Светя другим, сгораю сам/Aliis inserviendo consumor

Близость комнатного ледника, к сожалению, не освежает воздух. Находиться рядом с ним значительно приятнее, чем обнимать ногами влажное горячее одеяло, но в этой квартире ложе превращалось в адскую сковородку уже с рассветом, который Феликс и без того уже встретил на кухне. Тем удивительнее было проснуться спустя несколько часов, значительно посвежевшим и отдохнувшим, и увидеть за окном ровно ту же картину. Даже чайка, заходившая на очередной круг в момент, когда Феликс бросил на нее усталый взгляд перед тем, как провалиться в сон, оставалась на прежнем месте. Он приподнялся на локте и окинул комнату внимательным взглядом. Кровать, на которой спал Манфред, была по-армейски чиста и аккуратна. Ни следа его пребывания: вероятно, ушел сразу же, как появилась такая возможность. Следовательно, ему не показалось, и мальчик не спал. Феликс мысленно сделал заметку поговорить с ним об этом позже. Манфред не относился к тому типу людей, которые с жаром обсуждают сплетни и сами их создают, поэтому можно было не переживать о том, что история разойдется. Однако правильно расставить акценты и успокоить парня, который наверняка испытывал определенные чувства по этому поводу, было необходимо. Александр спал, повернувшись к Феликсу спиной. От плеча до бедра наискось шли кривые белые шрамы, похожие на след медвежьей лапы. Под лопаткой след от пули, которая должна была его убить, но не убила. Забавно: у Манфреда точно такой же. Вообще-то Рафаил легко мог стереть этот и многие другие следы пребывания на тверди, но парень предпочитал хранить его как напоминание о том, что голова всегда должна быть холодной, иначе повторения не избежать. Феликс сел, поджав ноги и слегка наклонив голову. Хотелось прикоснуться к шрамам, но это наверняка разбудило бы Александра. Сколько еще у него шрамов? Само их существование вселяло некоторое спокойствие: человек, у которого иссечено собственное тело, не посчитает это изъяном в ком-то другом. Надо было вставать. Надо было выяснить, почему чайка так и висит на месте. Но Феликс медлил. Хотелось побыть на этом раскладном кресле в иллюзии спокойствия и умиротворения еще немного. Стоит ему коснуться босой ступней пола, стоит ему встать - и реальность нельзя будет игнорировать. Останется только принять. Феликс не жалел о произошедшем, но с самой первой встречи с Александром ему было ясно, чем все кончится. И вчера на кухне он был прав: вопрос о том, схлопнется ли мир, если он позволит себе любить кого-то, Феликс должен был адресовать самому себе. Он не умел строить отношения, да ему и некогда было это делать. Какие отношения может построить человек, просидевший в общей сложности одиннадцать лет? Будучи другом для одних, "отцом" для других и кровавым инквизитором для третьих, он так и не стал настоящим мужем и настоящим отцом. И сильно сомневался, что, будь у него такая возможность, он смог бы это сделать. В жены себе он выбрал женщину, на которую можно было положиться, и которая не вызывала отвращения в постели. Конечно, она узнала об этом не сразу, а, узнав, приняла и простила. Сына Феликс любил вполне искренне, как и детей в принципе. Поэтому в глазах общества ему не в чем было себя упрекнуть. Но Феликс знал за собой кое-что еще. Кое-что, что ему пришлось выжечь буквально каленым железом. Любовь - не то чувство, которое должен испытывать человек, взваливший на себя ответственность за все человечество. Точнее, не такая любовь. Он должен был любить всех одинаково, и все свои действия обосновывать исключительно этой потребностью. Терять голову от конкретного человека, кем бы он ни был, было непозволительно. Он прекрасно помнил, какой урон глубокое чувство нанесло его профессиональной деятельности, когда на важнейшем собрании все его мысли занимала исключительно женщина, от присутствия которой он натуральным образом дурел, как вот Александр последние пару дней. Он был идиотом, и вел себя как идиот. И, если бы ему не удалось