Светя другим, сгораю сам/Aliis inserviendo consumor

В идеальной трапезе сервировка значит не меньше, чем сам процесс приготовления. Сулла любил получать удовольствие от каждого жизненного аспекта, и хороший ужин был одним из его маленьких удовольствий. Даже самая вкусная пища, сервированная убого, будет столь же убога на вкус. Поэтому каждый прием пищи в доме Суллы обставлялся с эстетикой, достойной хорошего ресторана. Для каждого блюда - своя посуда. Свой цвет, свой материал. В этот раз он готовил стейки из куриной грудки на пару с кус-кусом и травами. Следовательно, требовались керамические тарелки ручной работы глубокого синего цвета, покрытые глазурью. Каждая из них выглядела как портал прямо в морскую бездну, а золотая окантовка добавляла им некоторого шарма. Тончайший золотой кант, будто расплавленный солнечный луч в пучине. На такой посуде нежное мясо будет смотреться просто восхитительно. Сулла любил и умел готовить. Вообще по его опыту мужчины справлялись с этим намного лучше женщин, просто последние были вынуждены обретаться на кухне в силу множества причин. Впрочем, новое время нравилось ему тем, что и эта проблема понемногу уходила в небытие, и теперь он мог позволить себе заниматься своим любимым занятием, не опасаясь, что даже в кругу редких знакомых его увлечение будет сочтено эпатажным. Нож в его руке работал очень быстро, но Сулла не волновался о сохранности своих пальцев. Все это он проделывал уже миллиарды раз. Ровные мелкие кусочки зелени падали по правую сторону от ножа, образовывая небольшую горку, которую так и хотелось смахнуть ребром ладони. Однако Сулла не позволял себе делать этого. Беспорядка на кухне он не терпел даже от себя самого. Сулла бросил короткий взгляд на часы. Лабиен отсутствовал уже довольно долго. Более того - он опаздывал уже четвертый раз за месяц, каждую неделю задерживаясь то на полчаса, то на час. Причины этого были Сулле хорошо известны. Он рассчитывал на то, что при вроде бы случайной встрече с Марком Антонием Лабиен согласится принять предложение, которое наверняка должно было последовать. За прошедшие годы Сулла хорошо изучил Антония и мог предугадать его действия так же хорошо, как поступки Лабиена. Последний, впрочем, был куда более предсказуем: его реакции и порывы укладывались в простейшие схемы, не приходилось даже напрягаться, чтобы рассчитать, как он будет действовать в той или иной ситуации. Поэтому Сулла не ожидал от него ничего неожиданного. Он знал, что в эту минуту Лабиен, скорее всего, уже подходит к дому, как всегда не позволив водителю довезти его до ворот: пунктик, который Сулла не понимал и не стремился к этому. Следовательно, через несколько минут он откроет дверь и войдет сначала на веранду, а затем в столовую, где его уже будет ждать ужин, изысканно разложенный по красивым тарелкам. Подобраться к Марку Антонию было непросто. Это Сулла уяснил еще сотню лет назад, когда попытался избавиться от него, казалось бы, самым простым способом. Этот вариант устранения неугодных Сулла использовал еще при первой своей жизни. Яд всегда действовал безотказно, экономил массу времени и сил и обычно не требовал дополнительной подготовки. Однако же тогда Сулла все же подготовился, даже заручился поддержкой англичан, которых презирал. А Марк Антоний и не думал травиться. Насмешливо глядя на него своими жуткими темными глазами, Марк Антоний продолжал жрать и пить. И, если бы не помощь людей, не посвященных, к счастью, во все причины будущей расправы, Сулле могло бы не поздоровиться. В конце концов этот жуткий человек захлебнулся, будучи продырявленным несколькими пулями без особого для себя вреда. Только убедившись, что он не собирается воскресать, Сулла выдохнул и с энтузиазмом взялся за исправление допущенных ошибок. Он ожидал, что строгое следование списку предотвратит грядущую тьму. Тогда он еще верил, что мир человеческий сходит с ума именно из-за того, что слишком много вокруг помнящих, которые