Светя другим, сгораю сам/Aliis inserviendo consumor

Марк Антоний был одним из первых агентов королевства на тверди. Достоверно Манфред знал о нем, что он был одним из апостолов, Иаковом, кажется. Однако не было оснований полагать, будто бы и до этого королевство не пыталось выйти с ним на контакт. Во всяком случае, именно у него можно было найти ответ на любой вопрос о том, что происходит внизу: все это время он скрупулезно собирал самую разную информацию, даже если она казалась незначительной и самим людям, не говоря уже о небожителях. Возраст легко было прочитать в его глазах, когда он смотрел на тебя. Даже в годы юности очередного человеческого тела, в его глазах была настоящая усталость. Усталость от жизни, которая все никак не заканчивалась. У Богослова был такой же взгляд, только ему повезло еще меньше: он вообще не умирал. Петр когда-то наивно посчитал это благословением и завидовал его судьбе. Возможно, в какой-то степени так оно и было, однако на самом деле с Иоанном вышло по старой поговорке "слишком много рая - уже ад". Для него не существовало Забвения даже частичного, а тело его всегда оставалось одним и тем же. Благо, императрице, которая тогда была всего лишь принцессой, удалось убедить Михаила, который впоследствии стал императором и привел дела королевства в относительный порядок. Тело Богослову починили, откатив до его более молодого возраста, когда ты еще можешь сделать что-то кроме того, чтоб попердывать в кресло. Поэтому Манфред не видел ничего странного в том, что Марк Антоний был первым, к кому императрица обратилась, как только стало ясно, что первоначальный план рухнул. В общем-то, Манфред изначально предполагал, что так оно и будет, но у него не было времени на раздумья и уж тем более на разработку более подходящего плана. Впрочем, это не означало, что Манфред не корил себя за вынужденное бездействие, когда стало ясно, что он снова оказался прав. Мог ли он что-то изменить, не мог ли - он ощущал вину каждый раз, как ему не удавалось спасти ситуацию. Он не всегда был таким. Большую часть своей долгой периодически прерывающейся жизни он прекрасно умел делегировать, чувство ответственности - в том числе. Но после смерти Бёльке, которую он никак не мог предотвратить, Манфред начал ощущать это гнетущее, но, вместе с тем, и подстегивающее чувство. - Самое плохое в том, что мы никак не контролируем процесс, который должны были контролировать, - императрица сидела на барном стуле с идеально прямой спиной. - Столько жертв... Столько жертв уже было и еще будет, если мы не придумаем, что нам делать. - А я считаю, - Манфред аккуратно накрыл ее дрожащую ладонь своей рукой, чтобы поддержать и успокоить, - что, возможно, нам и не нужно это контролировать. - Ты представляешь, что будет, если это существо преодолеет Забвение и осознает, что с ним вообще произошло? И что оно такое? - Нет, - Манфред улыбнулся. - Но и ты не знаешь. Никто не знает. У тебя патологическая зависимость от контроля. Отпусти ситуацию, и ты увидишь, что все прекрасно разрулится и без тебя. - Этого она и боится. Марк Антоний усмехнулся в бороду и сделал большой глоток черного кофе. Императрица бросила на него короткий колкий взгляд, и кто знает, чем бы кончилось дело, если бы Манфред не сидел между ними. - Сколько лет я тебя знаю, столько лет ты пытаешься держать в своих кулачках вообще все. Михаилу не жмет твоя стальная хватка на нежных местах? Императрица отвернулась. Конечно, императора она не контролировала, и Марк Антоний знал об этом. Потому и выразился таким образом, чтобы показать ей пример существа, на которое она никак не могла повлиять, и при этом все в королевстве работало распрекрасно. Тем не менее, Манфред считал, что она и без того слишком напугана и растеряна, незачем усугублять ситуацию. Поэтому он пнул Антония под столом и погладил руку сестры мягким заботливым жестом. - Мы должны продолжать работать, - сказал он негромко, но четко. - Установить наблюдение за Суллой... - Сделано, - кивнул Марк Антоний. - Составить список мест, где он чаще всего бывает. Составить список людей, с которыми он чаще всего встречается. Хоть мы и разделили обязанности, я считаю, что эффективнее будет работать параллельно с другой