включите запись голубого огонька :)
— мам, а где колбаса? — саша стоит у холодильника, держа рукой дверцу, и оглядывает полки в поисках заветной палки докторской. — ну там, ищи, — шаинова-старшая кивает куда-то на верхнюю полку и возвращается к нарезанию сыра. — саш, ну руками ищи, — вздыхает лиза. — ну нет там колбасы! лиза встаёт из-за обеденного стола, где намазывала икру на яйца и за каких-то три секунды выудила колбасу из-под какого-то пакета с чем-то, прямо в самом углу полки. саша тяжело вздохнула и забрала у рыжеволосой палку, чтобы вернуться к нарезанию оливье. работа на кухне кипит, прямо, как картошка в кастрюле, пока за окном уютно воет метель, гулко поющая свои песни в вентиляции и парадной, где окна, кажется, никто не хочет закрыть даже в такую погоду. а дома и гирляндочки горят, огоньки на мишуре переливаются, не хватает только диско-шара под потолком для полной иллюминации. пахнет колбасой, варёной картошкой и всякой разной едой, этот запах в совокупности и создаёт вот этот новогодний аромат, чтобы и салатики, и пластиковый запах елки, и мандаринки. скоро приедет серёжа, помогать будет. единственный мужчина в семье в лице олега где-то таскается с кирой, какие-то подарки докупает, по словам лизы. балкон уже весь заставлен какими-то кастрюлями, на тарелках по всей площади разложены остывающие коржи для торта, потому что обеденный стол надо ещё выдвинуть, на него не надо пока ничего ставить, чтобы потом не перекладывать. сашка забралась в ядрено-синий свитер, который ей в шутку подарила на прошлый новый год аня, хотя ей уже довольно жарко, но она стойко держится, чтобы дотянуть до прихода серёжи. можно, было, конечно, его надеть при нем, но это слишком просто. она стоит и старательно режет яйца с колбасой для оливье, стараясь не совать в рот куски. — где там серёжа? — мама отрывается от картошки. — да говорил, что к четырём приедет, — саша оборачивается на часы. — типо через минут двадцать. — аня будет? — не-а, они там уехали с кем-то куда-то, — пожимает плечами. — ещё кто-то приедет? — спрашивает лиза. — нет, — саша качает головой. через двадцать минут сережка действительно прибежал с гигантским пакетом из алкомаркета. он высунулся в кухню и стал здороваться. — здравствуйте, евгения михайловна, — парень приветливо улыбнулся маме. — привет, лиз. — привет! извиняй, не пожму руку, я в икре, — хихикнула лиза. — привет, сереж, — мама кивнула. саша сразу спровадила его мыть руки и ушла ставить запасы шампанского на подоконник. — сань, я замёрз, — горошко выходит из коридора, вытирая остатки влаги о брюки. — ты реально замёрз или ржешь? — она улыбается. — да замёрз я, — он улыбнулся. — пойдём искать одежду олега, — девушка протянула ему руку и повела к себе в комнату. у неё было тихо и уютно, как и всегда. за окном виднелась кастрюля на подоконнике балкона, а так ничего и не изменилось с прошлого прихода серёжи. ну, кроме постельного белья. шаинова открыла свой шкаф и стала рыться в ящике с какими-то кофтами, через какое-то время вытянула оттуда огромный свитер её брата, который хрен вообще знает, как к ней попал. — держи, — она протянула сереже предмет одежды. — ты даже не обнимешь? — с видом кота из шрека заныл парень. — я тебя не обняла ещё? — саша удивилась. — нет, — он затряс головой. — ну тогда давай исправлять. шаинова подошла к сереже и обвила его руками за талию, уткнувшись носом в тонкую белую рубашку на его груди. че ж ты в белом пришёл, дурень, испачкаешься сейчас весь… он медленно положил руки ей на спину и притянул к себе, вдыхая такой родной запах девушки. не хотелось никуда её отпускать и не делать никакие салаты. почему нельзя отпраздновать новый год вот так вот в обнимку?.. серёжа немного отстранился и потянулся за поцелуем, который саша охотно дала, после того, как пару секунд вглядывалась в его глаза, которые в полумраке комнаты выглядели, как два светящихся фонаря, так уж от его взгляда и пёрло нежностью и влюбленностью. он осторожно накрыл её губы своими и с наслаждением прикрыл глаза, чувствуя, как в животе летают бабочки. — пойдём двигать мебель? — прошептала ему в губы саша, немного отстранившись. — ну не-е-ет, — он состроил жалобную мордашку. — сереж, я очень тебя люблю и очень хочу с тобой так постоять, но ты у нас на ночь остаёшься ещё, успеем, — девушка с мягкой улыбкой начала отстраняться. — ну ещё чуть-чуть… — надо двигать стол… — вздохнула она. — ладно, — горошко вздохнул, собрался с силами и пошёл на кухню. саша принялась