«Молись»

Дрим не дергается. Сидит на полу послушной псиной, лишь шипит порой по-змеиному и хватается за руки Джорджа, когда тот действует недостаточно аккуратно, несмотря на все свои старания. От демона воняет кровью и заживающими ранами. Травяной аромат мази, которую Джордж вообще-то готовил на продажу, неприятно накладывается на запах ран, создавая слишком резкий, мертвый запах. Так может пахнуть тело убитого совсем недавно животного, брошенного истекать кровью посреди трав и цветов. При этом совсем недавно Джордж не чувствовал удушающий смрад металла, исходящий от Дрима. Он словно усилился, стоило тому показать свои увечья, словно бы запах пытался испытать лекаря на прочность, напомнить ему, как может вонять приближающаяся смерть. При этом парень понимал, что Дрим сильный, что раны уже затягиваются и хрен там эта зараза сдохнет так просто. Но все равно упорно продолжал дышать ртом, дабы не чувствовать лишний раз воздух, пропитанный травами и кровью. Для того, чтобы ощущение приближающейся смерти было еще более правдоподобным, пожалуй, не хватало лишь запаха шерсти и отвратительной вони, которая исходит из волчьей пасти. — Вы с рысью твоей что-то не поделили, что ли? — в какой-то момент, не выдержав, почти что рычит Джордж. Главная проблема в лечении Дрима, в чем парню уже пришлось убедиться, заключалась в гребаной маске, стащить которую с лица было, по всей видимости, невозможно. По коже лекаря каждый раз пробегали мурашки, стоило только вспомнить свои ощущения, когда он, прикоснувшись к краю маски, вдруг понял, что она словно бы приклеена к коже. Бр-р, жуть какая. О том, что находилось под маской и было ли там что-то вообще, Джордж старался не думать. Нахрен-нахрен, и желудок полнее будет, и сон спокойнее. — Я просто понять не могу, что могло нанести тебе такие повреждения. Тебе, мать твою лесную за ногу. Ты же сраный хранитель, ты же должен быть сильнее всего лесного, разве нет? — В целом, да. Паразиты, правда, сильные бывают, но не критично, — Дрим хмыкнул и как-то слишком преувеличено-неопределенно пожал плечами, за что тут же поплатился. Джордж, не ожидая резких движений от спокойного пациента, случайно ткнул пальцем в одну из царапин, вызывая у демона шипение и какие-то, кажется, проклятья. Джордж искренне понадеялся, что последнее ему послышалось. Проклятья только его многострадальной туше не хватало для полного набора законченного неудачника. Но молния за окном не сверкнула, как это бывает в сказках, а потому, возможно, все обошлось. С другой стороны, в сказках писалось о всемогущем и бессмертном лесном демоне, который с удовольствием убивал заблудившихся людей, являясь больным на голову кровожадным ублюдком. И что, спрашивается, в итоге? Почему этот больной на голову кровожадный ублюдок сейчас сидел перед ним, спокойно позволяя человеку забинтовывать свои раны? А хрен его знает. Откровенно говоря, даже Ник на демонюгу из рассказов для детей походил больше, чем Дрим. Но при этом Джордж старался совсем уж не забываться. Другие слуги Дрима боятся его до ужаса. А это значило лишь одно — причины для этого есть. И знать ему о них не хотелось совершенно. Боятся и боятся, и хер бы с ними. — У меня должна от этих твоих высказываний третья рука вырасти? — уточняет на всякий случай Джордж, безжалостно разрывая свою одежду на бинты для Дрима. Какой-то доход у него в ближайшее время будет, одежду купить сможет, а до этого момента ему и одной рубашки и одних штанов хватит. Лечение этого ушастого недоумка сейчас было в разы важнее, чем его собственное утепление. — Звучишь угрожающе. — Зачем тебе третья рука, если ты две еле-еле контролируешь? Я пошутил, не смей! — Дрим дергается от парня, словно от испуга, когда тот выразительно касается пальцами края одной из ран, которую он еще не успел забинтовать, но его голос звучит совсем не так, как должен был бы звучать у разозленного или, прости Господи, испуганного демона. Он звучит почти весело, почти нормально, лишь нотки усталости, заметить которые практически невозможно, безумно сильно бьют по ушам Джорджа, вынуждая того тут же отставить это ребячество. Дриму не стоит лишний раз двигаться, что уж говорить о беготне