Ибо все мы грешны

Джеймс не сказал бы, что часто думал о свадьбе с Лили. Он скорее размышлял об их будущей совместной жизни и мечтал о времени, когда наконец на её пальце будет кольцо, когда же она станет миссис Поттер. Свадьба была чем-то самим собой разумеющимся, но он не представлял себе, какой она должна быть. Свадьба как свадьба, что в этом непонятного? И всё же была обязательная деталь — его друзья. Ремус, Питер и Сириус в одинаковых костюмах, стоят рядом и смотрят на то, как Джеймс нарушает их клятву никогда не обзаводиться жёнами, данную на третьем курсе. И ещё одна деталь, которая в итоге отсутствовала — Сириус должен был быть его шафером. Джеймс ничего не имел против того, как вёл себя Ремус, он был счастлив, что его лучший друг разделял с ним этот момент. Конечно, Ремус как никто подходил на роль шафера, он был ответственный и любил и Джеймса, и Лили. Но… Лили, кажется, поняла, из-за чего к концу свадьбы Джеймс поник, и молча переплела их мизинцы, взглянув на его лицо снизу вверх и подбадривающе улыбнувшись. Джеймс благодарно улыбнулся ей и вздохнул. — Как будто бы всё и кончилось? — сказал он, удивлённо оглядываясь по сторонам. — А ты думал, что свадьба длится вечно? Они остановились и оба устремили взгляды назад, туда, где под белым полупрозрачным навесом устроились оставшиеся гости. Неподалёку, у озера, пели сверчки, на небе сияли первые звёздочки. Гостей и так было немного, но сейчас осталось всего пять человек — Ремус, Питер, Марлин и Алиса с Фрэнком. Из более взрослых приглашённых все уже ушли. Родителей ни со стороны невесты, ни со стороны жениха на свадьбе не было. Поттеры и Эвансы умерли практически друг за другом, не успев увидеть то, как их дети создадут семью. Фрэнк вытащил откуда-то гитару и тихо наигрывал мелодию какой-то магловской группы, присвистывая вместо слов. Алиса рядом с ним покачивалась в такт, Марлин, подперев голову рукой, пыталась не уснуть (как подружка невесты она сегодня устала даже больше Лили с Джеймсом), а Ремус и Питер, заметив, что Джеймс смотрит на них, замахали ему руками, как будто он не видел их без этого. Свадьба прошла тихо. Никому не хотелось шумихи, а во время, в которое они жили, свадьба и вовсе представлялась какой-то глупостью, блажью. Казалось, нужно было забиться по домам и носа на улицу не показывать, скрываясь от Пожирателей. Особенно тем, кто входил в состав Ордена Феникса и уже несколько раз сталкивался с Пожирателями и самим Волдемортом лицом к лицу. Лили никогда не думала, что она станет бойцом, что будет выкрикивать атакующие заклинания, направив палочку на живого человека, но теперь это были её будни. Она вступила в Орден Феникса одновременно с Джеймсом, когда они оба поняли, что не хотят, чтобы их дом, их семья каждый день подвергались опасности. Им хотелось чувствовать, что всё под контролем, хотелось знать, откуда и от кого исходит угроза, иметь возможность дать отпор, самим сражаться за свою жизнь и право спокойно существовать в мире, где всё было направлено против Лили. Здесь, вдалеке от магического Лондона, сложно было себе представить, что в мире хоть где-то может идти война. И Лили наслаждалась тишиной и покоем, держа за руку Джеймса. Она спросила у него, считал ли он, что свадьба должна длиться вечно, и на самом деле так казалось ей. Она хотела продлить этот момент подольше. — Я рада, что Петунья не пришла, — вдруг сказала Лили, когда они с Джеймсом медленно пошли обратно под навес. Дул лёгкий, тёплый ветер, который всегда появляется в августе, когда природа как будто извиняется за то, что скоро начнутся холода. Лили была в простом белом платье без особых украшений, его длинный подол полз за ней светящейся в сумерках змеёй. На голове лежал пышный венок из цветов, украшавший распущенные волосы. Цветы бы уже давным-давно завяли, если бы не наложенное на них заклинание. Свадьба прошла так, как Лили хотелось, даже несмотря на то, что из её родственников здесь совсем никого не было. — Жаль только, что зря пропало приглашение, — посетовал Джеймс. — Но если честно, мне бы хотелось, чтобы она пришла, особенно с Дурслем. Питеру с Ремусом очень хотелось на него взглянуть. — Что ты рассказал им о нём? — с подозрением прищурилась Лили. — Абсолютную правду, — невинно пожал плечами Джеймс. — Но тебе всё же лучше не знать. Лили решила, что согласна с ним, и тихо вздохнула. — Знаешь, я думаю, некоторые люди просто не созданы для счастья, — смотря на небо, сказала она. — Петунья из их числа. — А мне кажется, ваши понятия счастья просто не совпали, вот и вышло так, что вы не попали на свадьбы друг к другу, — снова пожал плечами Джеймс. — Но разве они не совпали? — нахмурилась Лили, крепче сжав его ладонь. — Мы обе вышли замуж, потому что мечтали об этом, и обе хотим одного ребёнка — мальчика. Мы обе заняты тем, что доставляет нам удовольствие. Нам обеим не хватает маминого варенья и советов папы, и я уверена, что мы обе всё сделаем для спасения своей семьи. Джеймс скептически выгнул бровь, и Лили закатила глаза. — В различных масштабах, конечно. Хотя, если бы Петунья была волшебницей и ей грозила смерть от рук чокнутых ксенофобов, не сомневайся, она вступила бы в Орден ещё раньше нас. — Тебе лучше знать, — согласился Джеймс. Они снова остановились, оставаясь на достаточном расстоянии от друзей. До них доносилось только бренчание гитары и приглушённый свист. Лили прикрыла веки и наклонила голову к плечу. — Сложно представить, что будет завтра, да? — неожиданно для себя самой медленно спросила Лили и распахнула глаза, избегая, однако, смотреть на Джеймса. Ей было немного стыдно нагонять тоску в такой день. — Почему? Я прекрасно это знаю. Мы проснёмся поздно, очень поздно и, игнорируя всех и всё, проваляемся в кровати до позднего вечера, потому что имеем на это право, а потом ночью, когда к нам вернутся силы… Лили мягко рассмеялась и покачала головой, прерывая его. — Нет, Джеймс, я не об этом. Её взгляд посерьёзнел, когда она снова посмотрела на небо. — Помнишь, что говорил