избавиться от этого чувства (которое, если верить Александру, в результате все равно оставило глубочайший след в его душе), кто знает, где бы он в итоге оказался. Вероятно - на задворках истории, в какой-нибудь канаве. Феликс любил всех и не любил никого. Запрещал себе любить. Исключением была только императрица, которую ему полагалось любить по долгу службы и не возбранялось по негласному этикету королевства, но это чувство тем более причиняло ему больше боли, чем удовлетворения. Как, вероятно, и ей. И зачем тогда все это нужно? Феликс решительно встал и удалился на кухню. Там он первым делом закурил, затем открыл ноутбук и сверился со сводками. В течение дня, большую часть которого он провел в некоторой прострации, ожидая возвращения существа, которое его едва не сожрало, и которое ему надо было каким-то образом убедить в необходимости слушаться, он успел кое-что сделать. Как минимум - наладить связь с достаточным количеством агентов, чтобы цепочка уходила непосредственно в офис в королевстве. Теперь все необходимые данные висели в облаке, ожидая его внимательного взгляда. Безумно хотелось кофе, но запах наверняка разбудил бы Александра, а дело касалось его лично. Чайка пялилась своим черным безумным глазом, неподвижно вися в горячем воздухе. Феликс задернул шторы. Сопоставив данные, он выяснил, что императрица если не лгала, то недоговаривала явно. Причем еще с тех времен, когда она была принцессой, умирающей от чахотки на его руках. Презирающий ложь в любых целях, Феликс ощутил, как его относительно хорошее настроение стремительно портится. Хуже всего было то, что отсюда он вряд ли мог повлиять на ситуацию. Конечно, в своей работе ему часто приходилось использовать сотрудников втемную, потому как их осведомленность могла поставить под угрозу всю операцию. Но, оказавшись на их месте, он ощутил себя препогано. Скверно. И, что самое неприятное, растерянно. История о тупилаке имела под собой некоторые основания. В тех местах действительно селились люди, проводящие подобные ритуалы. Однако никаких данных о том, что королевство выходило на связь с лейтенантом Колчаком не было. Иными словами, принцесса уже тогда вела какую-то свою игру, пользуясь тем, что Феликс ничего не знает о королевстве, и никто не может опровергнуть ее слова. А вот данные о том, что именно в той местности располагалась одна из древнейших крепостей - были. Говорили, что именно эту крепость изначально использовал Люцифер, спускаясь в Бездну прямо из нее. Данных о том, когда она была построена, не было. То есть, она перешла к королевству "по наследству" от богов, которые были побеждены в достаточно быстрой войне. Информация о крепости на этом не заканчивалась, но ее технические характеристики Феликса пока мало интересовали. А вот статистические выкладки и наблюдения за конкретным объектом - очень даже. Лейтенант Колчак выбрался из трещины относительно живым и здоровым, несмотря на то, что в такой воде шансов у него практически не было. Было ли это следствием того, что какая-то гадость проникла в него при помощи накопленной энергии тупилаков? Или это было его изначальным свойством? Феликс проматывал десятки страниц информации, пользуясь навыками быстрого чтения, которое значительно экономило ему время еще "при жизни". По всему выходило, что лейтенант Колчак после купания изменился весьма незначительным образом, если это вообще случилось. Гневливый характер был с ним и до этого: Феликс раскопал даже попытку покушения на вышестоящее начальство, когда тот был еще мичманом. Колчаку не понравилось, в каком тоне начальство обсуждало некую гимназистку. И это, конечно же, лишь единичный случай, а сколько их таких еще копилось в картотеке королевства... Сам факт того, что информация о Колчаке собиралась буквально с его рождения, наводил на определенные мысли. Королевство вело определенный учет, но такой полноты данных не было ни об одном человеке. Впрочем, действительный интерес представляли другие данные. По всему выходило, что