Мангровый лес

Платье из тонкой воздушной ткани развивается от малейшего движения, кожаная куртка и грубые ботинки утяжеляют образ, делая её одновременно наивной и дерзкой. Серхио заметил её интерес к мотоциклу в гараже и решил, что еще одна эмоциональная встряска Ракель не повредит. Он водил её на скалы обрыва, приглашал на прогулку на яхте в море. И теперь Серхио пригласил её покататься. Попросил Легаи задержаться, чтобы не оставлять Паулу одну и ждал Ракель во дворе. Она вышла из дома — и Серхио замер. Эта женщина не переставала его удивлять. Серхио надевает шлем, протягивает шлем ей и кивает. Ракель садится сзади, обхватывает его за грудь, сцепляя пальцы в замок. — Не бойся, хорошо? — он заводит мотоцикл и чувствует, как напрягается её тело. Кладёт осторожно руки на колени женщины, поворачивает голову, насколько возможно. — Мы не будем выезжать на трассу, если не хочешь этого, — гарнитура в шлеме позволяет слышать и говорить, не снимая его. — Хочу, — медленно отвечает она. — Хорошо, — он берется за руль и пару раз газует на месте, давая ей привыкнуть к шуму двигателя. — Держись, — он трогается, выезжая на дорогу. Медленно разгоняется, чувствует, как она сильнее сжимает руки на его груди. Он добавляет газу, выруливая к повороту на трассу. Останавливается, спрашивает ещё раз, готова ли она. — Да, — отзывается Ракель. Он выворачивает на шоссе и разгоняется. Редкие встречные машины слепят фарами, ночной воздух холодит кожу. Он продолжает ускоряться. Чувствует, как Ракель крепче прижимается к его спине, но вместе с тем расслабляет бедра и чуть легче сжимает руки. — Все хорошо? — спрашивает он. — Да. Серхио, я хочу к океану, — сквозь шум он все же слышит, каким жизнерадостным становится её голос Он сбрасывает скорость и ищет съезд. Сворачивает на грунтовку, и когда становится сложнее удерживать равновесие, он помогает себе ногами, пробираясь к воде. Останавливается у самой кромки. Ракель спрыгивает с мотоцикла, сдергивает шлем и вдруг кружится, раскидывая руки в разные стороны. Луна почти полная, и он видит силуэт её расслабленного тела, отблески слабого света в её глазах. Серхио улыбается, глядя на неё, и заглушает двигатель. Ракель останавливается, замирает, вытянув руки к воде. А потом резко разворачивается и подходит к нему. Закидывает ногу, усаживается на бензобак, лицом к нему, устраивая ноги на его бёдрах. Шум накатывающих волн ласкает слух, а лёгкий ветерок задирает подол её невесомого платья. Серхио снимает перчатки и гладит её выглянувшие из-под платья колени, а Ракель тянет вверх его шлем. Опускает его на камни, соскальзывает с бака на сидение, прижимаясь теснее и обнимает его за шею. Скрещивает ноги за его спиной. Он чувствует на лице её горячее дыхание и кладёт руки на талию, поглаживает осторожно по спине. Ракель целует его — легко, быстро — словно дразнится. В сумраке и от возбуждения слишком острыми становятся остальные чувства. Серхио слышит, как колотится её сердце, чувствует, как Ракель запускает пальцы ему в волосы, и сам проявляет чуть больше инициативы — целует её скулу, забирается руками под тонкую ткань платья и скользит по бедрам. Женщина откидывает голову, открывая шею, и Серхио прижимается губами к светлой коже, чередуя поцелуи и ласки языком. Ракель опускает руки к его рубашке. Не расстегивает, забирается под неё ладонями, сжимая пальцы на груди. — Ракель, — шепчет он, чувствуя как сильнее и сильнее разгорается внутри него желание. Чем дальше, тем сложнее будет остановиться. — Люблю тебя, — выдыхает она ему почти в губы и снова целует. Руками опускается к животу, все ниже и ниже, и он коротко чертыхается, стискивая её в объятиях. — Ты уверена? — прерывает поцелуй и спрашивает, глядя в глаза. Не про её слова, конечно, а про то, хочет ли она продолжения. — Больше, чем когда-либо, — отзывается Ракель, расстегивая его ремень. Серхио осторожно останавливает её руки, дёргает молнию на куртке, и Ракель послушно снимает её. Он поглаживает нежное тело сквозь тонкую ткань и опускается поцелуями по открытой коже — от шеи вниз, к груди. Платье без бретелей, с резинкой по верхнему краю. И он тянет его вниз, обнажая грудь. Она устраивает руки на его шее, а он поддерживает её под поясницу, заставляя прогнуться назад, и не отрывается от груди. Ласкает одними губами, чуть быстрее и требовательнее, и Ракель едва слышно стонет, когда он поочерёдно касается сосков. Серхио опускает руки, поглаживает её бедра по внешней стороне. Забирается под подол платья, подушечками пальцев проводит по внутренней стороне бёдер. Ракель притягивает его голову и