Ибо все мы грешны

«ЗВЕРСКОЕ УБИЙСТВО НА ТЕРРИТОРИИ ХОГВАРТСА: В БЕЗОПАСНОСТИ ЛИ НАШИ ДЕТИ? Экстренный репортаж из Хогвартса от нашего специального корреспондента Элизы Хмелкирк. Вчера днём, во время прогулки в деревне Хогсмид неподалёку от Хогвартса одна из учениц третьего курса обнаружила труп второкурсника, исчезнувшего накануне. Пострадавшим оказался маглорожденный мальчик Ной Донован, учившийся на факультете Пуффендуй. Его обезображенное тело было подброшено в деревню Хогсмид, но убит Ной был ещё ночью в Запретном лесу. По заключению специалиста, смерть наступила в результате нападения оборотня. Однокурсники Донована обнаружили его исчезновение накануне вечером и сообщили об этом своему декану, мадам Спраут, которая в свою очередь обратилась напрямую к директору. Альбус Дамблдор утверждает, что незамедлительно отправил на поиски студента завхоза Хогвартса мистера Филча, но тот не обнаружил следов мальчика ни в школе, ни на её территории. — Я подумал, что он где-то прячется, — сообщил однокурсник Донована. — Ещё днём мы с ним поссорились и Ной убежал куда-то. Мы не хватились его до самого вечера, но, когда он не пришёл на ужин, решили, что с ним могло что-то случиться. Профессор Спраут выглядела очень взволнованной, но я был уверен, что Ной найдётся. Ни вечером, ни ночью Донован не был найден, а на следующий день студенты Хогвартса, начиная с третьего курса, отправились в Хогсмид. Там-то, неподалёку от магазина «Шапка-невидимка», тело мальчика и было обнаружено студенткой третьего курса Люси Джордан, которая на данный момент находится в Больничном крыле Хогвартса в состоянии шока. Владелец магазина утверждает, что ещё утром территория была пуста. Когда же пришли студенты, ему стало не до осмотра заднего двора, но Донован был найден около трёх часов дня. Кем и с какой целью труп был подкинут на территорию Хогвартса, предстоит выяснить. Запретный лес носит дурную славу, в том числе потому, что там обитают оборотни. Некоторые студенты жаловались на то, что ночью слышали вой из леса. Но как второкурсник проник на запретную территорию и забрёл так далеко, что наткнулся на оборотня? Директор Хогвартса Альбус Дамблдор всегда утверждал, что в школе дети находятся в полной безопасности. До этого он пользовался безоговорочным доверием со стороны родителей учеников, однако мы сомневаемся, что так будет и впредь. На вопросы, почему сразу после обнаружения пропажи ученика не было введено чрезвычайное положение и что послужило причиной не сообщать об этой ситуации в Министерство, директор отвечать пока отказывается. Хогвартс погружается в траур. Было ли это нападение спланировано заранее или стало роковой случайностью; как ученику удалось выйти с территории Хогвартса и кто же был убийцей мальчика? Аврорат уже занимается поиском ответов на эти вопросы. Следствие началось сразу же после получения сообщения в Министерство. — Я не верю, что это была случайность, — заявляет один из сотрудников Аврората, пожелавший остаться инкогнито. — В нынешней ситуации убийство студента Хогвартса, тем более маглорождённого, становится очередным доказательством того, что времена в нашем мире круто меняются. Убийство было совершено напоказ, в этом нет никаких сомнений. Комментировать эти слова аврор отказался. Следите за дальнейшими новостями в следующих выпусках «Ежедневного Пророка». Мы выражаем глубочайшие сожаления семье Ноя Донована и всем, кто был с ним знаком. С вами была специальный корреспондент «Ежедневного Пророка» Элиза Хмелкирк». — Нет, — Лили резкими, отрывочными движениями сложила газету в несколько раз и впечатала её в стол. Устремив упрямый взгляд на Мэри, сидящую напротив неё, она повторила: — Не может этого быть. — Мы все в ужасе, Лили, но не впадай в безумство, — Алиса сжала плечо подруги в поддерживающем жесте и тревожно переглянулась с Мэри. — Я ведь староста, Алиса! — Лили отчаянно скинула руку Престон с плеча и закрыла лицо ладонями. — Я должна была заметить его исчезновение... — Он был пуффендуйцем, — тут же возразила Мэри. Её покрасневшие от бессонной ночи глаза были далеко не успокаивающими, скорее наоборот — сами молили об успокоении. — Если и винить в этом старост, что само по себе бред, то точно не гриффиндорских. — Это было стечение обстоятельств, что именно Ной оказался на улице ночью в полнолуние. И единственного, кого можно винить в его смерти, это того ублюдка, что был в лесу, — лицо Алисы пылало от злости, а голос дрожал. Лили отняла руки от лица и подняла взгляд на серое из-за облаков небо. Новость об убийстве мальчика оборотнем ещё вчера пронеслась по всему Хогвартсу чёрной, огромной птицей тревоги, заставляющей всех сначала глухо замолчать, а потом начать терзающий душу и мысли разговор. Лили никогда не разговаривала с Ноем Донованом и видела его, наверное, только в Большом зале, но ей так живо представилось тело бедного второкурсника, истерзанное волчьими зубами, что она уснула только к утру, и то после того, как выпила снотворное. На утро она подумала было, что всё это ей приснилось. Не могло быть правдой такое жуткое событие. Но, только взглянув на лица своих подруг, тоже не спавших ночью, Лили поняла: самое ужасное всегда оказывается реальностью. Сморгнув наступившие на глаза слёзы, Лили огляделась. За профессорским столом почти никого не было: ни Дамблдора, ни деканов факультетов. Зато несколько авроров в форменных мантиях хмурили лица, обсуждая что-то вполголоса. Даже если бы в зале было тихо и их голоса доносились до Лили, она не хотела знать, о чём они говорят, поэтому была благодарна студентам, которые, хоть и негромко, но жужжали вокруг. Самыми подавленными были, конечно, пуффендуйцы. Половины второго курса за столом не было, как и старост, а те, кто всё же пришёл на завтрак, сидели, опустив головы, и ковырялись в своих тарелках. Даже слизеринцы, обычно менее восприимчивые к общему горю, выглядели встревоженными; у большинства из них в руках был сегодняшний «Ежедневный пророк», и они обращались друг к другу, указывая на что-то в газете. Заметив за слизеринским столом Мальсибера, Лили стала искать глазами Сириуса, но его нигде не было. Джеймс, Питер и Ремус сидели в дальнем конце стола, еда в их тарелках оставалась нетронутой, а Джеймс с тупым выражением лица что-то доказывал посеревшему Ремусу. Лили подумала, что, наверное, Ремуса, как и её, мучает совесть, ведь он тоже староста, и отвернулась. — Я повторяю последний раз, Лунатик, — свистящим шёпотом почти по слогам произнёс Джеймс, сжимая плечо Ремуса, глядящего прямо перед собой. — Ты. Ни в чём. Не виноват. Мы с Питером были с тобой всю ночь и больше никого не видели. Ты ни на кого не нападал. Успокойся в конце концов. Ремус ничего не ответил. Джеймс в отчаянии переглянулся с Питером. Тот беспомощно пожал плечами. Глубоко