Дамблдор на прошлом собрании Ордена? Когда сказал, что скоро ненадолго покинет нас, он давал много советов. Джеймс нахмурил лоб, честно вспоминая всё, что говорил Дамблдор. — …Не забывать есть овощи? — Быть начеку даже с близкими, — твёрдо поправила его Лили, наконец заглянув ему в глаза. Джеймс немного испугался мелькнувшего в них выражения. — Ты сейчас скажешь, что обманывала меня всё это время, и вытащишь волшебную палочку, да? — с обречённым смирением спросил он. Лили легонько ударила его по плечу. — О Боже мой, Джеймс, будь же ты серьёзен! — Всё, я сама серьёзность, — уверил её он, потирая плечо, которое совсем не болело. — Но Лили, обязательно говорить об этом сейчас? — Да. То есть… — она немного замялась, опять пряча взгляд. — Просто мне кажется, теперь нам правда стоит быть более бдительными. — Но мы ведь и так..? — нахмурился Джеймс, и в следующую секунду его взгляд прояснился. — Постой. Лили, ты что, беременна?! — Что? — Лили даже задохнулась на мгновение от удивления. — Нет, нет, ты что! Я не беременна. Джеймс выглядел несколько разочарованным, с подозрением в неё вглядываясь. — И в чём тогда дело? — медленно спросил он у слегка покрасневшей от его реакции Лили. — Почему ты считаешь, что именно сейчас нужно стать осторожнее? — Пожалуйста, только не считай меня паникёршей. — Лили глубоко вздохнула и, зажмурившись, сказала: — Просто слова Дамблдора меня правда очень напугали. Мне кажется… мне кажется таким ужасным, что среди Ордена Феникса может быть предатель. — Ну что ты, Лили! — Джеймс, и сам чувствовавший по этому поводу тревогу, не стал увеличивать количество переживаний Лили, и попытался её успокоить. — Эти старые вояки вроде Дамблдора или Грюма те ещё параноики, они вечно перестраховываются. В конце концов Дамблдор сам решает, кого принимать в Орден, а уж у него-то глаз алмаз, он не допустит предательства! Лили закивала, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Она поняла, что Джеймс лукавит, показывая перед ней такую уверенность в том, что в Ордене все чисты, но предпочла просто довериться его словам и отпустить себя ненадолго. Она так распереживалась за этот день, да и не только за этот, что слёзы, начавшись, уже не могли прекратиться, и Лили всхлипнула. Ей, которая всегда искала в людях, даже самых ужасных, что-то хорошее, невыносимо было думать о том, что кто-то из её окружения правда может оказаться предателем. Она всего несколько месяцев провела в Ордене, но все эти люди, с которыми она сражалась бок о бок, успели стать для неё семьёй, не говоря уже о том, что в Ордене было много молодых людей, которые вместе с ней учились в Хогвартсе, а кто-то даже вместе с ней на одном курсе. Больше ничего ей не говоря и видя, что она совсем расстроилась, Джеймс притянул Лили к себе, и она, обвив его руками, уткнулась лбом ему в район шеи. Стало спокойнее, но слёзы не прекратились, даже наоборот: горло сдавило спазмом, и, тихо вздохнув, Лили больше не стала их сдерживать. Глаза заволокло пеленой, в носу защипало. Ей стало стыдно перед самой собой, что она плачет на собственной свадьбе, но о таких вещах уже было поздно думать. И она продолжала тихо плакать, надеясь, что Джеймс понимает причину её слёз и не станет осуждать её за малодушие. Спустя пару минут Лили начала успокаиваться. Оставаясь в тёплых объятьях Джеймса, она повернула голову в сторону друзей, сидящих всё там же. Они были заняты беседой. Фрэнк всё ещё держал гитару в руках, но уже не играл, слушая, как Питер, энергично размахивая руками, что-то рассказывает. Алиса тоже слушала, но с недоверием, и, стоило Питеру замолчать, отвечала ему, с жаром и такой же яростной жестикуляцией. Ремус, медленно отпивая из бутылки сливочного пива, качал головой и переглядывался с Марлин, которая всё ещё подпирала голову рукой, однако выглядела уже поживее, очевидно заинтересованная спором Питера и Алисы. Лили слабо улыбнулась. Как в принципе можно подозревать кого-то столь близкого тебе, какими были для неё эти ребята? Лили только в два последних года в Хогвартсе подружилась с Питером, да и их отношения с Ремусом сложно было назвать тёплыми, хоть обязанности старост и давали им общую почву для общения. Фрэнк тоже не был для неё лучшим другом во время учёбы в школе, но сейчас? Сейчас Лили была уверена, что никто из них не может быть предателем. Лили всегда судила людей по себе. *** Калум Барнс каждый день выходил из Министерства магии в одно и то же время: спустя десять минут после того как закончился его рабочий день в Отделе магических происшествий и катастроф. Поправив воротник своей мантии и вжав голову в плечи, чтобы не продувало шею, он прогулочным шагом шёл в сторону парка. Там, пройдя недолго по центральной алее, он сворачивал на одну из боковых тропинок и, не оглядываясь по сторонам, спустя некоторое время уходил и с тропинки, чтобы зайти за заросли орешника. В это время, особенно зимой, было уже темно, в парке гуляли только собачники, поздно вернувшиеся с работы, или молодёжь, но все они обосновывались на центральной дорожке. Поэтому никто не слышал, как из-за куста орешника раздавался хлопок. Мистер Барнс оттуда уже не выходил. Но он ошибался, думая, что его ежедневный ритуал остаётся незамеченным. С недавних пор за ним следили. Северус часто злился из-за того, что для окружающих он словно вечно находился под мантией-невидимкой, и его никто не замечал. Сейчас он был этому рад. Мистер Барнс медленно прошёл прямо мимо него, сидящего на скамейке в пустынной части парка, и даже не обратил внимания на молодого человека, проследившего за ним взглядом из-под чуть нахмуренных бровей. Со стороны Северуса можно было принять за магла. Во время слежки за Барнсом он никогда не одевался в мантии, чтобы не привлекать к себе его внимание, но предпочтение отдавал тёмному цвету, и, в сочетании с его чёрными волосами, это тоже было неплохой маскировкой. Если бы не изжелта-бледная кожа Северуса, он совсем слился бы с окружающими сумерками. Подождав, пока мистер Барнс отойдёт на