целует — сначала осторожно, но потом все более глубоко. Расстегивает его рубашку, прижимаясь грудью к его груди. А он поднимает руки, гладит по спине, на что Ракель чуть обиженно что-то шепчет. — Любимая? — он замирает, но Ракель шепчет требовательно: — Не останавливайся, — и чуть расслабляет и разводит бедра, снова опуская руки к его животу. Устраивает ладони у самого пояса брюк, и сжимает пальцы, прихватывая кожу. А когда он растерянно выдыхает от неожиданности — расстегивает ширинку, опуская руки к паху. — Ракель, — шепчет он несколько нерешительно. Здесь будет неудобно. Но она оглаживает его член сквозь ткань белья, и Серхио осознает, что вряд ли сможет остановиться. Ракель на мгновение отвлекается, доставая что-то из кармана куртки, и, показывая ему презервативы, спрашивает: — Можно? — Да, — он пытается забрать у неё контрацептив, но Ракель все делает сама — и от прикосновений её пальцев он начинает дрожать. Она надела платье не просто так. И презервативы не оказались в кармане случайно. Серхио чувствует недовольство от того, что не владеет ситуацией, но близость её тела не оставляет ему ни единого шанса. Он снова опускает руки к её бедрам, теперь уже более уверенно. Устраивает ладонь внизу живота, накрывая лобок, медленно перебирает пальцами, осторожно усиливая давление. Она подается навстречу его ладони, прижимается теснее, целует шею, осторожно прикусывает кожу, целует снова, заставляя его сдавленно выдохнуть. Ему приходится выпустить её из объятий, чтобы снять белье. Её тело отзывается, она горячая и влажная, это больше не чудовищная игра, она возбуждена до дрожи, но Серхио все равно двигается медленно и с осторожностью, прислушиваясь к её реакции. Ей больно в самом начале — он видит мгновение, когда лицо искажает та самая боль, но очень быстро ее сменяют совсем другие чувства. Их не слишком удобная поза все же позволяет ей самой выбирать ритм, и Ракель плавно двигает бёдрами, привыкая к ощущению наполненности, прижимается лбом к его лбу, шепчет жарко: — Я тебя люблю, — и целует, мокро и горячо, покусывая губы. Он стонет от бессилия, понимая, что не продержится долго таким темпом, осторожно опускает руку вниз, туда, где сливаются их разгоряченные тела, накрывая пальцами и лаская её. Другой рукой прижимает её затылок, не давая разорвать глубокого поцелуя. Дыхания не хватает, и он мягко осыпает поцелуями лицо и снова целует, чувствуя, как она двигается все быстрее. Ракель отрывается от его губ, откидывает назад голову, он слышит вырывающийся у неё короткий стон, чувствует, как судорожно сжимаются её мышцы, и кончает сам. Замирает, сжав её в объятиях. Медленно ласкает открытую шею, чувствуя как быстро пульсирует артерия. Осторожно выходит из неё, снимает презерватив и оправляется. Она легонько перебирает его волосы, поглаживает по шее. Перекидывает ногу, плечом и спиной расслабленно прижимаясь к его груди. Серхио бережно поправляет на ней платье и целует плечо. Ведёт губами по шее, оставляя дорожку влажных поцелуев, гладит плечи, а потом повторяет то движение, которое стало негласным символом его защиты и её доверия — устраивает руки на её животе. Чуть сжимает пальцы, и Ракель накрывает его ладони своими, гладит по выступающим костяшкам. — Я тебя люблю, — повторяет она, и ему хочется плакать, настолько сильно и глубоко проникают эти слова. Он целует её щеку, Ракель поворачивается, ласкается носом об его нос, и шепчет с едва различимой обидой: — А ты? Скажи мне. — Я люблю тебя, — шепчет он. — Скажи ещё раз, — она щурится и морщит нос. — Я люблю тебя, — он целует её, а потом скользит губами по щеке и снова нежно осыпает медленными поцелуями разгоряченные лицо, шею, плечо. Ладонями опускается к низу живота, скользит одной рукой по бедру, а другую, наоборот, поднимает вверх, лаская шею. Ракель чуть поводит головой, отстраняясь от его руки, и он отмечает это про себя, понимая, что ей не понравилось. Опускает ладонь назад к животу, а шеи касается губами, легко и медленно, и чувствует, как успокаивается ритм ударов артерии под тонкой кожей. Ракель накрывает его руки, поворачивается и ещё раз целует, а потом поднимается, высвобождаясь из его объятий. Поправляет платье, надевает белье. Идёт к воде, разувается и позволяет волнам набежать на её ступни. Серхио догоняет её и накидывает на плечи куртку. — Замерзнешь, — шепчет ласково. — Нет, — улыбается она, разворачиваясь лицом к нему. Прижимается, обнимая за талию, — знаешь, я хочу умереть на берегу океана. — Ракель, — он берет её лицо в ладони и чуть напряжённо всматривается в глаза, но женщина поясняет