вздохнув, Джеймс огляделся по сторонам. Все были слишком заняты собственными мыслями, чтобы обращать внимание на разговор Мародёров, и это его радовало. Люпин со вчерашнего дня пребывал в состоянии постоянного стресса, и его лексикон сократился до одного предложения: «Я не могу быть уверен, что не делал этого». Как бы Джеймс с Питером ни пытались убедить его в обратном, как бы ни вспоминали прошедшую ночь в лесу во всех подробностях, Ремус не успокаивался. Джеймс перегнулся через спину Люпина и хлопнул Питера по спине, кивая на выход. — Пойдём отведём его в Больничное крыло. Мадам Помфри приведёт его в порядок. Питер кивнул. Они подхватили Ремуса под локти и подняли из-за стола. Тот совсем не сопротивлялся. Когда они вели его к выходу из Большого зала, только несколько человек с любопытством обернулись в их сторону, но Джеймс предупредительно шикал на каждого, кто собирался задать какой-то вопрос. Оказавшись в коридоре, мальчики повернули в сторону лестниц. Ремуса не приходилось тащить за собой, только направлять, в какую сторону идти, поэтому шагать было легко, и уже через минуту они завернули к лестницам. — Ой! Сириус, очевидно направляющийся в Большой зал, едва не врезался в идущих ему навстречу из-за угла Мародёров. Джеймс пару секунд тупо пялился на него, но потом молча подтолкнул Ремуса вправо и собирался обойти Блэка. Однако тот вдруг поймал его локоть и заставил остановиться. — Чего тебе? — незамедлительно огрызнулся Джеймс. Питер неразборчиво пролепетал что-то позади него. — Поговорить. Сириус, очевидно, старался говорить нейтральными интонациями, но вышло уж слишком спокойно, из-за чего Джеймс сразу же вскипел. Надо было плюнуть ему в лицо и послать разговаривать со своими новыми друзьями. Но Джеймс, сжав зубы, обернулся к Питеру. — Проводи Ремуса сам, ладно? Хвост перевёл взгляд с Джеймса на Сириуса, потом на Ремуса и скрепя сердце кивнул. Сириус проследил за тем, как Питер уводит Люпина на верхние этажи, и, прокашлявшись, посмотрел на Джеймса. — Что это с ним? — Сам не догадываешься? — Джеймс фыркнул и сложил руки на груди. — Винит себя в смерти мальчишки. Коридор был пуст, но Сириус привычно огляделся на предмет незваных слушателей вокруг. Люпин ненавидел, когда она начинали разговоры о его «пушистой проблеме» посреди открытого пространства. — Что произошло той ночью? Джеймс вскинул брови. Его глаза за очками недобро блеснули. — То есть? — Вы не знаете, что было в лесу? Не видели... нападение? — Что ты несёшь? Если бы мы видели, давно бы уже рассказали Дамблдору. Сириус опустил глаза и стал ковырять носком ботинка каменную кладку пола. Джеймсу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, к чему он клонит. — Ты что, совсем чокнулся?! Думаешь, это Лунатик сделал?! — Ничего я не думаю, просто спрашиваю, — Сириус нахмурил лоб, подняв глаза на Джеймса. — Я понимаю, что ты теперь типа нам не доверяешь, но серьёзно, Блэк? У тебя совсем мозгов не хватает, чтобы понять, что мы бы этого не допустили? — Необязательно было всё это рассказывать, достаточно было сказать, да или нет, — ядовито сказал Сириус и, круто развернувшись, размашистыми шагами пошёл прочь. Джеймс смотрел ему вслед, широко распахнув глаза. — Я только начал вообще-то! Не хочешь услышать о себе ещё кое-что? Ты последний ублюдок, Блэк! — Сириус не обернулся, только выставил средний палец и завернул за угол. Джеймс не сдержал истеричный смешок. — Вернись, придурок! Вернись! Но Сириус не вернулся, и Джеймс остался стоять в коридоре один. Запустив руку в волосы, он рванул вверх по лестнице, надеясь догнать Питера с Ремусом до того, как его накроет волной ярости. Друзья смогут его успокоить одним своим видом, а Сириус пусть катится в задницу. Джеймс думал, что окончательно разочаровался в нём ещё неделю назад, когда он заявил, что не собирается возвращаться в их дружеский квартет. Оказалось, тогда надежда ещё не угасла — она угасла сейчас. На следующий день уроки отменили, а Хогвартс стал ещё мрачнее. Дамблдор собрал всех учеников в зале и произнёс речь, касающуюся необходимости единства в те трудные времена, которые надвигаются на волшебную Британию. «Я жду, что вы будете сильными, чему мы и учим вас в этой школе. Смерть Ноя Донована должна стать для нас всех уроком, тяжёлым, но всё же полезным. Будьте несгибаемы перед злом, которое хочет разобщить нас», — говорил он. Сириус украдкой взглянул за стол слизеринцев. Они демонстративно не смотрели в сторону директора. В Хогвартсе ввели комендантский час с восьми часов вечера: сразу после ужина под руководством старост все ученики должны были быть в своих спальнях, и каждые полчаса после этого деканы факультетов проводили обход, следя за тем, чтобы никто из студентов не выходил в коридоры. Запретный лес обнесли защитной линией, за которую не мог зайти ни один из студентов, не знающий специального заклинания и пароля. Авроры устроили допрос для всех учеников и учителей Хогвартса и ещё неделю пробыли в школе, ведя своё расследование. Запретный лес был обыскан, но там не нашлось ни одного оборотня поблизости от школы. В следующее полнолуние авроры собирались снова прибыть в Хогвартс, чтобы быть готовыми предотвратить новое нападение оборотня. Все известные вервольфы приводились в Министерство на допрос, но среди них не нашли того, кто мог быть убийцей мальчика. Семью Ноя Донована все эти защитные меры успокоить уже не могли. Сириус видел, как женщина с высохшим от постоянных слёз лицом и мужчина, будто постаревший на несколько лет за одну секунду, выходили из кабинета директора, где им отдали вещи их сына. Смотреть на чужое горе он не мог, поэтому быстро развернулся и ушёл в пустой коридор, где никто не мог видеть его отчаянно задумчивого взгляда. Он вспоминал слова Беллатрикс из далёкого лета, когда она рассказывала о своих «коллегах», среди которых был оборотень. Пугающее совпадение или логическая закономерность? Время шло, и понемногу смерть Ноя Донована стала выглаживаться в головах студентов. Комендантский час, поначалу принятый всеми с пониманием и даже воодушевлением, стал раздражать желающих подольше прогуляться по вечернему Хогвартсу или выбраться на улицу полюбоваться первым выпавшим снегом. Чтобы не провоцировать учеников на лишние нарушения правил, время начала комендантского часа сдвинулось на девять вечера, а в начале ноября его совсем отменили. Запретный лес оставался огорожен, а авроры продолжали появляться на территории школы каждое полнолуние. Но ученики уже не чувствовали того ужаса от близкой смерти. Происходили другие события, за пределами Хогвартса, и потихоньку уверенность в том, что школа — одно из самых безопасных мест во всей Британии, вернулась. Сириус старался не думать о том, что его кузина могла быть причастна к убийству мальчика. Беллатрикс