Светя другим, сгораю сам/Aliis inserviendo consumor

Я не знал, что мне делать, и как себя вести в этой ситуации. За тысячелетнюю историю своих воспоминаний, которые я бережно хранил и периодически перебирал как подборку фото, такое со мной случалось впервые. Я часто видел тех, кого когда-то знал. Но они никогда меня не узнавали. Или, во всяком случае, никогда не понимали, что я узнал их. Не раз я задавался вопросом, являюсь ли я единственным, кто помнит все, что произошло с ним за эти тысячи лет. Но до сих пор мне не встречался человек, который, возможно, задавался тем же вопросом. Нет, я не тешил себя бесполезной надежной: Сулла не должен был знать или помнить меня, во всяком случае, я не мог припомнить, чтобы мы встречались. Тем удивительнее было то, что он смог прочесть в моем взгляде узнавание. Что-то здесь явно было не так. У них с Юлием завязался бессмысленный диалог о работе, в котором было столько же фальши, сколько в новом лице Суллы, которое выглядело удивительно похожим на его настоящее лицо. Приглядевшись, я понял, что он красит волосы: корни оказались пшеничного оттенка, а все остальное – медно-рыжего. Я не считал окрашивание волос мужчиной чем-то странным, но такая приверженность к цвету меня покоробила. Сам я не следил за цветом своих волос или глаз, мне уже давно было все равно, как я выгляжу. Отвлекшись на мгновение, Сулла окинул меня насмешливым взглядом, и я почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Словно бы он знал, о чем я думаю, и показывал свое к этому отношение. «Ну да, оно и видно», - говорил его взгляд. Вопреки обыкновению, я смутился. Почему-то мне неловко было под таким его взглядом. Я как мог неприметно посмотрел на свое отражение в большом зеркале на стене кондитерской. Джинсы, которые разносились так, что сложно сказать, когда они были куплены. Стоптанные кеды с грязными шнурками. Дурацкая футболка с полустертым принтом. Волосы собраны в хвост на макушке, но по ним все равно видно, что их надо бы вымыть и хорошенько причесать. На спинке стула куртка, которую, очевидно, даже бомж не подобрал бы. Даже в зеркале видны были пятна на рукаве и лишайный мех на капюшоне. Впервые за тысячи лет своей памяти я ощутил стыд за то, как я выгляжу. Один взгляд Суллы стал для меня подобен холодному душу после долгого сна. Тысячи лет я бродил по земле, не особо заботясь о том, как видят меня другие, потому что мне было все равно. Мне было все равно, как я выгляжу, если это больше не моя жизнь, не моя семья и не мой мир. Нельзя сказать, чтобы за все это время я ни разу не задумывался над тем, что продолжаю существовать по инерции. Просто в этот момент я ощутил это особенно остро. - Пойдем перекурим? Рука Суллы мягко коснулась моего плеча. Настолько мягко, что я даже сначала не понял, что это именно его прикосновение, до такой степени эта аккуратность не вязалась в моем представлении с его образом. Я пожал плечами и выдавил улыбку, краем глаза прекрасно видя, что Юлий озабоченно смотрит на нас. Очевидно, он беспокоился, что мы не поладим. С какого рожна, хотел бы я знать, поладили они. - Если ты будешь так себя вести и дальше, - сказал Сулла, когда мы вышли на улицу, - у нас ничего не получится. - А что у нас должно получиться? – искренне удивился я, принимая протянутую мне сигарету «Mackintosh», но отказываясь от зажигалки. — Это зависит от того, упрешься ли ты своим тупым лбом, или же позволишь мне изложить идею, - улыбка Суллы выглядела слишком обаятельно для человека, который занимается бизнесом такого рода, и я поморщился. – Ну, ты ёбла-то не корчь. Я не за этим тебя пригласил. - То есть, это ты меня пригласил, - усмехнулся я. – Юлий говорил мне другое. - Так он и не знает, что я приглашал тебя. Не могу же я, ни разу не появившись в офисе, поименно знать, кто мне нужен. Я вздохнул и прямо взглянул в его лицо. Он все еще улыбался, но улыбка не выглядела натянуто. Овал его нового лица выглядел более мужественно, чем прежде, но длинноватые волосы портили всю картину. Сулла выглядел, скорее, как хипстер-переросток, чем как владелец франшизы веб-студий. Впрочем, особой разницы между такими типами нет. - Скажи прямо, что тебе нужно. И мы разойдемся. - Ты действительно этого