Ибо все мы грешны

Регулус любил вышивать крестиком. Это его успокаивало, помогало привести мысли в порядок. К тому же, у него это неплохо выходило. Нарцисса очень хвалила получавшиеся картины и даже забрала несколько к себе, чтобы вклеить в альбом, куда она собирала всякие красивые вещицы. Но Регулус не мог вышивать открыто — это бы подорвало его авторитет, испортило репутацию. Он вообще многое не мог делать открыто, никого не таясь. Ему приходилось сто раз подумать, прежде чем сделать или сказать что-то. Он с детства знал, что репутация — это главное, самое важное, что есть у него и его семьи. Мать и отец внушали ему, что быть Блэком — это значит быть идеальным. Регулус запомнил это и, наверное, воспринял уж слишком буквально. Сириус, например, тоже помнил эти слова (Регулус был в этом уверен), но сам о своей репутации нисколько не заботился. Точнее, у него получилось создать какую-то другую, одновременно и не идеальную, но в то же время безупречную репутацию. В него были влюблены почти все девушки в школе, от первого курса и до последнего. Он хорошо учился, не прилагая к этому никаких усилий. Учителя любили его, несмотря на его сумасшедшие выходки, которые он творил один или в компании друзей. Даже родители часто ставили Сириуса Регулусу в пример, хотя Регулус и так старался во всём на него походить. Во всём, кроме разочарования родителей, конечно. Но, как бы Регулус ни старался, у него никогда не получалось хоть в чём-то превзойти Сириуса. Он стал лучшим учеником на курсе, Слизнорт позвал его в Клуб Слизней, ему пророчили значок старосты в следующем году. Сириус не был старостой и на собрания Клуба Слизней не ходил, однако с оценками у него не было никаких проблем, и даже если он получал неудовлетворительную отметку, у него с лёгкостью получалось её исправить. Регулус вступил в квиддичную команду, потому что знал, что брат отлично летает. В команду он попал на правах ловца и поначалу думал, что ему наконец удалось сделать что-то, что не под силу Сириусу. Однако потом пришло понимание, что если бы Сириус хотел, попасть в команду ему не составило бы никакого труда. Ему просто это было не нужно. Пустая трата времени — так он считал. Регулусу нравилось играть в квиддич, и он был рад, что может выступать на матчах за свой факультет. Вот только Сириуса это никак не впечатлило, и в груди оставалось неприятное, тяжёлое ощущение от осознания того, что цели он не добился. Что у него всё также нет чего-то, в чём он превзошёл брата. Когда Сириус вдруг отделился от своих друзей, Регулус сначала не обратил на это внимание. Каждый может поссориться с друзьями. С характером Сириуса было удивительно, что до этого у них редко случались конфликты. Но шли дни, потом и недели, а брат всё также появлялся в коридорах один, в Большом зале сидел вдали от своих шумных друзей, часто засиживался допоздна в библиотеке, его перестали вызывать к директору из-за проделок, он осунулся и стал выглядеть как-то взрослее, чем раньше, как будто вырос за эти дни на целый год. И Регулус насторожился. Ему казалось, он впервые видел Сириуса таким… потерянным? Одиноким? Несчастным? Наверное, всё вместе. Регулус всё ещё слышал смех брата где-то вдали, но теперь он звучал без аккомпанемента троих его друзей, был очень надрывным и как будто отчаянным. Регулус редко разбирался в чужих эмоциях, однако сейчас вдруг остро ощутил, что Сириус нуждается в друге. Сам Регулус часто испытывал это ощущение. У него не было особо близких друзей. Конечно, ему было с кем поговорить, но он никого из своего окружения не мог назвать другом. У Сириуса же были друзья, причём близкие, почти заменившие ему семью, в которой он почему-то чувствовал себя лишним. Наверное, оказаться в одиночестве ему было даже сложнее, чем Регулусу. Именно поэтому Регулус решил подойти к Сириусу без всякого повода. Обычно им приходилось разговаривать, только когда приходило письмо из дома, и у матери или отца были новости, которые касались обоих сыновей. Сейчас Регулус подумал, что Сириус не так и идеален, как это казалось раньше. Значит, он мог бы и поговорить с ним. Выразить своё сочувствие по поводу ссоры с друзьями, как-то поддержать брата, возможно, помочь ему. Регулус был уверен, что смог бы. Он подловил его на выходе из Большого зала после завтрака. У Сириуса было такое постное выражение лица, что Регулус чуть было не передумал, но вовремя себя одёрнул и, на всякий случай прокашлявшись, позвал Сириуса: — Эй! То есть... Сириус, пожалуйста, подожди. Сириус остановился и ленивым движением повернул к нему голову. Регулус стоял около стены, Сириус же встал прямо посреди коридора, заставив какую-то первокурсницу чуть не врезаться в его спину, и, кажется, больше не намерен был двигаться. Так что Регулусу пришлось самому подойти к нему. За время, пока он шёл (шагов получилось ровно пять), он успел пожалеть о принятом решении восемь раз. Но отступать было уже поздно. — Ну? Чего хотел? — Я-я хочу сказать, чтобы ты не расстраивался из-за того, что произошло. Жизнь на этом не заканчивается и вообще, вокруг тебя много людей, которые в любой момент готовы поддержать тебя, дать совет или просто побыть... — Отвали. Сказав это абсолютно безэмоциональным голосом, Сириус отвернулся от брата и продолжил свой путь к лестницам вверх. Регулус смотрел