энергетический фон не изменился после погружения в трещину. Иными словами - что в нее вошло, то из нее и вышло. Феликс откинулся на спинку стула и постучал по губам подушечкой указательного пальца. Эта информация меняла вообще все. История о тупилаке назойливо крутилась в голове, требуя к себе внимания. Зачем-то ведь принцесса ее рассказала? Феликс закурил очередную отвратительную сигарету, немного подумал и щелкнул пальцами, наконец, ухватив мысль. Тупилаки действительно были. Вот только люди, которые жили в той местности, совершенно не при чем. Если бы Бездна проникла в объект, искажения не заставили бы себя ждать. И скрыть их наличие было бы невозможно. Иными словами - острые зубы всегда были бы с ним, как и жуткие когти, и что он там еще может себе вырастить, если захочет. Бездна неизменно влияет на окружающую действительность. Искажения пространства, которые иногда выглядят как миражи в ледяном аду, а иногда - как реальные порталы из одного места в другое. Искажения времени, одно из которых Феликс мог наблюдать прямо сейчас, стоило лишь отодвинуть шторы. Все это бросалось бы в глаза сразу же, скрыть такое просто невозможно. Но никаких данных о бесконтрольном возникновении искажений не было. Кем бы Колчак ни был, до самой своей смерти он играл по правилам, не пользуясь своими способностями, исключая регенерацию тела, которое должно было сгинуть сначала в трещине, а потом еще множество раз. Почему не пользовался? Скрывался? От кого? Почему в таком случае "палился", продлевая себе жизнь? Была какая-то высшая цель? Что более важно - если Бездна могла создать разломы, достаточные для того, чтобы некие твари выбрались наружу, если она была способна прорываться своей собственной волей наружу, искажая все, к чему прикасалась, могла ли она отрастить себе щупальце для более детального изучения окружающего мира? Или это сделал кто-то, застрявший так глубоко, что о его существовании не знал никто, кроме некоторых членов королевской семьи? Это многое объясняло. Но не отвечало на все возникшие вопросы. Возможно, императрица планировала довериться ему позже, когда удостоверилась бы в том, что он не предаст ее. Вероятно, эта история могла нанести ей существенный вред вплоть до гибели, иначе она давно рассказала бы. Насколько проще было бы, знай он теперь все, что она от него скрывала! Вероятно, Люцифер что-то нащупал и сообщил ей об этом, после чего они оба хорошенько поработали над созданием достоверной легенды. Бэкграунд у этой истории был, что надо: никому и в голову не пришло до этого дня проверять, действительно ли королевство проводило операцию по сдерживанию Бездны, принцесса пользовалась репутацией безукоризненно честной женщины. Феликс послал последний запрос. Надо было выяснить, какие работы проводились на той территории старшим принцем. Если они что-то оттуда вытащили или хотя бы бросили спасательный трос - об этом должна была быть запись. - Уже проснулся? Феликс напряг всю свою волю, чтобы не подскочить на месте с недостойным воплем и не захлопнуть крышку ноутбука сразу же, как услышал хрипловатый со сна голос Александра. Сколько он уже тут стоит? Что он успел увидеть? Феликс медленно закрыл ноутбук и потянулся. - Да, не хотел тебя будить. Мне показалось, тебе нужно выспаться. - И кто это говорит, - Александр мягко коснулся плеча Феликса кончиками пальцев, проходя к плите и начиная священнодействовать над кофемолкой. Феликс аккуратно отвел штору в сторону и едва заметно облегченно выдохнул: чайка успела улететь, и рассвет, наконец, сдвинулся с мертвой точки. Хотя бы этого неприятного разговора можно будет избежать. Однако кое о чем поговорить все же придется. - Послушай, ты недавно хотел поговорить... - Феликс, не испытывавший проблем с красноречием, на сей раз замялся, подбирая правильные слова. - О том, что между нами произошло. Я согласен с тем, что это стоит обсудить. - Мне показалось, ты другого мнения, - спина Александра не могла сообщить, что он в действительности по этому