приличное расстояние, но не слишком далеко, Северус поднялся с места и бесшумно последовал за ним. Гравий под его ногами почти не шуршал, и мистер Барнс, не замечая за собой преследования, продолжал свой путь спокойно и уверенно, как и всегда. В воздухе пахло наступающей летней ночью, и в деревьях, невидимые, сонно переговаривались птицы. Сегодня было облачно, иначе можно было бы разглядеть розоватую полосу заката на западе. Из-за пышных крон деревьев вокруг всё казалось ещё темнее, чем было на самом деле. Мистер Барнс не обратил внимания на мигающий над его головой фонарь, который с каждой секундой становился всё тусклее. Северус, пряча волшебную палочку под объёмным рукавом своей кофты, смотрел на фонарь не отрываясь, и, когда он почти совсем перестал светить, соскользнул с тропинки прямо за заросли орешника, который здесь разрастался в настоящую рощу. Пригнувшись, Северус перебежками достиг нужного ему места и остановился, надёжно укрытый кустами. Он слышал шуршание гравия под подошвами Барнса ещё несколько секунд, пока он тоже не сошёл на газон, двигаясь к орешнику. Теперь его шаги были приглушены мягкой травой, но Северус наизусть знал, когда Барнс дойдёт до места, где обычно трансгрессировал. По тому, как там была вытоптана трава, можно было справедливо предположить, что этот человек на протяжении нескольких лет не изменял своим привычкам. В голове у Северуса не крутилось ни единой мысли. Он умел освобождать голову, усердные занятия окклюменцией ещё со школы помогали ему в этом. Ничто не выдавало его волнения внешне: уверенный взгляд, по-кошачьи следящий за жертвой, пальцы крепко сжимают палочку, губы сосредоточенно сжаты, ноги твёрдо стоят на земле. Испытывал ли он волнение на самом деле? Северус и сам не знал. Но что-то противно сжималось в районе диафрагмы, стоило ему подумать, что что-то может пойти не так. «Нет, — сказал он самому себе каким-то незнакомым голосом. — Всё получится». Единственная мысль, набатом стукнувшая в его разуме, и снова чистый лист. Северус на секунду прикрыл глаза, глубоко вдохнул и тихо выдохнул через рот. Открыв глаза, он точным движением направил волшебную палочку на Барнса, только что оказавшегося в его поле зрения. Перед глазами вспыхнуло опухшее лицо отца. — Авада Кедавра, — с расстановкой сказал Северус, волшебная палочка быстро начертила в воздухе зигзаг и, сопровождаемое глухим ударом о землю, тело Калума Барнса упало, неподвижное и пугающее в опустившихся сумерках. Северус аккуратно выпрямился. Кажется, Барнс даже не успел понять, что произошло. Северус надеялся на это. Не решаясь подойти к трупу, он стоял на месте. Его конечности внезапно стали очень тяжёлыми. Северус ещё крепче стиснул волшебную палочку в пальцах. Всё закончилось. Северус сделал то, что должен был. Нужно было только прийти к ним и сдать самого себя, клянясь таким образом в верности Волдеморту. Спустя год он наконец совершил то, чего боялся и одновременно желал. Месяц он следил за Барнсом, выясняя, где он работает, живёт и бывает по выходным. У него не было семьи, с женой он развёлся семь лет назад и сейчас жил один, снимал квартиру на окраине Лондона. Он курил, когда сильно нервничал, много ругался и любил читать спортивные газеты, сам будучи очень далёким от спорта человеком. По субботам Барнс ходил в Дырявый котёл, заказывал тарелку гренок и выпивал несколько бутылок сливочного пива, а потом либо встречался со своим единственным другом, безработным пропойцей, либо шёл к своей постоянной любовнице, маглорождённой волшебнице, зарабатывающей на жизнь написанием статей для какой-то не самой известной газетёнки. В Министерстве Барнс занимал не самую видную должность, но всё же Волдеморту важно было убить его. Северус не знал причину, но ему она была и не нужна. Убить человека — было ли это сложно для него? Да. Северус почти не спал весь тот месяц, который провёл, следя за Барнсом, похудел, его кожа стала ещё больше походить на пожелтевший лист пергамента. И всё же он сделал это, убил. Не без манипуляций с сознанием, пришлось вызывать ассоциации с ненавистным отцом, чтобы захлестнуло желание причинить боль, и всё же у него получилось, с первого раза получилось убить человека. До этого Северус тренировал навык убивающего заклятья лишь на ужах, заползающих под крыльцо лачуги, в которой он жил. Северус медленно, шаг за шагом, подошёл к телу Барнса и боязливо заглянул в его застывшее лицо. Сердце билось где-то в горле. Лицо Барнса выглядело удивлённым, словно он только услышал чей-то голос рядом с собой, но не понял, не успел понять, что именно сказали. Северус облегчённо вздохнул. Какой-то частью сознания он сомневался в том, что Барнс правда мёртв. Возможно, стоило Северусу подойти поближе, как тот вытащит волшебную палочку и нападёт на него в ответ. Успокоив сердцебиение, Северус огляделся по сторонам. Вокруг не было ни единой души, и сюда не доносилось даже голосов людей, гуляющих в центральной части парка. Северус присел и быстро вытащил из кармана Барнса его волшебную палочку, которая должна была послужить доказательством того, что он выполнил задание. В лицо трупа он больше не смотрел. Вероятно, завтра утром какой-нибудь человек, совершающий утреннюю пробежку, заметит тело: ноги Барнса были видны из-за кустарника. Но Северуса в это время тут уже не будет. Он будет там, где ему давно следовало находиться, рядом со своим господином. А на его предплечье окажется метка, которая приблизит Северуса не только к Волдеморту, не только к тем людям, которые всегда воротили от него нос, но и к той версии себя, которой он всегда стремился стать. Северус будет среди сильных людей, будет их частью. Ещё на один повод ненавидеть себя окажется меньше. *** — Надо было всё-таки пойти вместе с ним, — нервно пробормотал Джеймс, туда-сюда шагая по гостиной дома МакКиннонов и заламывая руки. — А смысл? — уточнила Марлин почти скучающим голосом, утопая в продавленном кресле и устало следя за Джеймсом. Её глаза, прикрытые очками, отчего казались