по дому? — Садюга чёртов. Неудивительно, что Ник вас, людишек, терпеть не может. Вот и кто из нас двоих после этого лесной монстр, м? — Прости, не сдержался, — Джордж примирительно, словно испуганного пса, аккуратно чешет Дрима за ухом и вновь принимается за перевязку. — Не дергайся больше, ладно? У тебя большинство ран только-только, кажется, коркой покрылись. Продолжишь дергаться — откроются же. — И это будет полностью твоя вина, — Дрим пытается сделать вид, что все в порядке, но Джорджа лишь вновь передергивает от усталости в его голосе. И в этот момент, когда увидеть эмоции на лице невозможно, парню до ужаса хотелось, чтобы Дрим говорил. Говорил и давал понять, что с ним вообще происходит. Но в этот же момент парень прекрасно понимал, что, чем чаще Дрим открывает рот (или чем он там говорит), тем сильнее он выдыхается. — Я, между прочим, мог бы тебе вообще ничего не показывать и все бы само зажило. Не впервой. — Не впервой ему, блять, — бурчит Джордж себе под нос, после чего, оглядев проделанную работу, отряхивает руки. — Так. Вроде бы всё. Одевайся. Тебя бы, на самом деле, стоило бы уложить у огня, но сейчас сил тащить сюда кровать нет ни у меня, ни у тебя. Так что одеяла у меня в комнате хватит. Тебе же не очень холодно, да? — Нет, вроде бы, — Дрим, все так же сидя на полу, потянулся за верхней одеждой. Джордж фыркнул. Было заметно, что тому некомфортно сидеть перед лекарем, демонстрируя свои раны и свою уязвимость. Но, тем не менее, он же пришел. Он же показал. Он же позволил попытаться помочь себе. Разве это — не огромнейший прогресс, который вообще мог произойти в их странных, совершенно ненормальных отношениях? — А что? — А то, придурок, что ты потерял хрен пойми сколько крови, и твоему организму это вряд ли по душе. И мне сейчас плевать, что ты вообще такое и хранителем чего являешься. Из тебя идет кровь, а это значит, что умереть от ее потери ты вполне способен. И укладывать тебя в холод в твоем состоянии мне совершенно не хочется, — Джордж, со вздохом понаблюдав за одевающимся Дримом, удивленно вскинул брови, когда тот попытался подняться на ноги. — Эй, ты куда? — В твою комнату, придурок, — передразнил его Дрим, отмахиваясь от предложенной руки. Гордость у него, видите ли, проснулась! — Сам предложил. Или ты планировал меня донести до кровати? При всем моем к тебе уважении, не при твоих габаритах тяжести такие таскать, надорвешься. — Я не виноват, что ты решил ростом ёлки обогнать свои сраные, — буркнул парень, пытаясь всем своим видом показать, как он недоволен происходящим в целом и Дримом в частности, но при этом он спокойно шел за ним по пятам в спальню. Того требовалось уложить спать, а как уже уяснил для себя Джордж, грелка в виде его тела под боком вполне себе устраивала демона. Да и настроение у того как-то резко упало, так что рисковать было попросту неразумно. Мало ли что раненому и разозленному демону в голову стукнет, откажи ему его человеческая игрушка в столь незамысловатом действии, как сон рядышком. — Завидуешь им, что ли, куда ты так вымахал? — Не всем же быть цветочными мальчиками, которые травами словно бы насквозь провоняли, — огрызнулся в ответ Дрим, падая на кровать сразу же, как только подошел к ней достаточно близко, дабы его туша не рухнула на пол. Джордж неодобрительно посмотрел на этого придурка, который словно бы специально пытался заставить свои раны вновь кровить, и уселся на самый край, словно побаиваясь. Хотя, наверное, так и было. Джордж не до конца понимал, что он вообще чувствует в данный момент. На краю сознания билось что-то, похожее на страх. — Ложись давай. Надо бы, на самом деле, тебе подушку принести. — И тебя с лихвой хватает, — выдыхает Джордж, пытаясь вести себя как обычно, но при этом прекрасно понимая, что что-то не так. — Хотя, пожалуй, лишним действительно не будет. — Договорились, — Джордж позволяет Дриму подтянуть себя к себе под бок, жестким краем маски утыкаясь куда-то в затылок. — Спокойной ночи. Джордж лишь слабо кивнул на это, прислушиваясь к дыханию Дрима за спиной. Сам он ясно знал, что это беспричинное ощущение дикого ужаса поспать ему нормально сегодня не даст. И он был абсолютно прав.