группой, и постараться наладить с ними хоть какую-то связь, чтобы вовремя сообщить, кто из нас первым обнаружит Метробия. В зависимости от его состояния будем решать, кто из нас постарается завербовать его. Одновременно с этим я начну появляться в излюбленных местах Суллы, чтобы однажды попасться ему на глаза. Затем мы возьмем его с поличным. - Но Манфред! Он поморщился. Вообще-то он любил это свое имя больше других, но сейчас ему было важно показать, что сестре больше не нужно сдувать с него пылинки и бояться, что с ним случится что-то непоправимое. - Что "Манфред"? Чем быстрее мы разберемся с этим, тем быстрее вернемся домой, и тем больше людей останутся живы. Антоний вполне может прикрыть меня. - Серьезно? - тот не скрывал своего ехидного взгляда, который всегда удавался ему наилучшим образом. - Как ты себе это представляешь? - О, очень просто, ты ему споешь, и у него кровь из ушей хлынет, а потом из глаз, а потом и из задницы, - Манфред начинал терять терпение, и пререкания с Антонием вовсе не улучшали его настроения. - Давай-ка ты не будешь принижать своих достоинств и строить из себя святого старца, мы все прекрасно знаем, на что ты в действительности способен. - Я говорил, что больше не хочу заниматься этим. - Считай, что отечество в опасности, и нам нужен каждый штык. Марк Антоний задумался, очевидно, взвешивая все "за" и "против". Императрица переводила испуганный и расстроенный взгляд с одного мужчины на другого. Манфред был ее любимым братом, и она всегда расстраивалась, когда что-то с ним шло не так. Антоний был ее любимым сотрудником, как она упорно продолжала говорить. Этого хватало, чтобы сохранить ему жизнь после того, как сестрица стала императрицей, но не хватало, чтобы позволить ему когда бы то ни было попасть хотя бы в самый захолустный королевский сад. А ведь он этого заслуживал больше многих, кто беспрепятственно по этим садам перемещался. - Поможешь мне - и я уговорю императора пустить тебя в королевство. - Этим не шутят, принц, - Марк Антоний наградил его самым тяжелым из всех своих взглядов, но Манфред увидел в глубине его глаз вспыхнувшую жаркую надежду. - А я и не шучу. Он любит меня, и он меня послушает. - Договорились. Марк Антоний не стал тратить времени зря. Он не мог долго оставаться на конспиративной квартире - все же, у него было множество обязательств перед целой прорвой людей, лишь часть из которых являлась его семьей, поэтому сразу же после крепкого рукопожатия он покинул квартиру, замерев на пороге совсем ненадолго, но так и не обернувшись. Если бы он был Орфеем, ему удалось бы забрать свою Эвредику из подземного царства: выдержки ему было не занимать. Но Орфеем он не был, а сестрица не была Эвредикой. Не была она, впрочем, и слабой женщиной, которую необходимо было оберегать и защищать. Хотелось, Манфреду - в том числе, но она вовсе не нуждалась в этом. Истинная причина ее растерянности и не самого хорошего настроения заключалась в том, что сейчас ее возможности были существенно ограничены. Она не могла, что называется, "вписаться" в эту работу, не могла раскрыть свою нынешнюю личность. Ее деятельная натура протестовала против такого. Манфред лучше других знал, что, если бы у нее была такая возможность, она уже крутила бы Сулле руки. Он поневоле улыбнулся, вспомнив, что случилось, когда его только назначили на пост главнокомандующего имперскими ВВС. Стыдно признать, но загордился он тогда знатно, в особенности потому, что его назначение повлекло за собой довольно серьезные репрессии, а это означало, что непосредственно император на его стороне. Сестра выражала свое неудовольствие, до поры ограничиваясь лишь поджатыми губами и испепеляющим взглядом. Череда быстрых и легких побед принесла Империи новые территории, и на одном из приемов по этому поводу Манфред заявил, в шутку, конечно, что в Империи не существует равных ему. Императрица хмыкнула и вызвала его на дуэль. Манфред до сих пор не мог сдержать улыбки, вспоминая об этом. Тогда он натурально потерял дар речи, а шампанское из бокала лилось на сапог, кажется, целую вечность. Впрочем, все присутствующие были вполне солидарны с ним. Никто никогда не видел императрицу за штурвалом, никто никогда не слышал, чтобы она интересовалась