поводу думает, но тон его был достаточно легким, и Феликс приободрился. - Я просто... Господи. Я вижу, что ты ждешь от меня того, что я не могу тебе дать. Некоторые разговоры хороши только для ночной кухни, поэтому я не знаю, как объяснить... - Что ты не против был мне отсосать, но не хочешь со мной встречаться? Феликс всплеснул руками и изобразил высшую степень негодования, несмотря на то, что Александр не мог его видеть. Или мог? Кто его теперь знает. - Послушай, ты мне нравишься, и конкретно тогда я был не против... Но мне не хотелось бы связывать себя обязательствами и в чем-то себя ограничивать, и уж тем более называть то, что между нами произошло, отношениями. Я отношусь к этому проще, чем ты. Мне жаль. - Ни хуя тебе не жаль, - Александр, наконец, разобрался с джезвой и поставил ее на огонь, отряхнув руки, но так и не обернувшись. - Я сам виноват. Феликс открыл рот, чтобы возразить, но не нашел нужных слов. Почему нельзя было просто насладиться неплохим сексом (хотя произошедшее можно было охарактеризовать так только с натяжкой) и вернуть все как было? Потому что секс всегда все портит, вот, почему. Именно поэтому Феликс отсекал любые неподобающие ассоциации или мысли, которые неизбежно возникали при общении с Александром. До определенного времени он был уверен, что Александр его ненавидит, потом - что терпит, ему и в голову прийти не могло, что однажды они окажутся в одной постели. Точнее, конечно, еще как могло, и даже приходило... Но каждый раз Феликс ловил себя на мысли, что он приближается опасно близко к тому самому чувству всесжигающей страсти, которая лишала его работоспособности. А это означало - запретить. Все. Без обсуждений. Однако же это существо каким-то образом все равно почувствовало. Конечно, Александр вряд ли планировал все это. Скорее, просто плыл по течению, как обычно, и усталость от насыщенного дня сломала и его внутренние блоки. Иначе всего этого не произошло бы. В конце концов, после инцидента на кухне он нашел в себе силы остановиться, хотя тогда Феликсу казалось, что лучше для них обоих было бы переспать прямо на столе и больше никогда об этом не вспоминать. Увы, таким прекрасным качеством как "никогда не вспоминать об охуенном сексе" обладали лишь двое из его партнеров. - Мы можем просто... работать дальше? - аккуратно поинтересовался Феликс. - Ты категорически не хочешь попробовать... быть со мной? Александр медленно развернулся. Вопреки ожиданиям, его лицо не было ни печальным, ни злым. На тонких губах блуждала задумчивая улыбка, плечи уверенно расправлены, отчего он кажется выше, чем есть на самом деле... или он и правда стал выше? Поди знай. Легкомысленный фартук предыдущей хозяйки прямо поверх трусов довершает образ, прекрасно подходящий вчерашнему безумному вечеру и не менее безумному утру. - Я не против посмотреть, что ты прячешь под своим миленьким фартучком, - честно ответил Феликс. - Возможно, даже не раз, но я не хочу становиться ничьей собственностью, и не хочу никого делать своей собственностью. То, что он говорил, прямо противоречило тому, что он должен был говорить. Все еще существовала опасность, что это существо можно каким-то образом заставить делать то, что тебе нужно. И, конечно же, существовала огромная вероятность того, что Сулла с его природной сексуальностью и беспринципностью легко сможет разгадать эту головоломку. Однако Феликс не мог поступить так с Александром. Не после того, что он уже с ним сделал и "при жизни", и после. - Хм, кто знает, может, мне удастся заставить тебя передумать. Феликс вздрогнул, когда Колчак двинулся к нему, но тот внезапно опустился перед ним на колени и взглянул то ли задумчиво, то ли игриво. Босая ступня Феликса внезапно оказалась в его ладонях, и ему оставалось лишь завороженно наблюдать за тем, как губы Александра касаются каждого пальца, а язык проводит влажную дорожку по боковой стороне ступни, чтобы затем подарить едва ощутимый укус и переключиться на вторую ступню. - Господи, ты что делаешь?! - Очень