Моя аонида.

— В плане?..-- Наиб сделал паузу на последней речи приятеля.  — В плане что? — тот спросил искренне. Почему-то наёмник смутился повторять реплику редактора. Неужто манеры человека, убившего сотни людей, боятся произнести такую, по мнению Субедара, смущающую фразу?  — Проехали. — военный закрыл лицо руками. Илай лишь промолчал, глядя на закрывшуюся руками музу. Некоторые пряди волос упали возле пальцев, что придавало ещё более неряшливый вид. С распущенными волосами он больше был похож на девушку, но подтянутое телосложение парня выдавало его, к счастью или к сожалению.  — ≪ Хотя если его припудрить и одеть в красивое платье… ≫ — об этом, наверное, в другой раз. Кларк ещё никогда не имел с девушками каких-либо серьезных отношений. Весь контакт с ними заканчивался или на очень мимолётном флирте, или вовсе на правилах этикета, по которым надо было развлекать девушку, коль она обратила на тебя внимание. Илай без сомнений хорош собой и может привлечь любую даму своей загадочной аурой, но хотел ли он этого? Определенно нет. Иронично, что Наиб сам проявил инициативу и спросил на такую щекотливую тему:  — Так а… Что у тебя на личном фронте? Совсем ничего? — Наиб помнил, что Илай как-то отнекивался говорить про это, но сейчас вроде и настроение и атмосфера другая — попытка не пытка.  — Мы действительно должны говорить об этом? — вопрос на вопрос Илай уныло произнес, сводя брови к друг другу.  — Ну а как ты дальше жить собираешься? Стоит же тебе вправить мозги. — Наиб опустился на сидении. Несмотря на весь этот этикет и правила поведения, с Илаем чувствовалась эта пунктуация излишней. — Глядишь, так и в сорок некому тебе стакан воды будет подавать. Минутная пауза: Илай нервно перебирает пальцами, часто сводя в быстрый такт, а Наиб лениво рассматривает то скатерть стола, то пустой стакан, что забыл забрать подручный.  — Черт тебя дери, Наиб. — Илай рассмеялся. — Ты старше меня всего лишь на год-два, а уже учишь меня как жить? — с нервной удрученности во внезапную игривость, как Кларку подобает. — Напомни: кто просил помощи у друга, чтобы тот его познакомил со статной женщиной? Тебе ли мне говорить такое?  — Смотрите как засуетился маленький мальчик, — Наиб лишь покачал головой и усмехнулся, — а ведь я спросил самый ожидаемый вопрос. И если я хочу позаботиться о будущем своего друга, то не значит, что я учу тебя жизни. Илай лишь вскинул недопонимающе бровь. Субедар обратил взгляд и начал:  — Не видь во мне врага, Илай. — если бы кисти Кларка не были в постоянной тряске и нервотрёпке, Субедар взял бы его за руки. — Считай так, что я тебе просто не дам опуститься на дно. В конце концов, у меня, кроме тебя, уже никого нет. Последние слова прозвучали эхом в голове Илая, но он не подал вид, что заострил на них внимание. Вся напряжённость в разговоре в тот же миг рухнула, оставляя только спокойную беседу между двумя старыми приятелями:  — И никогда не видел, Наиб. — Кларк сам опустился на стуле, закрывая глаза. — Знаешь, порой я думаю, что я не заинтересован в отношениях. — редактор увидел недопонимающее лицо наёмника. — В плане вообще. Я пытался зайти куда-то глубже в разговоре с одной приятной девушкой, но у меня как затупление на этой части сознания. Также само и с визуальным представлением: я не могу себя увидеть в гражданском счастливом браке, пыхтящегося на работе ради благодати в своей семье. Это что-то дикое и неправильное для меня. Наиб лишь устремил взор куда-то вниз, перекладывая ногу на ногу. Он его понимает: проводя всю свою молодость на фронте, он не узнал, что значит «любимый человек» и что такое вовсе «любовь». Военный решил не трепать Илая раз все так серьезно — он видит, как ему трудно это говорить. Ну и какой Наиб друг после этого?  — Вот оно как. Тогда извини, что ещё раз поднял эту тему. — муза закончила разговор, сводя все снова на неудобное молчание. Музыканты снова начали отбивать какую-то приевшуюся классику: то ли Моцарт, то ли Бетховен - не столь важно; мелодии растянули эту тишину небольшой красивой паузой до тех пор, пока гостям не принесли их блюда.  — Приятного аппетита, джентльмены. — подручный поставил тарелки на стол, поклонился и скрылся за дверью на кухню. Наиб и Илай принялись есть поданный ужин. Это была, на удивление наёмника, французская кухня, которая в моде у британцев. Блюдо было таковым: говядина обжаренная свиным салом и сухим белым вином вместе с мясом от телячьей ноги; все посолено, посыпано перцем и разными специями с небольшим букетом зелени; вокруг тарелки изобилие мелкого лука и моркови. Сам он давно не ел чего-то столь жирного и богатого на вид, потому сразу начал запихивать себе в рот, ≪отрезая≫ ломтики мяса вилкой. Это не было незамечено Илаем:  — Не позорь меня. — Кларк взял свой платок и вытер скопления жира и соуса вокруг уголков губ Субедара. Наёмник вздрогнул: его сейчас будут поучать правильным манерам. — Если ты хочешь отрезать мясо, то для этого есть нож. Держишь вилкой, а ножом отрезаешь. — Илай взял свои приборы и начал разрезать небольшими порциями мясо. Парень почувствовал себя неловко и зарумянился: сейчас редактор возится рядом с ним, как с ребёнком. Шатен поделил все на маленькие кусочки и отпил немного вина, снова принявшись за свою еду. Он наблюдал за своим другом, который все равно с такой же скоростью поедал свою порцию, практически не разжевывая мяса. Если Наиба можно отнести к какому-то отдельному греху, то это точно было бы чревоугодие. Илай лишь улыбнулся, глядя на такого неряшливого, совершенно не волнующегося ни о чем наёмника. Так беззаботно он выглядит, как тот маленький котенок, которого вы случайно нашли на улице, и он начинает тереться об Вашу ногу. Невинность и глупость в некоторых аспектах делает Наиба не тупым, а больше милым; в повседневной жизни он совсем не тот безжалостный гуркх как на фронте. Какие контрасты: где-то пару дней назад он выполнял свой долг в сеянии смерти, а сейчас он как ребенок смущается от заботы друга, уплетая за обе щеки пищу. Кларк умиляется, Кларк лукаво улыбается, Кларк вряд-ли отдаст его кому-то, Кларк хочет как можно больше таких моментов с ним, ведь они будут играть очень большую роль в их будущем.  — Ты хотя бы жуешь? — Илай закончил с едой, взяв в руки бокал.  — Конефно. — Наиб быстро три раза пережевал кусок, что он только что поднес ко рту и проглотил. Его там — на войне — голодом морили?  — Умница. — Кларк похвалил того, перебиваясь через вино и кашель, — Нам нужно с тобой кое-куда сходить. Поэтому заканчивай с едой как можно быстрее. Услышав это, Наиб в тот же миг «вылизал тарелку до блеска» и посмотрел на Илая.  — Куда?  — Секрет, но тебе там понравится. — Илай прикрыл рот рукой, усмехнувшись.  — Зная тебя, меня точно ждёт там засада. — Наиб опрокинул голову верх, издавая небольшой стон от переедания. Илай, будто замер, внимательно наблюдает за Наибом.  — Смотря как ты к этому отнесешься, хотя в этом нет ничего плохого. — он снова оживился, задумавшись.  — Интригуешь, черт. — Наиб выпивает залпом бокал вина. Терпкое, немного сладкое.  — Оо, да, я такой. — редактор воспринимает это как комплимент. — Давай, пошли, мне ещё заплатить за это надо. Кларк надевает свое пальто, которое было так любезно повешено на крючок вешалки, а Наиб накидывает пиджак на плечи, который он повесил на спинку своего стула. Наёмник шел хвостиком за редактором и первый совершенно не замечал своей какой-то даже зависимости от друга. Это просто дружба, о которой в книгах не писано. Верно? Как только они вышли в ночной Лондон, в глаза ударил желтый тусклый свет от фонарных столбов, который оживлял улицу тёплыми красками так же, как и люди, проходившие рядом. Кларк сразу же сжал руку Субедара и повел его в неизвестное военному направление. Видимо, тот самый секрет. Проходя через чёрные переулки, Наиб даже не помнил, что это за улица, но вроде бы КовентГарден-стрит. Илай несся очень стремительно, верно и резко, и внезапно остановился, что наёмник чуть не упал из-за перехода скоростей тела под названием «Илай Михей Веренич Кларк». Пока редактор отдыхивался, военный не мог понять что они забыли перед черным входом в театр, известный, видимо, только его работникам.  — Сегодня не рабочий день в театре. — Илай вытирает со лба пот, шарясь в карманах. — Но это нам только на пользу. — Кларк находит большую связку ключей, их было больше десяти-двадцати, ни один из них не был подписан, но редактор с точностью нащупал те самые зубцы и открыл дверь.  — Разве это законно? — Субедар спрашивает шепотом, заходя внутрь большого красивого театра. Но, к сожалению, ничего не было видно из-за темноты, приходилось идти только через свое доверие к другу, чтобы тот вел в нужное место.  — Боже, я здесь работаю. Если заметят, то как-то открутимся, мол, я забыл вещь, все такое. — Илай сжимал больнее и больнее руку Наиба, что тот даже приморщился. Но, наверное, это всё в целях безопасности. Редактор уже вцепился мертвой хваткой в предплечье друга, но дальше лучше: он останавливается, подходит спиной к какой-то двери и говорит:  — Закрой глаза и доверься мне. Наиб чувствует, как его берут за талию и куда-то медленно ведут, поднеся лицо к плечу военного. Чувствовались теплые руки сквозь холодные перчатки и тихие вздохи, которые чуть ли не были устремлены прямо в ухо наёмнику. По коже вокруг прошлась небольшая дорожка какой-то молнии — не понятно, удовольствие это или дискомфорт; все ощущения более заострённые, когда ты лишаешься такой важной функции, как зрение. Конечно, на войне были эпизоды и похуже этого, но там ты этого ожидаешь и всегда начеку, когда здесь ты этого никак не ждёшь. Илай подводит к какому-то деревянному порогу Субедара, говоря прямо на ухо чтобы тот приподнял ногу. Единственное, что может сейчас Наиб — это довериться другу и делать так, как он скажет.  — ≪ Странно и неловко. ≫ — это все что было в голове Наиба прямо сейчас.  — Мы на месте. — почувствовался более прохладный ветер. — Открывай глаза. Раскрыв глаза, Наиб снова видит ночной Лондон, не в тумане и не в ливне, а ярко-оранжевый оживленный город ко второй половине дня. Отсюда виднелась каждая достопримечательность: настолько высоко он был, но и достаточно низко, чтобы увидеть прохожих не маленькими точками-тире. Действительно красиво, хоть Субедар никогда не восхищался Лондоном, как чем-то непревзойденным и навеки индустриальным, хотя сейчас и хочется вымолвить словечко о величественности столицы. Они вдвоем были на крыше театра ≪Золотая Роза≫. Кровля не была достаточно крутой, поэтому подперев ноги можно было сесть и вполне себе держаться, не соскальзывая вниз. Илай это и сделал, водя взглядом наёмника к своему любимому месту — небольшой бугор на крыше, созданный для небольшого окошка на чердаке, дабы был свет и можно было проветривать его. Кровля на том месте сломана, поэтому там осталось лишь плоское подобие, на котором можно держать равновесие и ходить. Окно было соорудировано так, что оно выходило на заднюю часть театра где находится неухоженный сад