устраивают сведение счетов между собой и организуют увеселительные войнушки. Убийство Марка Антония должно было предотвратить войну или хотя бы сделать ее менее кровопролитной. Но все пошло не так, и Сулла задумался, не ошибается ли он в своих выводах. Он был слишком уверен в себе, чтобы признать полную несостоятельность своего замысла. Однако игнорировать отсутствие ожидаемого результата и наличие негативных последствий было нельзя. Поэтому Сулла сосредоточился на более детальном изучении помнящих и скорректировал свои списки, оставив в них лишь самых опасных. Тех, кто так или иначе взаимодействовал с Королевством, о котором Сулла узнал от одного из небожителей, вовсе не скрывавшего своего неземного происхождения. Нельзя сказать, чтобы он заявлял об этом напрямую, конечно же. Однако его поведение, высочайшая результативность и везучесть не могли не привлечь внимание Суллы и, как оказалось, не зря. История о Королевстве из уст барона Рихтгофена прозвучала лишь раз, но этой информации, в принципе, было достаточно для двух вещей. Для того, чтобы отправить его туда, где ему самое место, и для того, чтобы сформировать окончательные списки и разгадать ребус бьющегося в агонии мира. Против самого Королевства Сулла ничего не имел, вопреки тому, что он недавно рассказал Лабиену. Ему было безразлично, чем они занимаются, до тех пор, пока они не вмешиваются в его жизнь, а также в жизнь других людей. Так как в Королевстве действовал закон о невмешательстве, мирное сосуществование было бы вполне возможно, даже с учетом незначительных проявлений их деятельности. Даже включая деятельность самого Рихтгофена, ведь он не использовал своих нечеловеческих способностей и благоразумно скончался, как только получил ранение, несовместимое с человеческой жизнью. Он мог регенерировать его. Но не стал. Игру по правилам Сулла уважал, и этот случай пошел Королевству на пользу. Однако была проблема, которую нужно было решить. И Сулла подозревал, что правитель Королевства об этой проблеме не то чтобы в курсе. Возможно, он так считает. Но на деле... На деле проблема куда серьезнее. И если б он знал, Сулле не пришлось бы браться за это самостоятельно. Бездна. Эта хреновина образовалась здесь, вероятно, еще до возникновения жизни на планете. Возможно, еще до возникновения самой планеты. Разрыв в пространстве и времени, разрыв ткани самого мироздания, в который как в бездонную яму (откуда, собственно, название и пошло) проваливалось все, чему не посчастливилось оказаться поблизости. Бездна функционировала в другом срезе, и случаи, когда в нее проваливались физические объекты, были немногочисленны. Большинство таких случаев приходилось на последние годы, когда количество разломов по всему земному шару значительно увеличилось. Внутри этой аномалии наблюдались нарушения течения времени, искажения пространства и другие интересные вещи. Изучением аномалии занимался старший принц Люцифер в содружестве с богами, которые были ответственны за охрану этой зоны до появления небожителей. Пока что им удавалось сдерживать распространение этой зоны. Но появление разломов доказывало, что Бездна будет расти все равно. И именно ее существование приводит к искажениям всего, что существует в опасной близости от нее. В том числе - к искажениям в живых существах. Для ограниченного мозга Лабиена эта история была бы слишком сложна, поэтому Сулла не стал рассказывать ему, в чем дело на самом деле, предпочитая говорить на понятном для него языке завоевания и освобождения жизненного пространства. В каком-то смысле так оно все и было. Если Сулле не удастся выйти на правителя Королевства выбранным путем и договориться, придется взять функцию правителя на себя. Он не мог позволить Бездне сожрать все вокруг, включая его самого. Сулла не был небожителем, и понимал, что для него в этом случае не будет никаких шансов. А вот они в Бездне вполне себе могли продолжать существование: старший принц тому яркий