имперской авиацией, но это вовсе не значило, конечно, что всего этого не было никогда. Условием была битва на Альбатросах, что удивило Манфреда еще больше. Император, кажется, в тот же миг раскусил ее замысел, потому как единственный из всех хохотал до слез. Манфреду же предстояло получить жестокий урок. В назначенный день они сошлись над лесом. Кажется, это даже было здесь, на этой планете. Их дуэль освещалась всеми государственными и не только каналами, но полет на фанере не мог выглядеть настолько же прекрасно, насколько выглядела бы дуэль на современных имперских истребителях в вечной пустоте открытого космоса. Впрочем, была в этой дуэли одна часть, которая выглядела по-настоящему красиво. Манфред так и не понял, как это произошло. Сестрица уже расстреляла весь свой запас, и теперь достаточно было просто попасть в нее, чтобы победить. Однако, заложив немыслимый вираж, императрица внезапно оказалась сначала над, а затем за ним. Шасси коснулись крыла совсем немного, но этого было, в принципе, достаточно. Не было оглушительного треска, не было дыма и уж тем более эпичного взрыва и прочих прелестей, следовавших за тараном более поздних летательных средств. Было бесконечное падение, первобытный ужас и лицо Бёльке, который никогда не носил шлем, но все еще оставался самым невероятным человеком из тех, кого Манфред когда-либо знал. Он заложил основы современной человеческой авиации, обладал непревзойденным стратегическим и тактическим талантом, а это сочетание встречается далеко не у всех, но, что самое главное, он был другом для каждого. И наставником. И все же - он умер. Точно таким же образом. Манфред смотрел на красивое лицо сестры, когда та склонилась над ним, чтобы вытащить из-под обломков. На нем самом, конечно же, не было ни царапины, ведь теперь его тело не могло получить повреждений в физическом смысле. Однако, хоть она и знала об этом, все равно не могла не беспокоится. Это было по меньшей мере забавно. И трогательно. Теперь ее лицо выглядело точно так же. В тот день Манфред уяснил нечто очень важное для себя. Не важно, насколько свободно ты летаешь. Не важно, насколько хорошо ты владеешь собой и своей птичкой. Обязательно найдется кто-то, кто изучит о тебе буквально все, а потом просто ударит в единственное незащищенное место. И речь вовсе не обязательно идет о воздушном бое. Конечно, это прекрасное знание было с ним всегда. Но сестра напомнила ему об этом, ведь от нее он совершенно не мог этого ожидать. Никогда не недооценивай своего противника. Не позволяй себе даже в мыслях принизить то, на что он может быть способен. Никто не мог помыслить, что его сестра хотя бы взлетит. А она не только взлетела, но еще и взгрела его по первое число. И все же, у нее незащищенное место тоже имелось. Под жестким панцирем, который она наращивала тысячелетиями, скрывалась мягкая плоть открытой раны. Семья. Братья. Отец. Манфред шутил, что их отец поступил так, как обычно поступают человеческие: вышел за хлебом, и больше его никто не видел. Братья, чувствовавшие себя преданными, зло смеялись над этой шуткой, но только не она. Конечно, сестра никогда не ругала его за такой весьма сомнительный юмор, понимая, что у каждого свой способ справляться с утратой. Впрочем, Манфред прекрасно знал, что была и еще одна причина, по которой она не реагировала на эту его шутку и стремилась как можно больше времени проводить здесь, внизу, а император помогал ей в этом потому, вероятно, что искренне любил. Да и стал бы Михаил жениться на ней, если б Габриэль действительно была их сестрой? То-то и оно. Манфред никогда ни словом ни делом не показал, что знает этот секрет. Никогда. Она была его сестрой, по крови или нет - его это не волновало. У него было множество человеческих семей, и ничто не мешало ему любить их так же, как он любил своих родных братьев. Сестры это правило касалось в наибольшей степени. Никто не заботился о нем больше нее. Никто не переживал за него больше нее. Никто не любил его больше нее. И Манфред старался отвечать ей взаимностью, хоть и не всегда бывал рядом. Однако же теперь недосказанность между ними требовалось устранить, ибо это могло существенно повредить делу. - Скажи, - Манфред аккуратно опустился