объяснять серёже, куда и что двигать, а он молча кивал, хотя ни черта не слушал, потому что смотрел на шаинову, которая выглядела очень красиво в этом всратом свитере, командующая передвижением мебели. с горем пополам они передвинули диван к стене, а стол в центр комнаты, и саша полезла за праздничной скатертью. она красная в серебряных снежинках, которые ещё и переливаются. но постелить её нужно потом, сейчас стол завалят едой. евгения михайловна вручила сереже блюдо и сказала выкладывать (только красиво!) на него нарезку. серёжка рукава засучил и принялся старательно раскладывать кусочки колбасы кругами по тарелке. — сереж, только не ешь! — воскликнула саша, ударяя его по руке, когда он потащил в рот кусок колбасы. — если ты хочешь, саш, чтобы у тебя в новом году все было хорошо. — то что? — она изогнула бровь, снисходительно улыбнувшись. опять он шутить начал. — то положи под подушку шоколадку и на утро все будет в шоколаде! все присутствующие на кухне захихикали. через каких-то три часа салатики были порезаны, нарезка, яйца с икрой, помидоры с сыром и чесноком выложены на тарелки, и все в квартире уже готовы были сесть и умереть, но впереди ещё был торт. и глинтвейн. снова. саша уже нюхать его не может, она, наверное, скоро заработает аллергию на это варево, потому что сколько ж можно его пить? от долгого стояния на ногах пятки уже заболели у всех, кроме серёжи, который козликом прыгал вокруг и нёс какие-то бредни. — ну сядь ты уже, — вымученно вздохнула саша. — а я не стою! меня тут нет! нет меня тут! — засмеялся серёжа, выпучив глаза. — у нас массовые галлюцинации? — лиза захихикала в своей манере. — ничего у вас нет! ничего не существует! сашу спросите, она вам все объяснит, мир — это иллюзия! — приговаривал серёжа, усаживаясь на отодвинутый диван. евгения михайловна стояла, перемешивая в кастрюльке крем для торта и посмеивалась над воплями парня. все же настроение у неё было отличное, но как бы ей не хотелось, надо же держать ну какое-то лицо взрослого человека… а то она бы и с ним поржала. — горох пареный, принеси коржи с балкона, пожалуйста, — бросила ему саша, выливая бутылку вина в кастрюлю. — я не хочу умирать… я там замёрзну, — захныкал он. — потом ещё и поплачешь, ну принеси, я умираю сама… — взмолилась она. — ладно, все для тебя, свет очей моих. серёжа смотался на балкон, откуда уже послышался какой-то грохот. саша вздохнула, надеясь, что он ничего не снесет и сам не убьётся, а мама как-то ошарашено встала, обернувшись к дочери: — он назвал тебя как?***
олег с кирой приехали к десяти вечера с кучей пакетов, все замёрзшие, но веселые. хотя кира была не особо веселая, ей все-таки не так легко переносить подобные испытания, но, к счастью, на кухне оказался серёжа, который оперативно стал включать ей мультики. олег начал вынимать из пакетов какие-то другие пакеты и запихивать их под ёлку, а потом он понял, что телевизор не ловит и надо что-то делать. — саш, ноутбук нужен! — вздыхает брат. — возьми у меня на столе, только не снеси макет с полки, умоляю, я его клеила три пары. — починю, если что. шаинов принялся подключать к телевизору ноутбук, кое-как справившись, он включил первый канал, где уже во всю крутили «иронию судьбы». все на кухне облегченно выдохнули, потому что бóльшая часть работы уже сделана, можно расслабиться и неспешно доделывать торт, варить глинтвейн и просто смотреть фильм. саша уже отчаянно задолбалась, прямо хваталась за столешницу и вздыхала. серёжа это заметил и у него в сердечке что-то защемило, поэтому он поспешил её спасать. — я доделаю, — сказал он, забирая у девушки половник. — я тебя обожаю, — выдохнула саша, уперевшись лбом ему в плечо, и устало прикрыла глаза. — наряжаться будем? — к ним со спины подошла лиза, от чего саша вздрогнула. — сколько времени?.. — без десяти одиннадцать, — ответила рыжеволосая. — да, пойдём, — саша кивнула и отлипла от плеча горошко. девушки ушли к саше в спальню, где начали краситься и лиза пыталась придумать что-то со своими волосами. минут через сорок, обе вывалились в коридор очень красивые, накрашенные и в праздничных платьях. саша недавно купила себе красное бархатное платье и сейчас предстала в нем перед обитателями кухни. серёжа восхищенно вздохнул и заулыбался. все наконец уселись за стол, начали есть и болтать под звуки голубого огонька. было хорошо, даже очень. саша лежала у серёжи на плече, а он осторожно поглаживал её по руке, наблюдая за тем, как кира что-то активно рассказывает своей маме. лиза с олегом смеялись над какой-то историей, которую рассказывали евгении, она тоже захихикала и повернулась к саше с серёжей, улыбнувшись. — можно вас сфоткать? — угу, — саша кивнула. мама сфотографировала то, как мило они сидели вместе и отправила фотографию дочери.алла пугачёва — мне нравится
