Ибо все мы грешны

— Марлин! Мы здесь! Марлин обернулась на зов. Это был голос её невестки и спустя секунду поисков среди трибун, забитых зрителями, она нашла и её, и свою племянницу. Эмили так сильно махала рукой, привлекая внимание золовки, что едва не сбила с сидящего рядом болельщика Англии бейсболку. Марлин улыбнулась. — Там Эмили с Бетти, — сказала она Джеймсу, пока Питер пытался разобраться с билетами. — Я схожу к ним, узнаю насчёт Бена. Джеймс приподнялся на носках, выглядывая родственников Марлин, но среди большого количества людей не нашёл их, поэтому просто кивнул. — Мы будем здесь. Думаю, Пит до скончания времён будет искать эти чёртовы билеты. Марлин усмехнулась и принялась расталкивать людей вокруг локтями, чтобы пробраться к своей семье. Матч по квиддичу, на который они пришли, был одним из первых в цепочке игр Чемпионата Европы, поэтому не было ничего удивительного в том, что здесь собралось такое количество зрителей. Марлин вообще-то не очень жаловала квиддич (как бы Алиса ни пыталась объяснить ей сравнительно простые правила, она никак не могла запомнить, кто, куда и зачем летит, к тому же воспоминание о том, как на первых уроках полётов она едва не упала с метлы, всё ещё больно било по её самооценке), но в команду Англии входил её старший брат Бен на позиции загонщика, и она не могла пропустить игру. К тому же, наступили зимние каникулы, её однокурсники как раз искали повод собраться всем вместе. Матч по квиддичу идеально подходил и для попыток Джеймса заслужить внимание Лили, и для встречи с Фрэнком Долгопупсом, давно окончившим школу, и для поднятия настроения Ремуса, который с самого сентября ходил как в воду опущенный. Марлин любила такие встречи с однокурсниками. В школе девочки часто спорили с Мародёрами и старались не пересекаться с ними слишком часто, исключая учёбу. На каникулах же выдавались моменты, когда можно было забыть обо всех разногласиях, не спорить по всяким пустякам и просто проводить время вместе, по-доброму подшучивая друг над другом. — Не видела Бена? — спросила Марлин у своей невестки, обняв её и потрепав по волосам племянницу. — Нет, мы пришли довольно поздно, — сказала Эмили. Её куртка из кожи дракона, несмотря на холод, была расстёгнута, из-под неё торчала футболка с каким-то ярким принтом, а на шею переходила крупная татуировка, видная из-за собранных в хвост тёмных волос. — К тому же, он уже неделю ходит как сумасшедший, мысли только о матче. В таком состоянии Бен бы и собственную дочь не узнал. Да, Бетти? Элизабет «Бетти» Маккиннон была довольно спокойной девочкой, совсем не похожей на отца с буйным темпераментом и на мать, уже несколько лет работающую аврором. Но, в отличие от той же Марлин, Бетти была ещё и удивительно скромной. Её светлые волосы были убраны в два неряшливых хвостика, и, когда она поняла, что внимание и матери, и тёти направлено на неё, смущённо покраснела и опустила голову, очевидно жалея, что не может закрыть лицо волосами. Наверное, шумный матч по квиддичу был не лучшим местом, куда надо было приводить четырёхлетнего ребёнка, но Марлин не стала высказываться по этому поводу. — Мама просила передать, чтобы после матча вы приходили к нам, — оповестила Марлин. Ей приходилось чуть повышать голос, чтобы её, обычно тихую, было слышно на фоне общего шума и возбуждённых зрителей. — Она сегодня рано заканчивает и хочет устроить что-то типа семейного ужина. — Мы с удовольствием, — улыбнулась Эмили. — Моя смена только послезавтра, поэтому я бы и на ночь осталась у вас. Бен тоже наверняка будет не против. — Особенно если выиграет, — протянула Марлин, с сомнением оглядывая поле с огромными кольцами. — Учитывая график его тренировок, проигрыш будет просто незаконным, — закатила глаза Эмили. — Надеюсь, матч не затянется слишком надолго. Бетти вряд ли будет в восторге от такого шума. — Надо было оставить её дома, — всё-таки с мягким упрёком высказалась Марлин. — Я бы так и сделала, но родители готовятся к переезду — ты же помнишь, как они паникуют из-за происходящего в стране — и у них было бы не спокойнее, чем здесь. А больше оставить её было не с кем. — Я хочу посмотреть на папу, — вдруг сказала Бетти, подняв глаза на Марлин. Та улыбнулась племяннице. — Уверена, он будет счастлив это услышать. Эмили поправила шарф дочери и, оглядевшись по сторонам, посмотрела на Марлин. — Где твоё место? Ты пришла с друзьями? — Да, они вон там, — Марлин неопределённо махнула рукой себе за спину. — Мои однокурсники. — Тогда иди к ним, не буду тебя задерживать. Увидимся вечером. Бетти, помаши Марли ручкой. Умилившись неловкости племянницы, Марлин ещё раз потрепала её по голове и пошла прежним путём. Зрителей, ищущих свои места, стало ещё больше, поэтому орудовать локтями приходилось вдвое усерднее. Найти свою компанию ей оказалось нетрудно: Джеймс громко ругался на Питера, который наконец отыскал билеты с номерами мест у себя в кармане мантии, а Лили пыталась так же громко его успокоить. Добродушно закатив глаза («ничего нового», — подумала она), Марлин хотела уже подойти к друзьям, но вдруг увидела компанию слизеринцев, входящих в ложу. Среди них был и Сириус. Её сердце неприятно ёкнуло. — О Господи, Питер, я так и знал, что тебе даже самое простое поручить нельзя. — Отстань от него, здесь так много людей, что ты и сам бы наверняка растерялся! — Вот именно, раз такой умный, сам бы и нёс билеты. — Хватит вам, — сказала подошедшая Марлин. — Скоро начнётся матч, а вы устраиваете глупые ссоры. — Ничего не глупые, он же... Ремус отвесил Джеймсу подзатыльник, и Поттер недовольно обернулся ко второму другу, но наконец замолчал. Алиса облегчённо всплеснула руками и вырвала из пальцев Питера билеты. — Нам туда, — указала она, изучив цифры на бумажках. Взявшись за руки с Фрэнком, они первыми и пошли к своим местам. За ними отправились помирившиеся Джеймс с Питером и Ремусом. Марлин, оставшаяся с Лили одна, подхватила её под локоть, и они вместе пошли за остальными. — Блэк тоже здесь, — шепнула Лили на ухо Маккиннон. Та вскинула брови и огляделась, почти сразу найдя