Беспомощный котёнок

‒ Никаких животных дома! ‒ уперев руки в бока, закричала с порога Мацуё. ‒ Ну, мам, давай оставим его, ‒ Джушимацу держал в руках чёрного котёнка и настойчиво просил маму пожалеть бедное существо. ‒ Ичимацу-ниисан сидел рядом с ним и плакал. Смотри, он до сих пор плачет, ‒ указал он на брата позади себя. Ичи весь в слезах непонятно от чего, то ли от жалости к котёнку, то ли от отзывчивости Джушимацу, стоял позади близнеца на пороге и не мог выговорить ни слова. ‒ Нии-сан обычно не показывает эмоций, но если даже он плачет над этим беднягой, то почему мы не можем ему помочь? ‒ продолжал переубеждать маму Джуши. ‒ Почему мы не можем пойти ему навстречу? Разве он этого недостоин? ‒ Джушимацу… ‒ всхлипнул Ичи, испытывая сильное смущение от столь неожиданных откровений. ‒ Хватит. Я не просил тебя о помощи. Брат озадачился. ‒ Но как же… Нет! Давай позаботимся о нём. ‒ Я не давала согласия, ‒ подхватила мама. ‒ Но… если для Ичимацу этот котёнок действительно важен, то можно попробовать его оставить. ‒ Н-не важен, ‒ чуть слышно прошептал Ичимацу. ‒ Важен! ‒ воскликнул Джуши. ‒ Очень важен! Мама, не очень обрадовавшись новому жильцу в своём доме, поднесла котёнку блюдце с молоком, и детёныш, осторожно принюхиваясь к неизвестным предметам перед собой, немного осмелел и начал жадно лакать жидкость. Обхватив колени руками, Джушимацу присел рядом и с большим интересом следил за тем, как оголодавший бедняга своим язычком плескал молоко во все стороны, и его чёрная мордочка покрылась белыми брызгами, что выглядело очень забавно. ‒ Нии-сан, смотри, как он смешно выглядит. Ичи стоял поодаль, держа руки в карманах, и по какой-то причине не желал знакомиться с животным. Лишь изредка он поглядывал, как после трапезы котёнок умывался, энергично водя лапкой по мордочке. ‒ Как его назовём? ‒ спросил Джушимацу, аккуратно посадив детёныша себе на руки. ‒ Я так понял это мальчик. Ичимацу сильно нахмурился. ‒ Я не просил тебя подбирать его, ‒ огрызнулся он. ‒ Я не хотел… ‒ Ты выглядел так расстроенно, что и слова сказать не мог. Так грустно смотрел на котёнка, вот я и подумал, что дело было в нём. Разве нет? ‒ Нет, не совсем, ‒ смущённо положив руку на затылок, сказал Ичи. ‒ Дело не только в нём. ‒ Значит, домой котёнка ты всё-таки хотел взять? ‒ Нет! Джушимацу надул губы. ‒ Не понимаю… А в чём тогда дело? ‒ Я не могу точно сказать, ‒ сомневался Ичимацу. На самом деле он знал, почему так себя вёл, но смелости признаться во всём совершенно не было. Джуши вздохнул от непоняток брата и молча протянул ему чёрный комочек с жёлтыми глазами. Ичи, озадаченно посмотрев на близнеца, неохотно протянул руки, чтобы взять котёнка, но существо на него угрожающе зашипело. Сидя на ладонях Джушимацу, детёныш с выгнутой спиной приподнялся и распушил свой тоненький хвостик, и Ичимацу ничего не осталось кроме как отойти. ‒ Эй, ты чего? Тебе не нравится Нии-сан? ‒ удивился на котёнка Джуши. ‒ А на меня ты как не реагируешь, хотя мы с ним выглядим одинаково. Котёнок таращил свои жёлтые глаза с большими круглыми зрачками и продолжал неодобряюще смотреть на хмурого парня. Хоть кто-то в этом доме понимает, что я мерзавец. Слишком много ужасных вещей я сделал, и единственный, кто это чувствует… животное? Джушимацу прозрел: ‒ А! Вот почему ты не хотел брать его, Нии-сан! Потому что он тебя боится? ‒ Н-наверное, ‒ неуверенно подтвердил Ичи, осознавая, что снова говорит ложь. Причина, по которой он боялся приютить котёнка, была совершенно другой. ‒ Ничего, ‒ Джуши пригладил вздыбленную шёрстку детёныша. ‒ Он скоро привыкнет к тебе, а пока я сам буду о нём заботиться. Думаю, это не займёт много времени. ‒ Ты? Но… но зачем тебе эти хлопоты? Спокойно бы играл себе в бейсбол, а теперь будешь с этим котёнком возиться… ‒ начал возмущаться Ичимацу. Мысль, что брат готов ради него жертвовать своим временем на какое-то бездомное животное, просто-напросто не укладывалась в голове. ‒ Ичимацу-ниисан, ‒ остановил его близнец. ‒ Этот котёнок остался у нас дома только потому, что он твой. Подобрал бы я его лично, мама бы ни за что не согласилась его оставить. Ни Осомацу, ни Чоромацу-ниисан, ни кто другой не смог бы приютить здесь котят. ‒ Тогда почему мне можно?.. ‒ озадачился Ичи. ‒ Ты умный и ответственный, а значит тебе можно доверять. Мы вот не такие, ха-ха. Хотя ты и отрицаешь своё желание помочь котёнку, я думаю, ты всё равно рад, как всё сложилось. Пусть этот зверь тебе пока не доверяет, но то, что он не остался умирать на улице, тебя, наверно, очень счастливит. Ичи покрылся лёгким румянцем, понимая, что брат был совершенно прав. ‒ Д-думаю, да… ‒ отведя взгляд в сторону, ответил он. С чего это вдруг Джушимацу стал таким проницательным и эмпатичным? Он всегда таким