хочешь? - Чего – этого? Я начинал злиться. Он перекатывался с пятки на носок, выдыхал дым, чуть задирая подбородок, но не отрывал взгляда холодных серых глаз от моего лица. Сам он улыбался, но в глазах его не было и следа веселья. - Разойтись, - уточнил он, нацелив на меня сигарету. – Я не ошибся, ты впервые встречаешь кого-то из прошлого, кто понимает. - Я называю это не прошлым, а настоящей жизнью, - рассеянно поправил его я. – Но в целом да, ты прав, впервые. Обычно… - Твоя настоящая жизнь, - он неожиданно приобнял меня за плечи и встряхнул, - здесь и сейчас, Тит Лабиен. То, что было тогда – прошло. Ты понимаешь? Умерло вместе с тобой. Я скажу тебе больше, я тоже не встречал раньше тех, кто понимает и узнает меня. Я узнавал сам, но всегда оставался незамеченным. Приглашая тебя, я не был уверен в том, что ты меня узнаешь, я просто хотел проверить. Но, убедившись, я понял, что моя удача, наконец, вернулась ко мне. - Мы никогда не встречались, - я сбросил его руку с плеча и прислонился к бетонной стене. – Откуда ты знаешь, кто я? - У меня есть список, - Сулла похлопал себя по нагрудному карману, в котором, очевидно, список и лежал. – Список всех, кто живет сейчас. Кто, по каким-то причинам, не упокоился там, где ему следовало. - И много нас? – я постарался задать этот вопрос максимально издевательским тоном, но по лицу Суллы было понятно, что ему на мой тон насрать. - Достаточно, чтобы я больше не мог справляться в одиночку. - Справляться с чем? - С упокоением, конечно же. Сигарета прогорела до фильтра, и я выругался, обжегшись. Глядя на тлеющий бычок, я пытался понять для себя, что он имеет в виду. Я мог просто спросить. Я и собирался это сделать. Но почему-то у меня не получалось выдавить из себя хотя бы звук. Он смотрел на меня своими волчьими глазами, и я прекрасно знал, что он имеет в виду. Я не хотел подавать вида, потому что знал, что он скажет. - Моя удача не могла привести ко мне никого, кроме чудовища из Пицена. Мне очень жаль, что мы не встретились раньше. Я не поднимал взгляда от бычка, но чувствовал, что он говорит серьезно. Я также чувствовал, что он больше не улыбается, и что он снова закурил. Я молча протянул руку, чтобы взять еще одну чертовски хорошую сигарету, и на этот раз я собирался докурить ее до конца. Мне требовалось подумать. И подумать хорошо. В этот вечер мы ничего так и не решили. Вернувшись обратно, Сулла снова стал хипстером-переростком, которому вздумалось поинтересоваться, как идут дела. Он скрыл от Юлия истинную причину приглашения, выставив все так, что захотел познакомиться с сотрудником, на которого можно переложить некую ответственность. Юлий подозревал, что речь идет об организации интернет-СМИ для того, чтоб клепать сайты под рекламу, для которого потребуется номинальный генеральный директор. Сам Юлий уже был задействован, и, вполне возможно, мое имя так или иначе всплывало в их разговорах. Все будто лишилось смысла. Или, напротив, наконец, обрело его. Я не мог определиться. Я слушал разговор вполуха, поскольку он не имел никакого отношения к действительности. И размышлял. Размышлял крепко. Я не помнил, как добрался до дома. Вроде бы, я заказал такси и уехал раньше, чем они стали прощаться. Вроде бы, Юлий спрашивал, все ли со мной в порядке. Переступив порог дома, я вспомнил, что не купил сладостей соседу. И еще я вспомнил, что он вполне мог оказаться в списке Суллы, если его список касался не только римлян и не только определенного периода, а вообще всех «неупокоенных». Мне стало интересно, как он вычислял, кто может жить дальше, а кому пора покинуть этот мир окончательно. А еще - как он планировал разбираться с неупокоенными, если обычная смерть не позволяла им отправиться туда, где им самое место. Появилось огромное количество вопросов, которые я должен был задать. Но не задал. Испугался? Засомневался? Нет, в словах Суллы я не сомневался ни мгновения. Он никогда не был сумасшедшим. Жестоким, хитрым, ловким, раскрепощенным, немного с придурью – да, но не сумасшедшим. И итог нашей встречи это доказал. Я плыл по течению, проживая одну бессмысленную жизнь за другой. А он потратил время с пользой, выстроив определенную систему, определив количество неупокоенных душ и выяснив, как