в своём письме ни единым словом не намекнула на то, что собирается сделать что-то подобное. При разговоре с ней в «Кабаньей голове» Сириус тоже не заметил, чтобы она была заинтересована в чём-то, помимо его агитации в армию убийцы маглов. Беллатрикс любила всяческие загадки и ещё больше любила, когда их разгадывали. Вряд ли она бы упустила случай в очередной раз напугать Сириуса. Вызывало подозрение только странное поведение Родольфуса. Сириус не привык видеть, как его шурин выходит из себя, но, наверное, у всех случались плохие дни, когда не удавалось сдерживать эмоции. На месте Родольфуса Сириус, с такой женой как Беллатрикс, уже сошёл бы с ума. «Прекрати себя накручивать», — мысленно убеждал сам себя Сириус каждый раз, когда думал об этом. *** Письмо из дома пришло в пятницу утром. Теперь лично Сириусу, что не могло его не обрадовать. Он с удивлением обнаружил, что у него трясутся пальцы, когда взял в руки письмо. В Большом зале было довольно шумно, но Сириус не различал голосов и звуков вокруг. Он прожигал взглядом надпись на конверте, сделанную рукой Вальбурги. Сириус обернулся через плечо и посмотрел на слизеринский стол, за которым сидел Регулус. С угрюмым лицом вливая в себя чай, он сидел чуть в отдалении от однокурсников, по всей видимости отпугивая их своей аурой. Около его тарелки с кашей лежал нераспечатанный конверт. Значит, новость, о которой писала Вальбурга, касалась их обоих. Сириус быстро закончил завтрак и вышел из-за стола. Читать письмо в Большом зале, где была ещё куча людей, ему не хотелось. Вряд ли кто-то стал бы заглядывать ему через плечо в надежде узнать какие-то семейные тайны Блэков, но одному всё же было спокойнее. Он сделал пару поворотов и оказался в пустом коридоре, где лишь изредка пробегали студенты, опаздывающие на завтрак. Усевшись на подоконник и подтянув колено к груди, Сириус поёжился от холода. Только несколько дней назад начался ноябрь, но зима уже наступала ему на пятки и не могла ждать, когда настанет её черёд. Стекло подмёрзло в уголках и покрылось тонким слоем инея. Камень Хогвартса продувался морозными ветрами и изо всех сил пытался сдерживать напор гор, но найти тепло можно было только у каминов. Сириус старался не порвать конверт, открывая письмо. Он ни за что не признался бы, но всё у него внутри трепетало от непонятного предвкушения. Свои чувства он описать не мог. Раньше, когда на первых курсах родители сами присылали ему письма, они вызывали только раздражение. Ничего хорошего в них не было, начиная от самого первого, где отец был настолько раздражён выбором факультета для сына, что разорвал пергамент в некоторых местах, заканчивая письмом, пришедшим в конце первого курса, где родители призывали его сейчас же разорвать все связи с полукровками. Потом появился Регулус, и все письма отправляли ему, а он добросовестно передавал их содержание старшему брату. И это повторялось уже четыре года. Но Сириус надеялся, что всё изменится. Этим летом что-то переломилось между ним и родителями, что-то тёплое вернулось в их отношения. Наверное, можно было надеяться на изменения и в содержании писем. «Здравствуй, Сириус», — так начиналось письмо. По такому вступлению сделать какие бы то ни было выводы было трудно. «Профессор МакГонагалл писала мне, что ты стал гораздо больше времени уделять учёбе, и хвалила твоё поведение. Признаться, я была удивлена, когда получила такие приятные слова о тебе на шестом году твоего обучения в Хогвартсе. Надеюсь, ты и дальше продолжишь радовать нас с отцом, и Сигнус сможет отправить тебя на стажировку в свой отдел следующим летом. Не знаю, с чем связаны такие перемены в твоей школьной жизни, но подозреваю, что со сменой круга общения. Если это и впрямь так, я готова благодарить Адриана Мальсибера за то, что он и ещё несколько детей поставили тебе мозг в правильном направлении. Надеюсь, твоя дружба с ними несёт за собой только положительные последствия. Пожалуйста, помни, что мы с отцом говорили тебе летом. С ними стоит быть аккуратнее». Дальше следовало нечто в подобном духе. Сириус успел зевнуть. Глупо было надеяться, что, если матушка решила отправить ему письмо лично, в нём будет иное содержание, чем в прошлых посланиях, отправленных ему через Регулуса. И всё же похвалу о себе читать было гораздо приятнее, чем привычные выговоры. Сириус бы закинул это письмо в сумку и со спокойной душой отправился на занятия, но в конце Вальбурга, будто надеясь, что сын не прочтёт, написала пару тревожащих строк: «Альфард позавчера преждевременно вернулся в Лондон. Он подхватил лихорадку в своём путешествии, сейчас лежит в Мунго. В воскресенье собираюсь к нему, а в следующие выходные надеюсь, что и вы с Регулусом решите его навестить. С профессором МакГонагалл и профессором Слизнортом договорится отец». Сириуса бросило в холодный пот. В словах, написанных матерью, не было особенного волнения и переживаний за дальнейшую судьбу Альфарда, однако Сириус напрягся. Всё-таки дядя разъезжал по не самым привычным для англичанина местам, и болезни, широко распространённые в Африке, могли обернуться тяжёлыми последствиями для волшебника с другого континента. Сириус вытащил из сумки чернила и перо и на обратной стороне письма Вальбурги быстро нацарапал: «Рад, что вы довольны моими оценками. Как Альфард? Какая лихорадка и что говорят врачи?» Наскоро высушив чернила с помощью палочки, он сложил письмо в несколько раз и быстрым шагом направился в совятню. Привязав письмо к лапе одной из школьных сов, Сириус отправил её в путь, надеясь, что выбрал быструю птицу, и в смешанных чувствах вышел из совятни. Прямо около двери его ждал Питер. — О, Мерлин! Сириус схватился за сердце и шумно выдохнул. Питер растерянно моргнул. — Петтигрю, чтоб тебя! Чего ты подкрадываешься? Покачав головой, он медленно пошёл к школе. Запретный лес, лишь немного видный с этого ракурса, едва заметно мерцал на холодном ноябрьском солнце слоем защитных заклинаний. Питер засеменил за Сириусом. — Прости, не хотел пугать, — пролепетал он. — Просто скоро начнётся урок, вот я и хотел побыстрее тебя найти. — Это зачем ещё? Питер ничего не ответил. Скосив на него взгляд, Сириус подметил, что, по сравнению с прошлым годом, Петтигрю потолстел. Вероятно, запас шоколада под кроватью всё-таки не остался нетронутым. — Так зачем ты искал меня? — Хотел поговорить, — Питер пожал плечами. — Мне очень не нравится то, как у нас сейчас всё идёт. Мы ведь живём в одной комнате, ходим на одни и те же уроки, а ни разу нормально не разговаривали с сентября. Мне показалось, это надо исправить. Они подходили к Хогвартсу. Через пару минут должен был прозвенеть звонок на урок. Первой у них была совместная с Пуффендуем Травология, проводимая не в теплицах, а в классе. Сириус порадовался этому: лишний раз выходить на улицу морозить нос ему не хотелось. Зайдя в школу, мальчики остановились. Питер непрерывно жевал губу, неуверенно наблюдая за Сириусом. Тот делал вид, что обдумывает сказанное бывшим другом. — Знаешь, Питер, у нас в прошлом году уже был подобный разговор. Припоминаешь, что я тогда тебе сказал? — «Иди к черту»… — после небольшой паузы ответил Питер. — Бинго, — Сириус щёлкнул пальцами. — Странно, что ты ещё не там. Мне повторить? Питер нахмурился и стал похож на злого домашнего грызуна. — Хватит, Сириус. Я просто хочу, чтобы ты вернулся к нам. — Ой, правда? А я вот этого не хочу. К своему удивлению, Сириус ничего не чувствовал, когда вот так разговаривал с Питером. Слова срывались с губ легко и без раздумий. Наверное, Сириус всё лето мечтал оказаться в этом моменте. — И знаешь что, Питер? Ты бы перестал ко мне бегать. Не дай Мерлин, Поттер с Люпином и от тебя откажутся, и что будешь делать тогда? Питер ничего не ответил, только смотрел на Сириуса непроницаемым взглядом. Тот театрально вздохнул и положил ладонь на плечо Петтигрю в ложно поддерживающем жесте. — На двух стульях не усидишь, Пит. Выбери наконец, на чьей ты стороне. После этого псевдо дружеского совета Сириус собирался уйти восвояси, но тут его окликнули из-за спины. — Блэк. Он обернулся и увидел, как из другого конца коридора в их с Питером сторону ленивой походкой с обыкновенно недовольным выражением лица шагает Эмиль Гринграсс. За время с сентября по начало ноября Сириус всё ещё не мог назвать этого парня своим другом, но лишь потому, что он сам не горел желанием принимать Сириуса в свой ближний круг. Это его не расстраивало. Но зачем он понадобился Гринграссу сейчас, у Сириуса не было никаких подозрений. Держась на расстоянии, которое Эмиль считал наиболее приемлемым, он залез в свою сумку. Немного покопавшись там, парень вытащил на свет ламинированный серебряный лист бумаги, напоминающий билет на Хогвартс-экспресс, и протянул его Сириусу с выражением полного бессилия на лице. — Держи. Это приглашение на мой день рождения. Приподняв брови, Сириус пробежался глазами по строчкам, минималистично выстроенным по периметру листочка. — Девятого декабря? — Да. Через месяц. Собираешься идти? — совершенно безэмоциально сказал Гринграсс. Сириус покосился на Питера. Вообще-то его не прельщала перспектива очередного скучного сборища слизеринцев, на которых он побывал уже несколько раз за этот год. С другой стороны, там ведь будет не только Гринграсс с кислым лицом. У Сириуса получилось выстроить более-менее приятные отношения с Гвендолин Забини, а с Дакотой они в принципе целовались при каждом удобном моменте, когда никто не мог их увидеть. Допустим, Мальсибер, Эйвери и Гринграсс были не самыми приятными собеседниками, но Сириус придерживался правила, что может устроить веселье даже на панихиде священника. Это можно было считать своего рода вызовом. — Да, — пожал плечами он, убирая пригласительное в карман сумки. — Почему бы и нет? Прозвенел звонок. Гринграсс едва заметно кивнул и развернулся на сто восемьдесят градусов, направляясь на свой урок. За всё время он так ни разу и не взглянул на Питера, всё ещё стоящего здесь. Сириус тоже не стал заострять на его присутствии внимание и пошёл к лестницам на второй этаж. Питер на Травологию не пришёл. *** Регулус, честно говоря, устал. Он был достаточно терпеливым человеком или по крайней мере считал себя таковым. Он мог вытерпеть любые, даже не самые приятные вещи. Он умел абстрагироваться от ситуации, при желании закрыть глаза на неудобства и жить так, будто всё в порядке. Регулус в конце концов почти всю жизнь терпел рядом с собой Сириуса, а это определенно считалось достижением. Но два месяца вытерпеть откровенную слежку за собой он не мог. Библиотека была не лучшим местом для того, чтобы устраивать скандал, и Регулус понимал это. Он старался сосредоточиться на книге, которую читал, устроившись в укромном уголке за дальним стеллажом, но его взгляд то и дело перебегал со страниц книги на девушку, уже полчаса делающую вид, что ищет книгу в том же отделе. И сердце каждый раз раздражённо вздрагивало, когда её пальцы касались страниц множества книг, а волосы, убранные ленточкой, рассыпались по узким плечам. Это была Аврора Буаселье, и у Регулуса уже дёргался глаз, когда он слышал её имя. Проблема была в том, что он не мог просто подойти к ней и куда-нибудь послать, как это наверняка сделал бы Сириус. Формально Аврора ничего такого не совершила. Чередой редчайших совпадений она и впрямь могла просто так раз за разом оказываться там, где был Регулус. За долгие, задумчивые взгляды, которыми она то и дело его награждала, тоже в Азкабан посадить не могли. Регулус понимал, что ему нечего предъявить ей в обвинение, и всё же не мог продолжать так жить. Читать в такой обстановке становилось невозможно. Регулус непроизвольно начал раздражённо стучать пальцами по столу. Заметив себя за этим занятием, он тут же остановился, но это стало последней каплей. Ещё раз исподлобья взглянув на Аврору, он закрыл книгу, сжал её до белых костяшек и стремительным шагом, пока не исчез запал, подошёл к девушке, терроризировавшей его уже третий месяц. Шумно всунув книгу на полку между двумя толстыми фолиантами, он, прищурившись, посмотрел на Аврору, уже обернувшуюся к нему. Ему в нос ненавязчиво шмыгнул запах её шампуня. Выражение, появившееся на её лице, можно было идентифицировать как страх, удивление, восхищение или же всё сразу. Решив долго не расшаркиваться перед ней, Регулус прокашлялся и перешёл к делу. — Что тебе от меня нужно? — Мне? — Я могу спросить это у кого-то ещё? Отдел, в котором они стояли, был пуст. Аврора вцепилась тонкими пальцами в книгу, которую за минуту до этого вытащила с полки. — Я-я не понимаю, о чём ты. — Неужели? — ядовито протянул Регулус, самому себе напоминая брата. Он начал перечислять, загибая пальцы на левой руке. — Ты везде ходишь за мной, на совместных уроках садишься сзади, смотришь на меня в Большом зале, но никогда не заговариваешь. Ходишь на мои тренировки по квиддичу, хотя это запрещено. Ты даже сейчас здесь, в библиотеке, только потому что здесь я! — Регулус потряс в воздухе кулаком, который получился под конец его перечислений. — Скажешь, я всё это себе выдумал? Чтобы не кричать, Регулус понизил голос до шёпота, но так его речь прозвучала ещё более внушительно. Аврора, может быть, и хотела как-то возразить, потому что уже воинственно задрала подбородок, но в последний момент закусила губу и посмотрела на Регулуса как ребёнок, снизу вверх. — Ты просто мне понравился, — тихо сказала она, и вся решительная броня, которой Регулус покрыл себя в надежде выглядеть устрашающим, мгновенно треснула. — Я... что?.. Он нервно хихикнул. — Ещё в первое сентября, в Большом