Серебряные нити

— Ну, вы где были? - к вновь зашедшим молодым людям подошёл Борис Пастернак. — За углом. Вышли подышать свежим воздухом, Сергею Александровичу плохо стало. Но сейчас всё нормально. - слегка смеясь ответил Маяковский и положил руку Есенину на плечо. Пусть со стороны это выглядело как дружеское общение, но Сергей понимал, что такого друзья не вытворяют. Лицо его покраснело, и на щеках проступил лёгкий розовый румянец. — Ну ладно, я тогда пойду, - сказал Борис, ощущая себя немного лишним. Попрощавшись со всеми, Пастернак вышел на улицу и решил закурить, фильтруя мысли в голове. Хлопая себя по карманам, Боря искал зажигалку, но ничего не нашёл. «Видимо потерял» - пронеслось в голове у него. Вдруг сзади раздался очень знакомый голос. Голос очень нежный, высокий и лёгкий, как будто обволакивающий со всех сторон. — Зажигалку потеряли, Борис Леонидович? Цветаева. Ну конечно же она взяла зажигалку. Пастернак провернулся и увидел Марину Ивановну, стоявшую посреди улицы, и, державшую в руке зажигалку. Его зажигалку, между прочим. — Спасибо большое, Марина Ивановна! Я без Вас бы не нашёл эту зажигалку, спасибо. А теперь - отдайте мне её пожалуйста. - быстро проговорил он последние слова и, подойдя к поэтессе вплотную, попытался схватить такую нужную сейчас вещь. — Нет, нет-нет, так не пойдёт, - захихикала Цветаева и увернулась от Пастернака, - Борис Леонидович, я отдам зажигалку, если Вы меня к себе домой возьмёте. У меня к Вам очень много вопросов, именно как к коллеге по цеху, если можно так выразиться. На улице их обсуждать нет смысла, так что можно к Вам? Всего лишь поговорить. - немного боязно спросила Марина. Борис где-то минуту стоял в шоке, а потом ответил: — Наверное да, я не против. Дома у меня никто пока не живет, думаю, что можно нам чашку чая выпить. Цветаева лишь улыбнулась, отдала зажигалку Борису, и они пошли вместе к нему домой. Придя к Пастернаку, Марина была в недоумении, ведь думала, что такой именитый поэт имеет жильё побольше. Нет, квартира не была маленькой, просто Марина ожидала чего-то большего. — Черный чай будете? У меня рафинад есть, если что..— слегка хриплым голосом спросил Борис. — Да, почему бы и нет. — Цветаева сняла с себя пальто и прошла на кухню. Через несколько минут чай уже был готов. Поэты сели и разговаривали долго, о чем хотели. Впервые не было скованности при общении вместе. — Борис Леонидович, - начала разговор снова поэтесса, допивая очередную чашку чая, - извините за нескромный вопрос, а у Вас есть дама сердца? Пастернак чуть не поперхнулся чаем. — Ну, — как можно более буднично попытался произнести он, но дрожь в голосе всё равно была слышна, - нет если честно. А к чему Вы интересуетесь? — Да ничего... - потупила взгляд в пол Цветаева. — Ну Вы же поинтересовались, верно? Зачем? - все также пытаясь сохранять спокойствие ответил Пастернак. — Нет ну...ну как?! Прям вообще никого нет, совершенно? Да как же ж! У такого человека и нет любви! — не унималась Марина, как будто до чего-то докапывалась. Опустив взгляд, Борис лихорадочно стал думать, к чему такие вопросы. — Скажите, а Вам кажется хоть кто-нибудь привлекательным?, — добавила Марина, нервно поправляя прядь волос, которая выбилась из пучка. — К чему эти расспросы? — потихоньку Пастернак начинал терять самообладание, так как вопросы становились всё интимнее. — Я просто хочу понять, какие девушки Вам нравятся, — милое создание сделала многозначительную паузу и добавила: — И нравятся ли вообще, — Борис не раз слышал о себе подобного рода слухи. Чьим только любовником он не был! Самые абсурдные предположения — это Маяковский или Блок. — Я люблю девушек, если Вы хотели узнать именно это, — он сжал, что есть мочи ручку - не по душе ему были подобные расспросы. Почему каждая девушка пыталась залезть в его личную жизнь? — На этом тему попрошу... — он не договорил, потому что внезапно Марина встала, подошла к нему, заставляя встать со стула, и губы Пастернака резко соприкоснулись с губами Цветаевой. Поэт оцепенел от неожиданного поцелуя. Его холодный ум подсказывал, что надо бы поставить эту Цветаеву на место, выгнать из дома, чтоб неповадно было, но кровь говорила, что ей так хорошо, она вся бурлит в венах, приливая к низу живота. «Пусть думает, что всё идёт по её плану», — подумал Борис, ловя себя на мысли, что думает о чём угодно, только не о поцелуе. Он мягко попытался углубить поцелуй, уговаривая себя, что это правильно, но поцелуй был каким-то пластиковым, неестественным. Борис, однако же, не хотел побыстрее закончить. Но странная ситуация и ощущение того, что они делают это не там, где следует, заставили поэта отстраниться. Прервав поцелуй, и, встав со стула, Пастернак схватил Цветаеву и потащил в спальню. Марина особо не сопротивлялась, на ходу целуя поэта, и оставляла засосы на его шее. Еле дойдя до кровати, Борис понял, что больше не может рационально мыслить, всё внимание и мысли в голове заняла давящая теснота ткани брюк. Дрожащими руками он попытался расстегнуть ширинку, но пальцы будто не хотели его слушаться. — Давайте я? - прошептала Цветаева, подползая ближе к Пастернаку, и, кладя руку на его бугорок