Светя другим, сгораю сам/Aliis inserviendo consumor

Он смотрел на меня поверх очков и улыбался. Руки его лежали на столе свободно, спокойно. Не мяли шарик-антистресс, не барабанили пальцами по столу, не играли с ручкой. Если бы он делал хотя бы что-то из этого, я мог бы выдохнуть, поскольку это значило бы, что он по-прежнему погружен в свои мысли, и до меня ему нет никакого дела. Но он выглядел спокойным и расслабленным, и только новичок мог поверить в то, что он действительно спокоен. В его холодных серых глазах нельзя было заметить и намека на недовольство. Но я слишком хорошо знал его, чтобы повестись на этот спектакль. - Ну что ж, - сказал он, наконец, откидываясь в кресле и закрывая ноутбук. – Впечатляет. Как и то, что на дворе пятнадцатое число, а ты до сих пор не сдал объем за этот месяц. Бесполезно было говорить ему, что времени еще вагон, что объем ждут к тридцатому числу, не раньше. Бесполезно было упираться и говорить, что я писал это во время перерывов. Пятнадцатого марта с ним вообще бесполезно спорить. В этот день он всегда был особенно невыносим. Поэтому я молчал и ждал, что еще он мне скажет. - Ты предлагаешь прикрепить этот документ к отчету? – он тонко улыбнулся. – Чем еще порадуешь? - Да вроде бы нечем, - я вынужден был признать это, поскольку к разговору не готовился, и не знал, что надо сказать, чтобы выйти из кабинета живым. – Выгрузили отчет об ошибках для сервисного центра, работы много. Ссылки закупили… Что там еще… - Что со студией красоты? – спросил он почти сочувственно, словно давая мне возможность уцепиться за соломинку. - Индуса пока не нашел, но кто-то из наших может… - Достаточно. Я замолчал и мысленно проклял тот день, когда согласился на эту должность. В этой жизни мне не повезло. Я не нашел ни одного правителя, которому захотел бы служить, и вынужден был остаться в стране, куда меня занесло дланью неотвратимого рока. Я давно потерял надежду на то, что однажды забуду обо всем случившемся со мной, но этого до сих пор не произошло. Некоторые события стирались из памяти, но я продолжал помнить о том, кто я есть. И с этим вполне можно было бы жить, если бы не некоторые обстоятельства. Я видел лица тех, кого знал когда-то. Их новые лица при этом как бы расплывались, но не исчезали до конца. Словно я глядел сквозь маски. Встречая их в самых неожиданных местах, я радовался как ребенок. Знал, что они не узнают меня. Знал, что между нами нет больше ничего общего. Но радовался, потому что так я не чувствовал себя одиноким. Затерянным не в своем времени среди чужих людей. Однако своих новых лиц я не видел ни разу. Даже на портретах, а затем и на фотографиях я видел лишь свое собственное лицо, и это бесило меня, выводило из себя, и однажды даже довело до самоубийства. Наслушавшись проповедей адептов нового бога, я решил, что уж тут-то мои страдания окончатся, ведь за самоубийство по новым правилам полагались вечные муки в аду, что несравненно лучше того, с чем мне пришлось столкнуться. Вместо этого все началось сначала. И вот теперь я вынужден был снова смотреть в знакомое лицо божественного Юлия, подернутого дымкой нового симпатичного лица. И испытывать жгучий стыд за то, что он заглянул в мой мир. Заглянул и не понял, что это правда. В новой жизни мне довелось обучиться тонким наукам, которых я предпочитал ранее не касаться. Я освоил юриспруденцию, окончил факультет политологии и намеревался попробовать свои силы в преподавательской деятельности. Однако быстро понял, что мои мечты не имеют ничего общего с действительностью. В этой стране ситуация меняется так быстро, что даже я не успеваю ничего понять. В моих услугах не нуждался никто. Однако я неожиданно открыл в себе талант к сочинению текстов различной тематики, и в один прекрасный день прибился к небольшой веб-студии в качестве штатного копирайтера. Писать обо всем на свете было интересно и увлекательно. Ровно до тех пор, пока мой уютный мирок не оказался поглощен более крупной рыбой. Так в мою жизнь снова вошел божественный Юлий. Все, с кем я работал и к кому привык, покинули офис. Кто-то раньше, кто-то позже. Ужиться с Юлием трудно. Он требователен и