ему вслед, а мимо него шли ученики, удивлённо оборачивающиеся на него, не двигающегося с места. Пару секунд спустя он вздохнул и обречённо запрокинул голову, уперев взгляд в высокие своды потолка. И на что он рассчитывал? По пути в подземелья Регулус анализировал всё, что успел сказать Сириусу, и сделал вывод, что звучала эта речь просто отвратительно. В ней не было ни капли искренности и того сочувствия, которые Регулус хотел в неё вложить. Всё, что в ней было — это сухие, пустые слова и неестественные интонации. Сначала нужно было придумать, что сказать. Потом потренироваться произносить эти слова перед зеркалом, чтобы понять, с каким выражением лица они звучали бы лучше. Потом выучить их и ещё раз потренироваться, потому что Регулус был уверен, что забыл бы их, как только подошёл к Сириусу. А потом уже, собственно, действовать. Регулус же только всё испортил своей спонтанной речью, и теперь брат точно ни в коем случае не захочет разговаривать с ним. Ни об этом, ни о чём-либо другом. Регулус не впал от этого в отчаяние, но его очень расстроило то, что он не может и одной фразы сказать брату, чтобы он не огрызнулся, не обвинил его в чём-то или хотя бы просто обратил на него внимание. Регулус был для Сириуса словно пустым местом, которое иногда вдруг начинало разговаривать, но от него стоило только отмахнуться, и оно бы тут же вновь замолчало. Он зашёл в гостиную, понуро опустив голову. До уроков оставалось ещё полчаса, и ему нужно было собрать книги в сумку. Он так переволновался вчера из-за решения поговорить с Сириусом, что не стал укладывать портфель с вечера, побоявшись, что разольёт чернила, возьмёт не тот учебник или помнёт все листы с домашним заданием. Гостиная была полупустой. Под доской объявлений стояла кучка нервных первокурсников, изучающих брошюру с датами экзаменов; и у камина, испускающего зеленоватый свет, собралась компания ребят на год старше Регулуса — вот и все, кого он увидел, безразлично окинув взглядом гостиную и сразу же направившись в сторону своей спальни. — Регулус, задержись, пожалуйста, — вдруг окликнули его сзади, и он, пройдя по инерции ещё несколько шагов, остановился и обернулся, стараясь, чтобы на лице было поменьше удивления. — Вы зовёте меня? — спросил он, приподняв брови, у пятикурсников. Конечно, он знал, что звали его — второго Регулуса на Слизерине не существовало, однако к нему так редко кто-либо обращался, что он забыл о том, что кто-то вообще может знать его имя. — Да, тебя, — кивнул Мальсибер и поманил его рукой ближе к своей компании. — Пожалуйста, подойди сюда. Мы тебя не задержим. Регулус, тщательно отмеряя длину каждого шага, чтобы не идти слишком быстро или слишком медленно, направился к ним. Пятикурсников было трое, и он всех их знал, но только спустя пару секунд сумел не без труда вырвать из глубин сознания их имена. Они внимательно за ним наблюдали, как будто собирались высмеять любой его неверный шаг, и Регулус нервно сглотнул. — Насколько нам известно, ты и твой брат не очень близки? — спросил Адриан Мальсибер, вздёрнув подбородок, хотя он и так был выше всех, кто находился рядом с ним. У младшего Блэка всегда был невероятно высокомерный взгляд, а Адриан не любил, когда кто-то посягал на его верховенство. — Да, мы почти не общаемся, — настороженно ответил Регулус, почти сразу пожалев о такой откровенности. У него вспотели ладони, и он нервно сжал и разжал кулаки несколько раз. Надо было сказать, что из-за учёбы на разных факультетах у них с Сириусом не так много времени на разговоры. Или что в школе они стараются не демонстрировать своё родство, чтобы не выносить братские отношения на всеобщее обозрение. Или стоило уточнить, что у них просто слишком разные интересы для частых разговоров, но вообще отношения самые что ни на есть тёплые и родственные? Адриан переглянулся с Нилом Эйвери нечитаемым взглядом. Дакота Нотт, стоящая рядом, сложив руки на груди, коротко посмотрела на них, как будто хотела увидеть, как они отреагировали на её правоту. Но ожидаемые ею эмоции не отразились на их лицах, и она, скрыв недовольство в кончиках губ, повернулась к холодно смотрящему на пятикурсников Регулусу. — Спасибо, — кивнула она ему, улыбнувшись одними ярко накрашенными губами. — Мы тебя больше не задержим. — А зачем вам нужен Сириус? — всё тем же настороженно-испуганным голосом произнёс Регулус, который почему-то не заставил пятикурсников посмотреть на него снисходительно и с насмешкой, как это бывало иногда с родителями, кузинами или братом. Наоборот, нечто вроде уважения промелькнуло на их лицах, когда они снова обратили взгляды к нему. Регулус сам не знал, зачем добавил: — У него сейчас всё время плохое настроение — он повздорил со своими друзьями. Адриан и Нил снова переглянулись, а Дакота вся вытянулась, зажёгшись надеждой. — Ты знаешь, из-за чего они поссорились? — незамедлительно спросила она у Регулуса. — Нет, — пожалев о сказанном, Регулус покачал головой, с тоской понимая, что его голос дрожит, а по спине сбежали капельки пота. — Это, наверное, личное... — Да, мы понимаем, — с досадой поджав губы, кивнул Нил и снова сказал Регулусу: — Больше мы тебя не задержим. Регулус, снова смерив их подозрительным взглядом, отправился в свою спальню. Очень странно. И зачем им понадобился Сириус? *** Сириус