***

Парень проснулся, когда за грязным стеклом окна уже стемнело. Ночь выдалась ветреной и шумной. Соседские собаки заливались беспокойным лаем буквально каждые десять минут, словно в ночную деревню из леса вылезли монстры. Ветер безжалостно срывал желтеющие листья с веток, а иногда и сами ветки, где-то вдалеке кто-то живой жалобно подвывал, причем этот жуткий животный плач казался Джорджу таким ужасающе громким, что хоть уши закрывай. Страх продолжал накатывать на него волной, все усиливаясь и усиливаясь. Хотелось сбежать и спрятаться. Парень даже подумал о том, что не прочь завыть так же, как этот невидимый ночной зверь за окном, но сделать этого он бы не решился. Дрим его держал. Джордж не понимал, осознанно или нет. Быть может, парень и вовсе себя накручивал, превращая привычный сон в какую-то пытку, но сейчас рука демона, держащая его поперек груди, казалась не теплым и надоедливым объятьем, а словно бы угрозой. Парень не знал, как это объяснить, не знал, как описать, даже задумался о том, не сошел ли он с ума из-за одиночества. Потому что ему не было причин бояться. Дрим рядом, Дрим защитит его, случись что. Дрим рядом. И это было самым страшным. Джордж не смог бы, попроси его кто, вспомнить момент, когда именно это произошло. Он не знал, как долго лежал без сна после того, как, проснувшись и уставившись в черноту за окном, чутко, словно зверек, почуявший опасность, прислушивался к звукам, когда вдруг он понял, чего он так сильно боялся, засыпая. Что так неосознанно игнорировал, что именно заглушал этот иррациональный, бессмысленный страх. Ярость. Чужую ярость. Животную, беспросветную ярость. Дикую и необузданную, словно глубинная чаща леса, сбежать из которой практически невозможно, не лишившись самого ценного — собственной жизни. И сейчас Дрим был маленькой частичкой этой чащи. Голодной и злой частичкой. Смесью ледяного ветра, воющих волков, веток, бьющих по лицу, и оглушающих птичьих криков одновременно. Он был шорохом упавшей на холодную почву листвы, воняющей металлом кровью убитого зайца и холодной рекой, смывающей эту самую кровь с берега, которая словно бы старалась скрыть все улики ночного зверства леса. Пропал лесной запах, исходящий от Дрима, остался лишь запах Чащи. Запах холода и редких в их местах заморозков, которые обычно гарантировали простуду у населения и смерти детей и стариков, не переживших морозные, бывало даже снежные, зимы. Дыхание Дрима из-под маски слышалось точно так же, как и несколько секунд назад. Немного хрипловатое, скорее всего из-за ран, и спокойное. Но сейчас, ощущая слишком яркую ненависть по отношению к, кажется, всему вокруг, Джордж с неожиданной обреченностью понял: Дрим все это время не спал. Рука на груди вдруг стала чем-то вроде тисков. Угрозой. Оружием. О да, черт возьми, оружием! Джордж неоднократно думал, как легко и непринуждённо, в случае чего, Дрим может вскрыть его грудную клетку, сломать ребра и, дотянувшись до сердца, проткнуть его, лишая жизни. И только сегодня он почувствовал, что Дрим близок к этому. Очень близок. Максимально. Буквально дышит в затылок. Ярость демона была настолько сильна, что перекрывала даже удушающий, не дающий мыслить страх, и Джордж был почти что готов сам, удерживаемый чужими эмоциями, броситься в бой. Но здравый смысл раз за разом ему напоминал, что сам он сейчас на самом деле боится, и есть чего. Эта ярость сейчас была направлена на его скромную персону. И это напоминание действовало отрезвляюще. Потому как нужно было что-то делать. И страх, и ярость словно бы отступали на задний план, а мозг судорожно пытался придумать, как скрыться от Дрима. И каждый раз приходил к неутешительному выводу — никак. От Дрима не сбежать, не спрятаться. Он почует его. Везде и всегда. Найдет, если будет надо — откопает и оживит лишь для того, чтобы убить собственноручно. В лесу не спрятаться, Чаща охотно поможет своей частичке осуществить задуманное и заодно накормить своих обитателей свежей человечиной, но о побеге в лес даже думать было глупо. Первое желание Дрима впервые после его оглашения вновь стало столь же страшным, как и когда Джордж его услышал. Он