строже, чем были на самом деле, следовали точь-в-точь траектории движения Джеймса. Он посмотрел на неё, возмущённо всплеснув руками, будто она спрашивала, какой смысл Джеймс видит в дыхании. — Наверное, я хочу сам узнать, что произошло с чёртовым Боунсом? Вестей нет уже два дня, он не выходит на связь, его дом пуст, соседи никого не видели. Мне хочется знать, жив ли он вообще, а если мёртв, то где его тело. Есть ли вообще это тело? Может быть, его расчленили и выбросили в Темзу по частям, я бы не… — Джеймс. Пожалуйста. — Голос Лили не дрожал, но был близок к этому, и Джеймс замолчал, бросив на Марлин раздражённый взгляд, словно это она была виновата в том, что он находил извращённое удовольствие в предположении самых страшных вариантов возможного убийства Эбенезера Боунса. Джеймс подошёл к Лили, стоящей около окна и тревожно всматривающейся в вечернюю улицу, и тоже вгляделся в происходящее снаружи. Дом МакКиннонов находился далеко от центра Лондона, и здесь было относительно тихо, редкие прохожие нарушали тишину шаркающими шагами, или компания детей на велосипедах взрывала вечер весёлым смехом. Но ни намёка на возвращающихся Фрэнка с Грюмом, ни на появившегося наконец Дамблдора, ни на Ремуса, подозрительно долго приходящего в себя после полнолуния, они не замечали. Марлин любила свой дом, хоть и не жила здесь после школы, перебравшись поближе к Министерству, где теперь работала, в небольшую квартиру с крохотной ванной и множеством зелёных растений не только на подоконнике, но и на полу. Сейчас, когда мама Марлин предоставила дом для нужд Ордена Феникса, он превратился в проходной двор. На него наложили множество защитных заклинаний, и теперь тут иногда ночевали члены Ордена, иногда устраивался импровизированный госпиталь, иногда раскладывались масштабные карты Лондона, иногда, как сейчас, тут ждали новостей. И с тех пор, несмотря на то что Марлин была довольна своим небольшим вкладом в общее дело, собственный дом, где она выросла, перестал казаться родным. — Я уверен, всё будет в порядке, — преувеличенно равнодушно сказал Питер, откладывая в сторону книгу, из которой уже полчаса тщетно пытался прочесть хоть несколько страниц. — Кто-нибудь бы уже точно прислал Патронуса, если бы его нашли мёртвым. — И если бы нашли живым — тоже. Питер не ответил, потупив взгляд. Их было здесь всего четверо: Марлин, Питер и Джеймс с Лили. «Не самая лучшая команда», — с неудовольствием подумала Марлин. Ей в принципе было комфортно рядом с Питером, да и Джеймс стал в последние годы поспокойнее, Лили вообще была её подругой. Но в этой гостиной не было ни одного по-настоящему не волнующегося человека, все были словно раскалённой сковородой, на которую в любой момент прольют воду. А Марлин, которая очень уставала, занимаясь одновременно работой в Министерстве, деятельностью Ордена и помощью матери в переговорах с возможными иностранными союзниками Дамблдора, хотела просто посидеть в тишине, не ожидая в любой момент известия о смерти своего товарища. — Нет, я всё-таки пойду и… — Куда ты пойдёшь? — остановила Джеймса Марлин, не успел он отойти от окна. — Искать Боунса по подворотням? Или ты собираешься случайно наткнуться на какого-нибудь Пожирателя Смерти и спросить, что они с ним сделали? Джеймс зло сверкнул очками и сжал кулаки. — Ну это уж лучше, чем просто сидеть тут и ждать у моря погоды, МакКиннон. — Ты прекрасно знаешь, что мы сейчас нужны здесь. — Никто уже не придёт, работа в Министерстве давно закончилась, сегодня Пожиратели протирают штаны на задницах и бездействуют, а наши разведчики вернулись вчера. На кой хрен мы тогда нужны здесь, будь добра объяснить? — На такой хрен, Джеймс, что это наша обязанность, — холодно объявила Марлин, чуть повысив голос. — То, что никто из наших не подвергается сейчас опасности, не значит, что никто не подвергается. Ты в курсе, что за Фенвиком следят? Да Пожиратели даже сейчас могут быть где-то поблизости, выследив этот дом. Если они нападут, а ты будешь шляться по Лондону в поисках непонятно чего, кому станет лучше? — Мне станет! — как будто боясь, что его не поняли, Джеймс обеими руками ткнул себя в грудь. — Я по крайней мере буду знать, что сделал что-то, а не бездействовал! — Пожалуйста, хватит! — взмолился Питер. — Вы только хуже делаете своими тупыми спорами. Марлин отвернулась, Джеймс с грохотом сел прямо на пол, спиной прислонившись к креслу напротив Марлин и спрятав лицо в ладонях. Очки свалились с его носа и, приземлившись недалеко от его левой ноги, обиженно блестели в сторону Марлин, словно упрекали её вместо глаз Джеймса. Лили отошла от окна и, подняв очки, присела в кресло, около которого неподвижно сидел Джеймс. Положив руку на плечо мужа, она посмотрела на Питера и Марлин. Марлин от этого взгляда стало легче, будто с души упал груз. И хоть тревога неизвестности до сих пор давила на неё, дышать было свободнее. Когда Марлин хотела сказать что-то, напоминающее извинения, послышался шум открывшейся входной двери, уставшие шаги, а потом в гостиную вошёл Фрэнк. Синяки, залёгшие у него под глазами, и потухший взгляд говорили о том, что он не нашёл Боунса. — Нет ни его самого, ни тела… — упавшим голосом сказал Фрэнк, обессиленно привалившись к дверному косяку. — Артур продолжает поиски, отправил меня передохнуть. А я вот зашёл вам сказать и потом домой, Алиса тоже вся извелась. — Да как же так! — отчаянно воскликнул Джеймс, отняв от лица ладони. — Боунс опытный маг, не могли же они его… Зловещее молчание было ему ответом. Прижав ладонь ко рту, Марлин отвернулась к окну, глаза у Лили блестели, Питер уставился в одну точку. Фрэнк с тяжёлым вздохом прошаркал к комоду у дальней стены и, взяв оттуда пачку сигарет, отошёл к окну, волшебной палочкой открывая форточку. Вообще-то в семье МакКиннонов после смерти отца Марлин никто не курил, но после того, как в этот дом стали стекаться члены Ордена, тут и там появлялись их вещи: те же самые сигареты, дурацкие шляпы Элфиаса Дожа, колдографии Лили, забытые