был? Почему он постоянно меня смущает, говоря такие слова, словно всё обо мне знает? Но почему-то… мне совсем не хочется на него ругаться. Если он действительно говорит всё это от чистого сердца, то я, наверное… рад? Мне почему-то так спокойно. ‒ Эм… ‒ с большим трудом начал выдавливать из себя Ичи, ‒ если тебя не затруднит… …оставайся таким всегда. Мне почему-то… это очень важно. Вдруг с улицы в прихожую ввалился насквозь промокший от ливня Осомацу. ‒ Я дома! ‒ проорал он, сняв с плеч мокрый рюкзак. ‒ Осомацу, ‒ вышла из кухни мама, ‒ дождь уже давно закончился. Где ты был, что так вымок? ‒ Да я был в бейсбольном клубе. Джушимацу, ‒ обратился старший к близнецу, ‒ когда погода ещё была нормальной, вы же тренировались на улице, да? ‒ Ну, да. Ты ещё тогда не подошёл. А что? ‒ Короче, когда начался дождь, капитан, я так понял, отменил занятия и разогнал вас по домам, а я такой пришёл к нему, говорю, что хочу уйти из клуба. А он, прикинь, говорит, что не отпустит меня, пока я не отработаю все пропущенные занятия. И я прямо в школьной форме побежал под ливнем вокруг бейсбольного поля. ‒ Что? ‒ вздёрнула от удивления брови Мацуё. ‒ Этот капитан в своём уме? Ты же можешь заболеть! Переодевайся скорее! ‒ заругалась она и куда-то отошла. ‒ Сейчас, ‒ ответил Осомацу и подошёл к братьям, с любопытством рассматривая чёрный комок в руках Джушимацу. ‒ Чё это? Э-э, котёнок? Мама же против животных дома. У нас уже были какие-то попугайчики, рыбки… и все дохли. А это кто притащил? ‒ он начал тыкать пальцем в котёнка, на что в ответ получил впившиеся в кожу клыки. ‒ Ай, больно кусается! ‒ Это котёнок Ичимацу-ниисана. Теперь он будет жить у нас, ‒ сообщил Джуши, поглаживая разъярённого детёныша. ‒ Даже не верится, что этого дьявола сам Ичимацу притащил, ‒ Осо потёр укушенное место. ‒ Нии-сану можно. Только имя до сих пор не придумали. ‒ Акума, ‒ наигранно-угрожающе протянул Осомацу. ‒ Как дьявол. Чёрное кусачее зло. ‒ Акума для такого милахи не подойдёт, ‒ Джушимацу потёрся щекой о мягкую шубку котёнка. ‒ Пускай уж будет Аккун. Нии-сан, что думаешь? Ичимацу, молча отдалившись от парней, уже поднимался по лестнице на второй этаж. ‒ Как хотите, ‒ равнодушно ответил он и удалился. Джушимацу и Осомацу с озадаченными лицами остались стоять в прихожей. Аккун выпрыгнул из рук пятого брата и начал с интересом принюхиваться к новым для себя запахам. ‒ А это точно котёнок Ичимацу?.. ‒ озадаченно искривил бровь Осо. Ичи медленно плёлся по коридору в сторону своей комнаты ‒ он адски хотел спать. Может, после сегодняшнего стресса уснуть уже вряд ли получится, но усталость так сильно била по ногам, что хотелось в любой момент приземлиться на диван и укрыться тёплым пледом. Медленно моргнув, Ичимацу уже хотел открыть дверь в комнату, однако это уже успел сделать Чоромацу, стоящий перед ним в проходе. Выглядел он куда лучше, чем утром. ‒ О, Ичимацу-ниисан. Я так понял, шум внизу опять из-за Осомацу. А ты отнёс мой отзыв в клуб? ‒ с полной надежды глазами спросил он. Вероятно, он очень дорожит своей работой, которую до сих пор уверенно продолжает называть «отзывом». Конечно, Ичимацу это никак не касается ‒ дело Чоромацу, а значит пускай сам позорится перед своими одноклубниками. Вспомнив тот безграмотный кошмар на листе, Ичи поначалу хотел наплевать на брата и на его трудности с письмом, но нелепый пересказ книги, который его буквально спас из критической ситуации, пробудил в Мацуно странное чувство, похожее на… благодарность? Хотелось чем-то отплатить брату за помощь, пусть и неосознанную. ‒ Нет, не отнёс, ‒ ответил Ичимацу, вытащив из кармана отзыв. Он подошёл к Чоро и грубо положил ему в руки мятую бумажку, попутно подойдя к шкафу. ‒ Я прочитал его. Такая стыдоба, что глазам больно. ‒ Как же так?.. ‒ жалобно заскулил Чоромацу, чуть не плача. Ичи достал из шкафа плед и направился в соседнюю комнату, где был диван и телевизор. Он решил ничего не говорить о походе в клуб и Акияме. ‒ Я такое безобразие никуда понесу, ‒ остановился он у выхода и, смутившись, прошептал: ‒ Помогу тебе его как следует переписать, ‒ и быстро выбежал в коридор. Вдали послышалось лишь недоумённое «А?», от которого Ичимацу почему-то покрылся мурашками. Кажется, он глубоко ошарашил брата своим неожиданным, несвойственным ему поведением. Ичи среди братьев самый умный, но всегда сам по себе и никому не помогает с учёбой, держа образ гордого волка-одиночки. А сейчас что? Почему я ему помогаю? Я словно хочу защитить его от насмешек одноклубников… С какой стати я вообще ‘хочу’ это делать? Он зашёл в комнату, снял школьный пиджак и прилёг на диван, укрывшись пледом. Ичи любил задаваться вопросами, выстраивать логические цепи и самолично находить ответы, связанные с эмоциями и общим психическим