Мне еще нужно время на обратную дорогу, припасов может не хватить... Случайная мысль вновь проскользнула где-то внутри: он позволил ей выспаться и все это время охранял ее сон. Может, стоит воспринимать это как что-то нормальное, но отчего-то было дико и крайне неловко, что она, пусть и неосознанно, но доверила свою жизнь настркамну. И при всем этом сама же прямо сейчас вела его на смерть. — Кальц? — скованно начала Аска, когда все вещи были собраны и готовы к дороге. — Ты... ты боишься смерти? — осекшись, она тут же отвела глаза. — Наверное, глупо спрашивать это у подобного тебе, но... Настркамн понаблюдал за ее молчанием, а затем медленно произнес: — Что есть смерть? — Это... — Аска опешила и растерянно опустила руки. Он не знал значения этого слова, а она не знала, как объяснить. Внезапно его пальцы легли на ее ладони, и она со смешком отметила, что он вновь прижал их к ее груди. Она перехватила его руки и с интересом вгляделась в них: такие огромные, мягкие. Видимо, ему никогда не приходилось работать ими; ее же ладони были грубы и сплошь покрыты шрамами — таков удел охотника. Растерянно отпустив настркамна, Аска вновь посмотрела ему в глаза. Заметив ее взгляд, он чуть изогнул брови и приподнял нижние веки, точно улыбаясь. Отчего-то хотелось верить ему. Дальнейший путь был не столь гладким: тут и там встречались препятствия, которые приходилось обходить по довольно большим дугам. Вновь и вновь они перебирались с этажа на этаж, лишь бы пройти путь быстрее. Забавно, что прямая дорога отняла бы больше сил и времени, чем кривая и извилистая. Аска искренне считала, что прекрасно знает дорогу, но каково же было ее удивление, когда вместо сети зеленых мостов она обнаружила колоссальных размеров пустое пространство. — Постой. — Остановилась она. — Быть того не может, почему здесь... так? Воздух болезненно сухой и какой-то... едкий? Она впервые видела такое. Кальц аккуратно спустился с шаткого возвышения и, немного пройдя вперед, остановился: в пепле на земле отпечатались его следы. Увлеченная своими мыслями, Аска не сразу заметила, как настркамн куда-то указал, но стоило поднять голову, как она сразу все поняла: одна из древних плит светила красным и чем-то капала вниз. Место падения закрывала небольшая возвышенность, но даже так виднелись тусклые отблески. Там что-то горело. — Нужно уходить отсюда! — закричала Аска и подала спутнику руку, желая затащить его назад. Стоило ему подобраться ближе и схватить ее за ладонь, как опора под ними хрустнула и накренилась. — О всемать, — болезненно процедила она, не желая даже оборачиваться. Настркамн покачал головой и разжал пальцы, призывая отпустить его. Словно говорил: двоих эта обугленная конструкция не выдержит. Но... так нельзя. Он же потом не сможет вернуться! Где-то снизу раздался скрип, и только тогда настркамн освободился от ее хватки и скатился обратно на пепел. Аска вскочила и заметалась от края к краю: если все обрушится, то веревки не хватит — слишком высоко, да и зацепиться не за что. — Кальц! — нервно позвала она. — Будь там, я что-нибудь придумаю! Запах скреб горло, вызвая кашель. Она закрыла рукавом нос, но безрезультатно. Эта склизкая и вместе с тем острая субстанция жгла нос и губы, проникала глубоко внутрь. Аска вновь закашлялась и схватила себя за шею: нужно уходить, скорее! Тело перестало слушаться и, словно чужое, рвануло к выходу. Она с трудом осознавала себя, ощущая лишь болезненный ком внутри. Коридоры сменяли друг друга и, наконец, выпустили ее на чистую зеленую местность. Мерзкий вкус полоснул язык, заставив сжаться и выплюнуть на землю похожую на раскаленное стекло жидкость. Упав и обхватив лицо, она тяжело схватила воздух, вместе с тем медленно приходя в себя. Все хорошо, она в безопасности, все хорошо. Она... Реальность больно ударила по чувствам: он остался там. Она бросила его. Бросила и убежала. Нужно вернуться! Вернуться и помочь! Почему тело отказывается, почему руки дрожат от одной только мысли? Схватившись за голову, Аска взвыла: какое-то мгновение, жалкое, ничтожное мгновение, и она оставила его на верную гибель. Всемать не простит ей этого, не простит! Всемать... вдруг она поняла, что Аска не сумеет исполнить ее волю и решила сама взять все в свои руки? Всемать усомнилась в ней? — Нет-нет-нет, всемать, о чем ты таком думаешь? — взмолилась Аска. — Я твоя верная дочь, я исполню твою волю! Не нужно лишать меня священного права! Я... — голос задрожал. — Я смогу, верь в меня! Она хотела кинуться обратно, но вновь замешкалась: тело отчаянно сопротивлялось, оно почти кричало. — Всемать! — Тихий всхлип. — Прошу, дай мне сил... По щекам покатились слезы. — Почему ты не даешь мне уйти? Неужели ты так хочешь его жертву? — Аска вновь схватилась за голову, неспособная справиться с эмоциями. — Почему... — изо рта вырвался сдавленный шепот. — Всемать...***
