Вольно, полковник

Стрелка часов ползет медленно, издевается. Земо разминает шею, следит за дыханием, убирает лишние мысли и натягивает маску нужного человека: еле заметная улыбка, теплый, внимательный взгляд, надевает очки в роговой оправе. Баки наблюдает за ним с интересом, кожей чувствует, как меняется атмосфера, как меняется личность перед ним, из холодной и закрытой, превращаясь в уютную и интеллигентную. - Уже половина двенадцатого. Пойдем, Джеймс. Баки кивает. - Куртку накинь на плечи, чтобы культя не так бросалась в глаза. Баки снова кивает и выполняет требование. В глазах Земо вдруг появляется интерес. - Сядь. Нет, несмотря на обманчивое тепло, все тот же мудак. Баки послушно идет и садится на диван. - Встань. Встает. На этот раз улыбка на губах Гельмута искренняя: - Отлично. Хороший мальчик. Баки передергивает, а Земо давит смешок. - Будешь делать только то, что я говорю и когда говорю. - Так точно. Дверь квартиры захлопывается с глухим щелчком, а на лестничной площадке появляется милая на вид старушка. Высовывается из-за чуть приоткрытой двери, чтобы посмотреть на новых соседей. - Buon giorno.* - Buon giorno, - радостно отвечает ей Земо с сильнейшим английским акцентом. Старушка, понимая, что из него плохой собеседник, только и может, что неловко улыбнуться. В этот момент Земо абсолютно обыденным жестом берет Баки за руку и начинает спускаться по ступеням вниз. Баки же благодарит Бога за то, что старушка не видела его выражение лица в этот момент, иначе ему бы грозило увольнение за неумение действовать по ситуации. Его руку Земо отпускает сразу, как только за любопытной соседкой закрывается дверь. Баки хочется задать хоть какой-нибудь вопрос, но, как назло, ничего не приходит в голову. - Вечером, если ее встретим, расскажем, как нам понравилось в Музее Ватикана и что ночью идем на пенную вечеринку. - Странное сочетание, - только и может выдавить из себя Баки. Теплая и внезапно нежная ладонь Земо все еще ощущается фантомом на коже. - В этом вся прелесть Рима, Джеймс. Баки решает не спрашивать ничего про личную жизнь своего непосредственного руководства. Ему это не интересно. Конечно нет, с чего бы? - Отсюда до Музея Квиринале 15 минут пешком, - Земо наслаждается происходящим, практически экскурсию ведет. Волноваться больше не о чем, Романова, несмотря на их прошлые обиды, выполнила все обещания. Земо не любит зависеть от других людей, но все обошлось, и теперь точно пойдет по плану. Напряжение сходит с него пластами, действуй четко и все будет как надо. - Ты знаешь, чем известен Квиринальский дворец, Джеймс? - Нет, - отвечает Баки и всеми силами старается не пялиться на вычурные здания вокруг. Хотя они в центре Рима, где смотреть под ноги - самый большой грех. - Это одна из трёх официальных резиденций Президента Итальянской республики. Также Квиринальский дворец был резиденцией тридцати римских пап, четырёх королей Италии и двенадцати президентов. - О, - только и говорит Баки. - Документы с тобой? - Естественно. - Отлично. Тебе ничего не нужно делать, мы зайдем в здание музея, ты просто поулыбаешься, возможно даже с кем-то перекинешься парой слов. Я пообщаюсь с парой человек, а потом мы возьмем раненного оленя и выйдем. - Что возьмем? - Оленя, - пожимает плечами Земо. Баки останавливается. - Какого оленя? Земо только открывает рот, чтобы ответить, как Баки решает опередить его предсказуемое остроумие: - Раненного, я понял. Можно подробнее? Земо дергает уголком губ в подобии улыбки. - Картина Фриды Кало "El venado herido", раненный олень, из коллекции Керолин Фарб. - То есть мы зайдем на выставку и просто вынесем картину? - Джеймс, не заставляй меня повторять твою роль в этом деле. - Захожу, улыбаюсь, общаюсь, представляясь племянником и секретарем Керолин Фарб, а потом выхожу. - Именно. Вмешаешься, если что-то пойдет не так. - Охрана вооружена? - Мы в музее, Джеймс, как думаешь? - Да? - Нет, - ровно отвечает Земо, но Баки явно слышит самодовольство в его голосе. Кажется, он подписался на тюрьму и Интерпол, а не на возможность заработать. На площади перед дворцом - фонтан и египетский обелиск. Музей находится с другой стороны, вход туда перекрыт, по периметру - охрана. - Улыбайся, - говорит Земо, и Баки улыбается. Солнце яркое, венчает обелиск. Земо идет к главному входу, над которым флаги Италии и Евросоюза. Так вот что за здание они вчера проезжали, понимает Баки. Слева афиша с автопортретом Фриды. На плече у нее черная обезьянка. - Добрый день, рады Вас видеть, Вы наверно... - их встречает пожилой