временами даже жесток. Из прежнего штата я остался один. В качестве признательности за мою верность (которая на самом деле была нежеланием что-то менять), он предложил мне должность менеджера проектов. Конечно, в дополнение к моему основному труду. И вот теперь я понял, что это предложение не было его милостью. Это был его способ избавиться от меня. Очень тонкий и изящный способ. Он ждал, когда я совершу ошибку. Когда перестану справляться. Дождался. - Послушай, Вить, - мое новое имя неприятно резануло слух, как бывало всегда, и я поморщился. – В конце концов, ты мог бы отдать тексты на аутсорсинг. Я остолбенело молчал. Я ждал, что он начнет одну из своих великолепных речей об ответственности и последствиях, а затем плавно перейдет к предложению покинуть студию по собственному желанию. Я не знал, что ему ответить, а он смотрел на меня так, что я почти поверил, будто ему меня жаль. И тогда я решил забыть о том, что пятнадцатое марта – не лучший день для споров с Юлием. - Мог бы. Но ты прекрасно знаешь, что это основной источник моего дохода. - Тогда какого хуя? – Юлий развел руками и изобразил удивление. – Какого хуя, Вить? - Какого хуя ты доебался до меня, не пойму! – мне надоело играть по его правилам, и я ударил ладонью по столу, от чего стакан с ручками и карандашами опрокинулся. – Пятнадцатое, сука, число! Пят-над-ца-то-е! Тебе, блять, на жопе ровно не сидится? Две недели до отчета еще! Хули ты требуешь, блять?! - Не стоит так со мной говорить, - моя вспышка никак на него не подействовала, он только собрал ручки обратно в стакан и поставил его на место. – Я твой начальник, как-никак. - Не я начал этот идиотский разговор! – я не собирался останавливаться. – Тебе с утра надо было доебаться до кого-нибудь, да никто под руку не подворачивался. Нет уж, мне твои заморочки в хуй не уперлись, свое плохое настроение при себе держи, начальник, блять! - С чего ты взял? - С чего я взял что? - Что у меня плохое настроение? Он снова улыбнулся, и я задушил в себе желание разбить ему нос. Его излюбленная тактика не менялась тысячелетиями. Довести меня до бешенства и наблюдать. Я так и не понял, почему ему так нравится это. Сейчас и не хотел понимать. Мне хотелось придушить его. Хотелось приложить его мордой об стол. Хотелось запихать ему его сраные отчеты в задницу. Он знал об этом. Видел все это на моем лице. И, очевидно, ему это нравилось. - Слушай, давай успокоимся, - миролюбиво предложил он. – У меня тоже бывают дни, когда не хочется ничего делать. Давай сходим куда-нибудь. Я открыл рот, чтобы послать его куда подальше, но не смог ничего сказать. Я запретил себе думать о нем более полутора тысяч лет назад. Сначала я пробовал исправить все, сойтись с ним. Но каждый раз все заканчивалось одинаково. В конце концов, я просто принял тот факт, что мы не созданы друг для друга. У меня все еще оставались мои воспоминания, и с этим вполне можно было бы жить. Но стоило мне взглянуть в его глаза, остановить взгляд на его улыбающихся губах, как вся моя решимость куда-то испарилась. За все время моих скитаний это был первый раз, когда он сам пригласил меня. Первый раз, когда он не стал развивать перепалку, которая доставляла ему очевидное удовольствие. Первый раз, когда он протянул мне руку. Сам. Я чувствовал подвох, но не мог понять, в чем он заключается. Поэтому я коротко кивнул и отвернулся, не в силах больше смотреть на его торжествующую рожу. - Сейчас ты идешь и находишь индуса для студии красоты, и я не хочу знать, как ты это сделаешь, - спокойно сказал он. – А вечером я отвезу тебя куда-нибудь, и мы спокойно поговорим. Идет? Я кивнул еще раз и вышел из кабинета. Секретарша проводила меня заинтересованным взглядом. По всему офису растрындит о том, как я орал на шефа, и о том, как он меня не уволил. О чем он хочет поговорить? О работе? Бред какой-то. Или он хочет уведомить меня об увольнении в непринужденной обстановке, надеясь на то, что на людях я не посмею причинить ему вред? Я усмехнулся этой мысли и сел за стол, бессмысленно уставившись в монитор. Что ж, поговорим. Поговорим, о чем захочешь. Только вряд ли тебе понравится этот разговор. *** День