взглядом нужную компанию, в которой Сириус выделялся ярким пятном благодаря шарфу Гриффиндора, небрежно перекинутому через шею. Заметив, что Сириус не один, Лили заметно погрустнела. — Почему бы и нет? Он тоже имеет право прийти на игру. Марлин не стала возражать и просто пожала плечами. Она знала, что Лили хочет того же, что и она: чтобы Блэк сейчас был с ними, но исправить что-то было не в их силах. Место Марлин было по соседству с Питером. Всё ещё насупившийся из-за нотаций Джеймса, он сидел, сложив руки на груди и низко скатившись на сидении, но его глаза горели в предвкушении. Марлин вытащила из сумки очки и, прищурившись, нацепила их на нос, чтобы лучше видеть происходящее на поле. До начала матча оставались считанные минуты. В очках мир сразу стал чётче. Марлин осмотрела трибуны, уже полностью занятые ожидающими зрителями, и, конечно, увидела и Блэка. Он сидел несколькими рядами ниже и слушал, как ему что-то говорила Забини, тщетно пытающаяся перекричать шум вокруг. Марлин перевела взгляд на друзей. Джеймс посвящал Ремуса и Лили в подробности матчей Чемпионата, которые предстояли дальше; Фрэнк и Алиса были заняты друг другом, воркуя о чём-то своём. Только Питер не отвлекался от созерцания поля, как будто боялся что-то пропустить в ещё не начавшейся игре, и в конце концов наткнулся взглядом и на компанию слизеринцев, сидящую совсем рядом, а потом увидел и Сириуса. Питер мгновенно помрачнел. Марлин заметила, что в последние недели уход Блэка больше всего отражался именно на Питере. Джеймс все силы бросил на очарование Лили и, вероятно, решил полностью вычеркнуть Сириуса из жизни, чтобы не тратить на него и так расшатанные нервы. Ремус всегда был больше занят своими проблемами больше, чем чужими, поэтому его недавно тоже перестало трогать отсутствие Блэка в их компании. Питер же почему-то никак не мог отпустить это. В его уже недетские годы следовало понять, что дружба в школе не на века и может распадаться. Но либо Питер не хотел этого понимать, либо Сириус был настолько важен для его окружения, что он просто не мог смириться с тем, что Мародёров теперь трое, а не четверо. — Эй, — Марлин неожиданно для самой себя положила ладонь на плечо Питера, пытаясь его поддержать. — Всё в порядке? Питер несколько раз растерянно моргнул. Он удивлённо смотрел на Марлин, как будто не был уверен, что она говорит с ним. — У меня? То есть... ну да, думаю, всё хорошо. — Ты вдруг так погрустнел. — Марлин пожала плечами. Взгляд Питера снова метнулся к Сириусу. Петтигрю поджал губы. — Не переживай. Просто задумался о чём-то неприятном. Марлин понятливо кивнула и убрала руку с плеча Питера. «Неприятном». Ей стало жутковато. Не то что бы она могла подумать, что Питер теперь ненавидит Сириуса. Нет, в этом было что-то другое. Что-то неуловимое, чего сама Марлин никогда не испытывала. Она прищурилась, украдкой глядя на Питера. Следовало поговорить с ним об этом чуть дольше, расспросить о его чувствах. Возможно, ей стало бы яснее, как ему помочь и нужна ли ему вообще помочь. Марлин уже открыла рот, чтобы снова заговорить с Питером, но начался матч и стало так шумно, что она не слышала даже свои мысли, не то что голоса кого-то вокруг. *** Регулус был рад, что Аврора не настаивала на том, чтобы они встретились вблизи его дома. Особняк на площадь Гриммо, 12 был своеобразной крепостью для всех Блэков и туда редко водили посторонних. Некоторые считали Блэков затворниками или обвиняли их в том, что они что-то скрывают в своём особняке, но на самом деле Вальбурга и Орион просто не любили чужаков, даже если это были друзья их детей или дальние родственники, которые с удовольствием принимали Блэков у себя в домах, но перед которыми была закрыта дверь особняка на площади Гриммо. Если даже родственников его родители с таким трудом приглашали в свою тихую обитель, Регулус боялся представить, что будет, объявись он на пороге вместе с Авророй Буаселье, которую ненавидела вся его семья, исключая разве что Сириуса, которому просто было плевать. Но ему не пришлось придумывать какие-то глупые оправдания. Аврора не стала даже заикаться о том, что площадь Гриммо была подходящим местом для прогулки. Когда перед зимними каникулами у них с Регулусом зашла речь о совместном времяпрепровождении, Аврора с милой улыбкой сказала, что живёт в одном из особняков Хэмпстеда и что она была бы счастлива, если бы Регулус согласился приехать туда. Сдерживая облегчённый вздох, Регулус, конечно, согласился. Они сидели на лавочке на холме и наблюдали прогулки туристов по парку издалека. Снег, взявший под контроль горы вокруг Хогвартса, в Лондоне лишь слегка припорошил землю и деревья. Прозрачные облачка пара вырывались из их ртов, когда они вдруг вздыхали или нарушали тишину фразой, не требующей ответа. Глубоко убрав руки в карманы мантии, Регулус кутался в шарф, хотя было почти не холодно: ветер лишь изредка набегал на холм, где они устроились. Было утро, но в парке гуляло много людей. Они видели то хозяев, выгуливающих собак, то пожилые пары, под руку прошагивающиеся по хрустящим от мороза листьям, прикрытым снегом. Маленькие фигурки детей носились туда-сюда, и между ними просвистывали круглые, рассыпчатые снежки. Регулусу было спокойно. — Здесь так чувствуется история, — чуть-чуть картавя, вдруг сказала Аврора, смотря на деревья, скрывающие под собой гуляющих. Регулус непонимающе к ней повернулся. — Какая история? — Человечества. Или мира. Эти деревья растут здесь уже так долго, а мы только смотрим на них и не знаем, что в следующую секунду можем вдруг умереть. Регулус не понимал, что поспособствовало приступу внезапного философствования. Возможно, он просто не до конца понял, потому что Аврора всё ещё нечётко выражала свои мысли на английском? В любом случае за полтора месяца их общения Регулус успел привыкнуть к тому, что Аврора иногда вела себя странно, и это уже не нервировало его так, как раньше. — Ты любишь историю? — спросил он, чувствуя себя немного глупо. Аврора пожала плечами. — Наверное. Мне нравится думать, что по тем местам, где ходим