мужчина в костюме тройке. - Эрик Хальц, - пожимает ему руку Земо, - а это Джозеф Фарб. - О, Джозеф, рад наконец-то познакомиться, - мужчина жмет руку Баки. - Взаимно. - Пойдемте, - мужчина кивает в сторону входа, а Баки с легким ужасом понимает, что из-за рукопожатия, накинутая на плечи куртка начинает сползать и культя вместо руки скоро станет окончательно очевидной. Если уж собрался красть шедевры искусства, то старайся быть незаметным. Отсутствие конечности - неслабая особая примета. Земо ловким движением, умело замаскированным под похлопывание по спине, поправляет ему куртку. Баки было хочет сказать спасибо, но навстречу к ним выходят еще люди, улыбаются, заводят их внутрь, предлагают шампанское. Все говорят на хорошем английском, которому итальянский акцент только добавляет шарма. Внутри музея - мрамор, золото и охрана на каждом квадратном метре. - На второй этаж, мистер Фарб. Баки снова улыбается, старается держать Земо в поле зрения, но народу много, а поток быстро двигается на второй этаж. Мраморные ступени, смех, Земо откуда-то успел взять бокал шампанского и бутерброд с чем-то напоминающим вяленый томат. - Не рано? - Не может удержаться Баки. - Главное, что не поздно, - парирует Гельмут. - Мы на превью важной для Италии выставки, нельзя это не отметить. Казалось бы, после подобной фразы, Земо должен был бы посмеяться, но он серьезен, глаза за стеклами очков смотрят внимательно, скользят по стенам в поисках единственной цели. - Вот и она, - наконец кивает он и плавно движется к дальней стене. Пространство огромное, но люди толпятся, пьют, разговаривают, им не до Фриды. Баки наблюдает как Земо общается, улыбка приросла к его лицу. Дружелюбный и приятный человек. Баки не сомневается, что он удержит эту маску до конца. Он тоже берет шампанское, чтобы не выделяться, ходит по залам, смотрит. Если информация на входе не врала, то это самая большая выставка Фриды за всю историю, 160 шедевров собраны в одном месте. Спустя полчаса, Земо, пообщавшись с охраной и, видимо, с одной из сотрудниц, чуть кивает Баки и уверенной походкой направляется в сторону "Оленя". Картина маленькая, 20 на 30 сантиметров, в золоченой раме. Походка у Земо пружинит, а Баки тащится за ним как привязанный, как на магните, ждет его дальнейших действий. За секунду что-то неуловимо меняется, спина у Земо напрягается, он останавливается как вкопанный, глядя куда-то в толпу. Баки прослеживает его взгляд и узнает человека, на которого так внимательно смотрит Земо. Михаил Саркисян, 55 лет, арт-дилер, специализация - искусство первой половины 20-го века. Живет в Нью-Йорке, там же держит антикварный магазин. Земо сжимает зубы, берет себя в руки. Еще не время. Еще рано. Он уничтожит всех, не будет размениваться на мелочи, не будет поддаваться эмоциям. Хотя как было бы здорово подойти быстрым шагом, взять за горло, свернуть шею. Вокруг кричали бы люди. Усилием воли - отвернуться, сфокусироваться на деле. Раз. Подойти почти вплотную к картине. У оленя голова Фриды, развесистые рога и стрелы, пронзающие все тело. По шее стекает кровь. Два. Снять картину со стены. успокаивающе кивнуть заволновавшемуся сотруднику службы безопасности. Три. Внимательно рассмотреть оборот. Подозвать Джеймса. - Делай вид, что рассматриваешь оборот. - Очень интересно, - действительно делает вид Баки. Четыре. Аккуратно взять картину за раму и пойти к выходу. Баки в ужасе, но никто их не останавливает. На первом этаже почти никого, все сотрудники и охрана наверху, на мероприятии. Выход маячит впереди. И Баки почти уже выдыхает, хоть и не понимает как такое возможно, в этот момент навстречу им выходит одна из сотрудниц музея. Земо ускоряет шаг и идет прямо к ней: - Глория! - Баки понимает, что она одна из тех, с кем Земо уже успел мило побеседовать. - Можно какую-то папку, чтобы дойти до машины? Баки думает, что Глория должна бы поднять панику и вызвать охрану, но она начинает суетиться. - Да, да, мистер Хальц, конечно. Спустя пару минут, она приносит им прозрачную пищевую плёнку, крафтовый пакет, и спрашивает: - Может быть отправить с вами охрану? - Не стоит, - улыбается Земо, ловко заворачивая картину в плёнку. - До встречи! И они просто выходят. С картиной Фриды Кало в пакете. - Могу я поинтересоваться? - Спустя пару минут молчания нарушает тишину Баки. Солнце светит все так же ярко. Туристы фотографируются у обелиска. - Конечно. - Что это было? - О, это было только начало, - беззаботно говорит ему Земо. Гельмут собой доволен. Все оказалось гораздо легче, чем он планировал, даже