Словно дикое животное. Сложно назвать это как-то иначе. Потеряла над собой контроль и вдохнула слишком много дыма. Кальц чуть нахмурился сам себе, а затем вновь огляделся: теплый ядовитый воздух стремился вверх, а холодный и безопасный стелился по земле. Стоит передвигаться в приседе, закрыв лицо одеждой, и тогда отравления удастся избежать. Жаль, что он из-за слабого знания ее языка не смог бы ей это объяснить. Остается надеяться, что она будет в порядке. Вдали Кальц заметил переход на другой этаж и двинулся туда. Глаза жгло, и он зажмурился, мысленно представляя дорогу. К сожалению, сейчас он ничего не мог сделать с творящимся здесь кошмаром: как выдастся возможность, нужно привести сюда группу зачистки. Усилием воли вызвав у себя слезы, он ослабил боль в глазах и, пусть смутно, но начал видеть. До спасительного островка еще долго, нужно сохранить свои силы и держать дыхание столько, сколько того потребует ситуация. Земля под ногами дрожала, грозилась отправить его вниз под хрупкие конструкции. Должно быть, у Древних здесь было что-то, напоминающее аэродром или пункт приема гигантских машин, — сейчас сказать сложно. Все, что касалось Древних, было сложным: от их культуры и технологий до причин исчезновения. Постепенно под ногами появилась твердая поверхность, что позволило ускорить ход. Боль в ноге накалялась, отдавалась пульсом. Дыхание спокойное, ритмичное, шаги выверенные. Ресурсов тела хватит на несколько часов непрерывной ходьбы. Если удастся выйти на линии инфосвязи, то добраться до цивилизации станет проще. Вот так, выход уже близко, осталось... Позади раздался крик, заставивший резко развернуться: Сол по каким-то непонятным причинам скатилась по конструкции вниз и прыжками направилась к нему. Что она делает? Кальц изобразил на лице испуг, завертел головой, пытаясь остановить ее. Но ее слабая эмпатия была преградой — она не понимала его. Если перестараться, то можно повредить мышцы лица, а как иначе сообщить об опасности, он не знал. Марионетка держалась недолго: не пройдя... пропрыгав — и половины пути, она упала на покрытую копотью землю. Вновь оценив ресурсы тела, Кальц задержал дыхание и быстрым шагом направился к ней, время от времени останавливаясь и беря воздух с уровня пола. Сол кашляла, подергивалась, болезненно сжималась, но дышала. Он взял ее с большой осторожностью и попытался поднять — больная рука тут же дала о себе знать. Отключив чувство боли, он закинул марионетку себе на плечи и быстро поспешил назад, стараясь держаться настолько низко, насколько это возможно. По рукаву побежала кровь из открывшейся раны, а тело грозилось потерять равновесие. А ведь он даже не уверен, безопасно ли там. Почва теперь казалась еще более рыхлой, чем была до этого, а воздух горячее. Как жаль, что усилием воли он не способен контролировать состав своих внутренних жидкостей. Он даже не мог сказать, что именно их отравляло здесь: хуже всего, если это продукт неполного горения — в этом случае, если он и вынесет ее отсюда, то помочь не сможет. Слишком много неопределенностей. Сол что-то сказала и тут же вовремя поймала сползшую с его лица повязку, придержав ее. Спасительный переход оказался совсем близко, заставив Кальца двигаться быстрее. Оттуда веяло свежим ветерком. Небольшой коридор вел вверх и непозволительно долго ветвился куда-то в стороны. Лишь увидев затопленную, но все же чистую местность, Кальц позволил себе глубоко вздохнуть, но никак не расслабиться: нужно осмотреть Сол. В ее глазах также обнаружились слезы и на мгновение даже промелькнула мысль, что она тоже умеет управлять своим телом. Но