в штанах. Борис лишь шумно выдохнул, Марина восприняла это как сигнал к действию и начала расстегивать ремень. С пряжкой было покончено, Цветаева стянула нижнее белье с мужчины и опустила его вместе со штанами до колен. С губ поэта сорвался приглушенный стон. Сердце застряло в горле. Он замер, превратившись в статую, и перестал дышать, понимая, что если снова встретится взглядом с Мариной, то не сможет отвечать за свои поступки - будет действовать на автомате и первобытных инстинктах. Девушка аккуратно обхватила головку члена губами и немного облизнула, провела языком по стволу к яйцам и вернулась наверх. Борис в первый раз стонет громко, утробно. Марина готова душу продать за то, чтобы услышать это еще хотя бы раз, и насаживается сильнее, втягивая щеки, пропуская сразу до половины. Цветаева замирает и мычит. Мычит что-то невразумительное, пуская по всему стволу дичайшую вибрацию. У Пастернака от этого колени разъезжаются. - Двигайся,- просит он,- двигайся, пожалуйста. И она слушается, принимая член еще глубже. До боли, до звезд под ресницами. Борис не руководит ей, даже не пытается. Ему так приятно, что мозг, кажется, окончательно перестал функционировать. Пастернак не выдерживает, кладёт руки на голову Цветаевой, крепко стискивая растрёпанные волосы, выходит до головки и тут же подается тазом вперед, на что получает довольный стон. Повторяет движение, громко стонет и наконец кончает. — Глотай. - Борис хмуро посмотрел на Марину, заставляя повиноваться. Цветаева проглатывает всё до последней капли. Пастернак тут же хватает её, заставляя встать с кровати, и утягивает в долгий и страстный поцелуй. Спустя некоторое время девушка отстраняется, а Борис снова кидает её на кровать. Он сам садится на край постели и притягивает Марину к себе. Пастернак подносит свои пальцы к её рту, и девушка понимает всё без слов. Она облизывает пальцы, обсасывает каждый, не жалея слюны. Спустя пару минут мужчина вытаскивает их изо рта и разворачивает поэтессу на спину, разводя ноги. Его пальцы пристраиваются к горячему лону Марины и входят внутрь, раздвигая половые губы. Цветаева стонет, пошло и похабно, не думая о том, что кто-то вполне может это услышать. Пастернак вводит сначала один, потом ещё один палец и двигает ими внутри, разводя, проталкивая глубже. Потом, решив, что нужно переходить к смене пальцев на что-то большее, вытащил их, чем вызвал разочарованный всхлип у девушки. Но буквально через несколько секунд со стороны Марины послышался громкий стон. Борис ввёл одну только головку, толкнулся глубже и, не рассчитав силы, вошёл полностью. Из глаз Цветаевой потекли слёзы. — Мариночка, прости, - поцелуй в нос, - не плачь пожалуйста, - поцелуй, убравший слёзы, - всё будет хорошо, - короткий чмок в щеку, - сейчас станет приятно, - пролепетал Боря и утянул Марину в очередной долгий поцелуй. Покусывая губы поэтессы изнутри, мужчина начал двигаться, получая стон в ответ. Сначала движения были неторопливыми и маленькими, потом стали чуть размашистее, а потом Борис стал вытаскивать весь член, оставляя головку, и входил снова на всю длину. Комната наполнилась стонами, всхлипами и пошлыми звуками. Марина стонала всё громче и подмахивала в такт движений бёдрами. Борис решил снизить громкость звука и схватил с прикроватной тумбочки первое, что попалась под руку. Это оказалась салфетка. Мужчина скатал салфетку в шарик и просунул в рот Цветаевой, потому что негоже так стонать. Пастернак почувствовал, что близок к разрядке - перед глазами кружилось, движения стали чаще и грубее, и ускорился. До желанного финала не хватало чуть-чуть. Марина сначала смирилась с кляпом, но спустя несколько минут выплюнула его и попыталась сказать: — Борис, ах, п-пож-жалуйста, не кончай в..мм..- девушка не договорила и захлебнулась в собственном стоне. Пастернак кончил внутрь и теперь смотрел на Цветаеву виновато, ведь он только сейчас понял смысл сказанного. — Прости, прости, прости пожалуйста, я, сейчас. - быстро протараторил он и схватил Марину под коленки, развернувшись корпусом к стене. Поэтесса вскрикнула, ничего не понимая, и вцепилась в плечо мужчины, оставляя следы от ногтей. Борис положил руки на внутреннюю часть бёдер Марины, придерживая девушку, поднял ее ноги на уровень своей головы и впечатал спиной в стену. — Держись за плечи, а то упадёшь. - ухмыльнулся Пастернак и наклонился к лону Цветаевой. Девушка затаила дыхание, ожидая дальнейших действий мужчины. Борис прикоснулся губами к клитору поэтессы и услышал громкий вскрик, переходящий в стон. Язык мужчины скользнул внутрь, раздвигая половые складки и принялся слизывать сперму внутри лона. Пастернак проходился по клитору, слизывал свою солоноватую сперму и ласкал женское тело, которое извивалось в его руках в такой странной позе. Наконец, вылизав всё лоно, мужчина положил девушку на кровать и распластался рядом, не в силах пошевелиться. Цветаева повернула голову, осматривая его, пытаясь отдышаться. — Борис, я тебя люблю. Прости, что навязалась в гости. — Я тебя тоже очень люблю. И совсем ты не навязалась, всё в порядке. - прошептал Борис и притянул к себе Марину для очередного страстного поцелуя.