мы, когда-то ходили великие. Ты знаешь, что здесь, в Хэмпстеде, раньше жил Джон Китс? Представляешь, если он так же, как и мы сейчас, смотрел на эти деревья, на это небо и на снег, выпавший много зим назад? Регулус постарался представить это, и что-то кольнуло его в сердце, едва ощутимо и неболезненно. В её словах что-то было, но он всё ещё не до конца их понимал. Юноша робко улыбнулся Авроре. — Наверное, тебе нравится не история, а старина. — Я хотела бы, чтобы обо мне думали так же, как я думаю о Джоне Китсе, — не обращая внимания на слова Регулуса, заявила она, выпрямив спину. — Хочу стать известной. И стать историей. Думаешь, это возможно? Регулус не знал, как стоит отвечать на этот вопрос, но, смотря в серые глаза Авроры, так красиво отражающие снег, он подумал, что для этой девушки нет ничего невозможного. И на миг это его испугало. — Чем занимаются твои родители? — спросил он, чтобы перевести тему. Обычно они избегали тему семьи, потому что Регулус сразу начинал переживать, а Аврора не хотела, чтобы он нервничал в её присутствии. Но сейчас, когда они были так недалеко от её дома и так далеко от его, это уже не казалось таким страшным. — Папа дипломат, — сказала Аврора, откинувшись на спинку скамьи и снова устремляя взгляд вдаль. — Он знает несколько языков, и с ним интересно, но из-за работы он редко бывает дома. А мама не работает. То есть она пытается писать книги, но… лучше я буду считать, что она просто не работает. То, что она зовёт книгами, лучше сжечь и никому никогда не показывать. Регулус рассмеялся. Ему стало легче. Представлять этих людей, которых он считал врагами, обычными волшебниками вроде тех, которые работали с его отцом в Министерстве, было куда проще и приятнее, чем размышлять о том, какими способами они могут уничтожить всю его семью. — А что насчёт твоих? Регулус рассказал о семейном бизнесе, должности отца, о Цисси и Белле, гордившейся своей работой Ликвидатором заклятий, и даже о Сириусе, который занимался тем, чем только мог и прекрасно учился, но наверняка не мог бы найти себе работу по душе, потому что был удивительно неусидчив за любым делом. Аврора слушала его с искренним интересом, и это льстило Регулусу, для которого чьё-то, кроме родственников, внимание было редкостью. Ему нравилось в компании Авроры. С ней можно было легко заговорить о чём угодно, но комфортно было и просто молчать. Регулус мог рядом с ней расслабиться, что ему вообще редко удавалось сделать в школе, и своей компанией она ему не надоедала, как некоторые однокурсники, решившие с ним подружиться спустя несколько лет совместной учёбы и проживания в одной комнате. Пусть она бывала странной и иногда удивляла его своими внезапными высказываниями, которым он не мог найти объяснения, она стала другом, первым и единственным. — О своих родственниках я мог бы говорить часами, — заключил Регулус, когда в своём рассказе дошёл аж до Прюэттов. — У меня их много, и я бы всех и не запомнил, если бы родители не сделали наше генеалогическое древо на одной из стен дома. Аврора почему-то удивлённо распахнула глаза. — Генеалогическое древо? — переспросила она. — Некоторые волшебники такие странные. — Не странные, а очень ценящие своё прошлое, — поправил Регулус, натянув шарф повыше. — Лучше так, чем забывать о предках. Аврора ненадолго задумалась, нахмурив брови. В такие моменты она напоминала Регулусу ребёнка. — Ты очень чтишь традиции, да? И поэтому не хотел, чтобы я за тобой ходила, ведь это нарушило бы одно из правил твоей семьи? — Ну да, я ведь об этом и говорил, — нервно усмехнулся Регулус. — То есть... У нас не так уж и много традиций, если задуматься. Но я очень ценю то, что наш род древний. Древнее, чем у многих других волшебников, которые учатся с нами. Это накладывает определённую ответственность, но и вызывает гордость. — Поэтому ты не любишь грязнокровок? Маглы, гуляющие по парку, были словно насмешкой к их разговору. Регулусу не нравилось, куда свернула их беседа, но он всё-таки кивнул. — Да. Особенно тех, кто ставит себя выше нас. Они волшебники только несколько лет. По сравнению с нами — это всего лишь миг. Они не достойны... То есть... Им стоит знать своё место, вот и всё. Регулус, внезапно распалившись, опустил голову. Ему не нравилось выходить из себя, тем более на людях. Но Аврора, благо, не была слишком против. — Моя семья не так консервативна, как твоя, — сказала она, — но с маглами мы всё равно не контактируем. И уж тем более я не знаю, что бы они устроили, скажи я, что собираюсь выйти замуж за магла. — Ты мыслишь, как настоящая чистокровная волшебница, — одобрительно кивнул Регулус. — В отличие от некоторых других семей. Уизли, к примеру. Здесь, в Англии, мы зовём таких, как они, предателями крови. Это те волшебники, которые связали жизнь с маглами. Уизли одни из них. — Я знаю одного Уизли. Он тот ещё идиот. Регулус был удивлён, что Аврора вспомнила лишь одного из них, учитывая то, как много Уизли училось в Хогвартсе, но быстро понял, кого именно Аврора имеет в виду. — Ты о Джонатане, да? Аврора раздражённо кивнула. — Не знаю, чем я ему так не угодила, но он вечно меня задирает и устраивает нелепые сцены. Смеётся на тем, как я говорю. — Я несколько раз видел ваши ссоры, — Регулус и впрямь припоминал что-то подобное, особенно на тех уроках, которые проходили совместно у всех четырёх факультетов. — Только не понимаю, зачем ты ему отвечаешь. У него такие глупые шуточки. — В том-то и дело, — недовольно фыркнула Аврора. — Он считает, что я недалёкая или вроде того, поэтому и выбирает «слова попроще». А меня это раздражает. Регулус не совсем понимал, о чём она: его наоборот задевали только те слова, в которых было что-то по делу, а не простые попытки высмеять его волосы, к примеру. На таких он либо не обращал внимание, либо пытался опустить взглядом так низко, чтобы до них дошло, какую чушь они несут. — На твоём месте я бы просто игнорировал его. В конце концов таким людям всегда надоедает, если перестать реагировать. — Да, ты прав, но... — глаза Авроры на мгновение зажглись огнём. — Но мне