скоро пришло осознание, что это просто совпадение. Сол протянула слова благодарности и вновь закашлялась. Отведя ее к воде, он помог ей умыться и закричал: на мгновение он потерял контроль, и сознание накрыла боль. Упав назад, он быстро снял повязки и осмотрел раны — кровь била несильно, но ощутимо. Марионетка сделала виноватое лицо и сжалась еще сильнее. Ее щеки были красными, а слезы продолжали литься: вероятно, она пыталась восстановить теплообмен своего организма и помогала глазам справиться с повреждением. Это правильно. Достав припрятанную бутылку, Кальц облил ногу и вновь затянул ее повязкой. С рукой вышло сложнее, благо Сол помогла зафиксировать ткань. Наступило мгновение тишины: она переводила дыхание, он оценивал ресурсы тела. Что ж, сейчас ему желательно как минимум пару часов провести в покое, прежде чем вновь двигаться в путь. Его напарница выглядела как-то беспокойно и, пожалуй, слишком взволнованно — каждая ее эмоция была будто бы случайной и никак не связанной с предыдущей, отчего понять ее было на порядок сложнее, чем ребенка. Хаотичное создание. — Кальс-с, — протянула она. — Мир-расу-у. Мир-расу-хер’а... — Похоже на просьбу о прощении. О чем она вообще говорит? Да, поступила необдуманно, но это не что-то, требующее устных извинений, тем более двойных. Вины на ее лице вполне достаточно. Кальц вновь поймал себя на неправильной оценке: не стоит относиться к ней как к человеку, она слишком отличается. Пришлось вновь приложить к себе руки, чтобы донести до нее верное знание. Теперь Сол выглядела куда более растерянной, чем была до этого, а слезы из глаз полились с новой силой. Ей это так необходимо? Она не боится обезвоживания? — Сол, — тихо протянул он. — Хиль! Хиль ши-а, — и аккуратно провел тыльной стороной ладони под ее глазами. Влага поможет быстрее потерять лишнее тепло, вот так. Теперь лучше. Внезапно для него, она резко прижалась к его груди, чем ввела в натуральный ступор: он просто не знал, что именно она хотела этим сказать, и как стоит на это реагировать. К счастью, растерянность длилась недолго — он вспомнил, что животные льнут к более крупным сородичам, когда чувствуют себя в опасности или когда больны. Если это так, то пусть прижимается, она пережила немалый стресс. В доказательство своего одобрения Кальц аккуратно погладил ее по волосам.***
Всемать, что же ты делаешь? Аска потерялась в своих догадках и уже не знала, чему верить: настркамн, мало того, что остался жив, так еще и спас ее. Он не замешкался, похоже, даже не думал — просто кинулся ей на помощь, несмотря ни на больные конечности, ни на опасность. А ведь это она должна была вывести его оттуда. Но всематери, похоже, виднее, как и что должно быть. — Кальц, — на эмоциях протянула Аска. — Прости меня. Прости, пожалуйста, — горло заболело с новой силой, и она уже не смогла сказать ни о том, что не хотела его бросать, ни о том, что сожалеет о своей трусости. Она окончательно потерялась и не могла понять, так хочет всемать его смерти, или же нет? Настркамн в ответ тихо протянул. — Сол, спокойно. Все хорошо, — и успокаивающе стер ее слезы. В этом жесте она встретила столько доброты и понимания, что окончательно потерялась где-то внутри. Не могут бесчувственные быть настолько заботливыми, настолько славными... Просто не могут. Аска и сама не заметила, как в порыве чувств обняла его. Он был таким странным на ощупь: широким, жестким, словно кости были одним целым с мышцами, а сердце вовсе ощущалось прямо через кожу, как и дыхание. Но, несмотря на это, обнимать его все же было приятно — он ощущался таким настоящим. Таким живым. О, всемать. Когда она подалась назад и уже хотела извиниться вновь, то встретила в его глазах понимание. Он совсем не злился и даже похлопал себя по плечу, словно разрешая. В ответ она улыбнулась и тут же отвела глаза смущаясь. В груди клокотал жар, и она ничего не могла с этим сделать. Она в целом не знала, что делать. Внутри все давило и извивалось, мысли путались словно чужие. Так непривычно и странно. О, всемать-всемать...***