зонты, листы пергамента с поспешными записями, которые Марлин потом не могла расшифровать, и в принципе множество вещей, иногда непонятного предназначения. — Он ведь только женился недавно… — разрушая повисшую тишину, натянуто пробормотал Питер, так ни на кого и не смотря. — Его брат, который Эдгар, — сказал Фрэнк, выдыхая дым и морщась, — собирается сообщить его жене завтра. Но мне кажется, он не верит, что Эб действительно погиб. Они четверо, вместе с Артуром и Прюэттами, то есть, всё ещё ищут. Марлин представила, каково было бы ей, если бы вот так исчез её брат, и дёрнулась от страха. Она бы тоже продолжала бродить по улицам, заглядывая куда только можно, даже понимая глубоко в душе, что всё уже кончено и Бен не вернётся. — От Дамблдора ничего так и не слышно? — спросила Лили после недолгого молчания, чтобы хоть немного перевести тему. Фрэнк покачал головой и выкинул окурок на улицу. — Я у вас хотел спросить. Грюм ничего об этом не сообщал, Уизли и Прюэтты тоже не знают. Но насчёт того, что жив Дамблдор, у меня нет сомнений. «В отличие от того, жив ли Боунс», — пронеслось в голове у каждого. — К началу учебного года он точно вернётся, — рассеянно пожал плечами Джеймс. Лили, увидев, что он пришёл в себя, протянула ему очки, и Марлин сразу показалось, что он стал выглядеть увереннее. Возможно, из-за того, что Марлин сама без очков ощущала себя неуютно. — А где Ремус? — спросил в свою очередь Фрэнк. Он уже начал двигаться к выходу, собираясь трансрессировать прямо из прихожей. — На задании, — расплывчато ответил Питер, метнув взгляд на Марлин. Официально она не знала о том, что Ремус был оборотнем, как и Фрэнк, так что упоминать о полнолунии было лишним. — Часто он пропадает в последнее время, — нахмурился Фрэнк, но больше ничего не сказал и, не прощаясь, покинул гостиную. Некоторое время после его ухода все молчали. За окном окончательно стемнело, и из открытого окна в гостиную проникал холодок. Обхватив себя за плечи, Марлин прикусила губу. Ей очень хотелось уйти отсюда, но по уговору в каждом из трёх штабов Ордена Феникса всегда должно было находиться минимум трое, и Марлин, очевидно, должна была сегодня остаться здесь. Питер пошёл на кухню сделать всем чай, он тоже не собирался домой этим вечером, а Лили с Джеймсом, взявшись за руки, ожидали прибытия Фабиана и Гидеона, которые должны были сегодня ночевать в доме МакКиннонов. Марлин в тайне была этому рада, несмотря на то что чужие люди в месте, где она выросла, вводили её в недовольство. Но так как миссис МакКиннон сейчас в принципе отсутствовала в стране, а Бен, Эмили и Бетти находились у себя дома, Марлин чувствовала бы себя паршиво тут, совершенно одна. Питер принёс поднос с чаем и, всё также молча, каждый взял свою чашку. Когда они почти опустели, в прихожей опять раздались звуки, и скоро в гостиную вошли братья Прюэтты, оба взъерошенные, с влажных волос на плечи мантий капала вода: они попали под начавшийся дождь. Все четверо посмотрели на новоприбывших с вновь вспыхнувшей бессмысленной надеждой, но лица Фабиана и Гидеона ничего хорошего не предвещали. — Есть две плохие новости, — без вступлений начал Фабиан, оглядев товарищей. — Первая, — продолжил за него Гидеон, — Боунса мы не нашли. — Вторая: мы нашли кого-то другого, — мрачно закончил Фабиан. У Марлин по спине пробежал холодок, и, шумно сглотнув, она переглянулась с Лили. Они обе боялись услышать знакомое имя. — Дамблдор? — с побелевшим от ужаса лицом Питер приподнялся на своём месте. — Нет! — остановил его Фабиан, и Питер чуть не выронил чашку с почти допитым чаем. — На самом деле мы даже не знаем, кто это. — Министерский работник, — устало протянул Гидеон. — Мы нашли у него в кармане жетон. — Но волшебной палочки не было. Все поняли, что это значит: сегодня в Лондоне орудовали Пожиратели Смерти. Никто точно не знал, что именно означал этот жест, но они иногда забирали у своих жертв волшебные палочки, причём Тёмной метки над такими трупами никогда не наблюдалось. — Мы вызвали авроров, сами не стали там ждать, — вздохнул опять Гидеон, проведя рукой по лицу. — Эдгар до сих пор ищет… Артур остался с ним, не хочет оставлять его одного. Должны прийти утром. Никто ничего не ответил, и Прюэтты вышли из гостиной, собираясь привести себя в порядок перед вступлением на дежурство. Джеймс и Лили ушли почти сразу, вяло попрощавшись с друзьями. Взявшись за руки, они быстро покинули дом, словно опасались, что на них обрушится ещё больше жутких новостей, если они чуть задержатся. Оставшись одни, Марлин с Питером переглянулись и одновременно поднялись со своих мест. Хотелось либо упасть прямо на пол и ни о чём не думать, либо заняться всем сразу, вытесняя из головы плохие мысли. Оба предпочли второе. Марлин убрала с пола мокрые следы, оставшиеся от Прюэттов, Питер отнёс пустые чашки обратно на кухню и вернулся с новой порцией чая. Когда к ним присоединились Фабиан с Гидеоном, Марлин бездумно перебирала книги, стоящие на каминной полке, а Питер, специально без помощи магии, закрывал окно, оставленное Фрэнком открытым, и разжигал в камине огонь. *** Сириус с грохотом захлопнул дверь и шумно спустился на несколько ступенек, чтобы с размахом усесться на предпоследнюю и в бешенстве запустить пальцы в волосы. Господи, как он устал! Маглы, проходящие мимо, не замечали его гнев, он сидел в том месте, где ещё распространялось действие защитного заклятия отвлечения внимания. Они даже самого Сириуса не видели, слепые и глухие к его мыслям. Сириус зло проследил, как быстрым шагом преодолела улицу женщина в деловом костюме. За руку она вела маленькую дочь, едва за ней поспевающую и наступающую в лужи, из-за чего во все стороны летели грязные брызги. Обычно Сириус любил наблюдать за маглами, их параллельной жизнью, но сейчас они бесили его, как и всё вокруг. Оттянув пряди волос побольнее, он отпустил волосы и выдохнул сквозь зубы. Дул холодный, пронизывающий до костей ветер, пришедший вместе с октябрём и промозглым утром. Сириус не чувствовал холода, ему