тянулся удручающе медленно. Впрочем, так бывало всякий раз, когда вдохновение покидало меня, сменяясь раздражением и угрюмостью. Мой сосед по квартире однажды назвал меня дедлайнером, и это слово пришлось мне по душе. Сперва я, конечно, очень на него обиделся, потому как считал себя чрезвычайно ответственным и надежным. Но затем, проанализировав свой способ работать, пришел к выводу, что он прав. Я предпочитал спокойно смотреть на лавину задач, двигающуюся в моем направлении до тех пор, пока она не завалит меня. Разгребать завалы мне нравилось больше, чем работать потихоньку, не прикладывая особых усилий. Мне всегда нравилось преодолевать что-то. В отсутствие необходимости преодолевать, я создавал эту необходимость искусственно. А затем, продолжив анализировать самого себя, я пришел к выводу, что мне скучно. Я сделал еще один глоток горького как мои надежды на хорошую зарплату кофе и откинулся на спинку кресла, тупо глядя в монитор с пустым вордовским листом. Мне было скучно, и чувство это возникло у меня уже очень давно. Каждая моя жизнь без Юлия оказывалась скучной, и с каждой новой жизнью становилось все скучнее и скучнее. Я научился не искать его, но он иногда находил меня сам. А иногда… Иногда мы не встречались вовсе. Я понимал, чем объясняется эта скука. Мир вокруг меня менялся, а я оставался прежним. Нет, я подстраивался под новые правила, обучался, запоминал новые слова, иногда даже заводил семью. Но в новом мире не было место тому, что я знал и любил, и тому, кого я знал и любил. Я вздохнул и напечатал заголовок «Купить Ладу в Питере у официального дилера с максимальной выгодой». Скулы свело от отвращения к самому себе. Если бы в той моей настоящей жизни кто-то сказал мне, что я стану писать бессмысленные тексты про автомобили сомнительного качества, я плюнул бы ему в лицо. Я тогда и слова-то такого не знал. Я и сейчас предпочел бы его не знать. Свернув вордовский файл, я открыл браузер и щелкнул по вкладке «ВКонтакте». Мне нужна была музыка, чтобы писать. Единственная отрада в бессмысленной череде бессмысленных жизней. Интересно, какая музыка будет играть там, куда мы пойдем вечером? Зная Юлия, я мог бы предположить, что это будет ресторан с живой музыкой, желательно классикой на белом рояле. Но с него сталось бы затащить меня в клуб с грохочущей какофонией звуков, чтобы вдоволь налюбоваться выражением моего лица. Под отечественный автопром лучше всего подходили блевотные звуки отечественного рэпа от самых отбитых представителей данного направления, но речь на любом языке всегда отвлекала меня от работы. Изучив за свои долгие жизни огромное количество живых и мертвых языков, я всегда отвлекался на текст, и в итоге только слушал, даже если смысла в тексте не наблюдалось. Проскроллив свой список аудио почти до конца, я остановился на Шопене, мысленно попросив у него прощения за то, что он оказался связан с исчадием бездны в лице «Лады». В этой жизни я, наконец, выучился играть на фортепиано, и потому работа пошла легко. Мои пальцы порхали по клавиатуре, и я не задумывался над тем, что пишу, полностью отдавшись Шопену и безотчетно подстраиваясь под ритм одного из моих любимых вальсов. Предусмотрительно поставив композицию на повтор, я перестал следить за временем. Я надеялся, что так оно пройдет быстрее. Так и вышло. Когда на мое плечо легла легкая, но твердая ладонь Юлия, я вздрогнул. Потому что сконцентрировался на тексте и увидел, что от рабочего текста осталось только название. Я боялся поворачиваться, потому что боялся увидеть на его лице отвращение. - Любопытно, - только и сказал он. По голосу невозможно было определить, насколько он зол или разочарован. Еще одна фишка Юлия, перекочевавшая в его новую жизнь. Никто и никогда не мог определить по голосу его истинные чувства или настроение. Какое-то время мне казалось, что я научился понимать его. Однако незадолго до смерти в той, настоящей жизни, я понял, что на самом деле он просто позволял мне думать так. Неожиданно меня захлестнула ненависть к нему, какой я не испытывал никогда. Вероятно, впервые за все время моих безрадостных скитаний в постоянно изменяющемся мире я