Серебряные нити

Борис нервно переминался с ноги на ногу, держа в руках очередное, ужасное по его мнению, произведение. И вот, сегодня Пастернак пришёл к Владимиру Маяковскому с просьбой прочитать и внести необходимые поправки в «ужасное» произведение. — «А вдруг он занят, а я навязываюсь со своими глупыми поэмами?» - пронеслось в голове Бориса. — «Да не, он же друг , он поймёт...» Дрожащей рукой он осторожно постучал в дверь, но ответа не последовало. «Хах.. Наверное его нет дома…» - вздохнул Пастернак. Да, он боялся идти к Володе и как будто бы хотел, чтоб тот ушёл куда-нибудь, да хоть в политех, лишь бы с ним не пересекаться, но в глубине души всё же была мнимая надежда, что поговорить получиться, и всё будет хорошо. Надежда на то, что Владимир не будет смеяться над ним и его поэмой. Борис уже думал уйти, но его внимание привлекла дверная ручка. Он погладил её кончиками пальцев и случайно открыл дверь, которая оказалась не заперта. - А?.. Володя? Ты дома? - юный писатель осторожно вошёл в квартиру знаменитого поэта. Хотя Боря и понимал, что вот так без разрешения входить нельзя, любопытство взяло верх и молодой человек прошёл внутрь. Зайдя на кухню, Борис увидел открытую бутылку красного вина. Вино Багдати. Во-вторых любимое. Ну и выпитое уже на треть, конечно же, это ж Вова. Вдруг, сзади послышались шаги и Пастернак резко обернулся. В дверном проёме стоял никто иной как Маяковский! В одной руке он держал пистолет, а во второй бокал с тем самым вином. Его рубашка была на половину растёгнута и открывала вид на крепкую, красивую мужскую грудь. — Борис, право слово, я чуть было не принял тебя за грабителя. Я мог и применить оружие, - пьяно, с лёгким упрёком улыбнулся Володя. — Вов, прости! Я стучал, но ты не ответил. А потом я случайно открыл дверь.. Она не заперта была.., - быстро затараторил Пастернак, прижимая стопку бумаг, которую держал в руках, к себе. — Оу, так вот в чём дело. Понятно, понятно, - ещё шире улыбнулся Маяковский, - а зачем ты пришёл? — А...я, да я тут.. Я написал новую поэму.. И хотел чтобы ты её оценил, надеюсь на твоё понимание.., - прикусил губу Борис. — Что ж ты так смущаешься? Ты аж покраснел! Я уверен, что здесь, - Владимир показал на черновики, - прекрасное произведение. Подойдя к столу, Маяковский плюхнулся на стул и положил пистолет, - садись, - указал он на стоящий рядом ещё один стул. Боря осторожно присел и, положив стопку бумаг, сложил руки в замок. Владимир же налил в еще один бокал вино и протянул его начинающему писателю. — Выпьешь со мной, м? — Но.. Володь, я.. Я не пью алкоголь, прям совсем. - постарался отказаться Пастернак. — Ой да ладно, давай, один бокальчик! - надув губы, протянул Маяк. — Эх.. Ну хорошо, - смирился Борис и взяв бокал, сделал большой глоток. Уже вторая бутылка дорогого алкоголя подошла к концу. Пастернак сидел и смотрел на допивающего очередной бокал вина Владимира Владимировича, глупо улыбаясь. Володя как будто специально старался споить Бориса, но юноша всё же отказался от предложения выпить ещё бутылку. — Нет, Вов, хватит, - Борис хоть был довольно пьян, но здравый смысл не покидал его. — Ну и ладно, — Владимир откинул голову на спинку стула, — тогда...— он вновь вернул голову в прежнее положение, —...потанцуем? — приподняв бровь, спросил мужчина. — А? Что?... Ну, если хочешь, — неуверенно отозвался Борис. Маяковский встал и, подойдя к Пастернаку, протянул ему руку, приглашая на танец. Юноша же с неуверенностью вложил свою руку в ладонь мужчины. Маяк резко притянул его к себе и обнял за талию. Не удержав равновесия, Борис Леонидович чуть не упал, но успел обнять друга за шею. — Вов, а как же это так… ну, мы ж не можем без музыки? — неловко отведя взгляд, спросил Боря. — А зачем нам музыка? — усмехнулся Вова и закружил в танце, негромко напевая какую-то до боли знакомую мелодию. Гимн страны? Он что, серьезно?! Борис подумал, как же нелепо они выглядят со стороны и, добитый выбранной песней, рассмеялся. В этот момент Владимир остановился и прижал Пастернака к стоявшему сзади того столу. — Борь, что смешного, м? — мужчина слишком близко наклонился к лицу Бориса, сжал руки на его талии, в ответ на что тот аж протрезвел. — Я... Я просто подумал, как мы выглядим со стороны, — заикаясь, ответил Пастернак. — И как же? — не унимался Маяковский. — Наверняка...