не может сбежать от Демона. Никак. Его просто парализует от боли в лучшем случае. В худшем случае его просто убьет, попытайся он выйти за границу деревни. Бежать некуда. Он в западне. В ужасающей ловушке. Пальцы Дрима на его грудной клетке слабо дрогнули, словно тот хотел что-то сделать, но передумал, и Джордж мысленно попросил себя не впадать в истерику. Не сейчас. Когда угодно, только бы не сейчас, пожалуйста. Дрим словно бы пытался себя контролировать, словно бы старался сдержать всю ту ярость, которая накопилась в нем, и Джордж бы даже восхитился такой силе воли, не будь он так напуган в данный момент. На самом деле, выбора-то у Джорджа особо не было. Сейчас все, что он мог бы сделать — это вырваться из рук демона и уйти хотя бы в другую комнату. О другом доме и мечтать не приходилось, не пустят. Разве что Карл, но хрен знает, не добредет ли до туда этот свихнувшийся. Насколько эта дикая частичка Чащи разозлится, осознав, что его добыча удрала уже достаточно далеко? Не решит ли он начать погоню? Джордж тихо вздыхает, мысленно молясь, чтобы Дрим этого либо не услышал, либо хотя бы не понял значение этого обреченного вздоха. Выбора у парня не было. Демон старается себя контролировать. Непонятно как, непонятно, что за херня с ним творится, но тот явно старается держать свои когти при себе. И это у него получается. И даже получается у него это неплохо, нужно заметить. Джордж пытается скосить взгляд на руку Дрима, что все еще лежит на нем, но в комнате слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Впрочем, Джордж чувствует, что чужая рука сжимает его не так уж сильно. Скорее, почти аккуратно придерживает, желая иметь человека под боком. И это было бы вполне себе в духе Дрима, не замени его этой ночью частица Чащи. Джордж кое-как подавляет желание вздрогнуть. Чем больше движений — тем хуже для его плана. Хлипкого и тупого, с надеждой лишь на авось, но плана. Парень мысленно считает до десяти. Одна задержка, и его тело больше никогда не поднимется с этой кровати вновь. Парень аккуратно, стараясь не шевелится, берется за край кровати, готовый оттолкнуться от него, предавая себе ускорения. Девять… Десять! Парень резко дергается, одним движением слетая с кровати и тут же поднимаясь. Он не успевает и сам-то понять, жив ли он еще вообще, как уже бежит в соседнюю комнату. Ударяя ногой во входную дверь, дабы распахнуть ее, парень сразу же старается умерить свою прыть, становясь как можно тише. Потому что для следующей части плана шуметь — самоубийство. Ветер, радуясь открытой двери, мгновенно влетает в дом, сметая со стола бумаги, весело играясь в висящих под потолком травах, и лезет к почти потухшему, лишь светящему на краях угольков, огню, словно желая поиграть и с ним. Джорджу не до наблюдения за ветром. Он аккуратно, стараясь не шуметь, идет в сторону письменного стола, с которого ветер, балуясь, словно беспокойный ребенок, уже стащил все его листы бумаги, разбросав их по полу. Парень этого не видит: пламени в углях, почти померкнувшего от неосторожной игры в неожиданного гостя, не хватает, дабы осветить хоть что-либо, но это лишь ему на руку. Парень вздрагивает, слыша скрип его кровати, с которой встает хищный кусок Чащи, жаждущий его крови, и, нагнувшись, быстро лезет под стол, словно ребенок, играющий в прятки, тут же прижимаясь к стене и приоткрыв рот, дабы его сбитое, испуганное дыхание не услышал тот, кто сейчас неторопливо вошел в комнату, слишком громко скрипя половицами. Джорджа трясет, словно от сильнейшей лихорадки, когда он, замерев, вслушивается в чужие шаги. Неторопливые и плавные, почти что ленивые и неохотные. Именно так, наверное, ходит фольклорная Старушка-Смерть со своей косой. Медленно и неторопливо, словно бы насмехаясь над попыткой человека сбежать от ее старческих пальцев, от ее холодных объятий, от ее мерного и убаюкивавшего голоса, зовущего за собой. Дрим сейчас не был собой. Он был смертью и страхом, холодом и Чащей одновременно. Джордж слышит, как тоскливо скрипят половицы под чужими ногами, когда его преследователь обходит комнату. Джордж может догадываться о том, где тот находится лишь