было жарко, хотелось скинуть с себя кофту на замке и ловить порывы ветра голой кожей. Обернувшись и исподлобья посмотрев на облупившуюся краску на двери своего дома, Сириус наоборот повыше натянул воротник. Вальбурга ненавидела эту кофту, купленную в магловском комиссионном магазине два года назад, а Сириуса сейчас настигло абсолютно детское, но непреодолимое желание делать всё родителям назло. Ладно, отец по каминной сети уже отправился в Министерство, он до вечера доставать не будет, но Вальбурга-то останется дома и от неё не скрыться даже в собственной комнате. Сириус больно прикусил щёку изнутри. Уже прошло больше года, как они оба тщетно пытаются уговорить его взяться за дела семейной торговой компании, неужели им самим ещё не надоело вечно ссориться с ним? Почему нельзя оставить его в покое, порадоваться его успехам в школе Ликвидаторов и отложить разговоры о семейном бизнесе хоть ненадолго? Может, Сириус спустя время изменит решение, захочет влиться в семейное дело, может, нужно просто подождать! Но его родители не умели ждать. Они умели только давить и осуждающе смотреть, как будто Сириус убивает их тем, что не вступает в своё право старшего наследника. Он уже размышлял о том, чтобы встать во главе торговой компании и просто-напросто продать её за бесценок каким-нибудь Фоули. Или проиграть в казино у Паркинсонов, это будет ещё и весело. Подул особенно пробирающий ветер, и на этот раз Сириус, уже немного остынув после очередной ссоры, ощутил его силу на себе. Он сжал пальцы в кулаки и спрятал их в длинные рукава кофты. Конечно, Сириус понимал, что ведёт себя по-идиотски, он знал, что стоило всё-таки прислушаться к родительским словам, что его нынешнее поведение во многом движимо природным упрямством. Но ему просто не хотелось уступать. Он наблюдал за тем, как отец с матерью относятся к Регулусу, к его стажировке в Министерстве, и дожидался, пока их внимание будет обращено на него. Теперь было не так, как во время школы, получше, но всё так же накатывали обида и странный азарт, когда он видел проскальзывающее разочарование во взглядах Вальбурги и Ориона. Иногда казалось, что Сириус специально это делает, проверяет прочность чужих нервов и спрашивает самого себя: этого достаточно? или стоит помучить их ещё немного? что ещё такого я могу выкинуть, чтобы они наконец поняли, чего я хочу? Эта игра продолжалась каждый день с его семи лет, когда Сириус начал понимать что к чему и пришёл к выводу, что родителям многое в нём не нравится. Тогда-то до него дошло, что на контрасте с ним всегда стоит Регулус, и игра стала ещё интереснее, потому что теперь нужно было не только выяснить высоту болевого порога родителей, но и всю разницу их отношения к двум сыновьям. Вот и сейчас. Что делал этим утром Регулус? Делился планами по работе, рассказывал, как хвалят его руководители, предвкушал скорую командировку в Колчестер. Что делал в это время Сириус? Одновременно старался не попадаться на глаза и привлекал к себе внимание, чтобы в очередной раз услышать, как много он упускает и насколько его родителям тяжело справляться со всем одним. Итог: Регулус — идеальный сын, что бы он ни делал (даже чёртово убийство их против него не наставило!), Сириус — семейное разочарование и бельмо на глазу у Вальбурги. Ещё раз вздохнув, Сириус без удовольствия понял, что теперь грустит, а не злится, и от этого загрустил ещё сильнее. Он с сожалением подумал об оставленном завтраке, который сейчас пришёлся бы очень кстати, потому что в животе заурчало, и медленно поднялся на затёкшие ноги. У него было с собой немного денег и волшебная палочка, поэтому, чтобы не возвращаться домой, стоило бы заглянуть в Косой переулок и там перекусить. Сегодня у него были занятия во второй половине дня, поэтому ближайшие несколько часов он вполне мог провести, бесцельно бродя по Лондону, магловскому или магическому, это уже неважно. Сириус собирался трансгрессировать, когда рядом с ним пространство вдруг схлопнулось и из ниоткуда появился человек, почти сразу же упавший на колени. У Сириуса ушла секунда на то, чтобы понять, что человек сюда трансгрессировал, ещё секунда на то, чтобы различить в нём Регулуса. Вся злость на него сразу же прошла. Сириус метнулся к брату и присел около него, поддерживая его, чтобы он не упал. — Боже мой! Регулус, что с тобой такое? Сириусу едва не показалось, что Регулус пьян, но эта догадка тут же выскочила у него из головы, когда он увидел, что всё лицо у брата в крови, а шатается он от слабости, а не от выпитого алкоголя. — Твою ж… — Сириус быстро оглянулся по сторонам, чтобы проверить, не увидел ли их кто-то, но, к счастью, маглы были только в начале площади и, занятые беседой, не смотрели на двух человек, сидящих на земле. — Так, давай-ка, я помогу тебе встать. Сириус закинул руку Регулуса себе на плечо и рывком поднялся. Регулус был не настолько слаб, чтобы не иметь сил идти самостоятельно, поэтому с поддержкой Сириуса у него получилось подняться по ступеням и зайти в дом, но с каждым шагом он заваливался на бок всё сильнее. Он старательно отгонял от себя ужасные мысли, лезущие в голову. Кажется, Регулус почти терял сознание, и необходимо было привести его в чувства, но сперва понять, что в принципе с ним случилось. Потом уже можно и поддаться истерике. — Мама! Скорее иди сюда! — не сдерживая нотки отчаяния в голосе, позвал Сириус, захлопывая за собой дверь. Вальбурга появилась быстро, сначала готовясь что-то сказать, но остолбенела, увидев, что Сириус не один. — Что прои… Это Регулус?! — Да… Пожалуйста, помоги, он сейчас потеряет сознание. У Сириуса вылетело из головы, что можно использовать волшебную палочку, чтобы поддержать брата, но Вальбурга соображала лучше и, до побеления сжав губы, направила свою волшебную палочку на Регулуса. Сириус почувствовал, как давление на него ослабло, а тело брата поднялось в воздух и медленно поплыло в сторону гостиной, движимое палочкой Вальбурги. Голова Регулуса опрокинулась на грудь, волосы закрывали