осознал, каким он был на самом деле. Никто не знал его по-настоящему, кроме него самого. Он позволял. Позволял увидеть, что он доволен, даже если это было не так, но ему хотелось, чтобы его собеседник так думал. Позволял поклоняться ему и позволял ненавидеть. Я почти уверен, что даже убить себя он в итоге позволил. Не потому, что устал. А просто потому, что иначе и быть не могло. Я не знал, что в этой ситуации можно сказать или сделать. Мои пальцы сжимались и разжимались, и одного этого должно было быть достаточно, чтобы он понял, насколько он выводит меня из себя. Да он всегда это знал. И потому стоял спокойно за моей спиной, благосклонно позволяя мне перегореть. Возможно, разбить монитор или швырнуть в него клавиатуру. - Не расскажешь мне поподробнее об этом? Его вопрос застал меня врасплох. Никогда раньше Юлий не просил меня рассказать ему о чем-то, что не касалось его лично. Внимательно взглянув на текст еще раз, я убедился, что на сей раз в нем не встречалось воспоминаний о нем. Весьма детальное описание одной из битв, но ни слова о нем или о том, кем я себя помню. Ничего такого, что могло бы его заинтересовать. - Нахуя? Я ничего не мог поделать со своим голосом. Я звучал жалко. Мой голос вибрировал от сдерживаемой злости, но именно поэтому и звучал жалко. - Ну, если ты тратишь на это свой рабочий день, и далеко не один, как мне кажется, я имею право знать, почему ты это делаешь. – Он наклонился ко мне так, что мне не было нужды поворачиваться, чтобы увидеть его серьезное лицо. – Мне нравится твой стиль, но это определенно не то, что я хочу видеть на твоем рабочем компе. Что это вообще такое? Ты пишешь книгу? Неожиданно для самого себя я рассмеялся. Почти облегченно, но смех прозвучал как обычно. Как будто собака откашлялась. - Почти, - ответил я просто, чтобы что-то сказать. – Знаешь, на такие истории есть спрос в определенных кругах. - На какие – такие? - Ну… Я задумался, вспоминая, попалось ли ему под руку что-то из моих особых закромов памяти. Что-то неудобоваримое для него, ставящее под сомнение его божественность и неприкосновенность. Вроде бы, ничего, кроме моего поклонения ему и восхищения им. Впрочем, даже он не заподозрил бы в себе Юлия. Только не в этой жизни. - Не думаю, что ты захочешь знать, о чем я. - Но я же спросил. Этот разговор начинал меня утомлять, поскольку вел в тупик. Я знал: он не отстанет, пока я не дам ему то, что он хочет. Но, в то же время, я не мог, я просто не мог заставить себя это сделать. Если я скажу ему правду, меня упекут в дурку, однажды такое уже случалось. Если я совру, он сочтет меня извращенцем, в лучшем случае. Извращенец или псих? Пожалуй, мне и того, и другого, и можно без хлеба. - Я пишу фанфики, - ляпнул я первое, что пришло в голову. И очень понадеялся, что он не знает, что это такое. - Типа как сильная и независимая женщина с сорока кошками? – Его лицо приблизилось, и я увидел, что он улыбается, и ничуть не обескуражен моим заявлением. – И много у тебя поклонников? - Ну… - Я откинулся на спинку кресла, чтобы увеличить расстояние между нашими лицами, но уперся затылком в его плечо, и понял, что он все спланировал заранее. – Не так, чтобы много. Все-таки тематика слишком узкая. - И где их можно прочесть? - Пока нигде, - честно признался я, - но ближе к осени… Может быть, я дам тебе почитать. - О, я попал в круг избранных! – Совершенно неожиданно он отстранился от меня, хлопнул по плечу и направился к выходу. – Поехали, обсудим насущные проблемы. И все-таки о работе. Я мысленно одернул себя, запретив себе чувствовать разочарование по этому поводу, и поспешил за ним. Впервые за полторы тысячи лет я взглянул на него прежними глазами. Увидел все, что привлекало меня в нем в моей настоящей жизни, которая так и не закончилась, но перестала напоминать жизнь даже отдаленно. Прямая спина, решительная походка, обаятельная улыбка в сочетании с холодными глазами. И, чего греха таить, великолепная задница, туго обтянутая джинсами. Раньше у меня не было возможности любоваться любимой частью его тела как бы между прочим. Хотя бы за это можно ценить новые условия игры. - Забыл сказать, - сообщил