мило с твоей стороны, - поцелуй в лодыжку, - называть меня так, - поцелуй в голень, - но, - поцелуй чуть выше, - я просто, - поцелуй с укусом, - хочу показать тебе, - поцелуй с быстрым касанием языка, - что в отношениях со мной, - поцелуй под колено, от которого ткань боксеров ощутимо натягивается, - есть свои преимущества. - У тебя кофе сбежит, - сердце колотится так, что кажется, будто оно бьется в горле. - У меня? - в этой усмешке нет ничего человеческого. - У меня ничто не сбежит. Тем более - кофе. Где тот милый стеснительный Александр Васильевич, который боялся простого поцелуя, прекрасно понимая, что после этого ничто уже не будет прежним? В черных глазах нет и следа стеснения, Феликс кожей ощущает всепоглощающую страсть, которая движет этим существом прямо сейчас. Кто бы ни вмешался - перегрызет надвое и продолжит. Зловещая усмешка высверкивает множеством острейших зубов в опасной близости от шеи, но траектория движения Александра меняется, и Феликс стонет в теплый податливый рот, пока прохладные ладони хаотично ласкают корпус. Поцелуй удушающий, жаркий, слишком глубокий, Феликс сжимает пальцами чужие стальные плечи, но Александр отстраняется сам. Только чтобы наклониться и упереться плечом в живот, а затем резко встать, оставив Феликса висеть в унизительной позе вниз головой. - Нет ничего страшного в том, чтобы быть чьей-то собственностью, - наставительно говорит Александр, пронося его в комнату и не забывая, конечно же, отвесить чувствительный шлепок. - Это удобно и приятно. - Ты бешеный! Поставь меня немедленно! - Мне это уже говорили. Как скажешь. Феликс падает на разложенное кресло, копчиком ощущая, что оно вот-вот сломается окончательно. Александр снимает фартук и швыряет его в угол. В его лице нет теперь ничего человеческого. Оно только выглядит как принадлежащее человеку, но там, в глубине, бушует что-то, не поддающееся описанию, как по Лавкрафту. В комнате будто становится темнее, хотя шторы открыты, и утреннее солнце должно обжигать тела, превращая воздух в адское горнило. - У тебя больше нет металла, который мог бы меня убить, - напоминает Александр, склонив голову набок и изучая свою добычу. - Что будешь делать? - Надеяться на твое благоразумие. Я уже сказал тебе, что не против с тобой спать, так что - вперед, я буду только рад, потому что ночью ты не очень-то обо мне заботился. Но это не значит, что я соглашусь... чего ты там хочешь: встречаться с тобой? - У тебя будет время подумать, потому как если ты откажешься, мы сделаем вид, что ничего не было, как ты и хотел. И ничего не будет. Никогда. Феликс хотел ответить что-то язвительное, но все коварство плана Александра начало доходить до него уже в процессе формулирования мыслей. Существо подошло медленно, пружинящим шагом. Склонилось, заполняя собой, кажется, все пространство. Кончик его носа касался щеки Феликса, а ледяное дыхание по какой-то противоестественной причине обжигало. Черные глаза продолжали смотреть выжидающе и пьяно. Мгновение превратилось в вечность. Боковое зрение уловило какое-то движение на балконе. Феликс повернулся совсем немного, да так и застыл, потому что на балконе стоял Манфред. С сигаретой, тлеющей между пальцев. Видимо, парень не ушел совсем, а перебрался спать на балкон, где какое-то время действительно было прохладнее. Феликс дернулся, чтобы встать и прекратить эту сцену, но было уже поздно. Тонкие губы, одновременно горячие и ледяные, накрыли его рот, и внутрь скользнул нечеловечески узкий шершавый язык. Острые зубы не доставляли серьезных неудобств, поскольку не были длинными, скорее, добавляли пикантности. Манфред ушел на второй план, оставшись где-то на задворках сознания немым офигевшим укором. - Какой же ты вкусный, - язык прошелся по линии подбородка, очертил ушную раковину, прошелся по судорожно дернувшемуся кадыку. Голос Александра звучал глухо и хрипло, Феликс физически ощущал, что он едва сдерживается, чтобы не искусать его до крови. Волнами накатывали отзвуки чужих