его лицо, запачканное кровью. Сириус вспомнил, как несколько месяцев назад точно так же в этой прихожей находилась раненая Беллатрикс, и ему стало дурно. Он чувствовал следы крови Регулуса на своих руках, но не опускал на них взгляд, понимая, что ещё немного — и плотина из сдерживаемых им эмоций рухнет. Уложив тело Регулуса на диван, Вальбурга прошептала какое-то заклинание, и его глаза открылись, но взгляд оставался расфокусированным. Кусая ногти, Сириус наблюдал за тем, как мать проводит волшебной палочкой над Регулусом. — Ты слышишь меня, Регулус? — чётко выделяя каждое слово, спросила Вальбурга. Регулус слабо моргнул в знак согласия, и Сириус облегченно вздохнул. — Что с тобой случилось? Регулус попытался что-то сказать, но закашлялся, и вместе с кашлем из его рта вырвалась кровь. — О Господи! — закричал Сириус. — Да что с ним такое? Нужно вести его в Мунго, срочно! Вальбурга кивнула и снова направила волшебную палочку на Регулуса, шепча заклинания. Его тут же окутали золотистые нити, глаза опять закрылись. Сириус заворожённо следил за этим и запоздало понял, что позаботиться о транспортировке брата в Мунго нужно ему. В два шага преодолев расстояние до камина и дрожащими пальцами открыв шкатулку с Летучим Порохом, он бросил горстку в камин. — Больница Святого Мунго! Пламя вспыхнуло зелёным, и Сириус обернулся к матери. Она уже опять подняла тело Регулуса в воздух и с отстранённым лицом двигалась к камину. Их обоих закрутило и унесло вихрем, Вальбурга даже не взглянула на оставшегося в гостиной старшего сына. Сириус закашлялся от поднятого в воздух пепла и, помахав перед лицом рукой, вновь потянулся за Летучим Порохом, чтобы теперь самому перенестись в госпиталь. Следующие полчаса прошли для него как в тумане. Он смотрел на то, как Регулуса быстро увезли в палату, как мать по пятам следовала за целителем, как мимо сновали салатовые халаты, и смотрел на собственные заляпанные кровью руки. Они с Вальбургой сидели в коридоре на скамье и ждали. Нога Сириуса в потрёпанном кроссовке отстукивала непрерывный ритм по полу, пальцы были сцеплены в замок, челюсть крепко сжата. Вальбурга, сидящая рядом, была выпрямлена как ствол дерева, её руки были аккуратно сложены на коленях. Взгляд обоих направлен в пространство, Сириус пялился на тонкую трещинку на стене напротив себя. — Ведь всё же будет хорошо, правда? — спросил вдруг Сириус, то ли у матери, то ли у себя самого. Вальбурга рассеянно на него посмотрела, как будто только что заметила, что Сириус тоже сидел здесь. Возможно, так оно и было, ведь она ни разу не взглянула на него за всё время нахождения в больнице. — На него кто-то напал, — бесцветно ответила Вальбурга, отворачиваясь. Сириусу казалось, он никогда не видел мать такой отстранённой, и от этого стало жутко. — Откуда ты знаешь? У Сириуса в голове крутились подобные мысли, по-другому он не мог себе объяснить, что случилось с Регулусом по пути в Министерство. Не могли же его так изувечить на работе? Сириус знал, как выглядят раны от заклятий, и на теле брата были явно не они: глаз заплыл от обычного синяка, на руках ссадины, губа разбита. Как выглядели раны от кулаков, Сириус тоже прекрасно знал. Вальбурга не ответила, только её пальцы сжались на ткани мантии. В этот момент дверь палаты, куда привезли Регулуса, открылась, и в коридор вышел целитель. Вальбурга с Сириусом одновременно вскочили со своих мест, вглядываясь в его спокойное лицо. — С мистером Блэком всё в полном порядке, — успокаивающим тоном уверил их целитель. Сириус почувствовал, как мать вцепилась в его руку удивительно сильными пальцами, но не стал её скидывать. В ушах шумело. — У него было несколько переломов, сотрясение мозга и трещина в ребре, но сейчас его жизни ничего не угрожает. Ему нужно будет остаться здесь на одни сутки, чтобы срослись кости. — Но что с ним случилось? — в голосе Вальбурги звучали обвинительные нотки. — Очевидно, мистера Блэка избили, — с опаской глядя на неё, ответил целитель. — Вы можете обратиться в Аврорат за помощью, они должны найти преступников. В этом и сам мистер Блэк поможет, но явно не сейчас, ему необходим покой. — Мы можем его увидеть? — скороговоркой спросил Сириус. Целитель поджал губы, но всё же кивнул. — Можете зайти ненадолго, но он скоро уснёт. Целитель открыл дверь в палату, и Вальбурга с Сириусом почти вбежали внутрь. Регулус лежал на единственной находящейся тут кровати, на нём уже была больничная одежда. Ни следа крови на его теле не наблюдалось, руки были замотаны бинтами, как и голова. На подбородке белел пластырь, подбитый глаз заплыл, но выглядел уже не так страшно, как тогда, когда Сириус увидел его впервые. — Мой бедный мальчик… — прошептала Вальбурга, и Сириус даже не почувствовал привычный укол ревности. Вместе они подошли к постели Регулуса и встали по обеим сторонам от него. Регулус слабо двигал глазами и попытался им улыбнуться разбитой губой. — Кажется, я заставил вас поволноваться… Сириус издал нервный смешок, подавляя желание ударить брата. На секунду он забыл, что Регулус не виноват в том, что на него напали. — Целитель сказал нам, что тебя избили. Это правда? — всё так же не повышая голос, спросила Вальбурга. Регулус кивнул. У Сириуса ком встал в горле, зачесались костяшки пальцев. — Кто? И почему? — он сдерживал рвущуюся наружу потаённую ярость, но брови сами по себе сдвинулись к переносице. — Это были… маглы. Я так и не понял почему. Кажется, им не понравилась моя мантия. Они… они, кажется, были пьяны. Сириус сжал кулаки и больно прикусил губу, чтобы не ругаться вслух. — Ты помнишь, как они выглядели? Где это произошло? Сможешь описать, чтобы авроры нашли их? — Сириус, хватит, — громко сказала Вальбурга, не глядя на старшего сына, взгляд её был прикован к Регулусу. — Ты слышал, что сказал целитель: покой. Все допросы будут завтра. Регулус с трудом держал глаза открытыми. Услышав слова матери, он прикрыл веки и больше их не открывал, заснув. Сириус только сейчас заметил стоящую на его прикроватной тумбе