Поворот (не)туда

В святилище пахло гарью и смертью. Он остался один на один с Мирандой. Женщина гадко улыбнулась. — Бедный, глупый Хайзенберг. Тебя все бросили, даже Итан. Что же ты теперь будешь делать? — насмехалась она. Внезапно инженер за доли секунды выхватил пистолет. Его верный армейский «Парабеллум», не знавший промаха. Грохнул выстрел. Миранда завизжала — на месте её левого глаза зияла дыра. Инженер решил не менять обличье, до последнего надеясь, что сумеет пережить этот бой, но не стал отрицать возможности своего усовершенствованного тела — повелитель металла простёр руку вперёд, призывая спящие руды, сформировывая их в копьё. — Я убью тебя. *** Путь назад, казалось, был раз в десять длиннее: приходилось с огромным трудом пробиваться через взбесившиеся щупальца мегамицелия, а земля дрожала под ногами. Итан слышал дикий вой, лязг железа и… выстрелы? Откуда им взяться? Не важно, главное успеть. Уинтерс не может подвести ещё и его. Ему пришлось воспользоваться огнемётом, чтобы попасть в святилище, которое уже с трудом можно было узнать: в последней попытке осуществить свою мечту, Миранда позволила Корню Гриба высвободить всю силу, разрушив собственное тело, обнажив истинное лицо. Бледное безликое создание с шестью уродливыми рваными крыльями и неестественно длинными когтями. Вокруг неё клубилась тёмная масса мегамицелия. Итан вспомнил свой кошмар. От бесцельного разглядывания его отвлёк пистолетный выстрел. Хайзенберг. Все мутанты, которых когда-либо встречал Итан, меняли свою форму в бою, становясь кошмарными чудовищами порой огромных размеров, но инженер решил пойти против неестественной природы и остался в человеческом обличье. Он парил в окружении вырванных из земли камней. Молот принял форму лабриса, которым Хайзенберг рассекал щупальца мегамицелия. Каждое движение было точным и выверенным. Оглушающий выстрел, стремительное сближение, взмах топора. Холодный танец со Смертью. Ему удаётся отсечь одно крыло, когда Итан окликает его. Секунда промедления едва не стоит ему жизни. Обезумевшая от боли Миранда яростно полоснула инженера когтями. Потеряв контроль над полями, он рухнул на землю. Итан на мгновение подумал, что у него остановится сердце. Обрадованная Миранда, демонически хохоча, поспешила закрепить успех и уже занесла когтистую лапу над неверным сыном. Рёв пламени смешивается с криком самого Уинтерса. Браслет на руке раскаляется и предупреждающе пищит, но Итан будто не собирается останавливаться, поливая огнём визжащую от боли Миранду. — Ничтожный идиот! Вечно лезешь туда, куда не просят. Почему бы тебе просто не умереть?! Ничего, я успокою тебя навсегда! Выигранных секунд Хайзенбергу хватает, чтобы прийти в себя. — Дурак, зачем ты вернулся? — сквозь зубы спрашивает он. «Я ведь дал тебе время уйти. Я бы и сам убил эту суку, правда. Зачем ты вернулся туда, где тебя могут убить? Неужели ты не хочешь вернуться к близким, которые ждут тебя? Неужели ты не хочешь жить?» Итан скопировал полуулыбку Хайзенберга. — Не хотел пропустить всё самое интересное, — ободрить его, чтобы не бояться самому. Очнувшаяся Матерь Миранда вынудила их прерваться. На оставшихся крыльях она неуклюже вспорхнула под самый свод святилища. — Вы! Вы отняли у меня Еву! Умрите! Женщина карикатурно взмахнула руками, призывая огненные сферы. — Fotze! — выругался инженер, создавая над головой каменный щит. Выждав, Итан выстрелил несколько раз из дробовика. От визга Миранды заложило уши, но мутантка не собиралась сдавать, посылая всё новые сферы. — Целься