ощущений: зуд в деснах, жжение между лопаток, болезненное возбуждение, требующее немедленной разрядки. Вероятно, это существо получило бы одинаковое удовольствие и трахнув его, и сожрав. Феликсу очень повезло, что Александр все же решил остановиться на первом варианте. Жаркие губы оставляли судорожные поцелуи то на шее, то на плече, то на груди, пока руки жадно ласкали все, до чего могли дотянуться. Феликс выгнул спину, позволяя широкой ладони скользнуть под лопатки и надавить, плотнее прижимая к прохладному сильному телу. Биение чужого сердца ощущалось гулко и мощно, от близости, которой они оба избегали десятки лет, в коленях и локтях возникала болезненная слабость. На поцелуи Феликс отвечал со всей страстью, на которую был способен, хоть и хотел изначально абстрагироваться от происходящего, чтобы не дать Александру воплотить свой замысел и заставить его признаться в том, что и ему на самом деле нужно куда больше, чем просто хороший секс. Просто ему страшно, отчаянно страшно: в нем живет еще ужас молодого человека, на руках которого умерла женщина, без которой, казалось, он не мог жить. Но он заставил себя жить. И заставлял потом еще не один раз, пока сердце его не покрылось каменной коркой, потому что иначе было просто нельзя... И теперь от каждого поцелуя, от каждого вздоха, от каждого стона корка трескалась, причиняя немыслимую боль, но, вместе с тем, даря освобождение. Существо, конечно же, все это прекрасно знало. Ласки становились все более лихорадочными и бессистемными. Легкие покусывания внутренней стороны бедер, пока предварительно облизанные пальцы играют с сосками, заставляя метаться по и без того смятой постели. Невесомые поцелуи под колени, от которых хочется просто положить ноги Александру на плечи и закрыть глаза рукой. Ткань боксеров, делавшая возбуждение невыносимо болезненным, затрещала и исчезла. На смену ей пришел длинный язык, обернувшийся вокруг члена и заставивший Феликса коротко и жалобно выматериться. У искажения Бездны определенно была масса достоинств, которые ему очень хотелось бы изучить более предметно. Плавные движения языка, сворачивающегося и разворачивающегося вокруг пульсирующего желанием члена подобно осьминожьему щупальцу, доводили до исступления: это ни в какое сравнение не шло с тем, что Феликс испытывал прежде даже с самыми искушенными партнерами. Выгнув спину, он безмолвно хватал ртом горячий воздух, не в силах издать даже жалобный стон, пока внезапно его не охватила прохладная пустота. Феликс открыл один глаз и сел на разложенном кресле. Александр смотрел на него с ехидцей, демонстративно сложив руки на груди. - Чокнулся, что ли? Это что такое было? - Как там сейчас пишут... Бесплатный период закончился, оформите подписку - и получите доступ ко всем возможностям приложения. - Я не настроен шутить. - Я тоже. Вопреки собственным словам, Александр весело фыркнул, опуская руки и сжимая кольцо пальцев вокруг все еще дрожащих от напряжения лодыжек Феликса. Тот будто взглянул на себя его глазами. Какой-то всклокоченный воробей: потный, красный от гнева и жары, с бешенством в глазах, мечущих молнии, и все это в сочетании с отменно стоящим членом, определенно требующим к себе внимания. Прямо напротив - ледяная глыба. Поджарое стройное тело, абсолютно сухое, несмотря на жару. Под кожей перекатываются мышцы. Будто статуя сошла с постамента. Вот только у статуй не бывает таких зовущих черных глаз, таких красивых тонких губ и уж точно не бывает такого восхитительного языка, вновь показавшегося меж острых зубов. Александр снова опустился на свое место и принялся выводить кончиком вполне пока еще человеческого языка замысловатые узоры сначала на животе, а затем на внутренней стороне бедра Феликса. - Боже, прекрати это издевательство! - Господь обязательно тебя услышит, если ты будешь молиться более прилежно, - горячее дыхание на члене доводит до мушек перед глазами, но Александр так и не касается его, возвращаясь к своему неспешному занятию. - Чего ты