по звуку шагов и тени, мелькающей перед очагом, когда Дрим закрывает собой и без того тусклый огонек, умирающий под порывами холодного, пропитанного осенью, ветра. Демон плавно, слишком неестественной для него походкой, подходит к открытой двери, замирая перед ней. Джорджу бы хотелось вылезти и посмотреть, что там происходит и не собирается ли тот пойти прогуляться, подышать свежим воздухом, мозги в порядок привести, но сам себя одергивает от подобной ерунды. Сидеть и не дергаться! И дышать через раз! Не зря этот мудак себе такие уши отрастил же, зараза лесная. И опасная такая же, и цепкая, как репейник, хрен избавишься от гадости. Тишина длится слишком долго. Существо на его пороге словно бы вынюхивает, пытается понять, точно ли Джордж побежал в ту сторону, и парень вдруг понимает, что значит выражение «сердце в пятки ушло». Потому что он слышит, как дверь закрывается, прерывая веселье ветра в доме. Дрим даже за порог не вышел, ища убежавшего парня, даже не подумал о том, что тот бы мог рвануть в сторону леса. Он словно бы знал, что парень в доме. К горлу Джорджа подступила тошнота, а попытки прийти в себя, откинув глупые мысли в сторону, не привели ни к чему путному. Мозг в голове словно бы растаял, его место заменил один сплошной ком, состоящий из паники. Дикой и животной. Беги или бей первым. Но Джордж, кажется, совершенно забыл, как нужно двигаться. Его парализовало от страха и осознания того факта, что Смерть почти что обхватила его костлявой рукой за шею. Он уже почти чувствовал ее холодные, обманчиво аккуратные прикосновения к его коже. Она готовилась разорвать тонкую шею на лоскуты, подвернись только возможность. И возможность приближалась. Плавными шагами, тихим шуршанием одежды и бинтов под ней, силуэтом перед очагом. Аккуратно и неспешно, но неизбежно. Двигалась прямо в сторону парня, который замер под столом, пытаясь унять тошноту. Если умирать собрался опять, то хотя бы постарайся не испачкаться напоследок. Одной унизительной смерти, после которой он и попал в когтистые и жадные лапы Дрима, ему с головой хватило. И сейчас эти когтистые лапы (и все остальное тело) приближались к нему. Слишком близко. Слишком. Дрим остановился в полуметре от стола, если верить тени ног, которая загораживала угли в очаге. Джордж зажмурился, представив, как его хлипкая защита в виде деревяшки на четырех ножках бьется об пол, отброшенная когтистой лапой. А следом за ней изломанным телом полетит и сам парень. — Какая плохая попытка, — голос Дрима звучит почти весело, почти беззаботно, но Джордж в ужасе машинально хватается за метку на предплечье, слыша, как по столешнице над ним постукивают когтями. Он не знает, кто сейчас говорит с ним, но это точно не Дрим. Кто-то, забравший его личину. Чаща, Смерть. Кто угодно, но не Дрим. — В следующий раз старайся лучше, глупыш. Даже неразумные детишки играют в прятки лучше, чем ты. Парень стискивает свое предплечье, уставившись на столешницу над ним, словно бы в небо, беззвучно прося у Бога, если тот все-таки есть, помощи. Прося помощи хотя бы у кого-то. Прося помощи у Дрима. Настоящего. Весело дергающего своими животными ушами и таскающего ему цветы. У Дрима, который так беззаботно называл его, обычного человека, своим другом, что заставил самого Джорджа в это поверить. Поверить в его защиту. Поверить, что под крылом у лесного демона безопасно и спокойно. Поверить в то, что никто не навредит ему, пока тот рядом. Ну что же. Существо рядом с ним сейчас — это не Дрим. Быть может, именно поэтому он чувствует себя вдруг по-человечески слабым? Парень перестает соображать, услышав скрип ножек стола, который медленно начинают отодвигать в сторону, желая рассмотреть пойманную жертву. Голова становится тяжелой, тошнота невозможной, перед глазами плывет, а тело начинает, отказавшись слушать своего хозяина, заваливаться на бок. Джордж уплывающим куда-то сознанием успевает подумать только о том, что, пожалуй, так даже лучше. Возможно, ему даже не будет больно. А потом сил думать не было. Сил не было ни на что в принципе. Хватка руки на метке Дрима разжалась, и Джордж со спокойной душой рухнул в темноту.