пример. Сулла видел его однажды: выглядит прекрасно, в сериалах снимается на досуге. Глядя на него, можно предположить, что Бездна совершенно не опасна. Если не знать, что кормят ее людьми. О, безусловно, плохими людьми. Этическая сторона вопроса так важна для крылатых. Бездне скармливают только самых негодных. Убийц, воров и прочую шушеру. Вот только сказка о раскаянии, которое может спасти твою душу - всего лишь сказка. Не будет никакой души, Бездна поглотит тебя, и не останется от твоей души даже воспоминания. А потом высрет. Такое тоже случалось. Искаженные души в человеческом фольклоре становились демонами различных мастей и другой нечистью. Но это всегда были люди. Или боги, которых бросили туда сразу после войны, еще не зная, что Бездна сделает с ними. Как уничтожить эту херовину? Сулла не знал. Зато он знал, что Королевство входит в состав Империи, на территориях которой есть планеты, пригодные для жизни людей. Эвакуация - все, чего он хотел. Но, конечно же, Сулла готовился к силовому решению этого вопроса. Ибо, если бы эвакуация рассматривалась, Королевство давно уже провело бы ее. Лабиен вернулся в точности к моменту, когда еда уже была выложена на тарелки и достаточно остыла, чтобы можно было приступать к трапезе. Выражение его лица было на сей раз плохо читаемо, но Сулла расшифровал его как задумчивое и несколько напряженное. Лабиен думал о чем-то, и это само по себе заслуживало пристального внимания. - Что-то случилось? - Сулла плеснул в бокал вина и опустился на стул, изящно закидывая ногу на ногу. Он зверски устал, но не собирался этого показывать. - Я видел кое-кого, когда ехал домой, - Лабиен смотрел куда-то в сторону, продолжая хмуриться, и не сразу нашел спинку стула. Сулла улыбнулся и склонил голову набок, салютуя бокалом и показывая, что готов выслушать продолжение. По спине стекла прохладная капелька пота. Если Лабиен каким-то чудом встретил Метробия, которому строго-настрого было запрещено покидать квартиру в определенные часы, дело могло принять скверный оборот. Конечно, у Суллы был заготовлен ответ на этот случай, но разбираться с Лабиеном сейчас ему не хотелось бы. - Я видел человека... - задумчиво продолжил Лабиен, усаживаясь и делая большой глоток вина. - Он мне показался знакомым. Всех своих нынешних знакомых я помню, их не так много было. Он точно не из этой жизни. Но и не из первой, его лицо... Понимаешь, оно не дрожало, не было дымкой, оно просто было, но я его узнал. И, как мне показалось, он меня тоже. - При каких обстоятельствах это произошло? - Сулла стер улыбку со своего лица и отставил бокал в сторону, показывая, что настроен серьезно. - Я возвращался домой и вышел, как всегда, немного раньше. Такое ощущение, что он ехал за нами. Ему негде было остановиться, и он в итоге проехал мимо, и смотрел на меня... Знаешь... Такой взгляд... Лабиен прерывисто вздохнул, и Сулла с удивлением понял, что он не просто в растерянности, а по-настоящему потрясен и отчасти напуган. - Эй, - Сулла выскользнул из-за стола и вмиг оказался за его спиной, аккуратно растирая и массируя основание шеи и плечи. - Все хорошо. Ты дома, этот человек уехал, и не знает, где ты. Как он на тебя смотрел? Ты почувствовал угрозу? - Нет, в том-то и дело! У него был такой взгляд, будто... Не знаю, мне захотелось сесть к нему в машину, мне и сейчас хочется, я не понимаю, почему я убежал, я... Я действительно убежал как ребенок. Я не помню, где я был и что делал последние несколько сотен лет, но, когда я его увидел, я вдруг... Почувствовал что-то. Сулла взялся за спинку стула и развернул его вместе с Лабиеном. Опустившись на колени, он взял дрожащие руки своего единственного соратника в ладони и крепко пожал. - Что именно ты почувствовал? Ты можешь мне рассказать. Или с этим вопросом тебе лучше позвонить Антонию? Так я знаю не меньше него. Это подействовало. Лабиен дернулся как от пощечины, вмиг собрался и сделал попытку отнять ладони, но Сулла не отпустил