Ego suscipio cum dignitate

— Стай! — по мужской мозолистой ладони, протянутой к тарелке с горячими пирожками, несильно, символически, скорее, хлопнула маленькая сухая ладошка немолодой женщины, испачканная золой и мукой. Воин смутился и поспешно отодвинулся, делая вид, будто совсем и не собирался спереть один-два пирожка (для себя и брата, конечно) из-под зоркого глаза матушки.  — Терпите, мальчики, сейчас отец вернется — и поедим, — снизошла до уговоров седоволосая женщина, чуть прищурив смешливо глаза. Кай, забившийся в угол, под маленький светильник, с книгой, хмыкнул, ткнув брата носком обутой в аккуратную вязаную тапочку ноги в бедро.  — Вот тебе и искусный воитель, — почти шепотом произнес он, косясь на младшего. Стай тайком показал магу увесистый кулак. Нет, конечно, драться он не собирался, они даже в детстве и в шутку не дрались, но намекнуть брату, что заходить дальше в подколках не стоит, иначе было нельзя. Впрочем, брат-то понял намек и только хихикнул, как подросток, снова утыкаясь в книгу.       Дверь в избу хлопнула — вернулся из дома старосты деревни отец.  — Ну что, собрались? — у мужчины, такого же немолодого, как хлопочущая у печи с лопаткой для противней матушка, в уголках глаз пряталась улыбка, хоть в целом он выглядел строгим. — Дела все сделали?  — Дрова заготовил! — отрапортовал Стай, поднимая руку и горделиво выпрямляясь.  — Заклинания на дворе и в доме обновил! — отозвался почти в унисон старший брат, закладывая книгу и откладывая ее на подоконник, возле глиняного горшка с цветущим кактусом, их подарком матушке на позапрошлый день рождения. Диковинный цветок прижился в гостеприимном во всех отношениях доме, окруженный заботой и вниманием, и радовал хозяев цветами круглогодично.  — Ну, что у нас на ужин, госпожа хозяюшка? — обратился весомо старший из мужчин к жене. Та подбоченилась, отвечая:  — Пирожки с картошкой, с капустой, с яйцами и с вишней. С вишней те, что с цветочками, остальные наугад выбирайте.  — А запить молоко есть? — вытянулся к пирожкам через стол шустрый Кай, уже успевший схватить один и засунуть в рот (оказался везучим и распробовал картофельную начинку с пряными травами — этот рецепт считался семейной тайной, даже близкие подруги госпожи Танны не знали, какие травы кладет та в картошку).  — Есть, конечно, дорогой. — Перед магом словно ниоткуда возникла большая белая глиняная кружка с молоком, глазированная синими полосками. Такую посуду делал двоюродный брат господина Фатта, еще молодой, лет на десять старше его старшего сына. Конечно, родственникам порой почти бесплатно, в обмен на десяток фирменных пирожков матери семейства или в благодарность за травы зимой доставалась не совсем правильно получившаяся посуда, которую не повезти было на ярмарку, но не стыдно было совсем уж показать.       Кай вцепился в кружку, как утопающий в брошенную с борта корабля веревку, и почти сразу к ней присосался, выхлебав треть едва не одним глотком. Стай хмыкнул, но не сказал ничего — как говорить, когда рот занят стряпней родной матери, по которой (и по матери, и по стряпне) за несколько месяцев странствий вдали от дома так сильно соскучился.       Матушка Танна налила остальным и себе отвар мяты и шиповника с чабрецом и степенно села за стол. На нее воззрились три пары боготворящих ее готовку глаз.       Женщина рассмеялась и погладила по голове ближайшего к ней младшего сына.  — Кушайте, мальчики, кушайте…       Разговоры вести они будут потом, и Стай с Каем, конечно, расскажут обо всех местах, в которых побывали, и о своих приключениях, подарят родителям то, что привезли из дальних краев, но пока было время ужина, и прерывать его госпожа Танна, деревенская травница-лекарка, не позволила бы.