Где-то на соседнем этаже должно быть священное место. Аска иногда посещала его, когда путь проходил рядом, но то было настолько редко, что она не уверена, тут ли это. Кальц пусть с трудом, но смог добраться до безопасного места — небольшого подвесного кокона в дальнем углу пещеры, где и остался отдыхать. Можно и повременить немного. Знакомые линии на потолке ползли и переплетались, но вели к цели: небольшому и невероятно красивому алтарю с поистине гигантским кристаллом в центре. Источник чистой воды был как никогда кстати, заставив Аску едва ли не с головой в него нырнуть. Благо она быстро поняла, что сейчас не время для этого. Вглядевшись в сияющие грани, она аккуратно заползла в воду, пачкая ее принесенной на коже копотью, и приложила к камню руки. В ответ тот медленно налился светом. — Я взываю к величайшей из матерей, прошу откликнуться живших и ушедших. Да простят меня боги за дерзость мою, да простит меня мать за слабость мою. Прошу, укажите мне путь, раскройте ошибки, возродите надежду. Я верная дочь всематери, я готова услышать вас и следовать слову вашему. Легкая дрожь коснулась пальцев, заползла внутрь. Холод камня обжигал и оттого манил к себе. Чьи-то знания, чьи-то образы возникли за спиной, но нельзя оборачиваться, нельзя смотреть. Нужно слушать, нужно пустить их голос в себя. Гул нарастал, клубился завитками изморози, стучал вместе с ударами сердца. Аска сильнее сжала зубы и крепче ухватилась за холодные грани. Камень бил светом, слепил, переливался оттенками радуги. Но ярче всего был голубой. В глазах отразилось нечто странное и вместе с тем родное: то была огромная, просто непостижимая синяя гладь. Сквозь нее плыли до безумия огромные клочья дыма, что сливались и клубились, образуя целые реки далеко-далеко. Пространство, лишенное потолка и пола, манило ее и вместе с тем грозило разорвать. Где-то там, потерянная в невозможном, Аска поняла одну простую, но вместе с тем страшную мысль. Она в ловушке. Закричав и упав на спину, подняв кучу брызг, она закрыла руками лицо, неспособная забыть увиденного. Оно подобно ножу крепко вцепилось в нее, витало под веками. Вместо спасительного мрака была бесконечная голубизна. — Всемать, за что ты так со мной? — растерянно обронила Аска, не в силах убрать ладони. Возможно ли, что таков ответ? Как же сложно порою уловить раскрытые образы, как сложно понять мысли тех, кто выше жизни. Всемать и ее фамильяры так непостоянны и прекрасны в своей невозможности.***
Кальц опустошенно лежал в своеобразном гамаке, если его вообще можно так назвать, и медленно жевал странные сушеные плоды. Они были одновременно мягкими и жесткими, внутри была сладковатая мякоть желтовато-коричневого цвета. Вкус достаточно приятный, хоть и весьма непривычный — сложно сказать, чем были эти плоды до того, как их высушили. Когда людусы отправляют экспедиции, то на каждого рассчитывается сухой паек: обычно это хлеб из водяной крупы, несколько жевательных листьев, молочный стебель и обязательная бутыль бурой настойки. Последнюю нужно пить горячей, тогда она легко утоляет даже самую сильную жажду. Хоть на вкус вообще не очень. Было бы неплохо сейчас пожевать хотя бы молочного стебля, но приходится мириться с тем, что есть. Съев горсть плодов, Кальц отложил мешочек и постарался устроиться удобнее — вытянуть больную ногу, настолько позволяла конструкция, подложить под голову свернутый в шар нагрудник, укрыться плащом. Единственное, что его сейчас беспокоило: гамак вновь был рассчитан на одну персону. На этот раз лишнего места не было совсем, похоже, придется марионетке спать прямо на нем или ждать очереди на сон. Благо она ввиду своих небольших размеров обладала и соответствующим весом, поэтому беспокоиться не о чем, неудобств это не доставит. Голова гудела, давая понять, что он слишком вольно обошелся с имеющимися ресурсами. Тело было в таком же состоянии. Сон должен восполнить резерв, все придет в норму. Мир медленно погружался в туман, исчезал где-то на периферии. До ушей дошел легкий шелест, чье-то едва уловимое дыхание. Что-то коснулось ног, а затем стало медленно подниматься выше. Открыв глаза, Кальц встретился взглядом с Сол: она выглядела растерянной, но спокойной. Очевидно, она закончила свои дела и также была готова пойти спать. Кивнув, он вновь закрыл глаза и тут же почувствовал, как она легла ему на грудь, а затем медленно скатилась под бок. Вздохнув и освежив голову, он