его. Глупый большой ребенок. Действительно думал, что ему удастся разыграть из себя двойного агента! Даже Цезарю не удалось облапошить его, куда уж Лабиену! Вероятно, тот пришел к тому же выводу и быстро успокоился. Даже улыбнулся сардонически, признавая свой непроходимый идиотизм. - Холод. Невыносимый. Будто... Будто мои ноги вмерзли в лед на какое-то время. Дикая боль, такая... Я не знаю, как не заорал. Я знал, что должен идти за ним. Я забыл обо всем на какое-то время, даже о тебе, будто тебя и не было никогда. Я знал, что он ждет меня, что я ему нужен. Я должен был спешить, как бы больно мне ни было, но... Я будто ощутил собственную смерть. Лабиен замолчал и опустил голову. Он не всхлипывал, не дрожал, но Сулла чувствовал, что он разрыдался бы, если б умел это делать. - Как выглядел этот человек? - как мог ласково поинтересовался Сулла. - Ты разглядел? - Не совсем. Темные глаза, почти черные. Лицо худое, форма губ странная, носище... Сулла прикрыл глаза и погрузился в собственную картотеку подозреваемых. Если бы он знал, где носило Лабиена предыдущие пару сотен лет, было бы намного проще. А так под подозрение попадало огромное количество людей и не только. - На турецкого Кощея Бессмертного похож, - внезапно дополнил Лабиен. Сулла сначала прыснул, но быстро взял себя в руки. Такое определение подходило только одному человеку. Лично он с ним не пересекался, но слухи доходили. И именно с такой характеристикой. Кто же сказал это... - Я знаю, кто это, беспокоиться не о чем, - Сулла погладил широкие ладони Лабиена и встал с колен, возвращаясь на свое место за столом. - Знаешь, так иногда бывает даже с обычными людьми. Все из-за аномалии, на которой мы все живем, Антоний наверняка должен был хотя бы схематично набросать тебе эту историю. Может, вы как раз попали в зону искажения. Он узнал тебя, а ты его, но ничего страшного в этом нет, поверь. Зато теперь мы знаем, где ты шоркался сто лет назад. - Да? - Лабиен с радостью ухватился за это притянутое за уши объяснение, потому что хотел в это верить. - Ну, раз ты все знаешь, не просветишь ли меня? Или мне позвонить Антонию? - А и позвони, - Сулла с удовольствием глотнул вина и откинулся на спинку стула, ощущая острую потребность встретиться с Метробием и проверить, все ли с ним в порядке. - Только на громкую связь поставь, хочу послушать, о чем вы воркуете без меня. - Феликс, - Лабиен наградил его чувствительным пинком под столом, но обратился самым любимым именем, очевидно, подлизываясь и не желая развивать историю с неудавшейся двойной игрой. - Не издевайся надо мной, я и так еле живой. - Вижу, - согласился Сулла, отрезая кусочек нежнейшей грудки и отправляя остывшее мясо в рот. - Поражен твоим новоприобретенным патриотизмом, мой дорогой, так как в этот раз ты снова уродился русским. Человек, которого ты видел - адмирал Колчак, и не говори мне, что ты никогда не слышал это имя. - Слышал, но... - Лабиен заметно смутился. - Ну да, не Хабенский, - Сулла коротко рассмеялся и подлил вина. - Но, как по мне, в какой-то степени даже лучше. Турки мне нравятся куда больше евреев. - Феликс! - Ладно, ладно. Что ж, сто лет назад ты мог бы гордиться собой куда в большей степени, чем сейчас. Я удивлен, что ты ничего не помнишь. Может, это разновидность ПТСР такая... Хрен с ним. Ты - прирожденный кавалерист с тысячелетним опытом, скромный и исполнительный, и ему повезло, что вы встретились. Но не повезло, что ты умер раньше, чем он ожидал. Тогда тебя звали Владимир. Понимаешь, к чему я веду? Лабиен молча кивнул и принялся за еду. Лицо его приняло отсутствующее выражение. Сулла знал, что это означает. Сейчас воспоминания будут возвращаться медленно, тонкой струйкой, как песок сквозь сжатый кулак. Картины прошлого, разбуженные его словами, будут вспыхивать и тут же угасать. На какое-то время мир вокруг перестанет существовать. Голос Суллы окажется заглушенным множеством чужих голосов. Но оставлять Лабиена одного в