в крылья! — крикнул Хайзенберг. Шляпа и очки уже давно слетели с него, обнажая лицо, залитое кровью — при падении инженер рассёк лоб. Уинтерс на свой страх и риск вышел из-под щита, подбираясь ближе, и всадил заряд дроби точно в сочленение крыла. Но огненный шар достиг своей цели. Руки, которыми он в панике закрылся, сильно обгорели. Миранда ринулась к нему, но над Уинтерсом сомкнулся каменный купол, позволивший полить раны лекарством. Ужасно жгло, но всё быстро зажило, позволив продолжать бой. Миранда вновь изменилась: оставшиеся четыре крыла скрутились в подобия ходуль. Хайзенберг мелькал между ними, нанося страшные удары топором, но это только раздражало Матерь. Нужно было поразить её в самое сердце. Итан углядел уступ возле мутантки и рванул туда. Раздирая руки и ноги о камни, Уинтерс вскарабкался на уровень туловища Миранды и прицелился. Но Матерь внезапно выбросила одну из лап в сторону Итана, хватая его. — Я тебя раздавлю! Никто не встанет между мной и Евой! — прошипела она, подтаскивая Уинтерса ближе. Неожиданно Итан схватил её за плечи, распарывая ножом грудную клетку. Миранда болезненно застонала, запрокинув голову. Уинтерс увидел среди мешанины ризоидов, костей и мутировавших органов пульсирующий комок. Решительно погрузив руку в грудную клетку мутантки, он рванул сгусток на себя, для верности прижигая рану. — Ева…моя милая Ева, — слабо простонала она и навсегда замерла. *** Всё кончено. Миранда развеялась серым пеплом. Хайзенберг победно воздел над головой молот. Но неожиданно грозное оружие с грохотом упало на камни, будто наконец обрело для создателя истинный вес. Инженер покачнулся и припал на колено, не в силах стоять. Итан бросился к нему, бережно обнимая, стараясь не тревожить многочисленные раны. Хайзенберг дрался как проклятый: его плащ был пропитан кровью, лицо заострилось и посерело, прозрачный взгляд бесцельно блуждал, пока не остановился на лице Уинтерса. — Итан, — непривычно тихо и даже жалобно позвал инженер. — Тихо, не разговаривай. Сейчас будет полегче, — у Итана дрожали руки, пока он пытался залить раны повелителя металла тем самым чудо-раствором. Но это казалось совершенно бесполезным занятием. — Ты останешься здесь? — с надеждой спросил Хайзенберг. — Останусь. Инженер доверчиво прикрыл глаза, устраиваясь в объятиях Уинтерса. — Я вспомнил… Как это было. Самое начало сентября. В горах холодало. Мы рвались к границе и уже ни на что не надеясь. Эта деревня была непохожа на другие. Но мы слишком поздно это поняли. Всех вырезали ночью. Выжил только я. Я помню…небо. Такое высокое, бесцветное, будто его забыли покрасить. За горами вставало солнце и… — Хайзенберг закашлялся. На губах у него выступила кровь. — Это всё, да? — Нет, ничего не всё, — позорно солгал Уинтерс. — Я чувствую… Внутри всё ломается. Раньше не было так больно, — Хайзенберг приподнял голову, — Итан, я не хочу мучиться. Я… обещай мне, что я не буду страдать. На войне… Я видел многое… Я так не хочу… Обещай мне, — лихорадочно шептал инженер. Уинтерс стиснул зубы. Он бросил всё и вернулся к нему, а теперь должен… Что он может сделать? — Обещаю, Карл. Тебе не будет больно. Почти совсем. Хайзенберг со свистом выдохнул. — Хорошо… Ради этого стоило жить. Спасибо тебе, Итан. Ведь без тебя… я бы уже вообще не жил. — Не говори глупостей! — сердито воскликнул Уинтерс. — Нет… Помнишь… когда ты в первый раз встретил меня… я ведь уже тогда знал, что это конец… Ты подарил мне эти несколько дней. Рядом с тобой я был живым. Почему всё закончилось