постройки неподалёку, поэтому увидеть его как не нарочно точно нельзя было. Снимая пальто и кладя его на черепицу, Кларк уселся, смотря куда-то вдаль, хлопает по свободному месту напротив него — приглашает компанию в виде Субедара — тот покорно садится рядом и ждёт пока друг начнёт разговор. Наиб следит за ним: следит, как Илай порой затягивает ртом больше прохладного воздуха, желая о чем-то рассказать или спросить, но в тот же миг затыкается, видя перефирийным зрением уставившегося приятеля. Редактор упирается руками, мельтеша ногами — разглядывает свои черные лакированные туфли. Видимо, Кларк сам ожидает, когда Субедар начнёт разговор.  — Здесь красиво. — произносит наконец Наиб.  — Знал, что тебе понравится. — Илай присел ближе, потому что ветер стал сильнее. — Об этом месте рассказал наш уборщик театра, он здесь часто засиживается на ночной смене.  — Ха, работал бы я в театре… — Субедар говорит это с ноткой грусти, хотя он себя нисколько не видит в сфере поддельного драматизма.  — Могу устроить, если ты пожелаешь. — Илай посмотрел прямо в глаза Наибу, ожидая взаимный контакт взглядом.  — Нет, ни за что, предложи тому одинокому стулу из твоей комнатушки. — Субедар махнул рукой, на что Кларк засмеялся. — Разве это вообще не тема всяких богатых англичанов? Я в смысле, вся эта наигранная напыщенность и пафос, что обычно наблюдаешь в сюжетах пьес.  — Вот так ты обо мне говоришь! — Илай обнял себя за колени, наигранно плача. — Какой же ты алчный и жестокий!  — Да чего ты, ну. — Наиб толкнул Кларка за плечо, смеясь. — Я думаю, что пьесы написанные тобой — самое лучшее, что случалось в этом театре.  — Ох, ты правда так думаешь? — у писателя будто бы искры в глазах появились.  — Да, но не утверждаю, потому что не видел их. — Наиб пожал плечами. — Расскажешь, кстати, про одну из них?  — Ха-ха, ну ты и спросил, конечно. — Илай лишь почесал голову, раздумывая. — Хочешь услышать историю про Тею и Тона?  — Ну-ка. — Наиб весь во внимании.  — Если очень коротко, то история про одну очень талантливую девушку Тею, чей талант не был признан должным вниманием. Оттачивая свои навыки у себя в комнате, она стала совершенно замкнутым человеком, не обученный общению и коммуникации с другими людьми. Девушка начиталась множества романов, заучивая фразы героев, но поняла, что с ее навыками это невозможно — найти своего возлюбленного среди всего белого мира. Поэтому Тея решила создать его из лучшего мрамора, которая она смогла найти в мастерской дома родителей. Вытачивая из каждой крупицы свой идеал, она это сделала с душой и всей той любовью что могла отдать неоживленной статуи. Создав образ высокого парня в простой одежде и простой внешностью, даже не простой, а немного изуродованной — шрамы и ожоги были видны и ощутимы по телу Тона, а после усердствований она ушла к себе спать. На ночь статуя оживилась и Тон подошёл к Тее, прося отдать эту ночь ему. Девушка всецело отдается парню, находя в нем себя, но…  — Что но?  — Вся эта идиллия быстро прерывается, и Тея в танце с Тоном, не успев сообразить, оказывается в заточении собственного творения. В попытках высвободиться она принимает свою судьбу и умирает прямо на руках первого и последнего возлюбленного. Наиб молчит, Илай ожидает реакции друга. Положа голову на руку, он морщится и как-то даже сожалеет Тее.  — Где-то я такое слышал.  — Верно, я взял под основу древнегреческий миф про Галатею и Пигмалиона. Но тут без Афродиты и конец иной. — Илай улыбнулся. — Осовременил, то-то же.  — Но ты же понимаешь, что таким образом ты ничего нового в мир искусства не отдаёшь? — Субедар смотрел в одну точку, задумавшись.  — Да, понимаю. — Илай покачал головой. — Именно поэтому ты мне нужен, Наиб. Мне нужна муза. Мне нужен ты.  — Ну, я уже вроде как та самая аонида, о которой ты мне говорил, разве нет? Наёмник почесал подбородок, но оставаться в том же положении ему не дали: Илай наклонился перед Наибом, оглядывая его лицо пристальным бегающим взглядом. Не давая шанс на отступление, накрывая Субедара собой, военный совсем притих; каждый жадный вдох и выдох чувствовал на себе наёмник, искренне недоумевая. Кларк утыкается носом к носу друга, сводя брови к друг другу.  — Наиб, я бы хотел, чтобы ты мне помог с этим.  — Наиб, я бы хотел, чтобы ты меня не оставил в этом одного.  — Наиб, я бы хотел, чтобы ты оставался таким же, какой ты есть сейчас.  — Наиб, я бы хотел, чтобы ты доверился мне.  — Наиб, я бы хотел, чтобы ты осознанно стал моим.  — Наиб, я бы хотел, чтобы ты принадлежал мне.  — Наиб, я бы хотел ощутить тебя. Почувствовать тебя.  — Наиб, я бы хотел съесть тебя.  — Наиб, я бы хотел убить тебя.  — Наиб, я хотел бы понять как ты устроен. Ты не такой как они все. Ты не собираешься стать таким же как они.  — Наиб, я тебе нужен, не правда ли? Руки Илая медленно избавляются от белых перчаток. Он трогает ими лицо Наиба: оно немного мягкое и шершавое, совсем сухое; один из пальцев чувствует каплю, но сейчас не идёт дождь. Кисти чувствуют, как их пытаются отдернуть, но не в полную силу — черт его дери, Субедара это заводит? Брюки Илая уже испачканы грязью от чужих туфель — Наиб уже желает большего? Без проблем, Илай это устроит. Так же грязно и жадно, как и душа Кларка, он берет лицо друга ближе к себе, начиная мерзкую и грубую прелюдию. Наиб не понимает что нужно делать в этой ситуации: он даже не имеет понятия как целоваться, пытается высвободиться из такого красивого и загадочного заточения. Но почему же он это делает не так грубо, как его учили на войне и почему же он поддается на такую уловку? Наиб уязвим перед своим другом. А друг ли он ему? Кто он ему? Любовник, враг, знакомый или незнакомец после этого? В голове столько противоречащих мыслей, он думает одно и уже находится сотня ответвлений, которые тоже заслуживают внимания. Разум Субедара занят перевариванием ситуации; разум Кларка занят минутным наслаждением, пока не закончился воздух, и терпким вкусом вина как и в его - так и в устах Наиба. Руки Илая поднимаются вверх, ближе к волосам и прядям, что выпадают из небольшого хвоста, они их грубо сжимают и подпирают ближе к редактору, чтобы прочувствовать это странное поведение как можно дольше; сознание наёмника находилось где-то там, но точно не здесь — он полностью отдаётся писателю, позволяя эту преступность. Кларк заканчивает это первым, пытаясь надышаться прохладным воздухом, вытирая рукавом рубашки губы и слюни их обоих; лукаво улыбается. Наиб находится ещё где-то в другом помещении, но инстинкт самосохранения заставляет его прокашляться и возобновить дыхание, понемногу нормализируя. Субедар закрыл глаза — может, он ещё и в своих мыслях находится, но взгляд друга (друга?) даёт ему тревогу по возвращению обратно в реальность. И эта тревога сработала. Но в то ли русло? Минута молчания, слышен лишь шум ветра и чьи-то разговоры с улицы.  — Продолжим? — внезапный вопрос, который удивляет самого Наиба.  — Так и знал, что ты больной м- — Кларка перебивают, вцепившись в его галстук и потягивая на себя. Они недостаточно пьяны, чтобы не осознавать свой поступок. Он глупый, неправильный, незаконный, противоречащий и сложный для понимая. Но кто запретил немного соврать для их блага? Каждый подыграет, и каждому от этого будет лучше. А сейчас… не стоит морочить себе голову, а лучше получать удовольствия от этой сумбурности.