зале. Ты показался мне каким-то знакомым. А потом я поняла, что у меня дома во Франции есть твоя фотография. Фотография твоей семьи. Она говорила с акцентом, но уже без пауз и без явных ошибок, и Регулус про себя отметил, что у неё приятный голос. — Фотография моей семьи, но откуда? Аврора сначала не ответила, заинтересованно глядя на Регулуса, а потом начала издалека: — Ты Регулус Блэк. А я Аврора Буаселье. Родители рассказывали мне, что когда-то мой дедушка убил твоего. Кажется, один из твоих родственников собирался отомстить, но папа говорил, что это дело давно минувших лет и сейчас о той клятве уже никто не помнит. А фотография у нас появилась из газеты. О вас писали как об одной из самых богатых семей в Соединённом королевстве. Регулус смешался. Значит, у Авроры не было в планах навредить ему или его семье. Сириус оказался прав, он просто накручивал себя. Но не могло же всё быть так просто? — И почему тебе было просто не подойти ко мне и не заговорить, раз я... заинтересовал тебя? Стараясь не думать о контексте вопроса, Регулус ждал, что сейчас девушка расколется. Но она легко пожала плечами, и по её лицу пробежала тень улыбки. — Я почти не умела хорошо разговаривать на английском, а из друзей у меня появилась только наша староста, Уиллоу. Мне было немного стыдно подходить к тебе вот так, поэтому я решила сначала подучить язык. А потом это... вошло в привычку. Они оба порозовели, но Регулус постарался взять себя в руки. Пусть всё и оказалось гораздо проще, чем он ожидал, доверять ей было нельзя. Кто знает, вдруг Аврора наврала? — Ты подумал, я слежу за тобой, потому что между нашими семьями когда-то произошёл конфликт? — прищурилась Аврора и хихикнула. — Конфликт — очень мягкое название для того, что тогда произошло, — строго сказал Регулус, снова ощущая в себе решительность. — Твой дедушка нарушил правила дуэлей, атаковал раньше положенного! Мой дедушка Сигнус поклялся, что наша семья никогда не простит вашу и что мы отомстим вам за убийство. — И что же не отомстили? — хмыкнула Аврора и сложила руки на груди, прижимая книгу к животу. — Сколько лет прошло с этого момента, Регулус? Та клятва была просто формальностью, продиктованной традициями времени. Никто не обязан сейчас её соблюдать. — Это кощунство, — заявил Регулус. — И предательство семьи. Если ты не собираешься чтить прошлое, это не значит, что и я тоже. Довольный тем, что поставил точку, Регулус развернулся на каблуках и пошёл к своему столу забрать сумку. Когда он проходил мимо Авроры к выходу, она остановила его, коснувшись холодными пальцами его локтя. — Но мы тогда ещё не родились. Мы не можем знать, как всё было на самом деле. — Моя бабушка Бельвина всё ещё жива, и она помнит события тех лет во всех подробностях, — отрезал Регулус и вновь собирался уйти, но Аврора была настойчивой. — Ладно, допустим, — она вздохнула и наконец поставила книгу на полку. Обернувшись к Регулусу, девушка сложила руки в замок и чуть наклонила голову к плечу. — Ты считаешь, что я твой враг, потому что у меня та же фамилия, что у того человека, который когда-то убил твоего дедушку. Разве это правильно? Ты не знаешь меня, чем я живу, какие у меня моральные устои. Ты знаешь только мою фамилию и делаешь выводы на её основе. Фамилия — только фамилия. Мы не наши предки. Может, я хороший человек. Даже не хочешь проверить? Регулус молча смотрел на неё. Если задуматься, в её словах было здравое зерно. Если бы он не знал, к какой семье она принадлежит, Аврора показалась бы ему приятной девушкой. Его впервые так настойчиво просили остаться. Регулус не привык, что кому-то очень хочется оказаться в его обществе. Это не могло не подкупить. И он подумал: «Сириус постоянно нарушает правила, которые диктуют нам родители. Они ругаются на него, но ему всё равно. Может быть, это не так и страшно?» И он снова посмотрел на Аврору. Её взгляд казался таким чистым и искренним. Она говорила это от сердца. Вряд ли у неё есть скрытые мотивы. И он решил остаться. *** Сириус откинулся на спинку дивана. Ненавязчивая музыка, играющая в подземелье, уже била его по ушам. Воротник рубашки царапал шею, несмотря на то что Сириус не застёгивал верхние пуговицы. Приглушённый зеленоватый свет разливался вокруг диванного островка, оставляя остальную часть подземелья в полумраке. Это должно было создавать атмосферу, но для Сириуса это были только прекрасные условия для сна. Хуже всего было, что скучал здесь только он. Гринграсс играл в карты с Забини, Паркинсон, Мальсибером и Нотт; вероятно, его дни рождения всегда проходили примерно в такой обстановке, поэтому он чувствовал себя вполне хорошо. Будь это день рождения Сириуса, тот уже разнёс бы всё богатое убранство подземелья к чертям, лишь бы хоть чуть-чуть оживиться. Фэй Кирштейн, каким-то чудом приглашённая на праздник своим женихом, стояла в стороне и переговаривалась о чём-то с Эйвери, и они то и дело хихикали в кулаки, поглядывая то на одного, то на другого гостя. Даже Снейп, которого тоже почему-то позвали, выглядел безумно счастливым и осматривал и помещение, и однокурсников с таким видом, будто находился в музее. Только Сириус оказался неприкаянным и сидел в одиночестве на целом диване, где его никто не замечал. — Так, — он громко хлопнул в ладоши, привлекая к себе всеобщее внимание. — Хватит киснуть. Гринграсс обречённо переглянулся с Эйвери, а Мальсибер сделал вид, что удивлён. Снейп перевёл на Сириуса взгляд, которым можно было бы убить. Гвендолин изящно приподняла бровь и вопросила: — Что значит «киснуть»? Нам вполне весело. — Вот именно, — кивнула Мэри-Лу Паркинсон. — «Киснешь» здесь только ты. — Ну конечно, потому что вы, как столетние старики, играете в покер. На деньги! — На что ещё нужно играть в покер? — фыркнул Гринграсс. — Да на что угодно, — Сириус поднялся и стал медленно ходить из стороны в сторону, брезгливо оглядывая интерьер. — М-да уж... Если это для вас веселье, боюсь представить, что же вы считаете грустным. Никто ему не ответил. Слизеринцы нечитаемыми взглядами смотрели друг на друга. Северус едва сдерживал злорадную усмешку: он не приносил неприятностей, и его однокурсникам следовало понять эту разницу между ним и Блэком с самого начала. Только Дакота среди слизеринцев была настроена к Сириусу благосклонно ввиду личных причин, но и она молчала, сидя между Мэри-Лу и Мальсибером. — Вообще-то я согласна с Сириусом, — подала голос Фэй, и все тут же посмотрели на неё, даже немного удивлённые тем, что такая прозрачная девушка как она может говорить такие вещи. — Сегодня ведь праздник. А вы ведёте себя так же, как и всегда на общих собраниях. — Вот! — одобрительно воскликнул Сириус и подошёл ближе к Фэй. — Гринграсс, тебе нормально вообще? Может, стоит хоть как-то проявить воображение? — Если ты сейчас