Dance my pain away

      Чонгук возвращается домой пораньше. Сказанное Чимином не дает покоя, а то, что Пак отказывается вдаваться в детали, беспокоит еще больше. Чон доверяет Чимину, знает, что он всегда поступит правильно, но факт, что его побеспокоил дедушка, не позволяет отпустить ситуацию. Кроме того, родственник тоже очевидно не захочет оставлять ее в прошлом.       Дома темно. Так, словно никого нет, и только слабый свет из коридора да встречающая госпожа Ли дают Чонгуку понять, что дедушка в кабинете. Перед тем, как зайти, Гук мнется на месте. Он не любит конфликты, более того, совершенно не хочет ссориться с единственным родственником, но злость от поступка дедушки придает сил.       — Ты виделся с Чимином, — начинает Чонгук, войдя, и родственник вскидывает брови.       — Чимином? Так ты теперь его называешь? Не думал, что ты уже успел забыть о культурных нормах, — откладывая в сторону документ, говорит дедушка. Он касается кулаком подбородка и всматривается во внука, поправляя очки. Чонгук молчит: он не собирается ни спорить, ни извиняться. — Я не хочу, чтобы вы виделись.       Чонгук усмехается. Вот вам и решивший дать ему больше свободы дедушка. Вот вам и любящий родственник, у которого, кроме него, никого нет.       — Я пытался. Не могу, — признается Чонгук. Когда-то перспектива разочаровать единственного близкого была чуть ли не главным фактором непринятия Гуком себя. Он прикладывал много сил, чтобы сохранить хорошие отношения с отцом своего папы. Но почему ради этого нужно вывернуть себя наизнанку? — Я знал, что ты будешь против, поэтому старался. Но не получилось.       — Значит, нужно стараться лучше, Чонгук.       — Почему я должен стараться? — восклицает Гук, сводя брови. — Почему я просто не могу быть собой?       — Собой? — усмехается дедушка. — Ты думаешь, что это ты? Ох, Чонгук, как мало ты знаешь о жизни… Нас определяют наши выборы. Не сиюминутные желания или растерянность, а взвешенные решения. И то, что сейчас с тобой происходит, объяснимо. Ты потерял родителей, нуждался в поддержке. Возможно, мне стоило уделять тебе больше внимания, я прошу за это прощения. Но не переживай, все пройдет, ты снова встанешь на свой путь. Нужно только прекратить общение с тем, кто сбивает тебя с толку.       — Чимин не сбивает меня с толку, — морщится Чонгук.       — Тебе двадцать лет, ты подвержен влиянию, наивен. В твоем возрасте определенные потребности естественны, и оказать негативное влияние очень легко. Если хочешь, я могу познакомить тебя с дочерью друзей…       — Ты думаешь, мне просто не хватает девушки? — горько усмехается Чонгук. — У меня была девушка, дедушка. Как я и сказал, я пытался быть тем, кем ты хочешь меня видеть. Но это просто ложь. Ложь себе самому.       — Получается, она просто тебе не подошла.       — Нет. Мне никогда не нравились девушки! — повышает голос Гук и тут же осекается. Ему лишь хочется заставить дедушку услышать.       — Вероятнее всего, ты еще слишком молод…       — Ты только что сказал, что в моем возрасте естественно хотеть все, что движется!       — Выбирай выражения! — удар кулаком по столу заставляет вздрогнуть. — Я не позволю своему внуку стать извращенцем! То, что ваше поколение называет естественным, другой ориентацией… — просто мерзость, пришедшая с запада. Веками Корея жила без этого.       — Ты проверял? — огрызается Гук.       — Молчать, глупый мальчишка! — уперевшись в стол, дедушка встает. — Этот Пак Чимин окончательно запудрил тебе мозги, и больше ты его не увидишь. Я не позволю извращенцу портить жизнь моему единственному внуку!       Хлесткие слова по отношению к Чонгуку бьют больно, но когда дедушка оскорбляет Чимина, Гуку хочется броситься на защиту. Жестокость и несправедливость настолько обескураживают, что Чонгук сжимает кулаки, стараясь удержать себя на месте. Он не любит насилие, но сейчас ему хочется ударить.       — А я не позволю тебе распоряжаться моей жизнью, — сурово отвечает внук.       — Значит, тебе наплевать на свое будущее?       — Нет. Мне наплевать на то будущее, которое запланировал для меня ты.       Не принимает? И не надо. Он сам позаботится о себе.       Чонгук разворачивается и направляется к двери, раздумывая над тем, стоит ли покинуть дом прямо сейчас.       — А на будущее Пак Чимина? — Гук замирает, касаясь ручки двери, и разворачивается. — Не зли меня, Чонгук, не вынуждай прибегать к неприятным мерам. Но будь уверен, я прибегну к ним, если ты не оставишь мне выбора.       — Ты угрожаешь мне? — морщится Гук. Ощущение предательства больно ударяет по сердцу.       — Как я и сказал: ради жизни единственного внука я пойду на многое.       — И что ты сделаешь?       Ну же: как низко ты падешь?       — Ты знаешь, насколько важна в нашей стране репутация. И не просто так. Людям важно знать, кому они доверяют своих детей. Не думаю, что Пак Чимин подходит на роль преподавателя.       — Ты лишишь его работы? Правда? Ты действительно влезешь в жизнь человека из-за своих взглядов? — Все еще удивленный, Чонгук делает шаг вперед и всматривается в лицо родственника. Никогда прежде он не думал, что дед такой. Теперь же Чонгук как никогда хорошо понимает, почему папа с ним не общался. С такой семьей и врагов не надо.       — Люди имеют право знать правду.       — Так, значит? Что ж, спасибо, что показал ее и мне. Теперь я знаю, какой подонок мой дедушка. Делай, что хочешь: собери все свои силы и выступи против меня. Сделай своим врагом. Ты ничего не добьешься, кроме ненависти.       — Не будь таким глупцом, Чонгук, — сжимает в кулаке ручку дед. — Романтика вас не прокормит. Жизнь преподаст жестокий урок, и ты еще будешь в ногах у меня валяться, умоляя вернуть все на место.       — Давай. Покажи свое нутро, дедушка, — кривится от омерзения Чонгук. Последнее слово он буквально выплевывает, а потом снова направляется к двери. Лишь на пару секунд Чон останавливается перед ней, и, призадумавшись, разворачивается. — И спасибо за разговор с Чимином: благодаря ему у меня был лучший секс в жизни.       Выйдя из кабинета, Чонгук спешит в свою комнату, собирает вещи и покидает дом уже через пятнадцать минут.