можно отправить их в положенное место. Всегда будет тот, кто ведет, и тот, кто расчищает ему дорогу. Я предпочел бы снова идти за Юлием, но те времена действительно прошли. Я мысленно воссоздал его образ. Еще раз взглянул в его лицо, открытое и доброе, с такими же стальными глазами, как и у Суллы. И понял, что Юлий действительно остался в прошлом. Я похлопал себя по карманам и обнаружил визитку с номером телефона Суллы. Засомневался, стоит ли звонить сейчас, спит ли он, или вообще еще не вернулся домой. С него бы сталось рвануть в клуб и подцепить там какого-нибудь Метробия. К слову о Метробиях. Я осторожно заглянул в темную комнату. Мой сосед спал, завернувшись в ворох одеял, как обычно, и с окном нараспашку. В комнате было невероятно холодно, но беспечность его позы и торчащие из-под одеял босые ноги говорили, что ему вполне себе комфортно. Не исключено, что Сулла вышел на меня как раз через него. Все-таки мне всегда казалось: если Сулла и любил кого-то, то Метробия. Теперь его звали Михаилом, и это имя ему совершенно не шло. Я называл его Мишуком или Машкой, в зависимости от настроения, и ему это нравилось. Он выглядел субтильно, но это было обманчивое впечатление: он мог постоять за себя. Собственно, так мы и познакомились. Никогда не думал, что меня, с моим богатым опытом, будет защищать от купчинской гопоты то ли девушка, а то ли мужчина. На первый взгляд, конечно. Когда мы стали жить вместе, в глаза бросилась его аскетичность. Единственные излишества, которые он себе позволял – это множество одеял и сладости раз в месяц. Я не особо вдавался в подробности, и упустил из виду, чем он занимался по жизни. Мы говорили о других вещах. Он был первым, кто выслушал меня, когда я однажды нахреначился до состояния поросячьего визга. И был первым, кто мне поверил. Ну, или сделал вид, потому что эта игра ему понравилась. Во всяком случае, наш дом был единственным местом, где меня называли по настоящему имени. До встречи с Суллой, конечно же. Вернувшись на кухню, я уже был уверен в том, что он вышел на меня даже не через Юлия, а через своего Метробия. Вполне возможно, он не встречался с ним, а только наблюдал. Интересно, его он тоже собирается «упокоить» или как? Я усмехнулся, уловив некую параллель в наших с ним положениях. Я живу с его единственной, быть может, любовью. А он с Юлием в более близких отношениях, чем я. Что ж, времена действительно меняются. Вот только Метробию я рассказал, кто я. А Сулла предпочел этого не делать. Убедившись, что дверь на кухню закрыта достаточно плотно, я достал мобильник и набрал номер Суллы. Он ответил после четвертого гудка. *** - Если бы упокоить кого-то было просто, я бы тебя не звал. Так он начал нашу встречу, едва только открыл дверь, чтобы впустить меня в дом. Жил он на удивление просто. Квартира была обставлена дешевой мебелью, никаких излишеств в глаза не бросалось, и о богатстве хозяина трудно было догадаться, если не знать заранее, что денег у него достаточно. Единственным, за что цеплялся глаз в гостиной, куда он меня проводил, оказался красивый кальян, которым, впрочем, явно не пользовались. - И что для этого надо сделать? – спросил я, устроившись на диване. Вместо ответа он окинул меня внимательным взглядом и хмыкнул. Затем ушел в соседнюю комнату и, судя по звуку, открыл шкаф. Вернувшись, он швырнул в меня ворох шмотья, и я на мгновение остолбенел, не зная, что мне с этим делать. - У нас один размер, - пояснил он так, словно я должен был сам догадаться. – Твой вид оскорбляет мое жилище. Неожиданно для самого себя, я рассмеялся, но на этот раз Сулла не улыбнулся. Словно в своем доме, на своей собственной территории, он наконец-то стал самим собой. - Если ты захочешь работать со мной, тебе придется соблюдать простые правила. Для начала, прекрати выглядеть как бомж. Я не люблю таких людей, и не стану терпеть их рядом с собой. Юлий может устраивать в своем офисе, что угодно, но в мой дом ты будешь приходить в опрятном виде. Это ясно? Я молча кивнул, пытаясь на взгляд определить, сколько стоили вещи, которые он швырнул в меня, словно тряпки для мытья полов. - Хорошо. Далее. Я выдам тебе необходимые материалы. Ты внимательно изучишь список. Свою часть я оставил для