состоянием. Даже в неприятных ситуациях, будь то разлука с Харуки, враньё полицейскиму или Хараде-сан, Ичимацу старался не терять голову, продолжая анализировать ситуацию, и предполагать, как будут реагировать люди на его действия. А удачным побегом из квартиры Акиямы Ичимацу отчасти даже гордился. Хоть и не всегда успешно, но парень старался контролировать ситуацию как мог ‒ когда Ичимацу может хоть что-то контролировать, он чувствует себя спокойней. Конечно, Ичи не отрицал, что всё ещё морально слаб, раз позорно разревелся перед братьями, однако после этого случая, который каким-то неведомым образом сблизил его с близнецами, всё стало совершенно иначе. Находясь рядом с ними, парень не мог контролировать ни чувства, ни разум. Всё пошло под откос: былая обида и ненависть куда-то улетучились, а гордость от того, что Ичимацу не имел ничего общего с братьями, перестала его удовлетворять. За гордость от своей непохожести на близнецов парню было особенно обидно, ведь она всё это время хоть как-то облегчала ему жизнь. Но… действительно ли Ичи было легко? Конечно, нет! Я вообще не хотел от них отделяться. Каждый раз, от осознания того факта, что у меня всё меньше и меньше шансов наладить с ними отношения, становилось только хуже. Никогда! Моё положение никогда не облегчало мне жизнь. И гордиться своей самостоятельностью мне никогда не хотелось. Я просто хочу быть рядом с ними. Но я слабый трус, который сам убежал от них. Убежал, так как думал, что для них я ничего не значу. Я думал, что они меня ненавидят, но, оказывается, это не так. Они легко поверили в мою ложь, простили моё моральное уродство. Сами идут мне навстречу, даже когда я тупо боюсь с ними разговаривать… Я… боюсь их? Наверное, да. Но я хочу что-то сделать, чтобы их не бояться. Я ведь… могу? Глаза медленно закрылись, и Ичимацу, нехотя поддавшись нарастающему сну, чувствовал, как тело и разум стали погружаться в неведомое измерение, в котором у парня, увы, совсем не было желания пребывать. Особенно зная, что в мире снов у Ичи сейчас происходит настоящий ад… Мёртвый белый котёнок, лежащий на столе всё-таки попал под нож Акиямы, и девочка с пустым взглядом начала вспарывать живот своей жертвы. Кровь брызгала во все стороны, и Ичимацу, находясь рядом, при том, что у него была возможность убежать, не мог ни сдвинуться с места, ни закрыть глаза. Испытывая сильное отвращение к происходящему, он продолжал не по своей воле следить за каждым движением ножа, за подрагивающими сломанными лапками, за увеличивающейся лужей крови на столе, которая обильно стекала на пол с глухим еле слышимым плещущимся звуком. Мацуно вдруг сильно согнулся в теле ‒ к горлу подступила тошнота, а в животе почувствовалось непонятное движение. Парень уже смирился с тем, что его сейчас вырвет, но тревога почему-то не давала возможности поскорее освободиться от неприятных ощущений. Движение в животе становилось всё сильнее, и это не казалось проблемой пищеварения. Внутри живёт что-то инородное. Живёт. Оно живое. Оно движется. Ползает. Внутри. В животе. Шевелится. Извивается. Оно длинное. Под кожей. Подступает со всех сторон. Их много. Черви. Черви ползали в животе, в спине и бёдрах, часто толкались, вызывая сильный дискомфорт и адский зуд. Хотелось сию секунду вытащить их оттуда. Ичимацу посмотрел на руки. Под кожей виднелись тоненькие продолговатые выпуклости ползучих паразитов, которые медленно подбирались к плечам. К груди. Что им нужно в груди? Лёгкие? Сердце? Они хотят и там поселиться? Но ведь они быстро убьют… Не хочу. Не хочу умирать! Я ведь только-только начинал успокаиваться. Мне ещё нужно жить. Я не могу так просто… Ичи стал судорожно чесать руки, царапать их до крови, сильно нажимать на выпуклости. Он хотел закрыть путь червям наверх и раздавить их внутри. Умирайте! Умирайте, твари! Ты не достоин… не достоин ни прощения, ни любви. И это намёк на то, что мою гнилую душу могут принять только паразиты? Вокруг всё потемнело, и Мацуно, оставшись наедине с червями, вдруг услышал незнакомый мужской голос, чёткий, официальный, словно из выпуска новостей по телевизору: ‒ Дома у девочки помимо новой жертвы, находящейся на видном месте, в других комнатах было обнаружено ещё три трупа зверски убитых котят. У одного переломан позвоночник, со второго содрана шкура, а у третьего и вовсе отрублена голова. Пойманная полицией Акияма Шизука выглядела совершенно спокойной, во время следствия легко говорила о своих весьма странных увлечениях и даже не постеснялась ответить на несколько вопросов нашего корреспондента… ‒ С какими мыслями ты отрубала голову котёнку? ‒ послышался спокойный голос женщины. ‒ Это красиво, ‒ непринуждённо ответила Акияма. ‒ А с котёнком на столе что ты сделала? ‒ Залила кипятком. ‒ Тоже думала о