только выглядел спокойно, когда к нему подошёл Регулус со своим вшивым сочувствием. На самом деле он чуть не взорвался, когда понял, о чём хочет сказать брат. Его так достало, что все вокруг стремились его пожалеть! Он всего лишь поссорился с друзьями. У него никто не умер, он не уезжал в другой конец мира, его не предали, не собирались убить, он не болел неизлечимой болезнью. Просто поссорился с друзьями. Все вокруг же воспринимали это как вселенскую катастрофу. Если бы не эти постоянные взгляды со всех сторон, Сириус чувствовал бы себя намного спокойнее. Он пытался хотя бы самому себе внушить, что в его жизни ничего не поменялось после этой ссоры, но это было очень сложно, когда все вокруг пытались ему о ней напомнить. В гостиную он ворвался мрачным и раздражённым. Все, кто находился внутри, испуганно на него обернулись, и, увидев его полное ярости лицо, тут же отвернулись обратно, принявшись за свои идиотские разговоры с удвоенной силой. Сириус прошагал расстояние до лестниц в спальни в рекордно быстрые сроки, чтобы находиться в этом пекле как можно меньше времени. Он даже забыл, что в комнате сейчас будут друзья, поэтому, закрыв дверь в спальню, облегчённо прислонился к ней спиной и выдохнул. Впрочем, не заметить Джеймса и Ремуса всё равно было очень сложно. Они, очевидно, разговаривали о чём-то, пока он не пришёл, так что тишина, воцарившаяся в комнате, как только он перешагнул её порог, была громче любого шума. Сириус лишь мельком взглянул на их застывшие в настороженности лица и прошёл к своей кровати. Он наклонился, чтобы взять сумку, и спиной чувствовал, что они всё ещё смотрят на него. От этого хотелось взвыть или броситься из окна. Дверь в комнату открылась, и внутрь вбежал запыхавшийся Питер. Все трое обернулись к нему. Сириус почувствовал очередной приступ раздражения: Питер вечно невовремя и вечно ведёт себя совсем не так, как требует ситуация. Он снова обернулся к своей сумке и принялся закидывать в неё нужные учебники. Питер взглянул на Джеймса, начавшего расчёсываться перед зеркалом, чего никогда в жизни не делал, и на Ремуса, который отчаянно старался спрятать взгляд в книге, схваченной им только что. Питер досадливо поджал губы и подошёл к Сириусу. Он остановился, не дойдя до него нескольких шагов, но Джеймс и Ремус всё равно тут же обратили на него всё внимание. — Это тебе, — надтреснутым голосом сказал Питер и протянул Сириусу конверт, запечатанный чёрной печатью. Сириус удивлённо поднял на него взгляд и посмотрел на конверт в его руках. Потом пожал плечами и выпрямился. — Что это такое? — Письмо, — сказал Питер и поспешил пояснить: — Пришло только что, но ты ушёл до того, как прилетели совы. Сириус, подняв тёмные брови так высоко, что они почти скрылись под отросшей чёлкой, забрал у Питера конверт. — Это, кажется, от твоей матери. Сириус скоро убедился в словах Питера — конверт был подписан прямым, без завитушек, почерком Вальбурги Блэк, а в строке адрес стояло «Площадь Гриммо, 12». Он секунду поражённо пялился на конверт, как на восьмое чудо света. — Тебе пришло письмо из дома? — внезапно спросил Джеймс, тоже выгнув брови. Сириусу почему-то захотелось спрятать конверт куда подальше. — Впервые за пять лет. Это была правда, но Сириуса взбесило то, что Джеймс вдруг решил заговорить с ним и только чтобы поиздеваться насчёт письма от матери. — Ты на что намекаешь? — прищурился он. — Мне что, родители не могут письмо написать? — Да нет, могут, наверное, — многозначительным тоном произнёс Джеймс, взъерошив волосы и прислонившись спиной к кроватному столбику. — В последние недели ты открываешься нам со всё новых и новых сторон. — Может, ты откроешь мне себя с новой стороны — со стороны, где ты молчишь, когда не просят язвительных комментариев? — процедил Сириус. Он отбросил письмо на свою кровать и неосознанно сжал кулаки. — Если моя мать написала мне письмо, это не значит, что по ночам я приношу в жертву невинных младенцев. — Да, в жертву ведь можно принести кого-то повзрослее, верно? Ремус и Питер, конечно, молчали. Сириус закусил щёку изнутри. Устраивать скандал он сейчас не хотел. До начала экзаменов оставались считанные дни. Потом пройдёт этот чёртов СОВ, и он поедет домой. А дома не будет ни молчащих Ремуса с Питером, ни слишком болтливого Джеймса. Он наконец сможет вздохнуть спокойно. А пока стоило просто абстрагироваться и не обращать внимание на совсем не обидные слова Джеймса. — Пойду на урок, — едва слышно сказал он, подхватил сумку, конверт с кровати и быстрым шагом вышел из комнаты. Первым уроком была История магии. Сириус даже не вытащил пергамент и перо с чернилами, чтобы вести конспект. Приведение всё равно уже лет сто не замечало, кто из учеников записывает за ним, а кто откровенно спит на уроках, тем более к концу года. Сириус занял самую последнюю парту и так разложил свои вещи, чтобы никто не смог к нему подсесть. Перед ним сидела Алиса с кудрявой пуффендуйкой, сбоку — Мэри и Лили. На тишину можно было не рассчитывать, но не так уж сильно Сириус в ней и нуждался. Он дождался, пока студенты расхрабрятся и начнут разговаривать громче, сливая свои голоса с текучим голосом Бинса, и вытащил из портфеля письмо. Почему-то у него тряслись пальцы, когда он его открывал. Джеймс был прав — Сириус не получил ни одного письма