себя, у тебя будут только те люди, которые предназначаются именно тебе. Возражений нет? Хорошо. Далее. Я предоставлю тебе необходимые инструменты. Но главное… Главное ведь не меч, а рука, которая его держит, и разум, который направляет руку. Ты меня понимаешь? - Мне что, заклинания какие-то читать, что ли? Сулла поморщился и покачал головой. По его виду было очевидно, что ему не очень хочется отвечать на мой вопрос. Он не боялся, что я уйду. Эта часть «упокоения» была отвратительна ему самому. - Никаких заклинаний не нужно. Важно захотеть уничтожить того, кто есть в списке. Иногда это бывает непросто. - Как с Метробием? Сулла, наконец, улыбнулся. Слабо дернул уголком губ, но этого было вполне достаточно. - Как с Метробием, - согласился он. – Ты должен… буквально уничтожить его. Растерзать не только тело, но и душу. - Хочешь сказать, что неупокоенные недостаточно страдали? – усмехнулся я. – Вот уж не сказал бы. - Хочу сказать, их что-то заставляет возвращаться снова и снова, но у меня нет времени, чтобы помогать им выполнить свои дела, а вот время на то, чтобы отбить у них охоту возвращаться снова – есть. С ним трудно было поспорить. Я не стал лицемерно заявлять, будто при нашей памяти и неограниченном времени можно было бы и изыскать возможность помочь выполнить неоконченные дела. И не стал спрашивать, почему он вообще решил, что это его дело. Я был уверен: со временем он сам мне об этом расскажет. Возможно, даже очень скоро. Мне нужно было завоевать его доверие. Потому что… кто кого упокоит, когда дело дойдет до нас? - Я знаю, о чем ты хочешь спросить, - сказал он, отвечая на вопрос, который у меня еще не успел сформироваться. – Я не знаю, что заставляет возвращаться меня лично. Этого никто не знает. Не думай, будто я познал смысл жизни, или что-то вроде того. Я просто вычислил закономерность и обратил внимание: со временем нас становится меньше. Следил за динамикой и понял, что кому-то удается выполнить свое предназначение и уйти самостоятельно. А кто-то задерживается. И чем дольше мы задерживаемся здесь, тем хуже становится обстановка. Нет, херня происходила всегда, и ты это прекрасно знаешь сам. Но само присутствие неупокоенных будто… разрушает ту хрупкую структуру мира, которую до сих пор никто так и не смог познать. Я присвистнул и рассмеялся. Но не потому, что мне было смешно. А потому, что я не мог ожидать таких рассуждений от Суллы. - С каких это пор тебе есть дело до хрупкой структуры мира? - Мне всегда было до нее дело, - он пожал плечами и улыбнулся так же слабо, как в момент упоминания Метробия. – Просто раньше я думал, что лучший способ сохранить нечто – это держать его в своих руках. А теперь я просто делаю то, что могу сделать. Наверное, я всегда поступал именно так, просто на осознание этого потребовалось немного больше времени. - И сколько времени потребуется на то, чтобы убрать всех? - О, - глаза Суллы потемнели, а улыбка превратилась в оскал. – На это не хватит одной жизни, но для нас это не помеха, не правда ли? И затем, без какого-либо перехода или паузы он спросил, не хочу ли я перекусить. Несмотря на то, что такие разговоры мало способствуют развитию аппетита, я все-таки согласился. Готовил Сулла неплохо. Не великолепно, но и не отвратительно. Метробию, например, поручать приготовление пищи было опасно для жизни, а этот, гляди-ка, выучился. Ничего необычного или изысканного он не приготовил, но и омлет с ветчиной, томатами и зеленью получился вполне себе съедобным. К нему Сулла присовокупил пару тостов с маслом и красной рыбой и чашку кофе, заваренного во френч-прессе. Мне понравилось наблюдать за тем, как он готовит. У него оказались весьма артистичные руки. Он красиво разбивал яйцо в миску, красиво взбивал его венчиком, красиво всыпал муку. Он все делал чрезвычайно красиво, но при этом не женственно. Я залюбовался его отточенными движениями и пришел к выводу, что он приготовил для меня то же, что всегда ел сам. Это мне почему-то понравилось. За столом Сулла был молчалив и задумчив. Я и сам придерживался мнения, что во время еды лучше не разговаривать, но это молчание не было непринужденным. Он словно раздумывал о чем-то, быстро поглощая омлет и тосты. Взгляд его оставался все таким