он, усаживаясь на заднее сидение в такси и жестом приглашая меня сесть рядом с ним, - мы не одни сегодня. Я не счел нужным ничего ответить, направив все свои силы на то, чтобы устроиться подальше от него и не касаться его колена своим, но он пересел ближе, делая вид, что хочет донести до меня какую-то крайне важную информацию, и наши колени все равно соприкоснулись. Я продиагностировал свою реакцию. Мне это понравилось, но не более того. Хотелось выдохнуть. В той жизни я уже представлял бы, как его тело выглядит без лишних тряпок, но сейчас я ощутил лишь тепло прикосновения, которое не вызвало отвращения. Возможно, я исцелился от своей зависимости от него, возможно, я просто от него отвык. - Владелец изъявил желание переговорить со мной, и я решил пригласить тебя тоже. Ты поймешь, зачем ты мне нужен, когда мы встретимся. Ну, конечно. Я всегда был нужен ему только для того, чтобы набивать рожи тем, кто не соглашался с его исключительностью. Как мерзко, должно быть, Юлию чувствовать себя по-настоящему подчиненным. Практически рабом. - Ты всегда можешь отказаться, - зачем-то сказал он, снова похлопывая меня по плечу и улыбаясь одними губами. – Помни об этом, тебе совершенно не обязательно соглашаться. - На что? – не выдержал я, глядя прямо ему в глаза. - Узнаешь. Его улыбка выглядела паскудно, потому что он наслаждался своим хрупким превосходством. Он знал то, чего не знаю я, и пусть его преимуществу оставалось жить всего несколько минут, он наслаждался каждой из них. Оставшийся путь мы провели в молчании. Он смотрел прямо на дорогу, раскорячившись посередине сидения. Я сконцентрировался на ощущениях в колене, которое соприкасалось с ним. С каждой минутой его тепло становилось все менее отстраненным и все более личным. Насколько я успел понять, люди в новом мире не очень-то любят столь продолжительные контакты. В голову полезли идиотские мысли об экстравертах и о том, какой у Юлия может быть социотип. О том, в чем заключается смысл встречи, думалось параллельно. Владельца компании никто никогда не видел, как и его подписи на документах. В целом, его можно было назвать основателем бизнеса, но в делах компании он практически не участвовал. И вот, спустя столько времени он приглашает моего непосредственного руководителя на разговор. И мой непосредственный руководитель приглашает меня с собой, упоминая о том, что меня ждет какое-то предложение. Очевидно, об увольнении речи не идет. Почему он напомнил мне, что я могу отказаться? От чего можно отказаться, но при этом делать этого явно не стоит? - Приехали. Он слегка пихнул меня коленом, и по позвоночнику прошла дрожь предвкушения. Но, что хуже, я ощутил, как приподнялся мой член. Совершенно не вовремя. Я покосился на Юлия, который ожидал, когда я выметусь из авто, и одновременно не глядя совал деньги водителю. Я закатил глаза, демонстрируя свое отношение к его поведению и вышел из автомобиля. Вопреки моим ожиданиям, это был не клуб и не ресторан. Это оказалась кондитерская с довольно хорошим кофе. Иногда я позволял себе забежать в нее на пути домой и захватить немного вкусностей своему соседу по квартире, он был сладкоежкой, и за сладости мог согласиться на что угодно, включая выполнение моей работы. Но об этом Юлию не обязательно было знать. Я пропустил его вперед, чтобы еще раз полюбоваться на его задницу. Ну, и еще потому, что понятия не имел, как выглядит владелец, и попросту боялся выглядеть по-идиотски, пройдя мимо. Юлий отсалютовал кому-то и двинулся к одному из столиков. Я не видел человека, который сидел за ним, зато видел, что стоит на столе. Чайник чая и три чашки. Он знал, что Юлий возьмет меня с собой. И решил сразу задать тон беседы. Когда Юлий грациозно опустился на свободный стул и повернулся ко мне, чтобы представить владельца, я понял, что не слышу ничего из его слов. За столом, откинувшись на спинку неудобного стула, сидел, премило улыбаясь, Луций Корнелий Сулла. И по его взгляду, такому же холодному, как взгляд Юлия, я кое-что осознал. Он понял, что я узнал его. И улыбнулся еще шире. - Ну что, господа, - сказал он глубоким, хорошо поставленным голосом, - начнем наш междусобойчик?