из дома за всё время учёбы в Хогвартсе. Если были какие-то новости, родители писали Регулусу и он передавал всё, что нужно, Сириусу. В большем он не нуждался. На Рождество и день рождения родители, конечно, присылали подарок, как и Беллатрикс, как и Нарцисса, но очень редко в поздравительной открытке было написано что-то кроме «с праздником» или «счастливых каникул» или «желаю всего наилучшего». Когда МакГонагалл отправляла на Сириуса жалобы домой, Вальбурга тоже очень редко писала ему лично, чаще — Регулусу, а он уже в красках передавал все её заковыристые эпитеты, на которые матушка была способна в гневе. Громовещатели, которые Сириус взрывал прежде, чем они начинали орать, тоже за письма не считались. Но сейчас письмо от матери было в его руках, и Сириусу хотелось то ли кричать, то ли смеяться. Воровато оглянувшись по сторонам, он быстро вскрыл конверт и вытащил довольно короткое письмо, написанное тем же почерком Вальбурги. Она писала, что рада тому, что у Сириуса наконец «встали мозги на место» и что он понял, что пора прекращать «детские дурачества». Письмо было коротким и ёмким, ни одного лишнего слова — всё в стиле Вальбурги. Прочитав его несколько раз, Сириус понял, что единственное чувство, которое он испытывает после прочтения этого письма — разочарование. Даже его мать, обычно не разделяющая мнения большинства, писала о том же, о чём говорили все остальные. Вот только в её письме даже слов сочувствия не было. Наверняка это от Регулуса она узнала, от кого же ещё? Наплёл ей какую-нибудь чушь в своём очередном стукаческом письме и рассчитывал теперь на похвалу от родителей. Сириус скомкал письмо и запихнул его в карман сумки. Он подпёр голову рукой и стал слушать Бинса, в то же время пропуская мимо ушей всё, что он говорил. Его мысли улетали куда-то далеко, и в конце концов он задремал. В голове проносились неясные и размытые сцены из детства. Сириус не мог сказать, действительно ли всё это было, или он себе придумал, но от холодного взгляда отца из-под очков, ярко отпечатавшегося в его памяти, стало очень тоскливо. После уроков Сириус решил не возвращаться в гостиную. Ему было тоскливо и скучно, зато погода, как назло, радовала глаз. Проходя по школьному двору, Сириус чувствовал себя полным придурком, который зачем-то находит поводы грустить в прекрасный солнечный день. Все, кто видел его, вероятно, думали о том же. Поэтому он быстро покинул двор и выбрался на лужайку, которую тоже быстро преодолел. В него несколько раз едва не попали зубастой тарелкой, и Сириус посетовал, что Филча вечно нет, когда он нужен. Он добрался до опушки и прошёл ещё немного к ряду высоких деревьев, качающих молодыми ветвями. Здесь уже не было слышно криков студентов, высыпавших на улицу, и он наконец мог почувствовать себя в покое. Сириусу редко хотелось побыть в одиночестве, однако именно сейчас это было то единственное, что помогало ему оставаться в трезвом уме. Сириус забрался на одно из деревьев, выбрав ветку покрепче, и уселся на неё, прислонившись спиной к столбу дерева и вытянув ноги. Отовсюду раздавалось пение птиц, по дереву ползали дорожки муравьёв, но на такую высоту, на которую забрался Сириус, им было незачем. Его кожу покрывали кружевные тени от множества свежих листьев, закрывающих солнце. Вдали виднелись башенки Хогвартса со светящимися от солнечного света окошками. Чуть правее, повернув голову, Сириус мог увидеть Чёрное озеро, по которому то и дело пробегала рябь от ветра. Какие-то первокурсники толпились на берегу, решая, стоит прыгать в воду или нет. Сириус откинул голову назад и прикрыл глаза. Да, здесь он мог бы просидеть хоть целую вечность. В который раз размышляя о том, что ему делать дальше, он задремал. Сколько прошло времени, прежде чем он проснулся, Сириус не знал, но ему показалось, что он сейчас грохнется на землю, и ему удалось удержаться на ветке только каким-то чудом. Он сначала не понял, что его так резко разбудило, но потом услышал снизу взрыв смеха и с обречённым вздохом наклонил голову, чтобы увидеть, кто нарушил его покой. Сначала ему показалось, что смеялись наверняка над ним. Но нет, его убежище осталось не рассекреченным. Вот только радоваться этому или нет, Сириус не знал. Это была компания девчонок-гриффиндорок с его курса. Среди них он увидел рыжую макушку Эванс, светлую — Эммелины Вэнс и русую — Алисы Долгопупс. Вообще-то её фамилия была Престон, но большинство за глаза (да и в глаза тоже) называли её Долгопупс, по фамилии Фрэнка, который выпустился из школы в прошлом году и с которым Алиса встречалась уже три года. Над чем они смеялись, Сириус не знал. Он вообще редко понимал, над чем смеются девчонки, чаще всего это были какие-то идиотские поводы, и сейчас он над этим решил даже не задумываться. Если они его не увидели, значит, можно пока и дальше прятаться здесь. Голоса у девочек были звонкие и громкие, к тому же, они могли не бояться, что их кто-то подслушает здесь, вдали от замка, поэтому и расселись под тем самым деревом, на котором расположился Сириус. Он мысленно закатил глаза. И почему все вокруг так стремились его взбесить? Заснуть больше, конечно, не удалось, и ему невольно пришлось вслушаться в разворачивающийся внизу девчачий разговор. — Если мы хотим вместе, то и надо всем вместе! — всплеснув руками, прогнусила