же темным. Дождавшись, пока я закончу (я ел гораздо медленнее, чем он, поскольку боялся уронить кусок омлета или допустить еще какую-нибудь идиотскую ошибку), он протер тарелки и загрузил их в посудомоечную машину. Затем он прислонился к подоконнику, сложил руки на груди и хмуро поинтересовался: - Долго я еще буду наблюдать тебя в таком виде? Я же ясно сказал, что ты оскорбляешь своим видом мое жилище. Как, должно быть, любопытно жилось его домашним в те времена, когда они у него были. С такими-то перепадами настроения. То пойдем позавтракаем вместе, то мой вид, видите ли, его жилище оскорбляет. Я почел за лучшее придержать эти мысли, искренне надеясь, что они не отразились на моем лице. Контролировать свои эмоции мне всегда было довольно трудно. Он жестом указал мне направление, в котором мне необходимо удалиться, чтобы привести себя в порядок. Я решил не заходить в его комнату, а остановиться на ванной, где оказалось достаточно места для того, чтобы раздеться, не рискуя что-нибудь задеть. - Свое сразу в контейнер кидай, красный, справа от тебя. Я едва не подскочил на месте. Меня трудно было назвать трусом, но Сулла подкрался совершенно незаметно, и его появление сбило меня с толку. Повернувшись к нему, я понял, что он внимательно меня разглядывает. - Я опасался, что ты забил и на свою физическую форму, но теперь вижу, что ошибался. Это хорошо. Мне захотелось дать ему в морду, и на этот раз я не стал контролировать выражение лица. - Я занимаюсь. - Угу, - его усмешка выводила меня из себя больше, чем его оценивающий взгляд. – Жим с тортом лежа. - Ты же только что сказал, что ошибался! - А это что? Он ущипнул меня за бок и я едва сдержался, чтобы не всечь ему. Свободная рука Суллы легла мне на живот. Я почувствовал, как нарастает паника. Я не знал, что мне делать, впервые в жизни. - Я люблю красивые вещи, - сказал Сулла так, словно не делал ничего странного или неприемлемого в нормальном обществе. – Но вот незадача. Они всегда ломаются. Понимаешь? Все, к чему я прикасаюсь, - его ладонь поднялась выше и остановилась на моей груди, - превращается в прах и тлен. Поэтому я держусь подальше от тех, кто мне дорог. - И поэтому ты пригласил меня к себе, ну конечно, - сказал я просто для того, чтобы что-то сказать. - Нет, - Сулла, наконец, переступил порог, и его легкое касание стало более настойчивым, так что мне пришлось отступить, рискуя свалиться в ванну. – Ты мне не неприятен. Но этого мало. - Для чего? Я понимал, что задаю идиотский вопрос, но мне требовалось немного потянуть время, чтобы сообразить, как выпутаться из этой ситуации. - Для того, чтобы отпустить тебя, конечно же. Ты ведь задавался вопросом, кто останется, если очисткой занимаемся только мы двое. Кто кого упокоит. - Задавался. - Для того, чтобы упокоить тебя, мне нужно захотеть тебя уничтожить. А для этого сначала требуется полюбить. Во всяком случае, для меня это так. - Почему ты думаешь, что я не смогу упокоить тебя раньше? Сулла на мгновение задумался, но быстро нашел ответ на мой вопрос. Он преодолел ничтожное расстояние между нами, притянул меня к себе и завел мне руки за спину, плотно сжав запястья стальной хваткой. Я чувствовал его дыхание на своей шее и с ужасом ощутил, что у меня встает. - Потому что ты слишком слаб, чтобы противостоять мне. Возможно, при определенных обстоятельствах ты смог бы возненавидеть меня и захотеть уничтожить меня окончательно. Но теперь уже не сможешь. А полюбить… полюбить ты вообще не в состоянии. На этом его терпение кончилось, и он буквально впился в мой рот, больше кусая, чем целуя. Мне лично это не нравилось, но мой член оказался другого мнения, и Сулла усмехнулся мне в губы, показывая этим, что совершенно не удивлен. Я негодовал. Я злился. Но он оказался прав, и в моем неудобном положении всякое сопротивление было абсолютно бесполезно. Не то чтобы меня напрягали подобные отношения, просто я слишком давно… Да несколько тысячелетий уж как жил и помирал одиноким. Несколько раз я обзаводился семьей, но все оканчивалось одинаково. Я не любил этих людей, и они не любили меня. Я даже не помнил их лиц, и эти отношения вряд ли можно было засчитать. И он знал об этом. Потому что все это время внимательно следил за