склянку с успокоительным. Сириусу и самому бы оно сейчас не помешало. Выйдя из палаты Регулуса, они разделились: Вальбурга отправилась к целителю, чтобы ещё раз расспросить его обо всём, а Сириус трансгрессировал домой, не в силах выносить атмосферу больницы. Он сразу же пошёл к себе в комнату, считая каждую ступеньку на лестнице. Есть уже не хотелось, желудок скрутило в тугой узел. Сириус всё никак не мог разжать кулаки и расслабить челюсть. Он думал, что ярость схлынет так же внезапно, как появилась, когда он не будет видеть перед собой избитого до полусмерти Регулуса, но дома, в тишине и одиночестве, стало только хуже. Он впервые видел мир так ясно. Зайдя к себе, Сириус уставился в окно. Из его комнаты было видно задний двор, где сейчас гуляли дети. Раньше он спокойно наблюдал за их играми, сейчас же хотелось схватить каждого ребёнка за шкирку и затолкать по домам. Это несправедливо! У детей магов были свои игры, в которые они вынуждены были играть в запертых домах, чтобы не привлекать к себе внимания, чтобы не выдать тайну. Почему эти дети сейчас играют, воображая себя волшебниками, а настоящие волшебники в это время вынуждены скрываться от чужих глаз и отправлять своих детей в школу, отдалённую от всего мира? Может, кто-то из этих детей — ребёнок одного из тех подонков, которые избили Регулуса, кто знает? Беллатрикс была при смерти летом из-за собственной горячей крови, из-за неумения обуздать свой нрав и не лезть на рожон. Она сама была виновата в том, что с ней произошло, как и говорила Нарцисса, но сейчас Сириусу казалось иначе. Она была ранена в схватке с теми, кто считал маглов правыми и хотел защитить их. Умом Сириус понимал, что маглы тут ни причём, они даже не знали ни о какой Беллатрикс, не знали о войне, идущей между волшебниками, но разве не они были причиной этой войны? Сириус отошёл от окна, и его взгляд упал на квадратные пятна на стенах, где когда-то висели плакаты. Детская выходка, он просто хотел позлить родителей, потому что знал, что всё магловское они ненавидят. Сириус порадовался, что плакатов тут больше нет, иначе бы он сорвал бы их сейчас, и срывал снова и снова, борясь с заклятием Вечного приклеивания. Регулус тоже едва не умер. Сириус изо всех сил отгонял от себя эту мысль, но она из раза в раз возвращалась, всё более чётко оформляясь. Регулус чуть не погиб, потому что каким-то тварям, напившимся с самого утра, показалось, что его мантия выглядит странно. Сириус вспомнил собственную стычку с байкерами, произошедшую летом. Они ведь тогда хотели не просто отогнать его от своих мотоциклов, да? Они тоже привязывались к его одежде, только не к мантии, а как раз к магловской кожаной куртке. Что им не нравилось на этот раз? Почему они считали чем-то самим собой разумеющимся угрожать, нападать и избивать людей, ничего плохого им не сделавших? Сириусу всегда казалось, что Пожиратели Смерти бесятся с жиру, что маглы не мешают жизни волшебников. Теперь он подумал, что это как раз волшебники мешают жизни маглов. По крайней мере такое ощущение складывалось, если оглянуться вокруг. Министерство вводило льготы для маглорождённых, некоторые преподаватели в школе относились к ним снисходительней, чем к детям из семей волшебников. «Им труднее привыкать к новой обстановке». Но они были в одинаковых условиях. Да, маглорождённые не привыкли к волшебству, однако в Хогвартсе все дети испытывали одинаковый стресс, уезжая от родителей на целых десять месяцев. Почему только дети маглов могли получить поддержку от учителей? «Вы можете обратиться в Аврорат за помощью». Но какой в этом смысл? Что сделают авроры? Они разве помогут? Система правосудия не предусматривает наказания для маглов, напавших на волшебника. Только обратные случаи. И наказан всегда будет волшебник, потому что магл слабее, потому что ему нельзя демонстрировать колдовство. Только вот Регулус и не демонстрировал. Если бы он воспользовался волшебной палочкой, от тех маглов и мокрого места бы не осталось. Регулус не смог отбиться от этих ублюдков, потому что был запуган вечными правилами мира волшебников: ни в коем случае не колдовать при маглах. Всё дело в них. Из-за них сейчас Регулус лежал избитый в госпитале, из-за них у Вальбурги едва не поседели волосы, из-за них Беллатрикс обзавелась новым шрамом, из-за них рядом не было Андромеды, из-за них Ориона и Сигнуса чуть не сместили с их должностей в Министерстве, из-за них Нарцисса не могла завести ребёнка, потому что её муж вёл борьбу с маглами и она нервничала из-за этого. Из-за маглов в семье Сириуса сплошные несчастья. Даже его дальние родственники — Уизли, Прюэтты… Они предатели крови, сражаются на другой стороне. Предатели крови. Сириус всегда смеялся над этим выражением, оно казалось нелепым и напыщенным. Какая разница, какая у человека кровь? У всех она одинаково красная. Может быть, кровь всё же на что-то влияет? Сириус откинул волосы с лица и подошёл к шкафу. Небрежно вытряхнув с одной из полок одежду, Сириус вытащил письма Адриана, которых было уже восемь, он прекратил писать только в прошлом месяце. Перешагнув через кучу одежды, Сириус сел на кровать и разложил письма перед собой. А в мыслях крутились слова, которые он слышал от Адриана на протяжении нескольких лет. Теперь в них появлялся какой-то особый, не понятый ранее смысл. «Мы дали им загнать себя в угол. Дали поработить себя». «Мы перестаём быть избранными». «Время для нашей доброты и снисходительности прошло». «Думаешь, они и впрямь не мешают нам?» «Наше место, наше по крови, уже давно заняли. Нас отодвигают, заменяют и забывают». «Мы должны бороться за себя и за тех, кто будет после нас». «Они как чума». «Они потребляют то, что принадлежит нам». «Маглы — грязь, Сириус». Он потянулся к конверту, датированному самым ранним числом, и медленно его распечатал. Сначала слова, написанные рукой Адриана, не хотели оседать у него в голове, но постепенно до Сириуса стало доходить их значение. Он прочитал письмо два раза, отложил его и взял следующее.