красоте? Ответа какое-то время не было, но вскоре Шизука уверенно сказала: ‒ Думала об одном человеке. ‒ Это о ком?.. ‒ неожиданно ворвался в диалог дрожащий голос… Чоромацу? Ичи дёрнулся, с силой распахнул глаза, и сон моментально прошёл. Или это была скорее полудрёма, ведь мужской голос продолжал свою беспристрастную официальную речь: ‒ Как сообщил опекун Акиямы, который живёт на соседней улице, он и понятия не имел о том, что девочка занимается живодёрством. Также он рассказал, что мать Акиямы, которая работала в отделе защиты животных, привлечена к уголовной ответственности за кражу денег у своего сотрудника, но её местоположение, к сожалению, неизвестно. Девочка сообщила, что рада оказаться в полиции, ведь, по её словам, только после тяжкого преступления, совершённого несовершеннолетним, полиция начнёт искать её единственного пропавшего без вести родителя. Ичимацу, уставившись в спинку дивана, быстро понял, что всё это время слышит реальную новость, которая играет в телевизоре позади него. Он слышал её сквозь сон. В окне над диваном царил поздний вечер, а значит парень проспал весь оставшийся день, не сделав своё домашнее задание. Хотя о какой домашке сейчас может идти речь, когда Чоромацу, как понял Ичи, стоит рядом и смотрит репортаж про свою одноклубницу-живодёрку! Ичимацу медленно перевернулся на другой бок и увидел стоящего перед телевизором единственного в комнате третьего брата. Чоро перевёл ошарашенный взгляд на диван и, нахмурив брови, подозрительно-осуждающим тоном начал допрос: ‒ Чё за котёнка ты притащил к нам домой? Откуда он? С этим как-то связана Акияма-семпай, да? Ичи, кажется, с головы до ног покрылся холодным потом. Он случаем не обознался? Презрительный взгляд и крайне жёсткий голос, прямо как у строгого родителя… это точно Чоромацу? Тот, у кого частенько глаза на мокром месте, тот, кто лишь притворяется воспитанным и прилежным, вдруг может перестать себя контролировать и начать ругаться. Этот двуличный человек, скрывающий от людей свою истинную натуру, определённо тот самый третий брат. «Как-то не очень верится, ‒ Ичи вспомнил разговор с Чоромацу, когда тот рано утром пытался написать свой несчастный отзыв. ‒ Какое-то странное предчувствие. Кажется, ты что-то скрываешь.» От нервов у Ичимацу слегка дёрнулась бровь. Чоромацу имеет полное право подозревать Ичи во всех его недомолвках и странных совпадениях, ведь близнец, оказывается, не совсем дурак ‒ он тоже может думать. Ичимацу его недооценивал. Ичи сел на диван, неосознанно поджав плечи от нарастающего напряжения в комнате, не в силах перестать смотреть себе под ноги. Вообще ни разу не подозрительно… ‒ Ты ведь ходил в клуб, да? ‒ продолжал наводить ужас своими верными догадками Чоромацу. ‒ Видел Акияму-семпай? Объяснись. Ичимацу, с трудом сдерживая желание убежать, начал дрожащим голосом защищаться: ‒ С-с чего ты взял, что я там был? Я же говорил, что не относил туда твою бумагу. ‒ А ничего, что ты спрашивал у братьев дорогу к клубу? Они мне сказали. Блять, совсем забыл, ‒ зажмурился Ичи. Чоромацу повернулся к брату и скрестил руки на груди. ‒ Ну и? Акияма-семпай никогда не пропускает школу и точно была сегодня в клубе, а значит ты с ней пересекался. Чем ты с ней занимался? ‒ Я не… ‒ Тоже вместе с ней убивал котят? Ичимацу резко вскочил с дивана. ‒ Нет! ‒ И правда, ‒ кивнул Чоро. ‒ Тогда бы ты не принёс к нам домой котёнка. Это было бы странно. Думаю, с Акиямой-семпай у тебя нет ничего общего в этом плане, ‒ он увёл в сторону свой потускневший взгляд. Ичи облегчённо выдохнул, когда понял, что его главное подозрение до сих пор ещё каким-то чудом остаётся нераскрытым. В комнате повисло молчание. И что мне ему сказать? Наврать, что не имел никаких дел с Акиямой? А если я расскажу о своём визите в её квартиру, ‘что’ изменится? Ну вот что? ‒ Ичимацу-ниисан, ‒ нарушил тишину Чоромацу. ‒ Можешь не молчать? Скажи уже что-нибудь внятное. Я же могу сказать ему правду? Ничего ведь не произойдёт? ‒ Я-я ведь могу?.. ‒ затрясся Ичи. ‒ Что за вопрос? Конечно, можешь. Однако Ичимацу легче не стало. Вот так просто рассказать правду? А точно не произойдёт ничего плохого? Худшее уже произошло. А мне кажется, что всё будет ещё хуже. Это как раз и произойдёт, если ты не признаешься хоть в чём-то. Но я настолько привык врать, что уже не представляю, как будут реагировать на мою правду. ‒ Нии-сан, ‒ смягчился в голосе третий брат, ‒ Акияма-семпай ‒ моя одноклубница. Почему я не могу узнать, что с ней случилось? А что тебе ещё нужно знать? Ты всё видел по телевизору. Видимо, он от меня не отвяжется, если я ему хоть что-нибудь не отвечу. Ладно… ‒ Эм, ‒ немного помялся Ичи, а потом быстро, как из пулемёта, проговорил всё, на что у него только хватило моральных сил: ‒ Акияма