мной. - Ты со всеми своими жертвами ебешься? – спросил я, как только он оторвался от меня. - А ты думал, - очевидно, мой вопрос совершенно его не оскорбил и не сбил с толку. – Для чего ж еще я этим, по-твоему, занимаюсь? Все ради ебли, все ради нее, родимой. Переодевайся, умывайся и возвращайся на кухню. Определим план действий на ближайшее время. И он ушел, оставив меня во вполне недвусмысленном состоянии, совершенно ошеломленного и оскорбленного до глубины души. Я знал о его непростом характере, даже со слов Юлия помнил еще, что Сулла в те времена был тем еще мудаком. Но не догадывался, что настолько. Я задумался, как бы вел себя, если бы оказался в такой же ситуации с любым мужиком, с которым познакомился вот только что. И пришел к выводу, что мужика этого выносили бы вперед ногами, это точно. Почему Сулле я позволил вести себя так? Потому что с ним я познакомился не только что. Потому что наша общая тайна сближает нас больше, чем многолетнее знакомство. Потому что он и так знает обо мне все, включая мои старые и новые привычки. А я знаю о нем достаточно, чтобы не считать его чужим. И даже немного преклоняться. Я тоскливо взглянул на вещи, лежащие на стиральной машине. Выглядели они не так чтобы… Просто более аккуратные, чем мои. Те же джинсы, рубашка вместо футболки, какая-то жилетка… Ботинки еще притащил… - И вы только посмотрите, как заиграла наша драгоценность в новых шмотках, - издевательски протянул Сулла, снова доводя меня до нервной дрожи. – В этих джинсах я точно увижу, когда у тебя встанет, чтобы не пропустить этот восхитительный момент. Мне кажется, я довольно точно поймал твой стиль. - Я не люблю рубашки, - буркнул я, не зная, что можно ответить на его высказывания. - Зато они тебя любят. Я хотел спросить, когда мы дошли до такого тона беседы. Когда он решил, что может разговаривать со мной так, словно мы уже несколько лет живем вместе. Когда он решил, что я не дам ему в зубы за это. Но не стал. Глядя на его прямую спину и рыжие волосы, собранные в аккуратный хвост, я решил для себя, что у меня появился, наверное, последний шанс на то, чтобы прожить хорошую жизнь. Короткую, если верить его словам. Но прожить так, чтобы прочувствовать ее вкус. Мне показалось, будто я вынырнул из мутного и вязкого болота и глотнул свежего воздуха. Я ничем не был ему обязан, и он ничем не был обязан мне. Нас связывала только общая тайна и общее дело, на которое я пока еще не согласился. Но, направляясь за ним на кухню, я прокручивал в голове, что я скажу Метробию. Как объясню, что ему придется искать нового соседа, и что сладостей в последние выходные месяца больше не будет. Я понимал, что каждый мой шаг приближает меня к окончательной смерти. Что Сулла уже все решил для себя, и переубедить его не выйдет. Он может меня убить. И он хочет это сделать. Уже хочет, я чувствовал это, когда он вгрызался в мои губы. Может быть, это обратная сторона его удачи, которая делает его настоящим демоном. Может быть, у него просто такой характер. Мне было все равно. Мысль о смерти не пугала меня. Напротив, я жаждал ее, и я жаждал принять ее именно от его руки. Потому что прикосновение его ухоженных ладоней мне нравилось. И я намерен был прочувствовать все до конца. Как удовольствие от его близости, так и боль от его ножа, когда он будет разделывать меня словно говяжью тушу. - Будешь еще кофе? Или сок выжать? Я залюбовался его профилем, пока он рылся на верхней полке в поисках кофейного зерна. Полка висела так высоко, что даже ему пришлось встать на цыпочки. В этот момент он выглядел почти мило. Когда он повернулся, я увидел красные пятна на его лице, которые возникли, видимо, от напряжения, но даже они выглядели мило. Наверное, только для меня, или я просто стал замечать что-то, чего не видел раньше. - Если не боишься запачкать свои ладошки, выжми мне сок, - разрешил я, улыбаясь ему, как мог открыто. И в тот момент, когда он подмигнул мне и продолжил рыться в ящиках, я понял, почему его лицо показалось мне таким красивым. Я перестал видеть его сквозь дымку. Теперь я видел только его, потому что я принял его таким, каков он был сейчас. И это окончательно примирило меня с грядущим концом и со всем, что мне только предстояло сделать.