Алиса. — А твои «не хочу» мы выслушиваем уже пять лет, Эммелина. — Вы не думаете, что у меня могут быть какие-то другие планы на лето? — у Вэнс голос всегда звучал устало и серьёзно, как будто она всегда готовилась вести какой-то доклад насчёт падающих доходов компании, в которой работала. Конечно, у неё не было ни доклада, ни компании, ни в целом какой-нибудь работы, но впечатление создавалось именно такое. Поэтому она и не нравилась Сириусу. — На всё-ё лето? — спросила Лили, и после этого раздался громкий хруст: она яростно откусила кусок моркови, которую принесла с собой в пластиковом контейнере, выуженном из сумки. — Прямо вообще на всё? — «Прямо вообще на всё», — повторила за ней Эммелина издевательским тоном. — Не говорите, что у вас нет планов. — Ну, я собиралась поехать с Фрэнком в Ирландию в августе, а в июле на неделю к бабушке с дедушкой в Колчестер. А так — абсолютно свободна. — Петуния собиралась познакомить нас со своим бойфрендом, — Сириус, даже не видя Эванс, понял, что она закатила глаза. — Но если это затянется на все лето, боюсь, осенью вы меня уже не увидите. И больше никаких планов. — А ты, кстати, что собралась делать летом? — подозрительно прищурившись, вопросила Алиса, видимо, надеясь выбить Эммелину из колеи, но она прежним холодным тоном ответила: — Дедушка организовал мне небольшую практику в Министерстве. Отлынивать я не могу. Работа невыразимцем это не шутки. — О-о-о, — вытянув лица, многозначительно протянули Эванс и Престон в один голос. — Так у Эммелины ва-ажная рабо-о-ота. — Что за тон? — наконец в голосе Вэнс послышалось что-то, похожее на усмешку. — Вы должны за меня радоваться, а не издеваться. — А кто издевается? Мы очень рады. Только вот не рановато тебе на практику? Мы только-только СОВ сдаём. — В Отдел Тайн попасть совсем нелегко. Лучше я буду уже сейчас проявлять себя, чем... Подружки Эммелины, видимо, как и Сириус, занудства не любили, и сразу же перебили её, обе показав в сторону опушки. — А вот и Марлин с Мэри! Сириус тоже туда обернулся и едва не застонал от досады. Мерлин, надо было ещё раньше отсюда уходить. Сколько ему ещё слушать эту девчачью болтовню? Мэри шла вприпрыжку, как дошкольница, на ней не было галстука и мантии, волосы тёмными прядями рассыпались по спине, на лице была счастливая улыбка. Подбежав к другим девочкам, она плюхнулась на траву и принялась обнимать Алису, как будто сто лет её не видела. Марлин подошла несколько секунд спустя; и, по сравнению с МакДональд, выглядела она как строгая учительница вроде МакГонагалл, особенно в очках, которые тут же поправила, подойдя к подругам и усевшись с ними на траву. В конце прошлого года Сириус вдруг обратил на неё внимание. Её странная отстранённость показалась ему необычной, и он решил: почему бы и нет? По какой причине Марлин согласилась с ним встречаться, было не ясно, но длилось это не дольше месяца. За это время Сириус понял, что это была не отстранённость и загадочность, а скука и неумение поддержать разговор. Все его попытки как-то её расшевелить не увенчались успехом. МакКиннон будто вообще не хотела испытывать никаких эмоций. Их первый с Сириусом скандал стал и последним. Когда ему наконец удалось вывести её на эмоции, она взорвалась, обвинила его в том, что он и минуты на месте посидеть не может, что лучше она будет встречаться с Пивзом, чем с ним, и вообще — пусть катится куда подальше со своим эго и желанием всех переплюнуть. После этой их единственной ссоры Сириус окрестил её ещё и истеричкой вдобавок к зануде и нудиле. Сейчас, смотря на её собранные в высокий хвост почти белые волосы, он вообще не понимал, почему когда-то решил с ней встречаться. — Чего вы так долго? — поинтересовалась Лили, чмокнув Марлин в щёку, когда она села рядом. Та закатила глаза. — Поттер заблокировал выход из гостиной. Не выпускал никого, пока не скажем пароль. И какой, вы думаете, пароль? — Что-нибудь неприличное? — сморщила носик Алиса. — Лучше бы неприличное, — МакДональд поджала губы и повела плечом, откинувшись на вытянутые за спиной руки. — «Эванс». — Боже, да он помешанный, — обречённо застонала Лили, пока Алиса с Мэри многозначительно переглядывались, подняв брови. Сириус такой взгляд у девочек просто не выносил. — Как маньяк себя ведёт. — Ты просто очень сильно ему нравишься, — спокойно сказала МакКиннон, сняв очки и подставив лицо солнечным лучам. Она единственная села не в тени дерева. Сириус немного подвинулся, чтобы она не могла его увидеть. — Вот он и творит всякие глупости. — Мне казалось, он делает это, чтобы впечатлить Блэка. Ну знаете, вряд ли же он думал, что, подлетев на метле к моему окну в шесть утра, сумеет меня впечатлить? Я ведь его чуть с этой метлы не столкнула. Зато Сириус в это время стоял внизу и ржал, как умалишённый. Но сейчас они поссорились, а эти ужасные поступки продолжаются. Лили снова с хрустом откусила морковь, а Сириус поник. Они затронули ту тему, про которую он ничего не хотел слышать. К тому же, разбудили в нём воспоминания о совместных выходках с друзьями, и от этого стало ещё тоскливее. Сириус чувствовал, как то самое чешуйчатое чудовище снова прошлось по его внутренностям. — Как думаете, они помирятся? — спросила МакДональд. Она обвила колени руками и уперла в них подбородок. Сириус устало вздохнул: сейчас