именно так? — Я не знаю. Вокруг всё полыхало, но огонь будто разрешал им попрощаться, охватив противоположную часть святилища, пожирая мегамицеллий, из-за которого всё и началось. Хайзенберг почти не дышал, пытаясь удержать угасающую искру жизни, чтобы ещё хотя бы минутку провести с Уинтерсом. Инженер то проваливался в забытье, то снова обретал ясность мысли. Боли усилились. — Голова… — пробормотал он, — Страшно болит голова… Итан, не зная, что делать, нежно коснулся губами виска инженера, ощущая резкий вкус крови. — Как долго это тянется… как долго… Это хорошо. Мне так много надо тебе сказать. — Потом, Карл, — отмахнулся Итан, откупоривая новую бутылочку лекарства. — Нет, сейчас… Ты сам говорил, что нет времени… Многое объяснить… — Я знаю всё, Карл. — Знаешь? — в серых глазах вспыхнули золотые искры. — Мне так кажется. Волны судорог. Итан видел, как они пробегают по теперь неожиданно хрупкому телу инженера. Он едва мог дышать. — Ты знаешь… я всегда только с тобой… «Даже во сне я встану на твою защиту.» — Да, Карл. — А всё остальное… была одна…суета… — Да, я знаю, — глупо кивал Итан, не находя, что ещё сказать. Но большего Хайзенбергу и не надо было. — Как странно… — сказал инженер очень тихо, — Странно, что человек может умереть… когда он любит… Итан вздрогнул. — Холодно? — спросил умирающий, — Возьми мой плащ… Мне он больше не нужен… Так тяжело дышать… Уинтерс аккуратно снял изорванный окровавленный плащ и укрыл им себя и Хайзенберга. — Ich liebe dich, — произнёс Карл. Он сказал это на языке своего детства, слишком устав, чтобы говорить на другом. Итан бережно взял его безжизненные руки в свои. Что-то в нём оборвалось. — Du bist mein Leben, — отчаянно стараясь, сказал Итан, глядя в неподвижные серые глаза напротив. Но уже было слишком поздно. — Карл, — Уинтерс любил это имя, — Любовь — не то слово. Оно слишком мало говорит. Оно — капля в море. Всё это гораздо больше. — Ich werde… immer bei dir sein… Итан держал его руки, уже не чувствовавшие прикосновений. — За эти несколько дней я умер. Ты собрал меня снова, вложив на место сердца ядерный реактор жажды жизни. Без тебя я бы пропал. За это я вернулся к тебе, как ты и хотел, и останусь с тобой, потому что ты будешь счастлив. Ты заслужил это, Карл. Больше не будет никого, кто сможет приказывать тебе. Ты свободен. Серые глаза с золотыми искрами. Лёгкая полуулыбка. — Küss mich. Итан поцеловал горячие, сухие губы. — Ich würde… ohne dich… sterben. — Неправда, это я без тебя был совсем погибшим человеком. В тебе я нашёл стальную волю, яростную жажду жизни и свободы. Ты вернул меня, ты открыл мне не только себя, но и меня самого. Несколько минут инженер лежал безмолвно и неподвижно, и Уинтерс не смел нарушить эту болезненную тишину. Руки и ноги Хайзенберга застыли, всё в нём омертвело, жили только яркие глаза и губы; он ещё дышал, зная, что и это продлится недолго; он почти не мог говорить и уже задыхался, скрежетал зубами, лицо исказилось. Он боролся. Шею свело судорогой. Хайзенберг отчаянно силился ещё что-то сказать, его губы дрожали. Хрипение, глубокое, страшное, и, наконец, крик: — Помоги!.. Помоги!.. Сейчас! Нож скользнул под кожу словно в воду. Между третьим и четвёртым ребром. Итан услышал едва уловимый звон. Цельнометаллическое сердце разбилось… Итан знал, что и ему осталось недолго. Слабеющую руку приятно холодил ворованный детонатор. Обычно невозмутимый Крис был в таком шоке от нежелания Уинтерса уходить, что даже не заметил потери. Теперь всё кончится. Всё будет хорошо…