Dance my pain away

      Они занимаются четыре раза в неделю, и на каждом уроке Чонгук дает Чимину понять, что ему все это не надо. Они с трудом изучают грамматику, едва ли практикуют речь, потому что из ученика не вытянуть ни слова, плохо постигают логику выполнения заданий из экзамена и только более-менее преуспевают в аудировании. И с каждым разом учителю все труднее сдерживать праведный гнев. Ему так и хочется врезать этому невоспитанному мальчишке, приводя того в чувства. Бесит он его неимоверно!       — Если ты и дальше продолжишь заниматься с подобным энтузиазмом, «Сунын» не сдашь. Забудь об университетах SKY, тебе повезет, если примут в никому не известный где-нибудь в Пусане! — все же срывается Чимин на пятничном занятии. День выдался тяжелым. Он всю ночь делал задание в университет, потом просидел три сложные лекции и провел три дополнительных урока. Единственное, чего ему не хватает, — это вздохов недовольства этого ленивого гаденыша!       Однако Чонгука его гнев не пристыжает, а только вызывает излишнее недовольство. Он снова поднимает на Чимина презрительный взгляд и выдает:       — Думаешь, мне есть до этого дело?       От подобной наглости Чимин теряется. Не для того он убивался перед поступлением в университет, отказался от любимого занятия, переехал в другой город… Он добился того, к чему стремился, он студент университета SKY. Да его с руками и ногами разрывали родители потенциальных учеников! Хватит уже, пора знать себе цену!       — А ты думаешь, что так хорошо скрываешь свое презрение? — повышает голос Чимин. — Если тебе все это не надо, мне тем более! Считаешь, что только потому что твой папочка платит мне эти проклятые семьдесят долларов, я буду стелиться перед тобой? Ты — воплощение того, что не так с нашим обществом! Высокомерный наследник, которому плевать на тех, кто его ниже! Да, тебе найдут хорошую работу, но хорошим человеком это тебя, к сожалению, не сделает. Ты просто позоришь своих родителей! И для тебя я «господин учитель», не смей мне «тыкать», я на два года старше!       Чимин вскакивает со стула и принимается судорожно собирать вещи. Захочет заниматься — позвонит и извинится, не захочет — скатертью дорога! Он найдет себе другого ученика. Чимин уже застегивает портфель, когда решает все же взглянуть напоследок на Чонгука. Руки того сжаты в напряженные кулаки, и Чимину кажется, что ученик сейчас подскачет и врежет ему со всей мощью, а уж чего-чего, а мощи в этом теле предостаточно: даже широким кофтам не удается скрыть проступающие мускулы. Кто знает, может, парень — настоящий задира и поколачивает в школе всех неугодных? Тогда Чимину тем более стоит отказаться от помощи ему.       Однако когда на один из этих кулаков падает слеза, ярость Чимина лопается, как мыльный пузырь.       Пак в неверии присматривается, убеждаясь, что ему не померещилось, а потом кладет портфель обратно на стол.       Он плачет? Плачет?! От его слов? Неужели у этого зазнайки есть совесть? Поверить трудно… Чимин снова бросает взгляд на сжатые кулаки и замечает, как очередная крупная слеза падает, добавляясь в стекающую по руке лужицу.       — Если ты думаешь, что у тебя не получится, то это не так… — начинает неловко Чимин, пытаясь подбодрить ученика. Что, черт подери, происходит вообще?       Но затем Чонгук резко встает, с противным лязгающим звуком отодвигая стул, и быстро скрывается в ванной. Чимин не знает, что ему делать. Пару минут он продолжает стоять в ожидании, а затем, решив, что Чонгук не собирается выходить, берет свои вещи и спускается вниз.       — Что-то случилось? — выходя из кухни, интересуется экономка. — Вы закончили раньше.       — Не уверен, что я подходящий учитель для Чон Чонгука, — почти виновато начинает Чимин. — Возможно, мне стоит переговорить с его родителями на тему продолжения занятий.       — Что ж, я передам его дедушке, — соединяя руки в районе живота, отвечает госпожа Ли.       — Его обучением занимается дедушка? — уточняет Чимин.       — Да, — вздыхает экономка. — Родители Чонгука несколько месяцев назад погибли, и он переехал к дедушке. Вы уж извините, если что не так. Он очень тяжело переносит изменения.       