Dance my pain away

      — Как тебя могу отчислить? На каком основании? — удрученно бормочет Чонгук, смотря на исхаживающего комнату Чимина.       — Сказали что-то про неподобающее поведение. Мне предстоит ответить перед дисциплинарным комитетом.       — Это нелепо! О каком неподобающем поведении речь?       — Я не знаю. — Взгляд Чимина упирается в пол, и все внутри Чонгука разрывается от ядовитой смеси ярости, боли и негодования. Неужели руки дедушки дотянулись и до Енсе? Откуда у него такое влияние? И какое дело университету до того, с кем встречается их студент? Гомосексуальные отношения не запрещены законом. Что еще они способны предъявить? — Я не могу вылететь из университета, Чонгук…       Чимин растерянно озирается, и сердце Гука щемит от чувства вины и боли любимого человека. Если бы он только был в состоянии что-то сделать… Если бы мог забрать его переживания…       — Мои родители… — продолжает Чимин. Он говорит тихо, почти сам себе, и эта уязвимость заставляет слезы наворачиваться на глаза. Чонгук все бы отдал, чтобы Пак не был таким. Он ненавидит, когда тот неуверен в себе. Когда сомневается в своих способностях, когда унижает их. Когда корит себя и теряет контроль. Ненавидит. Всей душой. Потому что знает, как ранит это Чимина. — Я должен помогать им. Поэтому я так старался поступить в Енсе. Потому что в этой проклятой стране, если ты не окончил университет SKY, можешь забыть о престижной работе!       Чимин сбивает лежащую на столике книгу, та ударяется о стену и, шелестя страницами, падает на пол. Чонгук вздрагивает.       — Если меня выкинут, все мои труды будут напрасны! Все мои жертвы, Чонгук! Какого черта?! — кричит Чимин разъяренно, и его взгляд пугает Чона. Еще никогда он не видел там столько неподдельных ненависти и отчаяния.       — Но что они могут тебе предъявить? Ты же ничего не сделал…       — Не знаю! Я не знаю, что еще придумал твой дедушка!       Чонгук виновато опускает глаза. Его дедушка. Его. Это Гук принес в жизнь Чимина столько неприятностей. Это он, не сумевший совладать со своими чувствами, прошелся ураганом. Что будет потом? Что еще дедушка отнимет у его любимого? Возьмется за семью? Ну уж нет!       Сорвавшись с места, Чонгук накидывает куртку, на босу ногу влезает в ботинки и прямо в пижамных штанах покидает квартиру.       — Ты куда? — кричит ему вслед Чимин. — Чонгук, куда ты? Не ходи к нему!       Он выбегает на лестницу и следует за Чоном, пока тот не останавливается.       — Что, и дальше смотреть, как он рушит тебе жизнь? — бросает Чонгук и бежит вниз. Он не знает, что может сделать. Но сидеть на месте и наблюдать — тоже не вариант. В конце концов, это его ответственность.       В компании его встречают изумленными взглядами. Служащие осматривают с головы до ног, хмурясь от внешнего вида, но остановить не смеют: решительный настрой Чонгука виден за много метров.       Дедушка принимает сразу и, улыбнувшись, приглашает присесть.       — Как ты можешь? — с презрением произносит Чонгук. — Он ничего тебе не сделал! Как ты можешь так поступать с невинным человеком?       — Я сказал, что ради внука пойду на многое. Я предупреждал тебя, Чонгук.       — Тебе даже не в чем его обвинять! Ты сфабриковал материал? — вдруг осознает Чон. Не мог же дед опуститься и до такого. Или мог?       — В этом не было необходимости. Учитель, склоняющий своих учеников к непристойным занятиям и уводящий их из семьи, — не самые желаемый студент.       — Здесь нет ничего противозаконного! — кричит Чонгук, сжимая кулаки и топая ногой. Ему кажется, он сейчас накинется на этого мерзавца.       — Никто и не сажает его в тюрьму, Чонгук. Но университет Енсе — частое заведение, и владельцы имеют право решать, кого хотят видеть в своих стенах.       — Тебе плевать, что ты действуешь несправедливо? Он столько трудился, чтобы поступить туда…       — Но тебе же все равно, — пожимает плечами президент.       — Что? — задыхается от возмущения Чонгук. Но он понимает, что имеет в виду родственник.       — Все равно, что он лишился работы, все равно, что вылетит из университета. И какое учебное заведение захочет принять студента с подобным пятном на репутации?.. — продолжает спокойно дедушка, и Чонгук холодеет.       Он готов разрушить Чимину всю жизнь.       — Ты не можешь отнять его будущее! Не можешь же быть таким жестоким.       — Это не я жестокий, Чонгук, а ты. Ты выбираешь все это.       Он выбирает. Он выбирает! Просто не желая отказываться от дорогого человека, просто мечтая о нормальных отношениях, как и любой другой. Ну разве не дикость — хотеть быть счастливым?!       — Я люблю его! — отчаянно произносит Чонгук, опуская голову. Слезы жгут глаза, ярость и боль разъедают изнутри.       — Это не любовь, — практически выплевывает дед, — а извращение и похоть.       — Откуда тебе знать? — смотрит исподлобья Гук. — Ты не знаешь, что такое любовь.       — А ты? Так ли ты любишь, если готов пожертвовать его благополучием ради своих желаний?       Дедушка усмехается, а Чонгук ощущает, как сжимается сердце. Слова больно колют, давая понять, что в них есть правда, и заставляя задуматься. Действительно ли Чонгук готов разрушить все ради их отношений? И как скоро реальность постучится в дверь? Долго ли проживет их любовь с его эгоизмом? Как будет смотреть на него Чимин через пару лет, когда не сможет найти работу? Станет ли обвинять, или, еще хуже, молча укорять? Говорят, счастье на несчастье не построишь. И они точно не смогут беззаботно жить, если Чимин будет переживать о своей семье. Да и на что им жить? У Чонгука едва ли будет нормальное образование, Чимин останется без диплома вообще.       Страх прокрадывается в душу, а безжалостная действительность окатывает ледяной волной. Чонгук ощущает, словно не может вздохнуть. Словно его засасывает в болото, из которого он никогда не выберется. Сердце бешено бьется, а разум вдруг поражает четким видением.       — Что я должен сделать? — сдавленно спрашивает Чонгук, не поднимая глаз. Слеза падает на лакированный пол.       — Разорвешь с ним любые отношения и на этой же неделе отправишься в США. Я подыскал для тебя курсы, а с сентября начнешь занятия в университете. После окончания займешь законное место в компании. И забудешь про этого проклятого Пак Чимина.       — И ты вернешь все на место?       — Мне незачем вредить тому, кто не вредит мне, — отвечает президент Чон. Вот так — просто, холодно, жестоко.       — Хорошо, — безжизненно произносит Чонгук, и дедушка благосклонно улыбается.       — Я рад, что ты пришел в себя.       Гук разворачивается и на ватных ногах направляется к двери. Он не чувствует ничего. Боли, страха и злости больше нет. Кажется, внутри лишь большая ледяная пустота.       Выйдя из кабинета, он прислоняется к стене и, ощутив, как подкашиваются ноги, оседает на пол.