на колени перед ней и взял ее руки в ладони, стараясь заглянуть ей в глаза и там увидеть ответ. - Когда ты спросила, что будет, если он преодолеет Забвение и узнает, что с ним произошло, ты все же знала, о чем говоришь, не так ли? Сестра сделала попытку отвернуться, спрятать лицо в распущенных волосах, но он не дал ей сделать этого, отпустив руки и обхватив ее лицо ладонями, заставив взглянуть прямо на себя. Его сестра была печальна, растерянности больше не было в ее взгляде. Только тоска. И боль. - Да, знала. Из глаз ее вылились слезы. Манфред ненавидел женские слезы, потому что не знал, что в таких случаях надо делать. Так и не научился поступить правильно, когда женщина плачет. Поэтому он просто гладил ее большими пальцами по мокрым щекам, стараясь не смотреть на нее, пока она сама того не захочет. Ее тонкие пальцы сцепились на коленях в дрожащий замок. - Я понимаю, чего ты хочешь, - сказал он, когда всхлипывания прекратились. - И догадываюсь, чего ты боишься. Понятия не имею, что я сделал бы, если б моя дочь приказала какому-то пшеку прирезать меня как собаку только чтоб я не разнес свою тюрьму к чертям свинячьим. Таки разнес бы, надо думать, а потом такого ремня бы всыпал... На этот раз императрица почему-то рассмеялась. Манфред поднял на нее взгляд. Это было печальное и одновременно прекрасное зрелище. Красивое влажное лицо, освещенное смущенной улыбкой. Это был, надо полагать, ее первый откровенный разговор об этом с кем-то, кроме императора. - Для него было бы лучше, если бы люди севера не бросали тупилаки в воду, - тихо проговорила она, поднимаясь и отправляясь в ванную, чтобы умыться, и вторая часть ее слов доносилась сквозь шум воды. - Я не хочу приносить императору еще одну войну, которую мы можем не выиграть. Манфред дождался, пока она вернется. Многие считали его легкомысленным, но он умел быть собранным, когда это было необходимо, и сейчас был именно такой момент. - Послушай, - сказал он. - Семья важнее всего. И наша семья, и твоя тоже. Раз уж волею судьбы они объединились. Ты все еще остаешься моей любимой сестренкой. И я уверен, что, если бы император не хотел... Он просто швырнул бы его обратно к чертовой матери. Я знаю Михаила, он очень осторожен после всего, что нам пришлось пережить. Он не стал бы впускать в королевство существо, которое в теории может нас сожрать и даже не наесться. Даже минимальный шанс такого исхода послужил бы поводом от него избавиться, пока он оглушен и не понимает, что происходит. Но император позволил, одобрил проведение эксперимента... Значит, для него это так же важно, как и для тебя. И я уверен... Я уверен, что все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Не будет никакого апокалипсиса. Я обещаю. - Ну, раз ты обещаешь... Габриэль улыбнулась вполне искренне. Пожалуй, Манфред был единственным из братьев, кому она действительно могла довериться в таких вопросах. Это ему льстило. *** Колчака Манфред нашел в одном из торговых центров, где есть буквально все, что нужно человеку, начиная базовыми вещами вроде продуктов и заканчивая бытовой техникой. Это не было слепой удачей: Манфред воспользовался казенной техникой и вычислил район, из которого Феликс звонил Марку Антонию. О звонке сам Антоний не упоминал, однако Манфред был прекрасно осведомлен о его немногословности и привычке не рассказывать о том, о чем его не спрашивали, поэтому о звонке он узнал сам, просмотрев список последних вызовов и сообщений, пока Антоний тщательно мыл руки перед едой. Сестрице об этом знать было не обязательно. Торговых центров в районе было несколько, но далеко не все они отвечали основным требованиям. В одном продуктовый магазин был закрыт на ремонт, а во втором не было магазина с бытовой техникой. И только третий торговый центр сочетал в себе все, что было нужно людям, только что въехавшим в новый дом буквально без всего. - Дядя Саша, а мне гостинцы? Манфред не мог отказать себе в удовольствии позлить это существо хотя бы немного, и результат изрядно его повеселил. Ошеломленное турецкое лицо бледнело, краснело, темнело, дрожало в мареве плохо сдерживаемого гнева, того и гляди выпустит зубы или еще какую-нибудь гадость и откусит голову. Однако при людях, видимо, постеснялся. - Еще