немного трудно. Мама говорит, я слишком легко распаляюсь. А мне просто не хочется, чтобы надо мной смеялись. Но сейчас всё гораздо лучше, теперь, когда со мной рядом ты. С тобой вообще спокойнее. Регулус зарделся. Да, Аврора определённо была странной, но его это уже не волновало. *** Воздух, пропитанный чем-то медицинским и резким, так и бил в ноздри, хотя Сириус бродил по коридорам Мунго уже несколько минут, надеясь, что привыкнет к запаху. Белый халат ужасно шуршал при каждом шаге и не давал сосредоточиться на мыслях. Сириус остановился около двери в двенадцатую палату и нервно выдохнул через рот. Было совсем не жарко, но он вспотел, и рука неприятно липла к телу, когда он стучал в дверь. — Эй? — сказал он вместо приветствия. — Альфард, это я. В палате Альфард лежал один. Бледная кожа сливалась с цветом белой подушки, на которой покоилась его голова. Сириус содрогнулся: в прошлый его визит дядя выглядел значительно лучше. Альфард дремал, но приход племянника разбудил его. Он с трудом открыл глаза, и его губы тронула лёгкая, вымученная улыбка. — Заходи, чего стоишь на пороге. Сириус тихо прикрыл за собой дверь и устроился в кресле, предназначенном для посетителей. Альфард следил за ним только взглядом, не поворачивая головы. На тумбе около его кровати стояла куча склянок с разноцветными зельями, из нижнего незакрытого ящика торчало несколько старых выпусков «Пророка», а под подушкой у дяди Сириус разглядел уголок какой-то книги, которую, вероятно, уже несколько дней никто не читал. На подоконнике стояло несколько ваз с пышными букетами, из которых торчали бумажные прямоугольнички с подписями, сделанными на чужих языках: подарки от иностранных друзей. — Что-то ты зачастил с визитами к своему старику, — сказал Альфард и глухо закашлялся. Внутри у Сириуса всё сжалось, но он выдавил из себя улыбку. — Не такой уж ты и старый, Альфард. Сам же говорил нам с Регулусом. — Говорил.... Может, ты и прав. Но, как видишь, всё равно сплоховал. — Потрескавшиеся серые губы Альфарда едва двигались вслед за свистящим воздухом, выходящим у него изо рта. — Меня предупреждали об эпидемии, но я не послушал, всё равно поехал. Один укус какого-то больного комара — и вот, проминаю здесь матрас уже столько недель. Сириус уже слышал эту историю, но понимал, что Альфарду, обычно имеющему в запасе множество разных баек, сейчас было сложно придумать, о чём рассказать племяннику, и снова улыбнулся. — Мама говорит, что ты доигрался, — преувеличенно жизнерадостно сказал он. — А я ей отвечаю, что ты не доиграешься, пока не сведёшь её с ума. Альфард засмеялся, но смех быстро перешёл в глухой кашель. Сириус обеспокоенно наблюдал за мучениями дяди, прикидывая, сколько понадобится времени, чтобы вызвать в палату целителя. Но приступ кашля прошёл, и младший Блэк немного расслабился. — Я всегда говорил, что ты продолжишь моё ремесло, — наконец проговорил Альфард, слабо улыбаясь племяннику. — Но не думал, что это наступит так скоро. — Альфард... — Нет, Сириус, я сам всё прекрасно знаю. В деревне, откуда я уехал, двое скончались от этой заразы, а они ведь привычней к ней, чем я. — Не говори так, дядя, — твёрдо сказал Сириус, почти озлобленно смотря из-под бровей. — У нас прекрасные целители, тебя лечат лучшие из тех, кто здесь работает! С тобой ведь уже такое случалось. С тобой вообще куча всего случалось, но ты всё равно... — Я не боюсь, что могу уйти, Сириус, — перебил его Альфард, и Сириус не посмел продолжать спор. — Думаю, я сделал то, что должен был. — Но... — Не думай, что мне хочется... кха-кха-кха... хочется умирать... Я бы ещё сто лет прожил. Но ты сам видишь, в каком я состоянии. Старина Дингл пытается меня успокаивать, но я же слышу, как он разговаривает с другими целителями. — Неужели никакого шанса? — Сириус был в отчаянии, а потому злился. Пальцы сами по себе сжались в кулаки. — Не может быть, чтобы не было способа! — Магия не всесильна, Сириус. С некоторыми вещами она не может справиться, — Альфард опять закашлялся. Сириус смотрел на него и чувствовал, что в горле собирается ком. — Я только об одном жалею: что так мало проводил с вами всеми времени. Семья — это главное, что у меня было, а я всё время уезжал куда-то подальше от вас. Своих детей я так и не завёл, но вы все — ты, Рег, Цисса, Белла и Меда — мне их заменяли. Альфард перевёл серьезный взгляд на Сириуса. Он не привык видеть дядю таким. В нём не было ни капли веселья. Обычно радужка такого чёрного цвета была у отца, когда он говорил о чём-то очень для него важном, вроде работы в Министерстве или решения семейных проблем. У Альфарда такие глаза Сириус видеть не привык. Он содрогнулся. — Я знаю, что ты, как и я, хочешь куда-то сбежать от них, — продолжил Альфард. — Но тебе нельзя этого делать, Сириус. Они бывают странными, непонятными, невыносимыми, но они твоя семья. Ты не должен предавать их, понимаешь? Сириус отрешённо кивнул скорее на автомате, чем действительно понимая смысл слов дяди. Он не мог поверить, что Альфард действительно произносит свою прощальную речь. Нужно было прислушаться к нему, ловить каждое слово с открытым ртом, но Сириус не мог сосредоточиться, только смотрел на бледное лицо Альфарда и пытался найти в нём черты своего дяди, которого он видел всю жизнь до этого. Альфард ещё много чего говорил, вспоминая свои путешествия, рассказывал о смешных случаях, которые не упомянул раньше, расспрашивал Сириуса о его школьных буднях и жаловался на ужасную пищу, которой его здесь кормили. Сириус правда старался его слушать, но мысли то и дело уходили туда, куда не надо, к скорому, видимо, будущему, которое он ни за что не хотел приближать. Бледное лицо Альфарда навсегда застынет, словно восковое. Потом будут слёзы Нарциссы, отчуждение дяди Сигнуса и Вальбурги, его собственная бессильная ярость, которая в итоге приведёт к разгрому комнаты. Потом чёрный шёлк, вуали, похороны, гроб и сырая земля. А потом — забвение. Альфард, живой, разъезжающий по всему миру в поисках неизведанного, и Альфард, мёртвый, навсегда ушедший к этому неизведанному, не могли