***

Пробуждение было… Пробуждение было! Джордж, подскочив на кровати, словно ошпаренный, недоверчивым взглядом уставился на руки перед собой. Свои собственные! Двигающиеся и явно живые, пусть и бледноватые, но до цвета покойника тем было явно далеко. Хотелось зарыдать от облегчения, но парень лишь зарылся руками в волосы, стараясь прийти в себя. Жив. Двигается. Дышит. Существует. Боже блять. Джордж во второй раз убедился в том, что жить, оказывается, то еще удовольствие. Банальная возможность вдохнуть утреннего, еще прохладного воздуха давала ему неописуемый заряд бодрости. Даже солнце, пробивавшееся сквозь мутноватое окно, не бесило своей ослепительностью. Джордж даже успел немного испугаться, что превращается в придурка, кричащего о любви ко всему миру, и поспешно мотнул головой. Нет, сходить с ума от возможности банально дышать в ближайшем будущем он не собирался, вот уж спасибо. А потом парень вдруг повернул голову и тут же вцепился в кровать, словно боясь, что может упасть с нее. Дрим преспокойно, лишь слабо подергивая пушистым ухом, спал рядом. Точно такую же картину Джордж наблюдал и в любое другое утро, когда он просыпался раньше демона, но сейчас эта картина заставила непроизвольно напрячься, перебирая варианты и ища ответ на один вполне себе закономерный вопрос: «какого хрена произошло ночью?». Парень задумчиво, отодвинувшись на всякий случай чуть подальше от спящего на кровати существа, уставился на метку на руке. Она осталась все той же. Немного кривоватая, как и на самой маске, улыбка, словно бы нарисованная впопыхах угольком. Маленькая, неприметная метка, которая на самом деле являлась чем-то нечто куда большим, чем просто знак эдакого рабства перед Дримом. Знать бы еще, что она значила в мире лесных тварей, для которых человеческая жизнь не была чем-то слишком уж важным. И знать бы, почему это своеобразное украшение получил именно он, именно Джордж. В любом случае, сейчас было не до выяснения, как живут лесные монстры. Джордж радовался банально тому, что метка была всего одна. А то мало ли, вдруг и вторая бы появилась в знак того, что ночью он умер. А умер ли? Джордж подозрительно уставился на Дрима, словно бы опасаясь, что тот, устав притворяться спящим, сейчас кинется на него, и на всякий случай чуть отодвинулся еще дальше, но ничего не произошло. Тот все так же спокойно, несмотря на свои ранения, спал, даже не дергался во сне. Хотя, ночью Дриму раны совершенно не помешали, вскочив с кровати, начать игру в прятки. Парня передернуло, стоило только вспомнить то существо, которое, нацепив личину Дрима, смеялось над ним, над его глупой попыткой сбежать и спрятаться. Насмехалось, словно над карапузом, который спрятался за шторой, играя в прятки, оставив свои ноги на виду. Его голос был голосом Дрима, но это явно был не он. Дрим бы не стал общаться с ним настолько уничижительно, намеренно указывая на разность их статусов в, кхм, пищевой цепи. Да, Дрим мог что-то недосказать, объяснив это тем, что подобное людям знать не положено. И Джордж всякий раз чувствовал почти что детскую обиду в таких случаях, но все же это было совершенно другое. Одно дело напомнить парню о том, что всю информацию ему никак не смогут рассказать и сменить тему разговора, а совсем другое — ткнуть его в превосходство демона над ним, посмеяться, как над совсем неразумным, пусть и забавным, существом. При этом намеренно действуя так неспешно, словно бы существо хотело, чтобы парень прямо там сдох от страха. И он, кажется, был близок к этому, когда провалился в темноту обморока. Но что было потом? А было ли это все вообще? Что парень мог вспомнить из вчерашней ночи? На самом деле, кроме дикого страха и неясных воспоминаний — почти ничего. Помнил, что прятался под столом, помнил, как думал о том, насколько ему не хочется умирать и из последних сил машинально хватался за метку на предплечье, словно бы пытаясь тем самым позвать