же не закроешь свой рот, я... — Если честно, мне тоже немного надоело играть в карты, — перебила Эмиля Мэри-Лу. Гринграсс пару секунд посверлил её взглядом, потом откинулся на спинку кресла и вскинул руки вверх, объявляя о капитуляции. Сириус облегчённо улыбнулся. Сейчас был момент, когда он мог предложить всё что угодно, но ему всё-таки хотелось, чтобы его поддержали, поэтому от самых безумных идей пришлось отказаться. Он задумался, оглядываясь по сторонам, как будто это могло помочь ему сделать выбор, и увидел пару бутылок шампанского, скромно стоящих в углу — видимо, покер не предполагал пьянства. Хмыкнув, Сириус ловко поднял одну из них в воздух. — Будем по очереди передавать её друг другу. — И это твоя игра — напиться до беспамятства? Уверен, ничего веселее нам уже не придумать. — Ты когда-нибудь замолкаешь, Гринграсс? Это ещё не всё, — закатил глаза Сириус. Эмиль снова откинулся на спинку кресла, теперь сложив руки на груди. — Спасибо. Итак, сначала один из нас возьмёт эту бутылку, сделает глоток и расскажет свою Самую Страшную Тайну. Потом передаст её следующему, и так по цепочке. Когда все расскажут, мы выберем из них одну самую жуткую. Пьют все, кроме того, кто, собственно, победит. Все согласны? Никто, по крайней мере, не возражал. Сириус удовлетворённо улыбнулся. — Отлично. Гвендолин вдруг вскинула вверх руку, как будто хотела задать вопрос преподавателю. Сириус вопросительно посмотрел на неё. — Давайте договоримся, что то, что будет здесь рассказано, ни при каких обстоятельствах не должно быть рассказано кому-то ещё. — Поддерживаю, — сказала Мэри-Лу. Дакота кивнула: — Ну конечно, это само собой разумеется. Сириус, которому почему-то менее всех доверял каждый из находящихся в комнате, сделал вид, что закрыл рот на замок и выбросил ключ. Все остались довольны. Не считая бунта ради бунта от Эмиля, всё ещё с недовольным лицом осматривающего каждого в комнате, и Снейпа, раздражённого тем, что его злейший враг снова был в центре внимания, все приняли правила игры и готовились услышать что-то страшное друг о друге. Сириус удовлетворённо кивнул и приземлился на свой диван, где по-прежнему сидел один. Компания, играющая до этого в покер, так и осталась сидеть в креслах, а Фэй и Нил присоединились на втором диване к Северусу, который был не то что бы в восторге от такого соседства и сразу же вжался в спинку. — Чтобы вам было не так страшно начинать, — усмехнулся Сириус, — первым буду я. С тихим хлопком открылась бутылка, Сириус приложился к ней, делая приличный глоток горьковатой жидкости, и вздохнул, как будто настраивался на нечто ужасное. — Ладно. Моя самая большая тайна. Несколько лет назад дядя Альфард водил меня на концерт группы Beatles. Секунда прошла в тишине: все ожидали продолжения. Когда же Сириус передал бутылку Нилу, стало ясно, что тайна уже рассказана, и послышались недовольные возгласы. — И это всё? — послышался тонкий голос сердито сдвинувшей рыжие брови Дакоты. — Вся тайна? — Действительно, Сириус, — поддержал её Адриан. — Мы ждали чего-то более... глобального. Это не похоже на самую страшную тайну. — Скажи это моей матери, — фыркнул Сириус. — Она бы ни за что не отпустила меня туда. К тому же, я был совсем маленьким. На самом деле было ещё кое-что, о чём Сириус рассказать не решился. Несомненно, у него были тайны и пострашнее, и они бы подошли ситуации гораздо больше, чем эта невинная история о концерте. Но Альфард и Сириус договорились, что об этом никто никогда не узнает. Сириус молчал уже несколько лет. И Альфард сейчас лежал в Мунго без положительных изменений в здоровье. Сириусу очень не хотелось, чтобы хранителем этой тайны остался только он. — Ла-адно, предположим, — прищурившись, протянул Эмиль. — Нил, вперёд. — У меня нет никаких тайн. — Эйвери для пущей убедительности пожал плечами. Снова послышалось разочарованное мычание. — Не может быть, Нил, а как же тот случай, когда ты случайно увидел профессора Слизнорта в... — Замолчи, Дакота. Я и сам не хочу это вспоминать, а вы и так мне постоянно припоминаете. Сириус рассмеялся. Хотя Дакота не успела договорить, за этим явно скрывалось что-то интересное. — Ну ладно тебе, Эйвери, расскажи что-нибудь увлекательное. — Сириус наклонился и толкнул Нила в плечо. — Уверен, такой парень как ты наверняка скрывает много секретов. — Нет у меня никаких секретов, — буркнул порозовевший Нил, и его взгляд на мгновение метнулся к Дакоте. Сириус нахмурился. Кажется, никто больше не заметил этого саморазоблачения, но Сириус, привычный к джеймсовым взглядам на Эванс, кое-что понял. Пожалуй, это можно было считать самым большим секретом Эйвери. — Северус, хотя бы ты расскажи что-нибудь интересное, — сказала Фэй, когда шампанское оказалось в руках у Снейпа. Все смотрели прямо на него, причем очень внимательно, что сразу заставило желтоватую кожу Северуса покрыться красными пятнами. Он не говорил большую часть вечера, и ему пришлось прокашляться, чтобы голос звучал не охрипшим. Сделав маленький глоток шампанского, он кое-как промямлил: — Хм-м, ну-у, моя самая большая тайна... Даже и не знаю... Когда замолчал он, никто не издал раздраженных криков. Тишина наступила так плавно, что создалось впечатление, будто Северус вообще ничего не говорил. Это чуть разозлило его и заставило голос окрепнуть. — Хорошо. Моя самая большая тайна. Раз уж тут день рождения — я сам редко праздную свой, но один мне запомнился. Его устроила моя... бывшая подруга. Это, наверное, лучший день в моей жизни. Но устроила его Лили Эванс. Она — дочь маглов. Сириус нахмурился. Наверное, в кругу слизеринцев, называющих маглорождённых грязнокровками, это и впрямь считалось ужасным секретом. Покоробило его другое: знала ли Лили, что Снейп называл её своим бывшим другом? — Засчитано, — задумчиво протянул Адриан, разглядывая Снейпа, как будто сейчас впервые его увидел. — Фэй, твоя очередь. Девушка осторожно взяла из рук посиневшего Снейпа бутылку и немного отпила. — Ну что ж. Семейные тайны всегда самые страшные, да? — она нервно усмехнулась. — Пусть будет эта. Когда мне было шесть, я подслушала разговор своих родителей. Я всегда замечала, что папа относится ко мне немного холодно, но мама говорила, что всё в порядке. В тот день я забралась к нему в кабинет и изрисовала какой-то листок. Там было нечто важное, из-за чего папа на меня ругался, а потом сказал маме, что хочет с ней поговорить. Я слышала каждое слово, он не очень сдерживался. Он говорил, что я бесполезная, ни на что не гожусь. Что я постоянно болею и со мной много проблем. Что лучше бы вместо меня у него был сын. Что лучше бы я вообще не рождалась. Закончив, Фэй отпила ещё чуть-чуть шампанского и передала бутылку Адриану, чуть не выронившему её из рук. Девочки грустно переглядывались, Нил заинтересованно