ну, очень странно, как минимум, — тихо ответил Борис. Владимир приподнял лицо Пастернака за подбородок и нежно коснулся губ ничего не понимающего юноши. Юный писатель широко раскрыл глаза, но сопротивляться даже и не думал. Потому что сам хотел целовать Вову. Его Вову. И понял он это, когда первый раз увидел пролетарского поэта в политехе. Разорвав поцелуй, Маяк спустился влажными поцелуями и укусами к шее Бори. Молодой человек судорожно вздохнул и зарылся тонкими пальцами в чёрные короткие волосы Володи. — Хм...мх...- только лишь и смог выдавить из себя Борис. — Как же долго я хотел этого, Борь, — выдохнул Маяковский, начиная растёгивать рубашку друга. Тот лишь прикрыл глаза и прикусил губу. — Я... Я тоже этого хотел. И продолжаю - я сейчас тоже хочу, — румянец коснулся щёк Пастернака. — Тогда... Ты не против? — отстранившись и посмотрев в глаза друга, спросил Маяковский. Казалось, что алкоголь тоже отпустил его, и теперь он абсолютно трезв. — Нет, не против, — на одном вдохе ответил Борис. Как они оказались в спальне, Пастернак и сам не понял. Маяковский прижал молодого человека к кровати , продолжая целовать и оставлять следы на бледной коже. Избавившись от одежды, мужчины прижались ещё ближе друг к другу, ощущая жар тел друг друга. Оторвавшись от губ товарища, Владимир указательным пальцем надавил на них, заставляя раскрыться. Пастернак открыт рот и впустил инородный предмет внутрь. Двигая пальцем во рту Бориса, Володя возбуждался всё больше и больше. К первому пальцу присоединился второй. — Борь, Боря. Оближи хорошо. Чтобы не было больно, — прикусив губу, прошептал Маяк. Пастернак не пожалел слюны и облизал пальцы, так любезно подставленные ему. Владимир застонал, представив на месте пальцев свой орган, который напомнил о себе дискомфортом в области брюк. Посчитав, что этого хватит, поэт вытащил пальцы. — Ты готов? — заметив, что парень под ним сжался, Маяковский поспешил его успокоить, — Борис, я не сделаю тебе больно. Обещаю, — нежно улыбнулся Вова. — Я... Я верю тебе, Вов. Я готов. — облизал сухие губы Пастернак. Ещё раз чмокнув Борю, поэт раздвинул его ноги и погладил сжатое колечко мышц. — Расслабься, пожалуйста, — тихо попросил Володя, и Борис сразу же выполнил его просьбу. Получилось не сразу, но всё же получилось. Маяковский осторожно ввёл один палец в парня. Пастернак прикрыл глаза и постарался привыкнуть к новым ощущениям. Через несколько минут в юном писателе двигались уже два пальца, медленно и осторожно растягивая. Лишь когда в Борисе спокойно двигались три пальца, Владимир решил, что этого достаточно. Вытащив пальцы, мужчина удобнее устроился между ног Пастернака и осторожно вошёл, давая время привыкнуть. Маяковский начал медленно двигаться в парне, а после ответного движения и довольного стона под ним, сорвался на быстрый и резкий темп. Борис стонал, совершенно никого не стесняясь, просил больше, сильнее и быстрее. Владимир выходил полностью, вновь резко вторгался внутрь, доводя Бориса до экстаза. Пастернаку не было так хорошо ещё ни с одним мужчиной. По правде говоря, вообще не было с мужчиной...никак. Спустя некоторое время он выгнулся и кончил себе на живот, сладко простонав имя знаменитого поэта. Владимир, почувствовав пульсацию вокруг основания своего члена, не сдержался и, громко простонав, кончил в Бориса. Мужчина осторожно вышел из юного писателя и лёг рядом, притянув к себе. Пастернак зевнул и крепко обнял Володю. — Борис, я очень люблю тебя, — тихо сказал Владимир, поцеловав писателя в макушку. — И тебя люблю, Вова, — сонно ответил на признание Боря. Солнце встало недавно, сонные лучи еле пробивались в спальню, и никто из находившихся там не хотел просыпаться. Лучи скользнули по кровати, останавливаясь на лице Владимира. Он открыл глаза, а Борис, почувствовав движение рядом, проснулся, сонно моргая. — Доброе утро, — погладил мужчина по спине Пастернака. — Доброе, — улыбнулся Борис и удобнее устроился на груди поэта, — Вов, слушай. Хотел спросить: а мы теперь будем вместе? Скажем об этом? — такой глупый вопрос. Но Боря всё равно он рассчитывал получить ответ. — Борис, я тебя очень люблю. Больше даже как друга и поддержку, но всё же. Ты - один из немногих, с кем мне действительно хорошо. С тобой не нужно создавать образ и можно просто быть собой. Но, пойми, у меня - Лиля, я не могу разобраться со своими чувствами к Серёже, у тебя - Мариенгоф. Внезапно Владимир заржал, а Борис недовольно тыкнул его под рёбра. — Ладно, ладно, — продолжил Вова, - у тебя Марина. Давай просто оставим всё на своих местах. Хорошо? — улыбнулся Владимир. — Конечно, — тихо повторил Борис и впился в губы Маяковского.