в голове Сириуса стать единым образом. Они долго просидели вместе, пока в палату не вошёл целитель Дингл, объявивший о том, что приёмные часы закончились и больному пора принимать лекарства. Альфард скривился, Сириус испугался. Ему хотелось остаться с дядей ещё хоть ненадолго, послушать его ослабший голос ещё несколько минут. Но целитель был непреклонен. Альфард ободряюще улыбнулся Сириусу и с трудом приподнял руку над постелью, чтобы попрощаться с племянником. — Я приду завтра, — сказал Сириус, уже стоя в дверях палаты. — Я буду ждать, — отозвался Альфард, которого было уже не видно из-за салатовой мантии целителя, склонившегося над тумбой, чтобы смешать лекарства в нужных концентрациях. Выйдя на улицу, Сириус с облегчением вдохнул в лёгкие свежий зимний воздух. К больничному запаху привыкнуть оказалось не так уж и просто, несмотря на то что он ходил в Мунго на каникулах как к себе домой. Сириус медленно пошёл вперёд по заснеженному Лондону. Мимо сновали люди в зимних пальто и в шапках, разговаривая о чём-то своём. Сириус не вслушивался в их диалоги, как любил иногда делать, прогуливаясь в магловских районах. Ему вообще сейчас не было дела до кого-либо ещё, кроме Альфарда. Тот был прав — хотя он многое увидел в мире и встречался со множеством великолепных волшебников, со своими родственниками ему стоило общаться чаще. Сириус, особенно после поступления в школу, почти перестал видеть дядю где-то, кроме фотографий и газет, откуда тот всегда сверкал счастливой улыбкой. Придя домой спустя несколько часов совсем не замёрзший, Сириус шумно разделся и повесил верхнюю мантию на крючок, надеясь таким образом дать понять всем, кто был дома, что он пришёл не в лучшем настроении и лучше его сейчас не трогать. Но никто не начал кричать на него в ответ за то, что он ведёт себя как дикарь. Озадаченный, Сириус прислушался к звукам в доме, на секунду понадеявшись, что все члены семьи могли куда-то уйти и дом окажется в его распоряжении. Но из гостиной послышались голоса, среди которых Сириус безошибочно различил материнский. Судя по интонациям, она была явно не в духе. Закатив глаза, он устало поплёлся к двери в гостиную. Если речь шла о нём, ещё можно было попытаться улизнуть. Перестав шуметь, он прислонился к двери левым ухом. — Это ужасно, Регулус. Я могла ожидать этого от кого угодно, но не от тебя. — Я уже сказал, мама. Не вижу ничего ужасного в том, что у меня есть подруга. То, что ты её не одобряешь, ничего не значит, я же не заставляю тебя с ней разговаривать. Сириус удивлённо распахнул глаза. Он, кажется, впервые за всю жизнь слышал, чтобы Вальбурга отчитывала младшего сына. Такого он пропустить точно не мог. — Интересно, зачем тебе тогда вообще нужны родители, если ты не слушаешь, что они тебе... — Вальбурга обернулась на звук открывшейся двери и, увидев, что это Сириус, всплеснула руками. — Полюбуйся! — обратилась она к нему, указав на Регулуса, сгорбившегося в кресле. — Твоя школа. Сам не хочешь прислушиваться к нашему мнению, ещё и брата толкаешь на ту же дорожку? — Чего? — Сириус возмущённо нахмурился и непонимающе взглянул на Регулуса. — Почему даже когда ты делаешь что-то не так, виноватым всё равно оказываюсь я? — Ничего подобного я не говорил, — насупился ещё больше Регулус. — Конечно, это я всё придумала, — Вальбурга театрально потёрла виски. — Не стоит вам так нервничать, тётя Вальбурга, — подала голос ранее не замеченная Сириусом Нарцисса, сидящая в углу. Её волосы кое-где покрывал растаявший иней, говоривший о том, что она здесь недавно. — Регулус не хотел вас обидеть, ни сейчас, ни до этого. — Благодарю за поддержку, Нарцисса, — устало вздохнула Вальбурга в сторону племянницы. — Полагаю, среди всех этих оболтусов, которых мы вынуждены называть своими детьми, ты единственный луч радости. Нарцисса скромно опустила взгляд. — Что случилось, в конце концов? — уже оскорблённый, Сириус не боялся новых упрёков в свою сторону и удобно устроился на подлокотнике кресла Регулуса. — Чем вас обидел святой Регги? — Прекрати паясничать, Сириус. Тебя, кстати, эта тема тоже касается. Регулус завёл дружбу с Авророй Буаселье. У Сириуса ушла секунда на то, чтобы вспомнить, о ком идёт речь, чтобы потом удивлённо охнуть и взглянуть на брата. — А я ведь говорил тебе! Наконец ты становишься нормальным человеком. Дай пять! — Так, значит, ты всё же замешан в этой истории? — вопросила Вальбурга, посмотрев на Сириуса. Регулус, робко задумавшийся над тем, чтобы ответить на призыв брата, опустил руку. — Я так и думала, Сириус, что без твоего влияния обойтись не могло. — Да почему я всегда… — Он ни причём, мама, — перебил брата Регулус уверенным голосом. — Я сам решил встретиться сегодня с Авророй и, если ты хочешь наказать меня, я не возражаю, но Сириус ни о чём не знал. Вальбурга непонятным взглядом посмотрела сначала на Регулуса, потом на Сириуса, поражённого так же, как и мать. Регулус не то что бы был трусом, но редко вступался за брата. Сириус всё-таки дал Регулусу пять. Губы Вальбурги дёрнулись, то ли нервно, то ли в сдерживаемой улыбке. Нарцисса снова заявила о себе неуверенным предложением: — Может быть, не стоит наказывать Регулуса, тётя Вальбурга? Он всегда был таким рассудительным. Уверена, и в этот раз нам не стоит за него волноваться. Вальбурга ещё раз смерила обоих сыновей пронизывающим до костей взглядом и обернулась к Нарциссе. — Как всегда, ты права, милая, — улыбнулась она. — Регулус, я надеюсь на твоё здравомыслие. Аврора всё же пока ребёнок, как и ты. Думаю, сейчас не страшно, если вы дружите. Регулус расправил плечи и кивнул матери с важным видом. Сириус незаметно закатил глаза. Только он подумал, что теперь они с братом по одну сторону баррикад, как тот сразу же перекинулся обратно. И как только у него это всегда выходит? Да ещё с такой лёгкостью! Поняв, что скандал окончен, не успев начаться, он собирался уйти и уже встал со своего места, но Вальбурга вдруг остановила его. — Что ещё? — устало обернулся он. — Я уже сказала, что тебя эта тема тоже касается, поэтому... — А я уже говорил, что мне