пригласила меня к себе в квартиру, по пути мы нашли два бездомных котёнка, она взяла одного и дома на моих глазах убила, я напугался, убежал и решил спасти второго, ‒ и опять зажмурился. Сказал. Он сказал правду. Кучу деталей, конечно, упустил, но то, что смог рассказать, сказал как есть, без всяких прикрас. Я же правильно поступаю? Так ведь и делают хорошие люди? Они говорят правду. Ну хоть где-то… Ичимацу осторожно раскрыл глаза и поднял голову к брату. На лице Чоро искривилась смесь из отвращения и лёгкого презрения. Что ещё?! Что опять я не так сделал? ‒ …и ты всё это время не мог мне это сказать? ‒ Я боялся… ‒ стыдливо прошептал Ичи. ‒ Кого? ‒ спокойно спросил Чоро, продолжая держать на лице не самые спокойные эмоции. ‒ Меня? Моей реакции? Или просто боялся сказать правду? ‒ Всё из этого. ‒ Значит, боялся правды? А почему? Тебе настолько трудно её говорить? ‒ Что ты имеешь в виду? ‒ Тебе так тяжело далась правда, словно ты её вообще впервые говоришь. ‒ А? ‒ Не значит ли это, что в каких-то местах ты нам всё-таки врал? Подозрения третьего брата буквально подкосили ноги Ичимацу, и тот молча приземлился обратно на диван. Чоромацу просто застал близнеца врасплох, бесцеремонно выковырнув главную причину его беспокойств, и Ичи не знал, что на это ответить. А что вообще здесь можно ответить? Чоро всё прознал ‒ уже нет смысла это отрицать. Чоромацу подошёл ближе к брату. ‒ Молчишь… Значит, где-то врал, ‒ расстроенно прошептал он, нависая над Ичи. Ичимацу уткнулся взглядом в пол, не в силах что-то ответить близнецу, наводящему на него серьёзный страх. Чоро сделал небольшой шаг назад и тяжело вздохнул. ‒ Могу только предполагать, где ты врал, но допытываться тебя не буду. Хрен с тобой, как хочешь, ‒ он развернулся и направился к выходу. ‒ Просто… я тебе всё это время верил. Третий брат вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, оставив изнеможённого от напряжения Ичимацу в одиночестве. В телевизоре, играющем на фоне, репортаж про Шизуку уже давно закончился, и на его смену пришла громкая надоедливая реклама, которую парень совсем не слышал. Он оперся локтями на колени и схватился руками за голову, крепко впившись ногтями в кожу. Почему ты такой мямля?! Где твоя сраная гордость, которой ты так дорожил? Ты разочаровал брата… Ну, кто ж знал, что Чоромацу окажется таким догадливым. Он и правда ужасает своим пытливым умом, хотя по нему так и не скажешь. Да причём тут это? Когда я разревелся перед братьями, он первым подошёл и сказал, что мне верит! Я хоть и нервничал насчёт своей лжи, но не думал, что он заметит её так быстро. На что я надеялся? Всё же вроде налаживалось… Вот потому, что всё налаживалось, ты и надеялся, что как-нибудь переживёшь весь ужас, и никто больше не будет тебя ни в чём подозревать. Думал, что все забудут? Слишком рано расслабился. Каждый раз становится всё хуже и хуже, и только я во всём виноват. Даже когда всё ужасное позади, даже, когда я решился больше не трогать животных и с помощью полиции остановить Акияму, даже когда осмелился сказать хоть какую-то правду, всё равно выплывает какая-то мелочь, ломающая всё. Что ‒ всё? Ты ещё ничего не сделал, ничего не изменил и не построил заново. Что здесь сломалось? Все нажитые тобой проблемы никуда не делись. Они повисли где-то в воздухе, и ты просто не знаешь, как их решать. Хмурость и отстранённость так и остаётся твоей главной отличительной чертой, неумение нормально разговаривать продолжает играть с тобой злую шутку, боязнь братьев, боязнь того, что они о тебе думают, боязнь говорить им правду… Что из этого тебе удалось перебороть и изменить? Ничего. Ничего… Но что точно изменилось, так это появившийся дома котёнок. Вроде и хорошее дело, что я не оставил этого, как его, Аккуна, умирать на улице, но не будь его здесь, Чоромацу бы ещё получилось… Обдурить? Опять хотел врать? Даже когда всё уже произошло, ты продолжаешь представлять, как бы вышел сухим из воды, если бы использовал ложь? Вот поэтому ты мерзкий трус! У тебя нет права меняться, если ты продолжаешь искать лёгкие пути. Да ты их даже не ищешь! Ты либо прячешься от ответственности, либо плывёшь по течению, и будь что будет. Нет права меняться?.. Сам себе такую репутацию заработал вот и живи теперь в самых низах моральной лестницы. Да для тебя и на лестнице-то находиться большая честь ‒ сиди в яме и не выбирайся оттуда. Ты всё равно не сможешь. С твоим мышлением уж точно. Не смогу? Нет права? Не достоин? С моим мышлением? Тогда почему у меня хватает мозгов осознавать свои проблемы и их источники? Осознаёшь, но ничего не делаешь. Потому права меняться у тебя и нет. Умри уже, отброс. Мысленная ругань с самим собой начала бить по голове, и колющая боль, запульсировав сначала на темечке, потом на затылке, а