хочешь? - голос Феликса звучит настолько беспомощно, что ему самому от себя противно. - Ты знаешь, чего я хочу. А чего хочешь ты? - Тебя. - Как? - Ты издеваешься?! - Вовсе нет, мне правда интересно. Кончик языка касается сначала чувствительного местечка под яйцами, а затем медленно соскальзывает к анусу. Феликс инстинктивно сводит колени, но это не производит на Александра никакого впечатления. - Я не могу больше, пожалуйста... - Пожалуйста что? Извернуться и пнуть его в лоб не получается, и это обстоятельство крайне огорчает. Что ж, любишь грязные разговорчики? Лови, касатик. - Хочу трахнуть тебя как дешевую шлюшку, вот, чего я хочу, доволен? - Как дешевую не получится, - на смену языку приходят костяшки пальцев, исключая проникновение, но сохраняя градус возбуждения, от которого становится тяжело и больно дышать. - Я слишком высоко себя ценю. Но в целом - не вижу трудностей. Кроме одной: я, знаешь ли, не даю каким-то левым шлюханам. - Шляхтичам, - обиженно поправляет Феликс, который эту шутку от Александра уже слышал, правда, лет сорок назад. - Тем не менее. Вот если бы мы встречались - тогда другое дело. Dla ukochanej osoby – wszystko. - Ты чудовище. - Только заметил? Феликс хочет сказать, что на самом деле ему хочется совсем не этого, но любопытство берет верх. Любопытство, которое он так и не смог в себе искоренить, и которое, конечно, приносило ему куда больше пользы. Но только не в этот раз. - Хорошо, я согласен. Надо подписать какой-нибудь договор кровью или что? - Нет, - лицо Александра возникает перед ним совершенно внезапно, неожиданно теплое и ласковое, даже глаза чуть светлее обычного. - Ничего не надо. Поцелуй выходит вполне человеческим, совсем как ночью. Не ощущается ни острых зубов, ни шероховатости языка, и от этого контраста почему-то совершенно сносит голову. Феликс запускает пальцы в темные волосы, гладит, целует так глубоко, как только может, с удовольствием ощущая вибрацию от чужого стона. - У нас ничего нет, - почему-то шепотом говорит Феликс, покусывая ухо Александра. - Давай в другой раз, ты же никогда этого не делал. Мне проще. - Ты действительно думаешь, что можешь сделать мне больно? Ну, то есть, реально больнее, чем пуля в лоб? Феликс не знает, что на это ответить: эту вину ему придется нести все время, пока они будут работать вместе. Или теперь еще и спать, как минимум. Александр приподнимает бедра, плюет на ладонь и "простым советским" способом подготавливает и Феликса, и себя. Но все равно проговаривает малый матерный загиб на выдохе, убийственно медленно опускаясь на член, готовый взорваться. Феликс не знает, от чего его мажет больше: то ли от того, что он, наконец, ощущает близость разрядки, то ли от того, что это он трахает Александра, а не наоборот, что было бы естественнее, исходя из их изначальной диспозиции. Впрочем, это еще кто кого. Он двигается медленно, то и дело болезненно морщась, но грациозно. Кто-то более крупный смотрелся бы в таком положении идиотски, но Александру, смешно сказать, идет быть наездником. Поджарая фигура с бледной кожей отличается скульптурным рельефом, на него просто приятно смотреть и, конечно же, безумно хочется потрогать. Но Феликс ограничивается легкими поглаживаниями бедер, ожидая, пока темп станет более резким, чтобы поднять жаждущие ладони к груди. Глядя на него в таком положении, становится вполне ясно, что в нем находили чужие жены. Обрюзгшие мужья, едва следящие за собой, вряд ли могли соперничать со стройным офицером с породистым лицом и античным носом. Профиль скорее римский, чем греческий: у римлян часто встречались и более внушительные носы. Война и вынужденный аскетизм со временем превратили его в ходячий скелет, но теперь, восстановившись и, видимо, переварив некоторые свои "запасы", Александр снова выглядел так, как его помнили женщины, унесшие с собой в могилу тайну писем, невинных танцев и куда более откровенных бесед за закрытыми дверями. В конце концов Александр сам берет руку Феликса и подносит