мне нравится, что вы больны не мной мне нравится, что я больна не вами что никогда тяжёлый шар земной не уплывет под нашими ногами мне нравится, что можно быть смешной, распущенной и не играть словами и не краснеть удушливой волной слегка соприкоснувшись рукавами спасибо вам и сердцем, и рукой за то, что вы меня — не зная сами так любите, за мой ночной покой за редкость встреч закатными часами за наши негулянья под луной за солнце не у нас над головами за то, что вы больны, увы, не мной за то, что я, увы, больна не вами
свет погасили давно, включили гирлянды под потолком и огоньки на елке, которые светили то синим, то красным, то, вообще, фиолетовым, мигали и немного слепили. в воздухе витал аромат мандаринов и корицы, глинтвейна, любви, черт возьми. алла пугачева пела из телевизора, вселяя такое спокойствие в души всех сидящих здесь. хотелось плакать, обниматься и любить, любить, а ещё быть любимой и любимым. быть рядом с близкими в эту ночь. все жмурятся, улыбаются друг другу: саше, сереже, евгении, лизе, кире, олегу. хорошо так. счастье чувствуется везде и повсюду. саша прижимается крепче к серёже, когда голубой огонёк заканчивается, телевизор на пару секунд затихает под виды красной площади, а потом звучат фанфары и обращение президента. все замолкают, слушают. начинается бой курантов. — раз! — два! — три! — четыре! олег тянется к шампанскому. — пять! — шесть! — семь! мама подставляет бокалы. — восемь! — девять! — десять! — одиннадцать! — двенадцать! в порыве эмоций серёжа под гимн россии обхватывает лицо саши руками и впивается ей в губы под удивленные взгляды всех в комнате. олег с хлопком открывает шампанское, все кричат: «ура!», кира хлопает в ладоши и смеётся. все смеются, радуются и любят друг друга, так сильно любят, что светятся. горошко отстраняется от саши, подхватывает бокал и вместе со всеми чокается, смеётся и так влюблённо смотрит на девушку, сидящую рядом. — давайте тосты! — восклицает мама. — согласна! — поддерживает лиза. — я считаю, что нашим влюблённым нужно пожелать в новом году счастья, взаимопонимания, побольше любви и поменьше ссориться! — она поднимает бокал вверх. — да, чтобы все хорошо было у вас! — мама звонко чокается с лизой. все кричат «ура!» и звенят бокалами, саша заметно краснеет, но явно радуется, а серёжа так радуется, что, кажется, сейчас научится летать. — я всем присутствующим тут желаю безграничного счастья и вообще всего того, что бы вы сами себе пожелали, — серёжа говорит тост, улыбаясь во все тридцать два и снова раздаётся звон бокалов. все говорят тосты по паре раз, пьют и радуются. кира тоже пытается чокаться своим пластиковым бокалом с компотом***
nick cave & the bad seeds — (are you) the one that i’ve been waiting for?
вьюга на улице разбушевалась, будто кто-то её так сильно обидел, что она пришла в ярость, норовя ворваться в тепло в квартирах. в сашином дворе горят редкие огни в соседских окнах, свет из которых подсвечивает летающий в воздухе снег, делая его похожим на золотые блёстки. у шаиновой в комнате так тихо, что можно слышать своё собственное дыхание так отчетливо, что начинает казаться, будто бы ты слушаешь запись в наушниках. такую густую тишину еле-еле заполняет шуршание ткани и сухой звук соприкасающейся кожи, в то время, как серёжа поглаживает по голой спине сашу, лежащую у него на груди. она слышит, как у него бьется сердце, так размеренно и четко: «тук-тук, тук-тук», как он делает плавный вдох и выдох, как сглатывает собравшуюся слюну. она прислушивается к тому, как серёжа своими тихими вздохами поразительно остро разрезает тишину в комнате. в парадной завыл ветер, саша вздохнула и прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как грудь серёжи греет ей щеку. — и вот свела же нас жизнь… — шепчет саша. — спасибо ей, что свела, — с безграничной нежностью в голосе отвечает серёжа, тоже шёпотом, таким мягким и убаюкивающим. — говорят, как новый год встретишь, так и год проведёшь, — она счастливо вздыхает. — проведём его вместе, да? — серёжа широко улыбнулся. — да, — саша закивала. — знаешь… — да? — небо сегодня белое, — шепчет шаинова. — а облака чёрные, — мягко усмехается он.