они опять будут его жалеть. — Не знаю, — тоже вздохнула Эванс, заметно поникнув. — Но очень надеюсь, что да. Мне не хватает их дружбы. «Как будто тебе должно быть до этого дело», — раздражённо подумал Сириус, но не без интереса скосил глаза на жующую уже вторую морковку Лили. — Я думаю, нам вообще не стоит говорить об этой ситуации, — покачала головой Эммелина. Она выглядела как строгая мать, которая отчитывает детей за бестактность. — Не наше дело, из-за чего они поссорились. Хотя мне тоже хотелось бы, чтобы они помирились. Школьная дружба — самая крепкая. — Я согласна с Эммелиной, — протянула расстроенно Алиса, опустив уголки губ. — Если они до сих пор не помирились, наверное, дело серьёзное. А значит, кто-то наверняка виноват. Не хочу винить никого из них, они же наши друзья. Высказаться осталось одной МакКиннон, и она, почувствовав это, вытянула ноги и снова нацепила очки. — По-моему, и не нужно никого винить. Какая нам вообще разница, что они там не поделили? Всё равно ничего не узнаем, если они только сами нам не расскажут, а это вряд ли. Девчонки снова переключились на разговор о планах на каникулы, а Сириус погряз в своей злости. И почему они все не могут просто забыть о том, что что-то случилось? Почему он не мог просто взять и стереть память всем, кто когда-либо хоть как-то упоминал его ссору с друзьями? Уж лучше быть невидимкой, на которого никто и никогда не обратит внимание, чем всеобщим посмешищем. Сириус уже смирился с тем, что до каникул с друзьями не помирится. Он вообще уже ни на что не надеялся. Что будет после каникул, в следующем учебном году, трудно было даже представить. Да и не хотелось, если честно. Сириус понятия не имел, куда катится его жизнь. Но точно знал, что ничего хорошего его впереди не ждёт. Эванс прикончила ещё две моркови, прежде чем девочки решили уходить обратно в замок. Сириус ещё немного посидел на дереве, ожидая, пока злость утихнет. Но она не утихала. «Одна ошибка испоганила всю жизнь», — думал он, шагая по пустым коридорам Хогвартса. Большинство ещё сидели на улице. Завтра начинались выходные, а потом и СОВ, так что насчёт домашки можно было уже не волноваться. А Сириус мог предаваться своим невесёлым размышлениям, бродя вдоль каменных стен в полном одиночестве. Друзья оказались не такими и друзьями, раз так легко отвернулись от него. Да и все остальные, как выяснилось, были не очень хорошо к нему настроены с самого начала. Наверное, действительно ждали, пока он совершит какую-нибудь глупость, и все бы вздохнули с облегчением. Исключений из правил не бывает. Блэк есть Блэк. Сириус резко остановился и пнул стену. Удар тут же отдался болью в ноге, и он зашипел, но, несмотря на это, ударил по стене ещё раз. Ему хотелось хоть как-то выплеснуть ярость, которая своим ядом отравляла всё тело. Он одновременно хотел уйти в лес, в глушь, где его никто не найдёт, чтобы побыть одному, и одновременно в нём с каждой секундой росло желание поговорить хоть с кем-то. Не плеваться обидой, а действительно просто спокойно поговорить. Услышать голос, в котором не было бы ни сочувствия, ни осуждения. Нога сильно болела, и Сириус присел на подоконник, вдруг самому себе напомнив Снейпа в тот день, когда он избил его. Да уж, картины более жалкой не придумаешь. Сириус медленно выдохнул. Может, действительно Блэк есть Блэк? Может, ему стоило идти в Слизерин? Тогда он сейчас не чувствовал бы себя изгоем. Общение с братом не тяготило бы его. От родителей письма приходили бы куда чаще и длиннее. Да, он не подружился бы с Джеймсом, Ремусом и Питером. Ну и что? У него были бы другие друзья. Наверняка такие же замечательные, как и те, гриффиндорские. Раньше Сириуса от одной мысли об этом могло затошнить. Но сейчас никакого такого чувства он не испытывал. Да, представлять себя со слизеринским галстуком на шее было странно, и вообразить у себя в приятелях какого-нибудь Адриана Мальсибера было трудно. Но уже не невозможно. Однако эти мысли не помогли ему прийти в себя, и он решил, что действительно теперь останется одиночкой без друзей. В какой-то степени это могло быть даже весело. Всего два года ему нужно будет делать вид, что никаких друзей и не было, что ему всегда хотелось быть одному. До Хогвартса Сириус как-то выживал без поддержки со стороны. Его «безумные выходки» не одобряли ни родители, ни кузины, ни дяди, ни даже родной брат. В Регулусе вообще трудно было найти товарища по шалостям. И Сириус справлялся один. Натравил на Беллатрикс стаю корнуэльских пикси; испортил причёску Нарциссы, вылив на неё давнишний суп; чуть не устроил пожар, уронив свечу на платье тётушки Друэллы (это, конечно, уже случайно); поменял документы для работы отца и колдографии Альфарда, привезённые из путешествия по Азии. Во всех этих проказах ему сообщники не требовались. Да, в Хогвартсе Мародёров было четверо, но разве это значит, что Сириус не сможет вытворять что-то покруче в одиночестве? Нет, вовсе нет. Всего два года... Он вздохнул и собирался идти в гостиную, но тут из-за поворота вывернула Дакота Нотт. «Она точно за мной следит», — подумал Сириус, спрыгивая с подоконника. — Ты уже уходишь? — спросила она у него, остановившись на полушаге, как только его увидела. Сириус промычал в знак согласия и понадеялся, что она не станет его задерживать, но