всё равно на ваше мнение про Мальсибера, Эйвери и остальных, и вопрос, кажется, был закрыт? — Я не об этом, — и глаза Вальбурги зловеще блеснули. Кажется, все, кроме Сириуса, выглядели заинтересованными. Регулус, очевидно, счастливый, что роль мальчика для битья снова перешла к Сириусу, следил за развитием разговора со всем усердием. Нарцисса, всегда наблюдавшая за всеми выяснениями отношений в семье, сама оставаясь в белом пальто, и сейчас не хотела пропускать очередное пререкание родственников. Вальбурга чувствовала себя хозяйкой ситуации и явно наслаждалась этим. Один Сириус был готов сбежать отсюда в любой момент. — Та-ак, и о чём ты тогда? — настороженно протянул он. — До меня дошли слухи о твоих отношениях с Дакотой Нотт, и я бы хотела узнать серьезность твоих... Сириус громко застонал и скривил лицо, надеясь этим показать всю серьезность своих намерений. Когда он схватился за ручку двери, чтобы капитулировать, Вальбурга заговорила снова: — Сириус, не будь ребёнком... Но его было уже не удержать, и ответом матери послужил хлопок двери. Вальбурга всплеснула руками, смотря сыну вслед. И всё же лучше бы у неё были дочери. Сириус, стараясь стряхнуть с себя неприятное ощущение, взбежал вверх по лестнице и остановился на лестничном пролёте первого этажа, собираясь следить за тем, куда направятся родственники из гостиной. Разговаривать с ними о личной жизни ему хотелось в последнюю очередь. На фоне всех остальных событий в его жизни отношения с Дакотой были таким пустяком, что он и представить не мог, что мать заведёт разговор об этом. Если начистоту, у него и ответа-то однозначного не было. Дакота ему нравилась. В Хогвартсе сплетни распространялись со скоростью света. Сначала его раздражало, что все в школе вдруг оказались задействованы в обсуждении его личной жизни, но вообще-то такое случалось уже не впервые. Лучше пусть судачат о его девушках, чем о том, как именно он предал Мародёров, как это было в прошлом году. Конечно, сначала это сильно раздражало. Но, когда все в компании слизеринцев прекратили обмениваться заговорщическими взглядами, стоило Сириусу сесть рядом с Дакотой; когда Забини перестала почти каждый день понимающе подмигивать подругам; когда Сириус осознал, что берёт Дакоту за руку с такой же лёгкостью, с какой вдыхает воздух в грудь; когда в коридорах их отношения перестали обсуждать все кому не лень с мерзкими перешёптываниями и когда блузка Дакоты впервые сползла с её плеч, Сириус перестал заморачиваться. И над тем, что всем вокруг было дело до того, с кем он встречается, и над тем, что он сам об этом думает. Дакота ничего от него не требовала, и это было её главным достоинством. Если раньше ему постоянно предъявляли что-то в обвинение («Ты совсем не замечаешь, меня, Сириус», «Будь чуть серьёзней», «Я вообще-то твоя девушка, взгляни на меня хоть разок!», «Твои шутки не смешные, Блэк, заткнись наконец», «Я хочу постоянства, Сириус», «Может, ты перестанешь быть таким козлом?»), то теперь он чувствовал себя… в безопасности. Как в тихой гавани, где не нужно было постоянно думать, что бы сказать такого, чтобы случайно не обидеть. К тому же, Дакота не пыталась выяснить, что он к ней чувствует, чего тоже добивались все девчонки, с которыми он встречался до этого. Она перестала быть такой назойливой, как это было в первые несколько недель их знакомства и появлялась рядом ровно тогда, когда было нужно. Она не была глупой и в то же время не умничала, не была скучной, но и не усложняла простые вещи. Дакота казалась идеальной. И думать о чём-то другом Сириус не хотел. А тем более он не хотел рассказывать все эти детали родителям, чтобы они в итоге ещё и осудили его как всегда. Сириус прислушался к звукам в гостиной, но никаких признаков скандала не было. Никто не собирался выходить в коридор, поэтому он поднялся с пола и пошёл на свой этаж. Остановившись около двери в комнату, Сириус услышал чей-то голос с верхнего этажа. Проигнорировав мурашки, тут же пробежавшие по спине, он успокоил себя тем, что в собственном доме никто на него не нападёт. После пришло и понимание, что никто и не собирался на него нападать. Этажом выше жила тётушка Бельвина. Наверняка она и разговаривала (сама с собой, вероятно), так что Сириус успокоенно вздохнул. Он хотел уйти к себе, но что-то его остановило. Он поднял взгляд наверх. Бельвина была той ещё родственницей, но Альфард ведь о том и говорил. Если его дядя в самом расцвете лет умирал на больничной койке, столетнюю старушку, живущую на честном слове, тем более нельзя было оставлять одну. Сириус поднялся ещё на этаж выше. Бельвина жила под самым чердаком, и здесь было слышно завывание январского ветра снаружи. Он постучался и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь. В комнате Бельвины было ужасно душно и темно. Старушка постоянно мёрзла, так что куталась во множество шалей. В комнате у неё никогда не проветривали. Воздух был спёртый, и в комнате совсем ничего не пахло. Окна, занавешенные плотными шторами, бледно светились, не пропуская в комнату свет. Сириус сначала не заметил Бельвину, приняв её за гору тряпья, лежащую в кресле у окна, пока она не издала какой-то звук, похожий на кашель, заставивший Сириуса вздрогнуть. В полумраке комнаты рассмотреть выцветшее лицо тётушки оказалось сложнее, чем он думал. — Тётушка? Ты спишь? Сириус прикрыл за собой дверь, чтобы с нижних этажей не слышали его голоса из комнаты Бельвины. Так как старушка была немного глуховата, нужно было говорить громче. Он подошёл к тётушке ближе и присел напротив неё прямо на пол, потому что, кроме того, в котором сидела Бельвина, кресел в комнате не было. Глаза старушки были открыты, и, заметив движение перед собой, она медленно перевела водянистый взгляд на Сириуса. — Вальбурга? Это ты? — спросила тётушка, смотря на юношу перед собой. — Нет, я Сириус, — обиделся он, запустив руку в свои отросшие чёрные волосы. — А-а, да, Сириус. Он осмотрел комнату и увидел на одной из полок очки с крупными линзами. Вероятно, без них старушка совсем ничего не видела. — Какой ты