к губам, нежно прикусывая кончики пальцев. Феликс не помнит, когда в последний раз занимался сексом так. Это всегда была схватка: либо он, либо его. Сейчас же он явственно ощущает идеальное равновесие. Да, это его член медленно проникает в восхитительно узкую и горячую задницу Александра, но можно ли считать его победителем в этой схватке? Вряд ли. Терпеть это нет никакой возможности, но и вмешиваться Феликс не может, это было бы святотатством. Все, что он может сделать - обхватить свободной ладонью член, ни на мгновение не потерявший крепости, несмотря на боль, огладить большим пальцем головку и задать более быстрый темп, намекая, что пыток, пусть даже самых изысканных и нежных, он больше не вынесет. Александр соображает быстро. Резко наклонившись, он упирается лбом в спинку кресла и дышит так же тяжело и рвано, как Феликс. Слов не нужно, все и так понятно. Их дыхание смешивается. Короткий взгляд, немой вопрос. Руки на бедрах. Феликс мысленно молится всем богам и задает собственный темп, вколачиваясь в податливое тело так, что с бледного лица Александра на плечо капают слезы. Феликс не может остановиться. Перед глазами расплывается алое марево. Возможно, он кричит. Возможно, ему кажется. Возможно, кричит кто-то еще. Оргазм в этот раз напоминает рождение Вселенной: во всяком случае, звезд перед глазами в достатке, а в голове шумит космический ветер. Кресло разваливается с жутким грохотом. Александр ловко перекатывается в сторону и поднимается на ноги, словно ничего не произошло. Феликс лежит в обломках, опустошенный, беспомощный, совершенно счастливый, и ему абсолютно насрать, что происходит вокруг. - Ебучий случай, - Александр замечает Манфреда. - Иди в душ. Я поговорю с ним. - Ты уверен? - язык еле ворочается, какой там душ, но Феликс принимает протянутую руку и встает. - Ты с ним не очень-то вежлив обычно, не стоит усугублять ситуацию. - Иди, иди. Александр разворачивает Феликса в сторону ванной комнаты и выходит на балкон, не давая ему шанса возразить. Что характерно - выходит в том же виде, в каком и был. Бедный мальчик. Под прохладными струями воды сознание несколько проясняется. С одной стороны, Феликс все же позволил втянуть себя в некое подобие отношений, что могло кончиться очень плохо для них обоих. С другой стороны, официальная близость давала ему право на вопросы. И, что более важно, право на ответы. Чем ближе он будет к Александру, тем больше ему удастся узнать. А с остальными проблемами можно будет разобраться по мере поступления. Заглянув на кухню, Феликс убедился, что кофе действительно не сбежал, застав в той точке времени, когда его нужно было снимать с плиты. Поразительная концентрация. И опасно быстрый набор мощности. Феликс достает чашки, разливает напиток и решается сунуться в комнату с подносом. Да, раскладное кресло теперь только выбросить... С другой стороны, интерьер давно пора было освежить. У балконной двери Феликс останавливается в нерешительности. Трусы Александр все же решил надеть, спасибо и на этом. Манфред стоит спиной, опираясь на решетку локтями. Александр стоит рядом, поглаживая парня по спине. Феликс не слышит, о чем конкретно они говорят, но решает пока не вмешиваться. Оставив поднос на подоконнике, он уходит на кухню, открывает ноутбук и улыбается: пришел ответ на запрос. Открыв документ, Феликс пробегает его глазами, и от прочитанного не то сердце решает отправиться восвояси, не то предчувствие большого дела обхватывает горло холодными пальцами. Люцифер действительно проводил определенные работы в той области. Большая часть документа засекречена, даже для него, а это значит, что доступ к полной информации имеет только император, но главное из этого документа Феликс все же извлекает. Основной эксперимент со стороны императрицы происходит именно сейчас, и Сулла здесь - лишь повод все это устроить. Что ж... Феликс закрывает ноутбук и закуривает. Иногда играешь ты, иногда - тебя, но это в любом случае игра. И эта обещает быть особенно интересной.