раз так меня назовешь - убью. Колчак оттер его плечом и двинулся дальше, рассекая человеческую планктонью толпу как ледокол. Манфред двинулся за ним, засунув руки в карманы и слегка согнувшись, чтобы не "светить лицо" на случай, если в этом центре окажется кто-то еще. И без того изрядно нагруженный какими-то совершенно немыслимыми пакетами, Колчак, очевидно, не собирался останавливаться на достигнутом. Судя по принтам на пакетах, он уже обзавелся несколькими комплектами одежды явно не только для себя, запасся обувью, пополнил запас личной техники и теперь собирался посетить продуктовый магазин, чтобы пополнить запасы. - Один это все понесешь? Закупаться-то надо надолго, а у тебя даже машины нет. - Вызову такси. - А тащить как? - Возьму тележку. - А потом, когда приедешь? - Позвоню Феликсу, он спустится. - А если он спит или телефон выключил? Колчак остановился и глубоко вздохнул, успокаивая себя таким нехитрым образом. Затем повернулся и смерил Манфреда тяжелым презрительным взглядом. - Учтиво предлагаешь свою помощь? - в этом вопросе было столько яда, что хватило бы на добрую сотню Манфредов. - Спасибо, откажусь. Мы договорились разделиться, какого черта ты здесь делаешь? - Да так, мимо проходил, - Манфред обезоруживающе улыбнулся, но на Колчака это не оказало никакого эффекта. - Я, понимаешь ли, так уж сложилось, знаю кое-что, чего не знаешь ты, и должен убедиться, что все будет в порядке. Смотрю, ты хорошо выглядишь. Для того, кто буквально сутки как снова живет. Щечки вон как у нормального человека, уже не похож на ходячий скелет с птичьим клювом. Вот я и спрашиваю себя, а не сожрал ли ты кого. Колчак по-птичьи склонил голову набок, словно бы иллюстрируя метафору, которую Манфред только что для него подобрал, изучающе глядя на него. - С Феликсом все в порядке. - Рад это слышать, но я не о нем. Дураку ясно, что с одного проводника столько мяса не вырастает. - Я использовал то, что уже имел, - Колчак поставил пакеты и сложил руки на груди, показывая, что ему не очень-то хочется продолжать этот разговор. - Если бы я стал охотиться там, где мы планируем жить, это принесло бы некоторые неудобства, не находишь? - Нахожу. Но также я нахожу, что это вряд ли остановило бы тебя. На этот раз Колчак не ответил, но этого и не требовалось. Выражение его лица говорило само за себя. Конечно, никого он не ел, но Манфреду необходимо было обозначить тот факт, что за этим будут пристально наблюдать. Если не он, так кто-то другой точно. - Ладно, - Манфред подхватил пакеты, пользуясь временным замешательством оппонента, и первым двинулся в сторону продуктового. - У нас тоже, знаешь ли, дело не стоит на месте, кое-что решили. Связь будем держать через Антония, Феликс тебе расскажет эту чудесную историю. Будем двигаться параллельно. - Как мы и собирались изначально, - ехидно заметил Колчак. - Да, с той только разницей, что я не собираюсь сидеть и ждать, пока вы заберете себе все лавры. Я продолжу свою роль в этой операции, и, возможно, найду Суллу раньше вашего. - Удачи, не забудь сделать селфи, я распечатаю и поставлю в рамочку. Манфред коротко хохотнул и украдкой заглянул в пакеты. Вещи были сложены аккуратно и плотно, как это всегда бывает в хороших магазинах, но их цветовая гамма наводила на него тоску. Все черное, серое и коричневое, тоска одна. - Цветное в моих пакетах. Любопытство сгубило не одну кошку. Манфред неожиданно для самого себя покраснел. Не то чтобы он сделал что-то плохое, но... Пожалуй, и необходимости в таком любопытстве действительно не было. Ему вряд ли понравилось, если бы кто-то разглядывал его собственные вещи. - Слушай, у меня предложение. Здесь все продукты жутко дорогие и не особо вкусные. Надо на рынок ехать. - Ты издеваешься? Со всем этим? - Ага, то есть, помощь тебе все-таки нужна. - Здесь - нет! - Ну так давай мы закинем это к вам домой, а потом поедем на рынок и купим нормальной еды. - Что ты прицепился?! Тебе какое дело, что мы будем есть?! - Хочу кое-что с тобой обсудить, а это лучше всего делать при большом скоплении людей в районе, где Сулла с Лабиеном точно не могут появиться ни при каких обстоятельствах. Колчак бросил на Манфреда заинтересованный взгляд, поиграл желваками, размышляя