затем и вовсе на шейных позвонках, вернула парня в реальный мир, где Ичимацу всё это время пытался разорвать кожу головы своими ногтями. Мацуно резко прекратил давку по черепу, поняв, что выступившая на его голове кровь глубоко забилась под ногти и потемнела. Как же я устал себя ненавидеть… Спустя какое-то время, ощутив сильный голод, Ичимацу с крайне неважным видом нехотя спустился на первый этаж. Чоромацу уже наверняка всем рассказал о некой лжи Ичи, на которую парень так и не придумал, что ответить. Да, где-то врал ‒ он уже даже не собирается это отрицать, но, вот уж что, а признаваться в самом страшном грехе Ичимацу всё равно не собирается. Вот поэтому у меня и нет права меняться, да? Потому что я сам не хочу этого. Не хочу рассказывать. Я просто не могу. Если бы я раскаялся перед братьями о своём живодёрстве, именно так бы я… и изменился? А от меня не отвернутся? А не отвернутся ли они, когда поймут, что ты воспользовался их доверчивостью и помощью? На первом этаже было достаточно оживлённо, ведь братья уже познакомились с Аккуном и все, кроме Чоромацу, бегали по коридору с верёвочками, которые котёнок энергично ловил, выпуская на добычу свои острые коготки. До прихода домой беспомощный Аккун с вечно грустной мордочкой не казался активным, но согревшись и наевшись он быстро преобразился, став настоящим маленьким хищником, из которого била ключом энергия. ‒ О, Ичимацу-ниисан, ‒ заметил спустившегося с лестницы брата Джушимацу, и Осомацу с Карамацу и Тодомацу тоже обратили на него внимание. ‒ Смотри, как Аккун повеселел! Теперь он со всеми дружелюбный. Иди сюда, он уже не должен на тебя шипеть! Ичи молча подошёл к братьям и опустил взгляд на пол, где Аккун лежал на боку и грыз верёвочку, вцепившись в неё обеими лапками. ‒ Ну, как дружелюбный, ‒ ухмыльнулся Осомацу, ‒ он меня до сих пор кусает. ‒ Это потому, что ты с ним слишком грубо обращаешься, ‒ сказал Тодомацу. ‒ Всё-таки он ещё маленький, а ты его постоянно пугаешь, и он так защищается. ‒ Ладно, успокойся, Аккун, ‒ Джушимацу аккуратно взял на руки котёнка и поднёс его к четвёртому брату. ‒ Это ведь твой котёнок, и с ним ты должен ладить лучше всех нас. Ичимацу осторожно потянул руку к Аккуну, и к удивлению парня котёнок и правда не зашипел. Хотя чувствовалось, что детёныш всё ещё боялся, но, вжав голову в плечи, он лишь с молчащим напряжением принял чужую ладонь на своей голове. Ичи медленно провёл ладонью по спинке котёнка, на что Аккун отреагировал вполне спокойно и даже немного выгнулся, поддавшись приятным прикосновениям. ‒ Мягонький такой, да? ‒ улыбнулся Джушимацу. Ичимацу, водя пальцами по приподнятой шёрстке, с удивлением заметил, что тоже стал улыбаться. Хоть Аккун и не мурчал как тот белый котёнок, но то, что он не злился и не убегал, а, наоборот, доверился бывшему живодёру, начало доводить парня чуть ли не до слёз. ‒ Успокаивает, ‒ чуть слышно сказал он. Успокаивает? Да Ичимацу готов в любой момент от бессилия упасть на колени и снова расплакаться. Почему я хочу реветь от того, что меня кто-то готов принять? От чего эти слёзы вообще? От радости или злобы? Я совершенно себя не понимаю. Серьёзно озадачившись своими противоречиями, Ичимачу слишком поздно заметил, как крайне грубо провёл рукой у основания хвоста Аккуна, и котёнок, раздражённо завыв, резко оскалился и впился клыками в кожу парня. Ичи отдёрнул руку и сквозь зубы болезненно прошипел. ‒ Аккун, ты чего? ‒ грустно протянул Тодомацу. ‒ Больно укусил, Ичимацу-ниисан? ‒ забеспокоился Джуши. Ичи слегка сгорбился и опустил голову, чтобы скрыть на своём лице кривую улыбку. ‒ Всё нормально. Правильно. Правильно всё. Невозможно меня принять, и этот зверь лучше всех это понимает. Единственное умное существо в этом доме. Он чувствует, что я какой-то не такой. И что это значит? Тебя всё устраивает? Устраивает, что тебя не принимают? Я чувствую дискомфорт, когда всё хорошо. Куда спокойнее осознавать, что тебя не ждёт ничего «хорошего», потому что ты его не заслужил. Не заслужил. Не заслужил! Ничего не сделал, чтобы измениться! А ты правда хочешь измениться? Страшно представить, что со мной тогда будет. А вдруг я стану ещё хуже? Так не становись таким, чёрт тебя дери! Тогда лучше вообще никем не становиться! Неважно, кем ты станешь в будущем, тебе всё равно нужно будет отвечать за свои поступки в прошлом. Рано или поздно что-нибудь да выплывет, что заставит тебя вспомнить, кем ты был тогда. Нужно быть в ответе за прошлого себя и за всё, что ты делал раньше. И кому ты будешь отчитываться о своих ошибках прошлого? Себе. Так… ведь нужно измениться, чтобы это сделать? В том-то и дело, что я уже ничего не хочу делать. Я уже отчитался перед собой о своих грехах. Я уже всё и так понял. Понял, что у меня нет права