свою мысль: — Потом, Серхио. Не бойся, я не хочу умирать. Но потом, от старости, я бы хотела на прощание посмотреть на эту бесконечность и услышать волны, закрыть глаза и больше не открывать их. Здесь так спокойно. Здесь так хорошо. — Поехали домой, — просит он, мягко целует её лицо и подхватывает на руки. Усаживает на мотоцикл, берет ее ботинки. Опускается на корточки, обувает ее, гладит колени и, неожиданно для неё, чуть задирает платье, прижимается губами к внутренней стороне бедра, оставляя под самым краем белья засос. Серхио торопливо зализывает покрасневшую кожу, самодовольно понимая, что завтра на её теле останется напоминание об этой ночи. Поднимается на ноги, ловит ее взгляд, целует — нежно, долго, останавливаясь с сожалением. Подаёт шлем, надевает свой. Чувствует, как она крепко прижимается к его спине и ощущает её дыхание. Ветер треплет её волосы и платье, от скорости замирает все внутри, но она чувствует себя в безопасности — больше чем когда-нибудь до этого. Египетские цапли моногамны, легко соседствуют с другими видами, птиц, животных и даже с человеком. Птенцам этого вида повезло с родителями, их жизнь будут защищать любой ценой. А Древнем Египте в виде цапли часто изображали птицу Феникс. *** Когда Ракель заглядывает в комнату, Серхио предлагает ей поужинать. Она входит, запирая дверь, скидывает халат без всякого смущения. Говорит тихо: — Я не есть хочу. Я тебя хочу, — и он сжимает её в объятиях, не смея перечить. Ласкает, целует, двигается — всё медленно, нежно, сначала доводя до дрожи от предвкушения, а потом заставляя балансировать на грани разрядки. И когда она, измотанная и разгоряченная, обессилено замирает в его объятиях, он шепчет ей о любви. Позволяет ей уйти в душ первой, а потом догоняет, и они целуются под упругими струями воды. Серхио протягивает ей полотенце, заматывается сам, и ещё раз неторопливо целует. Уже не для продолжения — они оба вымотаны. Сладкая усталость даёт о себе знать — Ракель отключается, едва голова касается подушки. А Серхио ещё долго лежит, прислушиваясь к её тихому дыханию. А потом засыпает, ощущая себя счастливым. *** Ракель открывает глаза. Эти пару секунд после пробуждения — ежедневная пытка, которую «дарит» сознание. Все воспоминания — это было на самом деле или приснилось? Что было по-настоящему? Сколько раз она просыпалась от боли? Сколько раз осознавала, что весь тот ужас ей не приснился? У неё немного болит низ живота. Но не так, как раньше, когда измученное тело не получало долгожданной разрядки. И все же ей досаждает слабая ноющая боль. Ракель поворачивается на другой бок. Серхио спит, и его расслабленное лицо кажется таким незнакомым. В нем нет никаких эмоций — ни страха, ни боли. В нем нет и печали или жалости. Сочувствия. Вины. Ракель осторожно поднимается, прижимает ладонь к животу, вспоминает, что в ванной была аптечка. Пара таблеток спазмалитика — и все пройдёт. В голове словно мантра крутятся слова его голосом. «Всё хорошо. Ты в безопасности». — Ракель? — когда она возвращается в комнату, он поднимается бесшумно и заглядывает ей в глаза, — любимая, все хорошо? — Серхио выглядит обеспокоенным, и она вдруг понимает, что ей это не нравится. — Серхио, — она обнимает его за шею, льнет всем телом и спрашивает тихо, — ты сможешь прекратить меня жалеть? Вопрос для него звучит неожиданно, и он пытается понять, что в этом вопросе — недовольство, попытка сдаться или наоборот очередная ступень? — Я знаю, что Крезо тренирует ребят. И знаю про боевые. Позволь мне присоединиться к команде. — Ракель, я не могу запретить тебе этого, — мягко отвечает он, вглядываясь в её глаза. Снова расширенные зрачки закрывают почти всю радужку, и он гадает, что это, страх или гнев? — если тебе важно моё мнение, я не хочу, чтобы ты участвовала в боевых. Если бы я пытался тебя отговорить, я бы напомнил о том, что ты все ещё испытываешь дискомфорт в нестандартных ситуациях, что это опасно, а ты нужна Пауле. Но, Ракель, я не имею права тебя принуждать или наоборот что-то запрещать. Всё так просто. Я люблю тебя и слишком сильно боюсь за твою жизнь. Ракель гладит его губы, после чего коротко целует. — Ты не потеряешь меня, — говорит несколько самоуверенно, — но со следующей недели я работаю с командой. — Крезо не выпустит тебя на боевые. — Это решать не Крезо, помнишь? Но ты прав, на боевые мне рано. Серхио осознает, что это — просто очередной шаг к возвращению той Ракель, которая сама принимает все решения. И то, чего он так хотел, потихоньку происходит. Что делать с тем, что ее решение ему не нравится, он пока не знает.