и ответил коротким решительным кивком. *** Рыночная возня во всех странах мира звучит и выглядит одинаково. По-летнему пахнут прилавки со свежими фруктами и овощами, от палаток с одеждой доносится резкий запах дешевой ткани и небезопасной краски, то и дело доносит ветерок аромат полежавшей рыбы. Несмотря на жару, народу на рынке было в достатке: только здесь можно было купить относительно дешевые продукты или найти фермерский творог и молоко. Конечно, Манфред привел сюда Колчака не за этим. Но, лишенный обыденности такой жизни, он на мгновение растерялся, оказавшись в разношерстной толпе раздраженных потных людей, страдающих от жары и недостатка финансов. - Судя по тому, как ты себя ведешь, Забвение начинает понемногу отступать, - решился Манфред, когда Колчак склонился над мясным прилавком с видом настолько кровожадным, что дородная женщина почла за благо убраться подальше, выкликав на свое место "Валеру", который, впрочем, тоже предпочитал держаться поодаль. - Надо же, - отстраненно проговорил Колчак, склоняя голову набок и прищуриваясь, будто мог разглядеть мельчайшие частицы расчлененного свиного трупа. - Ты наблюдательнее к другим, чем мне казалось. И что же тебе говорит твоя наблюдательность? - Что в голове у тебя по-прежнему туман, но сквозь него уже проглядывает отражение того, кто ты есть на самом деле. - М-да. Корейки мне, будьте любезны. Полагаю, двух килограммов вполне хватит. Вырезки говяжьей столько же. И индейки, наверное... Целой, если есть такая возможность. - И все это тебе, да? - Манфред не удержался от ехидной ухмылки. - Нет, почему же. Что-то из этого съедим сейчас, что-то останется на будущее, ты же не думаешь, что я стану мотаться сюда каждый раз, как проголодаюсь? Колчак молча выложил деньги на подставку и деловито сложил мясо в пакет. - Мужчина, - Валера явно устал от этой жизни. - Вы цены видели? - Видел, - согласился Колчак с неожиданно милой улыбкой. - А вы мясо свое видели? - Не нравится - не бери, - Валера повел плечами, обозначая готовность сражаться до последнего. - А мясо у нас лучшее, и стоит столько, сколько написано. Мне ментов позвать? - Ваше мясо и правда на рынке лучшее, - столь же мило согласился Колчак. - Но это не значит, что оно хорошее само по себе. Оно стоит столько, сколько я заплатил. Ты можешь взять эти деньги и наебать кого-то другого, а можешь позвать ментов, только не прикормленных, а нормальных. Я, в принципе, не против. Заодно в Роспотребнадзор заявочку кину. Надо оно тебе? Я сам своего рода... надзор. Он извлек какую-то корочку, махнул ею перед носом Валеры и тут же спрятал, но Манфред уловил нечто... Нечто особенное, будто отзвук аромата духов. Человека, который носит их, нет рядом, но они все еще звучат, как отголосок его присутствия. Валера тут же сник, пробурчал что-то неопределенное и скрылся в подсобке. - Ай-ай-ай, Александр Васильевич, и не стыдно? - Манфред подхватил пакет и задал довольно мощный темп: не хватало еще, чтоб баба сообразила, что только что произошло. - Небольшое, конечно, но все ж таки вмешательство. Вас разве не учили, что так делать нельзя? - Феликс сказал, что у нас ограниченный бюджет, - сварливо отозвался Колчак, хищно высматривающий, чем бы еще поживиться. - Пока у нас нет источника дохода, мы не можем тратить больше положенного. - Это означает, что вам нужно снизить свои аппетиты, только и всего, - Манфред удивленно пожал плечами. - Мне казалось, вы знаете, что это такое, и привычны к некоторого рода... ограничениям. - Не собираюсь давиться говном только потому, что вы втянули меня в аферу, смысл которой мне до сих пор не ясен. Ты, Феликс, императрица - вы все знали, что может произойти, если я спущусь, и все равно потащили меня сюда. Не вам указывать мне, что я могу делать, а что не могу. Манфред помолчал. В принципе, в его словах была доля логики. Однако звоночек был неприятный. Сегодня адмирал отказывается оплачивать в полной мере мясо, которое не устроило его по своим органолептическим свойствам, а завтра откажется делать что-нибудь еще. Или, чего недоброго, вспомнит, что вообще в действительности не обязан никому подчиняться. - И все же, - Манфред постарался, чтобы его голос звучал как можно строже. - Так нельзя. Вы не