Госпожа Ли заканчивает говорить, и Чимин чувствует, как его накрывает горячая удушающая волна стыда. Он только что сказал скорбящему парню, что тот позорит родителей. Господи, если бы только можно было провалиться сквозь землю… Ну и дурак же он! Какой же непроходимый дурак!       Сглатывая и почти пятясь назад, Чимин несколько раз кланяется на прощание и почти выбегает из дома. Он останавливается только у самих ворот и разворачивается, ища глазами окно комнаты Чонгука. Он даже не знает, как мог бы попросить прощения, но вина давит и заставляет взглянуть в лицо реальности. Чимин словно надеется, что увидит ученика снова, чтобы лишний раз напомнить себе, какую боль ему причинил. Кретин.       — Ну откуда ты мог знать?! — говорит Хосок, как только Чимин объясняет ситуацию. — Если бы единственной причиной поведения мерзавцев были мертвые родители, в мире бы почти не было плохих людей.       — И все же я поторопился. Даже не спросил, не разузнал.       — Можно подумать, он бы тебе рассказал!       — Все равно. С чего это я решил, что имею право осуждать, не зная обстоятельств?       — Слушай, — вздыхает друг, — я все понимаю, но травма не дает ему право относиться к тебе, как к мусору.       — Он и не относился… — напоминает, скорее, себе Чимин. — Просто ленился.       Что, по сути, сделал ему Чонгук? Даже не грубил. Да, разговаривал неуважительно, опуская должные обращения, но давало ли это Паку право так срываться? Нет. Поистине грубым здесь был только один человек. Чимин. И теперь ему хочется прибить себя.       Но как он может это исправить? Извиниться и дальше продолжить мучить парня? Если бы он потерял родителей, ему бы тоже было не до уроков. Что он может сделать? Интересно, хоть друзья-то у этого болвана есть?       — Ты же понимаешь, что он не твоя забота? — отвечает Хосок, когда Чимин высказывает ему свои мысли. — Ты не обязан с ним возиться. Конечно, ему сейчас не до учебы. Ну пусть сходит к психологу, пусть дедушка вспомнит про нужды внука… Ты-то ему как поможешь?       — Не знаю. Придумаю. Так я это точно не могу оставить.       — Эх, Чимин, у тебя слишком доброе для твоего же блага сердце, — грустно усмехается Хосок. — За что и любим.       Следующее занятие должно быть только в понедельник, и все выходные Чимин проводит в мыслях о Чонгуке. Вина грызет его изнутри, сочувствие сжимает сердце, а разум без устали ищет способ помочь. Пусть не с несчастным английским, но хотя бы с горем. Чимин снова и снова прокручивает в памяти последнюю неделю и осознает, что Чонгук, вероятнее всего, в депрессии. Конечно, Пак не врач и даже не психолог, а потому не может ставить диагноз, но все вокруг кричит о том, насколько парень несчастен: апатия, пониженное внимание, раздражительность, печаль, упадок сил… Чимин все же надеется, что это лишь временно и у Чонгука в действительности нет заболевания. Видеть молодого, здорового, красивого парня в состоянии полного безучастия совершенно не кажется правильным.       Поэтому когда наступает понедельник, он снова стоит перед широкими воротами с бешено бьющимся сердцем и нелепой идеей. Единственное, что всегда радовало его, — музыка. А потому Чимин провел почти все воскресенье, изучая американский и британский рэп и подыскивая песни, которые смогут расширить словарный запас ученика и поднять его упавший дух.       Когда Чимин заходит в комнату Чонгука, тот уже сидит за столом и удивленно оборачивается на учителя, встречаясь с ним глазами. Пожалуй, впервые он не смотрит на него враждебно или безразлично, и сердцебиение Чимина учащается еще сильнее. Какие же красивые у него глаза… Еще бы увидеть его улыбку…       — Я думал, вы не придете, — говорит Чонгук вежливо, и Чимин замирает. Кажется, споткнулся бы, если бы было обо что.       Он делает неловкий шаг вперед, снова впиваясь рукой в портфель, и произносит:       — Я хотел извиниться. Я не имел никакого права говорить все то, что сказал….       — Вы были правы, — перебивает Чонгук и пожимает плечами.       — Возможно. Но и неправ тоже. Так что давай оставим все это в прошлом, хорошо? — улыбается Чимин и присаживается на свое место. — Я подумал, что сегодня мы можем провести урок немного иначе. Ты любишь рэп?       Чонгук одаривает учителя удивленным взглядом и впервые за все время напоминает Чимину невинного ребенка. Конечно, парню уже девятнадцать лет, но он все еще школьник. Все еще подросток, потерявший родителей. Чимин сам ужасно скучает по своим, а он может позвонить им в любое время.       — Наверное… — неуверенно отвечает ученик. — Я занимался танцами раньше, и хип-хоп тоже танцевал.       — Ты занимался танцами? — восклицает Чимин слишком громко, и Чонгук вскидывает брови, смотря на учителя, как на умалишенного. — Прости, просто я тоже раньше занимался. Правда, было это уже почти четыре года назад.       — Бросили?       — Пришлось. — Чимин переводит взгляд на раскидистое дерево за окном и старается не думать о том, что всю оставшуюся жизнь ему предстоит жить без того, что он по-настоящему любит. — Нужно было сосредоточиться на учебе, чтобы поступить в университет и обучать таких болванов, как ты, — усмехается по-доброму Чимин и вдруг замечает, как уголок губ Чонгука приподнимается, позволяя увидеть тень улыбки. И Пак не может оторвать взгляда.       — Вот и мне пришлось. Но не думаю, что когда-нибудь окажусь так же высоко, как и вы.       Эти слова удивляют. Чонгук поставил Чимина выше себя? Всю прошлую неделю учителю казалось, что ученик его едва ли за человека считает. Возможно, он совсем заблуждался на его счет.       — У тебя хорошие данные. Надо просто захотеть, — честно говорит Чимин.       — В этом-то и проблема, — грустно заключает Чонгук.       — Что ж, давай посмотрим, сможем ли мы ее решить.       Чимин достает из портфеля два набора беспроводных наушников, один из которых стащил у своего соседа по квартире, и включает музыку на телефоне. Чонгук недоверчиво вставляет наушник в ухо и прислушивается. К сожалению, музыка не вызывает в нем совершенно никаких эмоций, кроме скуки, и Чимин взволнованно переключает песню.       — Может, эта?       Ученик пожимает плечами, однако покорно слушает, готовый выполнить любое задание. Но цель Чимина не в этом. Сейчас ему абсолютно наплевать на то, сможет ли Чонгук правильно вставить слова в упражнение, которое он подготовил на основе песни, — ему просто хочется его взбодрить. Просто снова увидеть хоть тень улыбки.       — Или эта?       Но результат тот же. Так происходит и со следующими четырьмя песнями, после чего уже почти отчаявшийся Чимин включает шуточную композицию, которую добавил только потому, что самому понравилась.       И именно она заставляет Чонгука улыбнуться. Да так, как Чимин не видел прежде. Все его лицо озаряется, и ослепительная улыбка зажигается на несколько незабываемых секунд. Чонгук словно становится другим человеком. Простым, веселым, добрым. Забавным даже. Таким светлым, что Чимин невольно сам расплывается в улыбке, совершенно покоренный реакцией ученика.       — А теперь давай, покажи мне, как под это танцевать. — Чимин встает, взглядом приглашая Чонгука присоединиться.       Заводная песня не позволяет ученику вернуться в подавленное состояние, и он неспешно поднимается. Чимин внимательно наблюдает, молясь всем богам, чтобы Чонгук не передумал. Но на стул он не возвращается: выходит на середину комнаты и делает пару резких, нелепых движений. Чимин заливается смехом. Чонгук повторяет.       — А теперь вы. — Его голос звучит с вызовом, словно он спрашивает, сможет ли насмехающийся над ним учитель лучше. И Чимин с радостью выполняет просьбу. Его движения не резкие: наоборот — излишне плавные и пафосные, что заставляет Чонгука искренне рассмеяться, внезапно посылая мурашки по спине Чимина. Видеть этого замкнутого, апатичного парня танцующим и хохочущим — истинное наслаждение.       Они продолжают свои шуточные движения всю песню, а когда она заканчивается, запыхаясь, падают на стулья.       — Черт, у меня даже нет упражнения по этой песне, — сокрушается Чимин, и Чонгук довольно пожимает плечами.