смотрел на Эмиля, невозмутимо буравящего взглядом свои ботинки. Сириус нахмурился и покачал головой. — Тебе было только шесть лет? Фэй пожала плечами. — Тогда я ещё ничего не понимала. Потом, через несколько лет, когда вспомнила этот разговор, много плакала. Сейчас уже всё равно. — Он больше такого не говорил? — поинтересовался Северус, довольно живо представивший эмоции, которые могла переживать Фэй. — Мне — нет. Он вообще редко со мной разговаривает. Фэй не выглядела расстроенной. Наверное, и впрямь привыкла к тому, как к ней относится отец. Сириус хотел бы сказать, что понимает её, но он знал, что, несмотря на все свои трудности с родителями, был уверен в том, что они любят его, пусть и по-своему. У кого-то такой роскоши не было. — Ну ладно, — нарушил затянувшуюся тишину Адриан. — Теперь я. Тоже из детства. Моя мама любит искусство, поэтому у нас дома много картин. Несколько было и в моей комнате. Когда я был ребёнком, много чего боялся, но особенно темноты, поэтому по ночам тайно зажигал свечи у себя в комнате. И вот однажды я уронил одну свечу, и пламя перешло на одну из картин. Я сразу же потушил её, но всё равно было поздно — картина сгорела. Вместо того чтобы признаться, я свалил всё на домашнего эльфа, — Адриан пожал плечами и невинно улыбнулся. — Его сильно наказали, но я всё равно молчал до последнего. До сих пор никто не знал, что это я. — Ну ты и преступник, Адриан, — Эмиль притворно схватился за сердце. — Не знаю, как я бы жил с такой тайной. — Вообще-то это ужасно, — возразила Дакота. — Разве тебе было не жаль Даза? Понятно, почему он у вас такой запуганный. — Он наш слуга, Дакота. Это его работа — служить своим хозяевам. Нотт нахмурилась, но спорить больше не стала. С примирительной улыбкой Мальсибер передал ей бутылку. — Раз уж начали про поджоги, расскажу и я. — Удивительно, как вы только свои дома не спалили с такой страстью к пиротехнике, — закатил глаза Сириус. — Да уж лучше бы спалила. Так вот. Два года назад я рылась в вещах на чердаке, не помню зачем, и нашла там мамино свадебное платье. Видимо, она так разочаровалась в браке с папой, что запихнула его в самый дальний угол, чтобы больше не видеть. Мне захотелось примерить его. Родители всегда говорили, что я надену его на свою собственную свадьбу. Оно было мне большим, но это неважно. Будь оно впору, я возненавидела бы его ещё сильнее. Мне так не понравилось, как я выгляжу в нём. И замуж тоже не хотелось. Поэтому я решила его сжечь. Сжечь и выкинуть. Сейчас оно, в коробке, закопано на заднем дворе нашего дома. Никто его не искал. — Может быть, тебе просто хотелось новое платье? — поглумилась над ней Гвендолин, подпирая голову кулаком. — Я вот ненавижу старьё. Дакота улыбнулась. — Может, и так. В любом случае, вряд ли я в ближайшее время должна буду надеть свадебный наряд. Паркинсон поддерживающе положила руку ей на плечо и чуть сжала его. Мальчики были менее искушены в таких делах и, наверное, не совсем поняли весь трагизм ситуации. Сириус только заметил заинтересованный взгляд Нила, которым он смотрел на Дакоту. — Жги, Мэри-Лу, — улыбнулась Нотт, вручая подруге шампанское. Та ответила на улыбку, но как-то вымученно. Девушка сделала большой глоток и сжала горлышко бутылки в пальцах. — Наверное, это уж слишком страшная тайна, но... на пятом курсе я была беременна. Тишина, воцарившаяся после этого заявления, могла быть сравнима с тишиной до сотворения мира. Казалось, ничего не существовало в этой комнате и никто не мог произнести ни одного звука. Сириус с трудом закрыл рот, самопроизвольно распахнувшийся от шока, и переглянулся с Фэй, чьи глаза были размером с галлеон. Даже Эмиль, до этого старательно строивший из себя незаинтересованность, окаменел от удивления. — Чего-чего? — Была? — И от кого же? Мэри-Лу, стремительно меняя цвет лица от красного к белому, шумно сглотнула. — Неважно, от кого. Я рассказала родителям, и они увезли меня в Швейцарию. Там мне сделали операцию по избавлению от ребёнка. Вновь наступила тишина. Кажется, никто не был готов к таким откровенным тайнам друзей. Сириус снова распахнул рот. — Вот, почему ты вдруг уехала прошлой весной, — догадался Адриан, сверля Мэри-Лу взглядом. Та кивнула. — Почему не рассказала? — спросила Дакота. — Мы бы тебя поддержали. Гвендолин согласно закивала. Паркинсон наморщила нос, и Сириус с ужасом заметил собирающиеся у неё в глазах слёзы. — Я думала, вы меня осудите, — всхлипнула она и в следующую секунду зарыдала. Дакота сразу же пересела на подлокотник её кресла и обняла за плечи, Гвендолин подбежала с другой стороны и сделала то же самое. Они и сами были близки к тому, чтобы заплакать вместе с Мэри-Лу, но сдерживались, чтобы не вызывать у неё желания успокоить их в ответ. Сириус молча потянулся к ещё одной бутылке шампанского. Открыв её и сделав несколько огромных глотков (приятное тепло разлилось по телу, а голова сразу стала тяжелей), он передал её Снейпу, молча смотрящему прямо перед собой, подумав, что ему не помешает сейчас выпить. Тот принял бутылку и, пересилив себя, глотнул не один раз, но даже шампанское для такого не искушённого алкоголем человека как он, оказалось слишком крепким в больших количествах, и Снейп закашлялся, разбрызгивая его вокруг себя. Нил, на которого вылилась большая часть, что-то брезгливо воскликнул и вскочил, неловко разведя руки в стороны и смотря на свою забрызганную шампанским рубашку. — Про-кха-кха-сти... — пытался выговорить извинения Северус, но для этого сначала нужно было перестать кашлять, чего он пока не мог. Сириус захохотал лающим смехом, схватившись за живот. Фэй подхватила его смех, а за ней и Эмиль с Адрианом. Нил, в конце концов, тоже не выдержал и рассмеялся. Поняв, что возмездия не последует, и Снейп не остался в стороне, хотя его смех всё ещё напоминал кашель. Мэри-Лу сквозь слёзы улыбнулась и издала смешок, понемногу переросший в немного истеричный хохот. Гвендолин с Дакотой, переглянувшись, тоже засмеялись. Возможно, повод для веселья был неподходящим, возможно, это было неправильно по отношению к тайне Мэри-Лу, которую она с трудом решилась рассказать, но остановиться никто не мог. Наверное, это именно то, что необходимо было в такой момент вместо общих слёз. В конце концов от смеха всегда становится легче, даже если он не совсем здоровый. Сириус, смотря на каждого из тех, кто был вокруг него, понимал, что не так всё и плохо, как он думал. У этих людей оказалось за спиной гораздо больше, чем простое желание переманить его на свою сторону и заставить ненавидеть маглов. Они тоже боялись, ненавидели, расстраивались, злились, обманывали и смеялись. Они были такими же, как и он сам, Сириус. И это осознание родило в его голове мысль: «Я здесь не лишний. Я свой». Когда смех начал затихать, Гвендолин, отдышавшись, снова