взрослый, — продолжала Бельвина. — Тебе уже четырнадцать? — Вообще-то семнадцать. Бельвина не ответила, и Сириус вздохнул. Глупо было надеяться на продуктивный диалог. Мало того, что старушка давно сошла с ума, Сириус даже не знал, о чём с ней можно поговорить. Она переехала к ним в особняк несколько лет назад, и проникнуться ей он не успел, тем более приезжая домой два раза в год на каникулах. Наверное, не стоило вообще сюда заходить и нарушать покой тётушки. Сириус поднялся на ноги и отряхнул штаны, на которых скаталась пыль. Наверное, даже Кикимер редко заходил сюда, чтобы провести уборку. — Семнадцать... — снова заговорила Бельвина, из-за чего Сириус опять вздрогнул. — Семнадцать лет назад у Вальбурги и Ориона родился мальчик. — Да, тётушка, это я, Сириус, — вздохнул он, уже направляясь к выходу. — Сириус? А где же Белла? Она давно ко мне не заходила. Бельвина даже повернула голову в его сторону. Уже не удивляясь то ли внезапным сменам настроения старушки, то ли проблескам рассудка в её голове, он пожал плечами. — Понятия не имею. Наверное, со своим лордом, где же ещё ей быть. — Лордом... Мы-то знаем, что это за лорд, самозванец. Сириус, уже взявшись за ручку двери, остановился и обернулся к тётушке. Заинтересовавшись, он снова подошёл к ней и наклонился чуть ниже к её лицу. В комнате было жарко, но от Бельвины исходил холод. — Ты о Волдеморте? — О нём, о нём... Лорд, как же это. Полукровка, а в молодости бегал на посылках у Горбина и Бэркса. Я-то всё помню... — У Горбина и Бэркса, полукровка? — Сириус был удивлён. — Откуда ты знаешь? Бельвина немного помолчала, как будто не услышав вопрос Сириуса. Её глаза словно подёрнулись дымкой, но уже не казались безучастными. — А Хепзиба не понимала, что я ей говорила, а я ведь предупреждала, — продолжила она, словно начиная рассказ с прерванного места. — Всё радовалась-радовалась, когда мальчишка к ней приходил. Думала, ради неё, как же это. Ради побрякушек её приходил. А потом ради них же и прикончил... Она снова замолчала, но Сириус не пытался заставить её говорить дальше. Тётушка рассказывала интересные вещи, если это было правдой. Сириус и забыл, что она когда-то была в своём уме и действительно могла наблюдать молодость Волдеморта. — Да-а, из-за побрякушек. У неё их много было, мы-то знаем... Горбин его за ними и послал, за медальоном и чашкой. Красивые были вещи. А он умыкнул. Воришка... Мы-то всё о нём знаем. Ло-орд, как же это... А они, идиоты, обвинили эльфийку. Похлеба, бедняжка, не виновата. Где же она сейчас... На этот раз Бельвина замолчала надолго, а когда снова заговорила, тема была уже иной. — Где же Белла? Я так её жду... Сириус снова вздохнул и всё-таки ушёл. Порыв сблизиться с семьёй окончился ничем, Бельвина его даже не узнала. Из хорошего было только то, что он, кажется, выяснил любопытные детали о лорде, которого так обожали его новые друзья. Мальсиберу наверняка будет интересно послушать о том, что Волдеморт на самом деле полукровка, а в молодости ещё и промышлял воровством. Спустившись на один лестничный пролёт, Сириус услышал в комнате Регулуса шаги, значит, брат уже был у себя. Вероятно, и Вальбурга с Нарциссой разошлись кто куда, и можно было не переживать о том, что его снова позовут в гостиную для выяснения отношений. Но к себе в комнату Сириус так и не зашёл: этажом ниже он услышал чей-то плач. Вариантов было всего два. Плакать могла либо мама, либо Нарцисса, и второй вариант представлялся более вероятным. Чтобы убедиться, он аккуратно спустился на несколько ступенек и выглянул в сторону. В дальнем углу и впрямь стояла Нарцисса. В одной руке у неё была какая-то бумажка, другой она зажимала себе рот, чтобы не плакать вслух. Сириус не успел подумать, что ему делать, потому что Нарцисса заметила его и тут же принялась вытирать слёзы и громко всхлипывать. — Что случилось? — он спустился к ней и подошёл на расстояние вытянутой руки, надеясь, что у кузины не случилось чего-то слишком серьёзного и ему не пришлось бы её успокаивать. — Тебя кто-то обидел? Это Малфой? Нарцисса часто замотала головой, продолжая всхлипывать. Переминаясь с ноги на ногу, Сириус огляделся, как будто это могло помочь ему или Нарциссе. Обычно кузина была такой спокойной, что это даже вызывало какой-то страх. Он не привык видеть какие-либо её эмоции. Сириус помнил, что она плакала, лишь несколько раз — когда умирал кто-то из родственников и при побеге Андромеды. — Может, мне кого-то позвать? — Нет, не надо. Она вытерла слёзы с лица и покрасневшими глазами посмотрела на Сириуса, как будто на что-то решаясь. Снова всхлипнув, она позвала его идти за собой. Они спустились на первый этаж и зашли на пустую кухню. Кикимер не выглянул из своей каморки, значит бродил где-то по дому. Нарцисса не остановилась здесь, а прошла чуть дальше и вошла в какую-то дверь, куда Сириус никогда в жизни не заходил (он и на кухне редко бывал). Это оказалась маленькая комнатка со всякой старой кухонной утварью, которую зачем-то хранил Кикимер. Отсюда на улицу вела деревянная, непокрашенная дверь с окошком, которое сразу же открыла Нарцисса. В комнатку проник свежий морозный воздух. Дверь вела на задний двор. Снег, смешанный с грязью, освещался закатным солнцем, перевалившимся на эту сторону улицы. Нарцисса снова всхлипнула и вытащила из складок платья палочку и какой-то мешочек. Оттуда она извлекла длинную, тонкую сигарету и красивый, серебряный мундштук, куда поспешно её и вставила. Зажжённым на кончике палочки огоньком Нарцисса прикурила сигарету и быстро затянулась. Сириус наблюдал за ней с распахнутыми в шоке глазами. — Ты что, куришь? — Очень редко, — выдыхая пахучий дым, сказала Нарцисса. Она протянула ему бумажку, которую до сих пор сжимала в руке. — Читай. Сириусу пришлось прищуриться, чтобы в полумраке комнатки, где единственным источником света было открытое окошко и огонёк сигареты Нарциссы, прочитать написанное. Оно оказалось письмом. Сириус совсем растерялся, потому что подпись в конце гласила: «Андромеда Тонкс». — Что? Но... Как? Откуда? Почему она написала тебе? — Это