единственный человек здесь, который не может себе позволить купить то, что хочет. Как насчет мамы, которая вынуждена выкраивать деньги, чтобы купить ребенку игрушку, отказывая себе в нормальной еде? Это грубый пример, но вы поняли, что я имею в виду. Сейчас у всех в какой-то степени ограниченный бюджет, кроме крайне небольшой прослойки людей. И что им всем теперь делать? Этот аргумент на Колчака подействовал. Одарив Манфреда резким взглядом, он все же неопределенно повел плечами, соглашаясь, и больше своими преимуществами не пользовался. Манфреда, впрочем, серьезно беспокоил тот факт, что он вообще мог ими пользоваться спустя всего сутки после того, как оказался внизу. - Зачем ты меня нашел? - поинтересовался Колчак, остановившись у прилавка с фруктами, на котором, как величайшая драгоценность, величественно возлежал огромный арбуз. - Хотел убедиться, что я крышей не потек? Убедился, можешь валить обратно. - Не только, - Манфред для вида цапнул спелый нектарин и принялся его разглядывать. - Я хотел посмотреть, как хорошо ты справляешься с тем, что с тобой произошло. - Ну, и? - Лучше, чем следовало бы. - Благодарю за искренность. Ума не приложу, чего вы все так боитесь... Колчак смотрел на арбуз. Арбуз смотрел на Колчака. Во всяком случае, именно так обстояло дело, если доверять словам продавца. Учитывая исполинские размеры этой ягоды, его стоимость могла сравниться со стоимостью приобретенного мяса, ну хотя бы частично. А уж о том, чтобы дотащить его отсюда хотя бы до такси и речи не было: и без того пакетов и сумок оказалось слишком много, пришлось по пути даже купить пару "челночных" клетчатых сумок, чтобы сложить добро, так как заезжать "домой" Колчак наотрез отказался. По всей видимости, адмирала обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, жара в 35 градусов располагала к прохладному арбузу. С другой стороны, был только лишь июнь, а в это время года арбузы обычно не водятся. Еще с одной стороны, прогресс шагнул далеко вперед, и арбуз мог оказаться вполне съедобным. Но, опять же, его стоимость не укладывалась в бюджет, совершенно определенно не укладывалась. Пользуясь полным погружением Колчака в эти сложные расчеты, Манфред, крякнув, подхватил арбуз и, заявив, что дядя заплатит, вразвалочку удалился по направлению к ближайшему выходу с рынка. - А ну стоять, щенок! Крик звучал инфернально. Манфред уже почти дошел до выхода, но даже на таком расстоянии его спину обдало ледяным потоком, немало удивившим людей, оказавшихся на его пути. Он обернулся. Колчак стоял, слегка наклонившись вперед, будто собирался догонять его, однако Манфред знал, что это и не требуется. Он мог достать его и оттуда, сейчас это чувствовалось каждой клеточкой тела. - Щито ты, дарагой, - хозяин лавчонки, очевидно, почуял неладное не хуже Манфреда. - Я тэбэ скидощку сдэлаю, дэсят, нэт! Какой дэсят, двадцат працентов! А? Бэри, брат, арбуз сладки, сочни, чем хочэш клянус! - Верю, - Колчак успокоился так же неожиданно, как разъярился. - Косарь дам. - Ах шьто ты! Сахарный, нэжный, натуральный, бэз химия! Два. - Полтора. На том и порешили. Манфред стоял на месте, опасаясь пошевелиться. Арбуз оттягивал руки. К моменту, как адмирал подошел к нему, распространяя вокруг себя зону отчуждения, в которую люди старались не попадать, Манфред уже почти их не чувствовал. - Неси теперь, дебил небесный, - миролюбиво проговорил Колчак. Отказываться Манфред не стал. Громко жалуясь на свои увечья в комфортабельном салоне такси, он размышлял о том, что один лишь поход на рынок открыл ему больше, чем круглосуточное наблюдение, которым занимался Феликс. Александр Васильевич не просто преодолевал Забвение, он действительно перерабатывал все, или всех, что сожрал за свою жизнь. Безусловно, стоит Сулле узнать об этом - им всем придется несладко. Придется писать рапорт. В котором надо будет по пунктам перечислить все негативные факторы, которые удалось выявить. Сомнительное отношение к иерархической системе, вероятный отказ от сотрудничества при соприкосновении интересов, отсутствие контроля над гневом и, как следствие, особыми возможностями... И это все только самая маковка айсберга. Что там под толщей ледяной воды - Манфред боялся даже представить...