меняться. Определённо станет только хуже. Время сна. На улице стоял полный мрак, а на часах ‒ два часа ночи. Ичимацу лихорадочно дописывал домашнее задание, сидя за письменным столом под тусклым светом настольной лампы. Сопение крепко спящих на футоне братьев позади немного успокаивало парня, и вот, поставив точку в тетради, Ичи с зевотой уже был готов поскорее лечь спать. Убрав школьные принадлежности в рюкзак, Ичимацу выключил свет и укутался тёплым одеялом, но не успел он сомкнуть глаза, как услышал чьи-то глухие всхлипы. Кто-то плачет? Чоромацу, наверно. Уж слишком много шокирующих новостей он узнал. И всё из-за меня… Не могу осознавать это и ничего не делать. Но… что я сейчас могу сделать? Посиделки с домашкой в глубокой ночи не были напрасны ‒ учитель по химии как-то говорил, что скоро будет занятие с практической частью, и Ичимацу буквально чувствовал, что это «скоро» придётся на сегодняшний день. Оформленный лабораторный журнал с пустыми таблицами лежал на рабочем столе и ждал на своих страницах записи, пока парень, окутанный нехорошими мыслями, уже где-то минут пять пытался совладать с дрожащими руками и капнуть в пробирку с химическим раствором две-три капли щёлочи. Рука Ичимацу, в которой он крепко сжимал пипетку, дёрнулась, и несколько капель прозрачной жидкости упали на парту. Тихо выругавшись, Мацуно стёр их свободной ладонью и продолжил эксперимент. По окончании практической части, пришло время заполнить лабораторный журнал, но Ичи никак не мог собрать мысли в кучу. Какое-то неуловимое, но тошнотворно-свербящее чувство словно поглотило его мозг, но парень никак не мог понять, в чём проблема. Наконец, не выдержав, он отпросился в туалет. Только зачерпнув холодной воды, чтобы умыться, он понял, в чём было дело. Химикат. Ичимацу внимательно осмотрел ладонь. Та её часть, которой он вытер капли, покраснела и теперь болезненно зудела, напоминая нечто среднее между укусом комара и неаккуратно содранным заусенцем. Именно это чувство мешало сосредоточиться на какой-либо мысли, сбивая с толку и поглощая всё внимание. Ичимацу сглотнул и перевёл взгляд с руки на зеркало. Оттуда на него смотрел человек, удивительно похожий на самого Ичимацу, что вызывало неподдельную ненависть. Мацуно ненавидел человека в зеркале всей душой, ненавидел, но не мог ничего с ним поделать, кроме как, избегать. Привычка держаться в стороне от братьев не давала им возможности наблюдать, как их брат избегает зеркал и прикрывает глаза при виде отражающих поверхностей, но вся ярость на самого себя никуда не девалась, она требовала выхода. Сжав кулак, Ичимацу вдруг замахнулся на урода, повторившего его жест один в один, но в последний миг остановился. Не хватало ещё привлечь к себе всеобщее внимание, повредив школьную собственность; проблемы, которые за этим последуют, были парню нужны меньше всего. Зато другая мысль заставила Ичи растянуть губы в улыбке. Не отводя взгляд, Мацуно, пятясь вышел из туалета. Человек в зеркале провожал его с уродливой, злобной, ухмылкой на лице. Выкрасть полулитровую банку концентрированной щёлочи было довольно простым делом. Лабораторный кабинет на перемену не запирался, и некоторые ученики иногда развлекались, отсыпая из банок различные порошки и пытаясь, по их словам, «сделать химию», что, как правило, ни к чему не приводило. Поймав момент, когда в коридоре никого не было, Ичимацу шмыгнул в кабинет. Усердные занятия дали свои результаты, и Ичимацу хорошо представлял, что конкретно он ищет. Пробежавшись взглядом по стеллажу, он осторожно вытащил увесистую банку с едким натром и, проверив резиновую пробку на герметичность, замотал её в джемпер и убрал в рюкзак. Дождавшись, когда, по идее, семья закончит с ванной и все лягут спать, Ичимацу вернулся домой. Света нигде не было, и он тихонько прокрался в ванную, спрятав банку щёлочи в шкафчик под раковиной. Теперь, даже если кто-то из братьев проснётся, они не поймают его с банкой в руках, а от улики, в случае чего, можно будет избавиться, выбросив её в окно ванной комнаты. Переодевшись, парень задумался. Идея совать руку в банку или, что ещё «лучше», поливать руку щёлочью, была однозначно плохой. Осторожно, стараясь не создавать лишнего шума, он добрался до аптечки. Полупустой флакон с сиропом от кашля привлёк его внимание. На горлышке находился дозатор, который прекрасно подходил для того, чтобы выливать жидкость по каплям. Ичимацу заперся в ванной, распахнул маленькое окошко, сбросил одежду и включил воду. Теперь его будет не так просто застать врасплох, и намного меньше времени уйдёт на то, чтобы, в случае чего, ликвидировать улики. Избавившись от остатков сиропа, Ичимацу снял дозатор и тщательно промыл пузырёк, затем откупорил банку и принялся наполнять его щёлочью. Сердце