таком состоянии нельзя, слишком велик разрыв между той его личностью и нынешней. Наблюдая за тем, как Лабиен механически ест и пьет, Сулла задавался вопросом, как он мог забыть такой невероятный опыт. Всего сотня лет разницы. Тогда он горел привычной для себя идеей служения. Служения новому дому, а затем и новому господину, которого он посчитал достойной заменой своим предыдущим богоподобным господам. Он горел настолько, что умер в жутких муках, пытаясь как можно скорее прорваться к нему, и это действительно было вполне в его духе. Вряд ли между ними что-то было, но, зная привычки Лабиена, с него бы сталось втрескаться и положить свою жизнь на алтарь человеку, которому было на него наплевать. Впрочем, дело, конечно же, вовсе не в этом. Почему он забыл обо всем? Почему на смену горению пришла полнейшая апатия? Такая мощная привязанность обычно идет красной нитью через воплощения даже обычных людей, снова и снова притягивая их друг к другу, но теперь... Сулла прикрыл глаза. Очевидно, в дело вмешалось Забвение, которое небожители применяют в случаях, когда души направляются в реабилитационный сектор или же в случаях, когда им нужно что-то скрыть. Так как Лабиен сидел сейчас прямо перед ним, становилось очевидно, что небожители что-то скрывали. Однако же не настолько, чтобы забрать его к себе. Почему оставили здесь? Потому что, очевидно, забрали Колчака. И какого черта тогда он опять здесь делает, да еще и с тем же самым лицом? Сулла почувствовал, что начинает нервничать. Эта информация наложилась на известия о пропаже двух его сотрудников, задействованных в программе утилизации упокоенных. Сначала пропадают сотрудники, потом Лабиен соглашается на предложение Антония (мы еще выясним, что они замышляли, в этом и был изначальный план, верно?), теперь чуть ли не на пороге дома появляется Колчак, которому положено реабилитироваться наверху или сгинуть в Бездне... Вилка царапнула тарелку, и резкий звук вырвал Суллу из размышлений. Как раз вовремя, чтобы задержать руку Лабиена. Задержать, но не остановить. Нож скользнул по ключице, разрезая плоть легко, словно тончайший шелк. Сулла даже не вскрикнул, настолько он был ошарашен происходящим. Опрокинувшись навзничь, он сломал своим весом стул и чувствительно ударился затылком о плитку. Неприятный холодок говорил о том, что голову он разбил. Насколько существенно - разберется позже. Сейчас надо... Лабиен неожиданно быстро намотал его волосы на кулак, дернул, заставляя выгнуть шею под немыслимым углом, уселся сверху, сжимая коленями плечи. Холодное лезвие ножа коснулось шеи, укусило, показывая серьезность намерений. - Я знаю, что ты мне врешь, но не знаю, в чем конкретно, - даже голос Лабиена неуловимо изменился, и это было особенно жутко. - Поступим так. Я буду спрашивать тебя, а ты будешь мне отвечать. Отвечать честно. Если мне покажется, что ты мне врешь, я напомню тебе, что так делать не надо. Постарайся уж, чтоб у меня не возникло сомнений в твоей честности. Сулла хотел ответить, но из горла вырвался только сдавленный хрип. Впрочем, Лабиен его, вроде бы, понял: дышать стало полегче. - Почему ты сразу не сказал? Сулла закатил глаза. - Потому что я не знаю всего обо всех, - с трудом проговорил он, нащупывая кончиками пальцев смартфон в кармане брюк и молясь, чтобы кнопка вызова в экстренных ситуациях сработала. - Я понятия не имел, чем ты занимался, и всегда вижу только твое первое лицо. - Допустим. Чего ты на самом деле добиваешься? - Спасения. Твоего, моего, других людей, которые живут над Бездной и ни в чем не виноваты! Лицо Лабиена дрогнуло. Сулла с ужасом осознал, что это означает. Он не поверил. Что ж, сам виноват. Надо было быть с ним чуть более честным. На сей раз знаменитая удача Суллы, по-видимому, от него отвернулась. На этот раз он закричал. И потому, что хотел наделать побольше шума, и потому, что Лабиен хорошо знал, как причинить человеку боль. Смартфон завибрировал, откликаясь на нажатие кнопки.