Дакота незамедлительно перекрыла путь в соседний коридор, смотря ему прямо в глаза. Он приподнял брови и сделал шаг назад, попытавшись вспомнить, в каком из карманов сейчас лежит волшебная палочка. — Слушай, это уже даже пугает, — начал он, однако Дакота его сразу же перебила. — Я просто хочу поговорить. Можно? Послышались голоса, и в коридор вошли трое смеющихся четверокурсников с Пуффендуя. Наступали сумерки, и студенты начали возвращаться в замок. Дакота нервно переступила с ноги на ногу, наблюдая за пуффендуйцами, и когда они завернули за угол, попросила: — Только можно где-нибудь, где не будет людей? — Я вообще-то даже на обычный разговор ещё не согласился. — Сириус, — она говорила так, будто обращалась к малолетнему ребёнку. — Это не займёт много времени. Он хмыкнул и хотел ей ещё что-нибудь сказать, но Дакота уже развернулась и пошла, стуча каблуками, к лестнице на верхние этажи. Сириус возвёл глаза к потолку и успел подумать, что добром это не кончится, прежде чем последовал за ней. Хогвартс был слишком большим, чтобы в нём невозможно было найти безлюдное место. Дакота всё поднималась по лестницам и поднималась, и Сириусу ничего не оставалось, кроме как идти за ней. Собственно, он почти сразу понял, что Дакота идёт к Астрономической башне, потому что она была излюбленным местом учеников всех возрастов. Сириус не ошибся, и уже спустя пару минут они уселись на каменном парапете, спиной к розовому закату. Отсюда было почти не слышно криков и смеха детей, которые всё ещё наслаждались вечерним почти летним воздухом. Сириус вытащил пачку сигарет из кармана и прикурил одну огоньком, зажжённым на конце палочки. — Ну и чего ты хочешь? — спросил он с сигаретой в зубах. — Узнать, как у тебя дела. — Ты издеваешься надо мной, — Сириус соскочил с парапета и пошёл к выходу. — Я просто не знаю, с какой стороны к тебе подступиться, — поспешно сказала Дакота, тоже встав на ноги. — Вернись, пожалуйста. Сириус секунду стоял на месте, прикусив губу, но в конце концов со вздохом обернулся к ней и склонил голову к плечу. Он смотрела на него с немой мольбой во взгляде, ветер трепал её и без того растрёпанные волосы. Сириус сделал затяжку и вернулся обратно на парапет. Дакота сдержала вздох облегчения и присела рядом с ним. — Я знаю, что тебя уже все достали с этими вопросами, — медленно сказала она. — Но прошу, скажи, из-за чего ты поссорился с ними? Сириус подумал, что ни за что ничего не расскажет человеку, который называет его друзей «они», и это явно одно из самых уважительных возможных названий. — Это какой, третий раз, когда мы с тобой разговариваем? Второй? Я тебе ничего не скажу. — Это настолько личное? — Ты бы рассказала мне что-то о своей жизни, что никому до этого не рассказывала? — Да. Сириус прищурился, глядя на неё, и сделал ещё одну затяжку. — Это правда, что твоя семья разорилась из-за азартных игр твоего отца, и теперь ты прыгаешь с парня на парня в поисках подходящего жениха? У Сириуса была плохая память на имена, но вот сплетни он запоминал исправно. Дакота под его внимательным взглядом и бровью не повела, и лишь лёгкий румянец тронул её и без того розовые щёки, дав понять, что вопрос Сириуса для неё не слишком приятен. — Ответ «частично» тебя устроит? — спросила она, отвернувшись. — Смотря какая часть правдивая. Дакота молча бросила на него непонятный взгляд. Сириус знал, что этот вопрос наверняка смутил её, он ведь на это и рассчитывал, задавая его. Однако вместо сочувствия по телу разлилось приятное удовлетворение — выводить людей из себя было его любимым занятием. Дакота помолчала ещё немного и потом быстро заговорила: — Мой отец правда растратил всё состояние в подпольном казино Паркинсонов два года назад, и Селвины расторгли брачный контракт, по которому я должна была выйти за их младшего сына, и теперь мне нужно быстро найти нового жениха, чтобы не остаться после школы бедной, как домовой эльф, ведь те крохи, которые остались у нашей семьи, получат три моих старших брата. Такой ответ тебя устроит? Сириус сделал вид, что серьёзно задумался. — Вполне исчерпывающе. — Отлично. Теперь могу я задать свой вопрос? Догорал закат, запутываясь красными лучами в рыжих волосах Дакоты, создавая иллюзию огня на её голове. Сириус выкинул бычок от сигареты себе за спину. — Валяй, — протянул он. — Ты его уже слышал. Из-за чего ты теперь не дружишь с другими? Сириус колебался несколько мгновений, а потом подумал: гори оно всё синим пламенем, и заговорил, почти не задумываясь над словами. — Я раскрыл очень важную тайну моего друга нашему общему врагу. Точнее, это был не наш общий враг. Его и врагом назвать трудно. Но я всё равно раскрыл ему тайну, совсем не подумав, к чему это может привести. Естественно, всё вышло просто ужасно. Я оказался чертовски плохим другом. Мне захотелось посмеяться над тем придурком, и в итоге я совершил предательство. По сути, только один из них должен был на меня разозлиться. Но, в отличие от меня, остальные оказались хорошими друзьями. Сириус взглянул на Дакоту из-под упавших на лицо чёрных волос, невесело усмехнулся и раскинул руки как для объятий, демонстрируя себя во всей красе. — И теперь я один. Дакота некоторое время молчала с задумчивым видом, как будто пыталась понять, узнала ли что-то действительно интересное. Сириус прислушался