какую-никакую упаковку организовали. Прекрасно. Джеймс, что весьма радует, не задает вопросов. То, что ему становится интересно происходящее, очевидно. Но Земо решает не кормить его лишними деталями, это раньше он любил покрасоваться, сейчас ему тяжело даже улыбаться, чего уж говорить о чем-то еще. Хайке, жена Земо, тоже была этнической немкой, правда в отличие от него, родившегося в Москве, она родилась в Буэнос-Айресе, там же и умерла. Почти всю свою жизнь Хайке работала в МАЛБА, музее латиноамериканского искусства. Его же в какой-то момент курировал Земо от подразделения МВД. Распределял полка полиции, выставлял посты охраны, организовывал сопровождение важных гостей и перевозку произведений на временные выставки. Там они с Хайке и познакомились. Гельмут иногда задумывается, какого черта его понесло в борьбу с наркоторговлей? Хотя все просто. Он был хорошим руководителем, хорошим оперативником, а закапываться в музейных отчетах ему совсем не хотелось. И где он сейчас? Все еще в музее, только вот теперь выносит оттуда шедевр. Когда он планировал операцию, первым желанием было взять «Портрет с попугаем», хранящийся в МАЛБА, но из уважения к покойной Хайке он не стал этого делать. Да, и вынести работу частного коллекционера оказалось легче, чем было бы с музейной. Земо знает, как работает служба безопасности в музеях, знает как к ней относится музейное руководство. Хорошим примером стала ситуация с московской Третьяковской галереей, когда в зал зашел мужчина, снял картину со стены и просто ушел. Ох, как Земо смеялся, когда это показали в новостях. И почти сразу же решил сделать также. Ветер задувает под пиджак, солнце слепит глаза, хочется выпить. - Пойдем пообедаем? – Вопрос риторический, Земо уже даже решил, куда они пойдут. Ему просто нужна иллюзия разговора. Баки смотрит на него так, словно ему предложили выпить яда. - С картиной? - А что с ней может случиться? Баки выдыхает. Он ввязался в полный пиздец. Тотальный. Они садятся в ближайшую пиццерию, Земо заказывает им по порции пасты с белыми грибами и пиццу. Говорит по-итальянски. - Видишь, какая замечательная у тебя работа, Джеймс? Баки с ним не согласен, он бы встал и ушел, поехал домой и забыл про этого сумасшедшего человека, если бы ему так сильно и срочно не нужны были деньги. - Пока не могу судить о плюсах. Земо хмыкает скептически. Тянется к бокалу и отпивает больше, чем нужно, чем прилично, залпом. А потом сам наливает себе еще. Баки пытается разглядеть хоть что-то настоящее в нем, но не может. Жесты - нарочиты. Слова - сплошная издевка. Взгляд - лишен эмоций. - Как же так, Джеймс, я привез тебя в такое красивое место. Мы уже успели сходить на выставку, а теперь я угощаю тебя в неплохом ресторанчике с видом на... - Земо запинается, смотрит, склонив голову, на здание напротив. - Без понятия что это. - Думал, ты все тут знаешь. - Никто не идеален. Это уж точно, думает Баки, но взгляд невольно цепляется за кудряшку, спадающую Земо на лоб, скользит по оправе очков, которые Земо так и не снял, потом ниже - к губам и шее. Господи, блять, даже не думай об этом. Но Баки не может не думать об этом. Человек сидящий перед ним - это загадка, объективная катастрофа. Человек перед ним свободно говорит минимум на четырех языках. Человек перед ним только что просто взял и вынес картину из музея, а охрана при этом придерживала ему дверь. Человек перед ним – олицетворение одновременно и хаоса, и расчета, и Баки, сидя в центре Рима, и откусывая кусок настоящей итальянской пиццы, а не того пластмассового дерьма, что продают рядом с его квартирой, понимает четко и ясно, что если не сдохнет после всего, что предстоит сделать, то вполне может выбраться из того ада, в который превратилась его жизнь. Образ Стива за эти сутки почти стерся из памяти, и это не делает Баки плохим или не скорбящим. Наверное, это показатель того, что он наконец начинает жить своей жизнью, а не скорбью по чужой и несбывшейся. Стив был его другом, и Стив не любил его так, как Баки того хотелось бы. Земо полная противоположность Стива, и Земо отвлекает его. Не привлекает, нет, упаси Господь, но отвлекает. - Картину мы вернем через пару часов, - говорит Гельмут, отрывая Баки от размышлений. Баки в очередной раз произносит про себя слово "пиздец", которое, по всей вероятности, станет лейтмотивом всей его работы на Земо. - Я понимаю, что должен просто сопровождать, но может стоит ввести меня в курс дела? - Я уже сделал это. - Не в полном объеме. - Значит, разберешься в процессе. __ * - Доброе утро.