приподнял плащ и аккуратно укрыл ее. — Кальс-с, — прошептала она. — Храно ре'р... Рехосро рум? — похоже на просьбу о чем-то. Рехорсо... что это значит? — Рехорсо хар-рс? — уточнил он значение. В ответ она тихо запела, мягко потягивая ноты. Ага, значит, песня. Да, почему нет? Он выразил свое одобрение, а она, поймав его взгляд, улыбнулась. “Марине’хе хи-и-иль, Марине’хе ш-ш-ш. Гэн-гээме ху-у-ум, Хами'ри рэ-ром.” Ее голос сочился усталостью, но был приятным. Она хорошо пела. “Хран-хо рона-ми, Лисар ун маши-и-и. Хамири рай-хи, Рген гораре рги-и-и.” Последние слова она почти шептала, безвозвратно погружаясь в сон. Видимо, это была колыбельная, и для шипящего языка марионеток она очень красива. Сол уронила голову ему на плечо и крепко прижалась, продолжая что-то лепетать. Что же, похоже, марионетки не такие уж и звери. Их лишь нужно обучить, и тогда они смогут стать полноценными гражданами.***
Пробуждение началось, как ни странно, с боли. Сол неудачно соскользнула и сильно надавила на его больную ногу. Благо она осознала свою вину показала это. Кальц понимающе кивнул и освободил место, позволяя ей подняться к краю гамака и приготовиться к спуску. На мгновение замешкавшись, она что-то прошептала и опасливо сжалась. Из ее быстрой речи он понял лишь то, что она что-то решила и что они пойдут другой дорогой. Каких-то других вариантов у него все равно не было, поэтому он согласился. Взгляд у марионетки стал каким-то слишком грустным, но вместе с тем она улыбалась. Как это трактовать — загадка. Нормально поговорить у них не вышло: Сол постоянно отворачивалась, прятала взгляд. Она всем своим видом показывала, что хотела чем-то поделиться, но отчего-то не могла. Это вызывало лишь растерянность. На этот раз путь был невероятно сложен — все из-за ноги. Кальцу уже начало казаться, что он не сможет перенести это испытание, не вынесет нагрузки, как реальность оказалось совсем иной: марионетка отвела его к одному из военных лагерей. К цивилизации. То было сравнительно небольшое, но все же крепкое оборонительное сооружение. Из внешнего вида и развитости обзорных вышек Кальц сделал вывод, что это почти самая граница известных территорий. Как они смогли пробраться так далеко за столь небольшой отрезок времени? Обернувшись для благодарности, он замер: она вновь плакала, но улыбалась. Широко и искренне улыбалась, как могут улыбаться лишь дети. Кальц не знал, как реагировать: она сбила его с толку уже в который раз, и была совершенно непонятной и порою пугающей. Видимо, такова ее противоречивая природа. Сол вновь заговорила о разных глупостях, спрятала лицо, а затем резко и совершенно внезапно крепко к нему прижалась, оставив следы слез на одежде. — Хиль, Сол, — прошептал он, желая хоть как-то ее успокоить. — Хиль ши-а. — Хиль... — тихо повторила она. — Шаг-га хиль. Эти слова прозвучали громом, складываясь в простое: "Ничего не хорошо". Она обронила эти два слова хриплым, колючим голосом и медленно подняла голову, встретившись с ним глазами. Он не нашел понимания. Мгновение ушло, и марионетка резко отскочила, быстро скрывшись из виду. Все произошло так быстро, что Кальц даже не успел ничего ответить. Она исчезла, оставив от себя лишь воспоминание. Словно ее и никогда не было. Ему же не оставалось ничего другого, кроме как идти к своим. Дежурный сторге без замедлений принял его и ловко зашил каждую из ран, время от времени бросая помощникам только им одним известные врачебные фразы. Людусы быстро определили личность новоприбывшего и сразу направили к командующему. — Ан Церера, это чудо, что вы смогли выжить, — вещал немолодой агапе. Он был таким же, как и многие военные: высоким, широкоплечим, с грубыми чертами лица. Это мешало считыванию его эмоций. — Связь с расщелиной Горада была восстановлена сегодня в семь часов и мы получили несколько тревожных сообщений. — Он нахмурился, давая понять, что информация эта далеко не самая приятная. — Ан Церера, мы не сможем сопроводить вас до столицы, поскольку получили приказ: мы обязаны выследить и провести зачистку гнезд марионеток. — Управление не уточнило причины такого приказа? — Кальц показал свое удивление и был понят. Агапе нахмурился еще сильнее. — Их численность превысила допустимый лимит.