подняла руку. — Я выступлю без очереди, — громко сказала она. — Мне тоже нужно высказаться, а Эмиль наверняка всё испортит, и у меня уже не будет на это сил. Все замолчали. Гвендолин забрала у всё ещё всхлипывающей Мэри-Лу бутылку и щедро глотнула шампанского. Вытерев губы тыльной стороной ладони, она вздохнула и начала издалека: — Мой родной отец умер, когда мне было восемь, я его почти не помню. Мама почти сразу вышла замуж за другого человека, ставшего моим отчимом. Я нормально к нему относилась, он ко мне не лез, и мы вообще почти не виделись. Скоро я уехала в Хогвартс и почти забыла, что он у меня есть. Но, приезжая домой на каникулы, я начала замечать неладное. Мама ходила вся серая, часто плакала, когда думала, что я не слышу, и мало разговаривала. Я спрашивала, в чём дело, но она не говорила. Как раз тогда умерла бабушка, и я думала, что мама расстраивается из-за этого — она её очень любила. Пока однажды я не увидела у неё синяки под рукавами платья. Когда они с отчимом спали, я забралась к ним в комнату и ужаснулась. Всё тело мамы было в синяках, кроме мест, которые могли быть видны посторонним. Это он избивал её. Гвендолин снова выпила, по всей видимости уже и забыв, что всё это изначально было игрой. Наверное, она просто хотела рассказать об этом кому-то. Мэри-Лу хотела обнять её, но Забини нетвердой рукой отмахнулась от подруги. Шампанское давало о себе знать: её щёки порозовели, глаза заблестели, как стеклянные. Казалось, если приглядеться, в них можно было увидеть призраки прошлых лет — огромный мужчина с занесённым кулаком и маленькая, тонкая женщина, испуганно сжимающаяся под его взглядом. Гвендолин продолжила: — Я не знала, как ей помочь. Она не рассказывала ни о чём ни мне, ни кому-либо ещё. Мне было двенадцать, и я боялась, что он может и меня ударить. Возможно, мама тоже этого боялась. Однажды ночью я проснулась от каких-то криков. Кричали в комнате мамы. Это был он. Не знаю, что послужило причиной, честно говоря я не понимала ни единого слова из того, что он говорит. Мама сильно плакала. Она прижималась к каминной полке, на которой стояли всякие статуэтки. Он кричал на неё и сжимал кулак. Я знала, что он сейчас ударит её, и пыталась придумать, что же делать. Но он заметил меня, заметил, что я всё вижу. Он перестал кричать, но не разжал кулак и пошёл прямо на меня, а я не могла сдвинуться с места. Когда он подошёл достаточно близко, чтобы суметь ударить меня, я зажмурилась и готовилась к боли. Но ничего не произошло. Я только услышала какой-то удар. Он лежал на полу. Из его головы текла кровь, очень много крови. А мама стояла сзади него и сжимала в руках одну из статуэток. Так сильно, что потом не могла разжать пальцы. Гвендолин сделала ещё глоток и закончила шёпотом: — Он не дышал. Она его убила. И всё снова замолчало. У Сириуса пронеслась рассеянная мысль: «Лучше бы мы продолжали играть в покер». Смотря на постоянные надменные улыбки этих детей, вряд ли кто-то мог бы подумать, что у них есть подобные проблемы. У Сириуса было много воспоминаний, которые не давали ему уснуть по ночам, и он знал, что у Джеймса и Питера с Ремусом тоже были такие. Но почему-то, глядя на слизеринцев, он таких выводов сделать не мог. Оказалось, это было ошибкой. Эмиль вдруг вскочил с места и вытащил палочку из кармана штанов. Он быстро смахнул со стола карты, оставшиеся после игры, и под недоуменные взгляды друзей наколдовал на нём музыкальный проигрыватель. Потом вышел с территории диванного островка и подбежал к какому-то столику, стоящему отдельно от остальных. Покопавшись в его ящиках, Эмиль вытащил что-то плоское и круглое и подошёл обратно к проигрывателю. «Музыкальная пластинка», — догадался Сириус, наблюдая за его действиями. — Что ты дел... — Адриан не успел договорить, потому что Гринграсс настроил проигрыватель, и по подземелью разлилась музыка. Сириус её узнал — это была недавно вышедшая песня магловской группы Queen «Somebody to love». Сириус даже не мог представить, каким образом у Эмиля оказалась эта пластинка. — Это моя самая страшная тайна, — Гринграсс указал на проигрыватель, из которого уже лились слова. — Маглы не так уж плохи, хотя бы потому, что у них есть классная музыка. Он подошёл к Гвендолин и подал ей руку. Она растерянно смотрела на неё, но спустя секунду поняла, чего он добивается, и вложила свою ладонь в его. Они вышли за пределы диванного островка и разъединили руки. Эмиль начал странно двигаться. Лишь зная, что он делает, можно было понять, что таким образом он танцует. Гвендолин рассмеялась и, несмотря на то что наверняка умела танцевать достаточно хорошо, повторила за Гринграссом. — Во дают, — покачал головой Сириус, с лёгкой улыбкой наблюдая за танцующими. — А он ещё на меня бочку гнал, что я, видите ли, странный. — Ты используешь обороты вроде «гнал бочку», — заметил Нил. — Мне кажется, Эмиль не так уж неправ. Дакота и Мэри-Лу, взявшись за руки, вышли к Гвендолин и Эмилю. Пронаблюдав за этим, Адриан пригласил на танец Фэй. Изящно поклонившись, она улыбнулась, и они тоже ушли «танцевать» к друзьям. Сириус взглянул на Северуса. Тот выпучил на него глаза. — Даже не думай, Блэк... — Больно ты мне нужен, — фыркнул Сириус. Снейп сдержал облегчённый вздох. Нил хихикнул. Когда песня закончилась, танцующие по-театральному склонились в поклоне. Сириус громко захлопал и восторженно заулюлюкал. Но вскоре началась ещё одна песня, теперь какая-то другая, которую Сириус не слышал, и странные движения возобновились. Наблюдать за этим было весело, но наблюдателем Сириус быть не привык. Он встал, хрустнул шеей, пальцами и танцующей походкой вышел к остальным, начав по-идиотски дёргаться. Питер танцевал похожим образом, поэтому ему было, на кого опираться в своих потугах. Разошлись они ближе к полуночи. Мэри-Лу смеялась больше всех, и только чуть опухшие веки напоминали о том, что она недавно плакала. Гвендолин танцевала вместе с Эмилем и Дакотой, и в её глазах не было никаких намёков на переживаемое ей заново горе. Сириус знал, что его заслуги в этом нет — каждый рассказывал то, что хотел, то, что считал нужным, и всё же, наблюдая за друзьями, он не мог не испытывать гордости. У него получилось сделать так, чтобы в первую очередь они открылись самим себе, а уже потом друг другу и ему самому. Танцуя вместе с ними, с теми, кого он ненавидел совсем недавно, Сириус чувствовал, как что-то незримое, какая-то стена, возведённая то ли им, то ли ими, рухнула. Не было никакой неловкости, не было раздражения из-за каких-то мелочей, и не было никаких лишних мыслей. Эмиль оказался не таким уж и занудой, Снейп тоже открылся с новой, вполне терпимой стороны, Дакота казалась ещё красивее в этом зеленоватом свете, чем это было обычно. Сириус знал, что это один из лучших его дней.