не первое письмо, — голос Нарциссы всё ещё немного дрожал после слёз. — Не знаю, зачем она присылает их. Я сжигаю сразу же, как прочитаю. «И всё же ты их читаешь», — подумал Сириус, но вслух не высказался. Подавив в себе внезапно проснувшуюся ревность (почему Андромеда не писала ему? он бы ответил!), он непонимающе взглянул на Нарциссу. — Она пишет, что у её дочери день рождения. Я даже не знал, что у неё есть дочь. — Об этом упоминалось в «Пророке» три года назад в какой-то статье, — отмахнулась Нарцисса, снова выдыхая дым. — Я видела девочку в Косом переулке в прошлом году. Андромеда и этот меня не заметили, я смотрела со стороны, как они выходят из аптеки. Девочка метаморф. — Чего?! — этого Сириус пережить никак не мог. — Моя племянница метаморф, а я об этом не знаю? Нарцисса коротко взглянула на него и выбросила скуренную сигарету на улицу. — Лучше бы я об этом не знала. Зачем она меня мучает? Как будто пытается вызвать во мне вину… Разве не понимает, что это её вина, а не наша? Сириус не стал с ней спорить, всё равно их взгляды на происходящее были кардинально разными, а от пустых, бессмысленных споров с семьёй он порядком устал. Лучше было сделать упор на другое. — Часто она пишет? — Раз в несколько месяцев. — Нарцисса зябко передёрнула плечами, но окошко не закрывала. — Всегда с какими-то семейными новостями. Она никогда ничего не спрашивает, просто пишет о своих впечатлениях. Как будто я её личный дневник! Сириус понял, что Нарцисса обижена на Андромеду в большей степени не из-за того, что она пишет ей письма, а из-за того, что не спрашивает ничего о ней самой. Вероятно, Нарцисса и рассказала бы что-то сестре, если бы та спросила. А Андромеда, наверное, была уверена, что ей всё равно не ответят, поэтому ничего и не спрашивала. Сириусу стало больно. — Не знаешь её адрес, она не писала? Нарцисса покачала головой. Сириус выругался про себя. — Так почему ты плакала, раз она написывает так часто? Не успела разве привыкнуть? — Прочитай ещё раз. Видишь, что она пишет про Альфарда? Сириус опустил взгляд в письмо снова. «Я слышала, что дядя Альфард тяжело заболел и лежит в Мунго. Навещала его недавно. Боюсь, если он умрёт, у меня совсем никого из вас не останется». При первом прочтении Сириус не обратил внимания на эти строчки. Альфард и впрямь был для всех детей Блэк особой родительской фигурой, и ничего удивительного в том, что его утрата вызывала в Андромеде такие чувства, не было. Сириус и сам думал примерно о том же. Но прочитав второй раз, он увидел истинный смысл слов кузины, и в нём проснулась злость. «Никого из вас не останется». Значит, Сириус ей уже не подходит? Сириус для неё никто? Она ни разу не писала ему с момента своего побега, ни единого раза не попыталась с ним увидеться или хотя бы передать привет через Альфарда, с которым, оказывается, контактировала всё это время! Как она могла так просто взять и вычеркнуть их из своей жизни, считая себя правой, а их всех — подлецами, если даже не попыталась с ними поговорить? Сириус никогда не считал её побег с Тонксом предательством, но вот это уже очень на него походило. — Она считает, что не нужна нам? — отрешённо спросил Сириус то ли у Нарциссы, то ли у себя самого. — Она сама отказалась от нас. Папа хотел вернуть её, мама несколько недель беспрерывно плакала. Белла была готова отправить Родольфуса прочёсывать Лондон, лишь бы её найти! — у неё в глазах снова стояли слёзы, и она поспешно замолчала, часто моргая, чтобы не начинать плакать снова. Сложив руки на груди, Нарцисса рассредоточенным взглядом смотрела на снег за окном. В комнате стало ещё темнее. Сириус прекрасно понимал чувства младшей кузины. Когда Андромеда ушла, он был ещё маленьким и не мог отправиться на её поиски, но все эти годы, прошедшие с её ухода, провёл в мечтах о том, что увидит кузину хотя бы мельком и тогда вернёт её себе, хоть с Тонксом, хоть без него. Сейчас желание увидеть её не исчезло, оно даже стало сильнее, вот только никакой светлой печали от воспоминаний о кузине уже не было — её заменила злая растерянность. — Я думал, она без нас страдает, — сказал он. — А оказывается, её всё устраивает? Нарцисса шмыгнула носом в знак согласия. Сириус никогда не считал, что с них с младшей кузиной может быть нечто общее, но сейчас чувствовал с ней удивительное душевное единение. — Одолжишь сигарету? Нарцисса без лишних слов вынула свой мешочек и протянула Сириусу одну из своих длинных, тонких сигарет. Они были гораздо слабее тех, что обычно курил Сириус, но сейчас подошли бы любые. Было уже не холодно, воздух из окошка наоборот приятно холодил разгорячённую злобой кожу. Нарцисса вытащила мундштук и закурила тоже. — Ну и чего мы тогда из-за неё горюем? — вопросил Сириус, смотря на задний двор дома, забитый снегом. — Очевидно, её магл ей дороже, чем мы. Он впервые ощутил какую-то неприязнь к Тонксу, которого до этого видел только мельком в школе. Что такого Андромеда могла найти в этом маглорождённом пареньке, на которого променяла всю свою семью? Нарцисса снова шмыгнула носом. В её лице появилось что-то воинственное. — Она всего лишь делает из себя жертву. И в этих жалких письмах пытается оправдаться перед самой собой, — презрительно фыркнув, она с ненавистью взглянула на пергамент в руках кузена. Сириус согласно кивнул, выдыхая дым. Письмо кузины, всё ещё сжимаемое в ладони, обожгло ему кожу. Задумчиво посмотрев на него, он потушил сигарету о стену и выбросил окурок в окно. Нарцисса повторила за ним и вытащила из кармана волшебную палочку. — Диффиндо, — сказала она, направив палочку на письмо, и оно разлетелось на кусочки, падая из пальцев Сириуса на пол. Он опустился на корточки и руками собрал обрывки письма в одну кучу. Потом достал свою волшебную палочку и указал ей на остатки пергамента. — Инсендио. Кучка вспыхнула и быстро сгорела. Сириус наблюдал, как клочки бумаги корчатся, тщетно пытаясь спастись от огня. Они с Нарциссой переглянулись. Она с тихим хлопком закрыла форточку и, перешагнув почерневшую кучку на каменном полу, брат с сестрой вместе вышли из комнаты.