билось, как бешеное, в кровь поступали всё новые дозы адреналина, руки тряслись. Парень больше не заботился о том, чтобы не разлить химикат, он хотел как можно быстрее закончить с наполнением пузырька. Наконец, всё было готово. Не заботясь о луже щёлочи, Ичимацу вернул на место дозатор и крепко ухватил скользкий пузырёк. Его руки дрожали, и Мацуно прижал левую к полу, после чего перевернул бутылочку. Первая капля медленно оторвалась от носика дозатора и упала на кожу, вторая легла рядом, после чего обе капли слились в причудливую фигуру. Ичимацу продолжал капать щёлочь, но все капли падали в разные места, от тыльной стороны ладони до предплечья, подтекая и сливаясь в бесформенные лужицы. Наконец, Ичи остановился. Отставив пузырёк, он, всё также прижимая руку к полу, осторожно лёг на пол и закрыл глаза. В висках стучала кровь, в голове шумели мысли. «Ничтожество… Мерзкий, никчёмный, бесполезный… Выродок, ты заставил их страдать, причинил столько боли живым существам и окружающим… Одно твоё… существование… причиняет боль другим… Ты должен страдать… Почувствуй их боль…» Капли медленно двигались, щекоча кожу. Ичимацу сдержал первый порыв почесаться и, закусив губу, продолжил ждать. Минута, вторая… Он не знал сколько прошло времени, он просто отдал себя на растерзание потоку ядовитых мыслей, когда те, незаметно для него, сменились белым шумом в голове. По его руке растекалось то самое чувство, тот самый зуд, мешающий думать. Теперь ты просто сбегаешь от мучающих тебя мыслей. Я причиняю себе боль. Ты всего лишь пытаешься заглушить свою совесть. Я пытаюсь выжечь своё духовное уродство. Я уродую себя за то, что сделал с другими. Ты думаешь, этого достаточно? Для меня… Вполне… Продолжать монолог с самим собой становилось всё сложнее. Зуд в руке превратился в дикую боль, и теперь эта боль занимала все мысли Ичимацу. Он открыл глаза. Кожа на его руке пузырилась и плавилась под каплями щёлочи. Она темнела на глазах, после чего, словно упавшая на ладонь снежинка, растворялась, слой за слоем открывая путь для химиката. Изначально медленный процесс разогнался, и его было не остановить. Ичимацу втянул воздух сквозь сжатые зубы. Боль прострелила глаза, эхом отозвалась внизу живота, на правом колене появилось ощущение зуда, после чего почему-то прострелило кончик большого пальца левой ноги. Ичимацу закрыл глаза и позволил себе расслабиться. Сердце перестало ломиться в грудную клетку, всё его тело расслабилось, отдаваясь странному ощущению болезненного спокойствия. Казалось, щёлочь разъедала камень на его душе, его совесть, тревоги, мысли. Ичимацу словно висел посреди космоса, в абсолютной пустоте, ощущая себя хорошо, как никогда. Боль медленно растворялась в его теле, словно создавая естественный шумовой фон. Ичимацу уплывал… Проснулся Ичимацу от холода. Ванна давно переполнилась, и вода теперь лилась через край. Парень попытался приподняться с пола и застонал – он не знал, сколько прошло времени, но спина сильно болела, возможно, на ней проявятся синяки. Вслед за спиной заболела рука и колено; Ичи пробежался по ним взглядом – его кожа была покрыта неровными мокрыми язвами с белым налётом по краям. Боль, притупившаяся из-за сна, постепенно возвращалась, но уже не с такой силой, как в начале. Ичимацу сделал глубокий вдох, потом второй – у него возникло чувство, что щёлочь растворила какой-то огромный камень, который давил ему на грудь и мешал дышать. Ичимацу залез в ванну и опустил руку под воду – сильная боль эхом отозвалась где-то в районе сердца. Какое-то время Ичи наблюдал, как исчезает белый налёт, как колышется в воде слизь, покрывающая язвы… Ичимацу закрыл глаза и ещё раз тяжело вздохнул. Нужно было избавиться от улик. Ичимацу вылил щёлочь из банки и пузырька в раковину, после чего выбросил их из окна. Утром он планировал подобрать их и выбросить в мусорное ведро на улице, завернув в какой-нибудь пакет. Промыв пол душем, он слил воду из ванны и оделся. Нужно было прикрыть раны. Хоть он и приготовил более или менее правдивое объяснение (случайности во время лабораторной работы случаются, чего вы ожидали, выдавая детям реактивы?), выставлять их напоказ он не собирался. Перед выходом из ванной он поднял руку и посмотрел в зеркало. Оттуда на него смотрел измученный подросток с уродливыми ранами на руке. Уродливая душа, уродливое тело, ‒ эта мысль заставила Ичи улыбнуться. Добравшись до аптечки, Ичимацу старательно забинтовал руку. Язва на колене была незначительна, да и ноги, как правило, скрыты, чего не скажешь о руках. Закончив с делами, Ичимацу добрался до спальни. Бросив быстрый взгляд на часы, он понял, что провёл в ванне около двух часов. Никто этого даже не заметил. Ичимацу усмехнулся, после чего забрался под одеяло и почти тут же заснул.