к своим ощущениям, размышляя, сделал ли хуже для дружбы, трещащей по швам, рассказав о ссоре слизеринке. Вроде бы совесть не стала взывать громче, чем обычно, и чешуйчатое чудовище пока тоже молчало. Сириус с удовлетворённым вздохом вытащил ещё одну сигарету и снова зажёг её от палочки. Но не успел он затянуться хоть один раз, Дакота выхватила у него сигарету своими тонкими пальцами и быстро зажала её между зубов, с наслаждением втягивая в лёгкие дым. Сириус следил за тем, как сигарета уменьшается в размерах, с широко раскрытыми глазами. — Ты совсем чокнулась? Верни! Она засмеялась и выпустила дым прямо ему в лицо, заставив Сириуса скривиться. Он сразу же забрал у неё сигарету и отсел от Дакоты подальше. — Если куришь, кури свои, — сказал он, обвиняюще смотря на всё ещё улыбающуюся девчонку. — Прости. Не удержалась. Он передёрнул плечами, как собака, и с запозданием подумал, что, наверное, его анимагический пёс делает так же, когда ему что-то не нравится. — Так значит, они считают тебя предателем? — вдумчиво проговорила Дакота, наблюдая за тем, как Сириус поспешно делает затяжки и стряхивает пепел прямо на пол. — Не-а, не так, — покачал головой Сириус. — Это я считаю себя предателем. Но наши мнения сходятся. — Наверное, они не очень хорошие друзья? — Дакота встряхнула волосами. Теперь уже все ученики покинули школьный двор, и наступил тот сумеречный час, когда не слышно ни птиц, ни ветра, и даже листья на деревьях стараются двигаться тише, поэтому её высокий голос прозвучал уж слишком вкрадчиво. — Нет. Почему? — он задавал этот вопрос больше самому себе, а не ей, а потом до него дошло, к чему она ведёт, и Сириус не сдержал злой улыбки. — Какими бы друзьями они ни были, твои ещё хуже. — Откуда ты знаешь? — легко пожала плечами Дакота. — Ты ведь ещё не узнал их. Сириус выбросил и второй бычок тоже и повернул корпус к ней, пытаясь вложить во взгляд весь скепсис, который в нём только был. — По-моему, у нас недавно был аналогичный разговор. Повторить все мои аргументы? — Не стоит, я их помню, — Дакота с улыбкой прикрыла глаза и тоже повернулась к нему, положив одну ногу на остывающий камень парапета, обнажив колено. — Однако всё лучше испробовать на собственном опыте, разве нет? Сам подумай, что ты теряешь? Всего одна встреча. Вряд ли это что-то изменит в твоей системе ценностей и вряд ли тебя стошнит, если ты будешь находиться в одной комнате с «дрянными аристократами» дольше, чем пять минут. Даже если стошнит... насильно тебя никто задерживать не будет. Сириус против воли прислушался к её словам. «В жизни надо попробовать всё», — часто говорил Альфард, отправляясь в очередное путешествие. Сириусу всегда нравилась эта фраза. Он действительно ничего не терял. Неясно, куда вообще зовёт его Дакота. Вряд ли это оргия чистокровных с дальнейшим жертвоприношением в виде невинных маглорождённых детей, так? В детстве Сириусу приходилось бывать на светских раутах, устраиваемых кем-то из чистокровных. Наверное, Дакота зазывает его примерно на такое мероприятие. Все эти мысли пронеслись в его голове за какую-то секунду, во время которой он вглядывался в голубые глаза Дакоты. Всё-таки девчонка что-то недоговаривала. — Ладно, допустим, я соглашусь на эту вашу сходку, или как это называется. Вам от этого какая выгода? — Никакой, — Дакота подняла руки, как бы сдаваясь, и невинно покачала головой. — Просто ты кажешься интересным человеком. Да и знаешь... Один Блэк у нас уже есть, для коллекции не хватает только тебя. — «Для коллекции»... — протянул Сириус, невольно вспоминая Слизнорта с его идиотским Клубом Слизней, в котором для него всегда было нагрето местечко: Слизнорт тоже мечтал о полной коллекции. — Подожди, Регги тоже состоит в вашей секте? — Регги? — с усмешкой переспросила Дакота. — Ты для всех придумываешь глупые сокращения? — Только для тех, кто мне не нравится. — Очень мило. Нет, твой брат пока слишком для этого мал. «Хоть в чём-то я его обхожу», — подумал Сириус. Он хлопнул в ладоши и потянулся, а потом сказал, не дав себе времени на раздумья: — Ну хорошо. Считай, я согласен. — Ура! — Дакота спрыгнула с парапета и подошла к нему. — Уверяю, ты не пожалеешь. — Звучит убедительно, — протянул Сириус, снова глядя в её голубые глаза. Окончательно стемнело, и на небе стали зажигаться белые звёздочки. «Где-то там, — отстранённо подумал Сириус, есть звезда с моим именем». Почему-то ему захотелось посмеяться над этой странной традицией Блэков называть детей звёздными именами, как будто одно это могло обеспечить им великое будущее. Интересно, в честь кого названа Дакота? Или она первая со своим именем? В таком случае, будет ли кто-то назван в её честь? Она вдруг показалась ему очень красивой с этими рыжими лохмами и голубыми глазами, в которых отражалась луна. Сириус подумал, что очень жаль, что на небе нет звезды с именем Дакота. Когда они поцеловались, Сириус не почувствовал фейерверков. Не было и бабочек в животе, и полегчавшего тела, и желания улететь на облаке в небо. Был лишь вкус сигаретного дыма на губах и удовлетворение от мысли, что он нужен хотя бы кому-то. Что кому-то всё ещё не противно его целовать, и для этого не обязательно знать, хороший ли он человек — потому что нет, Сириус не был хорошим человеком. В эту секунду он понял это как никогда ясно.