старого Дрима на помощь. Привычного и такого естественного. Нормального, если это слово вообще подходило лесному обитателю. Джордж, задумавшись, поднялся с кровати, стараясь не шуметь, и вышел в соседнюю комнату, ища хоть какой-то намек на то, было ли ночное приключение на самом деле, или его мозг, перепуганный состоянием Дрима, навоображал себе во сне всякой чуши, испугавшись невесть чего. Огонь потух уже, судя по всему, очень давно, а потому во второй комнате было прохладно. Сказывалась приближающаяся зима. В спальне, как чудилось Джорджу, было в разы теплее. Ну или дело было в Дриме, который, кажется, смог бы заменить печь в кузне в холодные вечера. Лекарь даже махнул рукой на выяснение причин такой повышенной температуры тела. Темная магия или проблемы со здоровьем? Плевать. Все равно, зараза, не расскажет. Жив — и ладно! Сейчас о своих проблемах стоило побеспокоиться. Хотя, если верить беглому осмотру комнаты, беспокоиться было не о чем. Комната была точно такой же, какой парень оставлял ее вчера. Мебель стояла на своих местах, дверь плотно закрыта, а листы бумаги, которые во время ночного, прости Господи, приключения ветер довольно резво разбросал по комнате, теперь не очень ровной стопочкой лежали на столе. И даже к этому парень придраться не мог, он сам-то не мог вспомнить, как лежали бумаги у него на столе. А, учитывая постоянную спешку в последнее время, предположить, что он бросил их на стол именно так, было проще простого. Ни единой зацепки. Ни единой царапины от когтей, Джордж досконально изучил поверхность письменного стола, под которым пытался спрятаться. Да и, заглянув под него, обнаружить ничего подозрительного парень так и не смог. Ночью у парня почему-то не возникало вопросов касательно того, реально ли то, что он видит, или это игра его воображения. Впрочем, любой кошмар всегда воспринимался в разы реальнее, чем любой другой сон. Кошмар на то и кошмар, что, проснувшись, ты еще несколько минут будешь сжимать в руках одеяло, сонно оглядываясь и пытаясь сообразить, точно ли ты в безопасности, или где-то под кроватью сидит, спрятавшись от дневного света, зубастая и когтистая тварь. Год назад его особо верующая (и особо дурная) пациентка вдруг заявила ему, что к ней как-то во сне пришли бесы, которые хотели ее задушить, пока она пыталась проснуться. Джордж тогда лишь мысленно покрутил пальцем у виска, и придумают же! А вслух посоветовал барышне почаще выходить на свежий воздух, отдыхать и приходить к нему за успокаивающими настоями и отварами. Та возмущенно фыркнула, и, придя к нему на следующий день, гордо продемонстрировала соломенный амулет, который, если верить словам заезжего в деревню торговца, отгонял демонов. Джордж призадумался. Тогда он не воспринял слова той женщины и даже не расстроился, когда, закончив демонстрацию своей чудо-покупки, та хлопнула дверью и больше никогда не заходила. Более того — обрадовался. Увы, но от самодурства трав в лесу не росло, помогать нечем. А вот сейчас он стоял посреди обычной комнаты и думал, а не стоит ли и ему какую-нибудь хрень против демонов купить. Повесит Дриму на шею, как колокольчик корове, и пусть ходит себе, полукровок в лесу распугивает. Джордж, несмотря на не самое прекрасное настроение, фыркнул в кулак. Нет, он еще не настолько сбрендил. Он еще и с существованием Дрима не до конца смирился, еще в ночных демонов ему верить не хватало, дожил! Совсем из ума выжил. Еще немного, и окажется, что Дрим — это плод его воображения, а парень, общаясь с ним, на самом деле сидит на полу, пуская слюни, и общается со стеной. Джордж решительно мотнул головой, пытаясь отогнать тем самым дурацкие мысли, бившие по мозгам, словно надоедливые мухи. Тоже мне, панику развел из-за обычного кошмара, словно ребенок. Ему бы, по-хорошему, нужно было в спальню вернуться и осмотреть повреждения Дрима, но парень на это не решился. Тот и без того дерганный, словно раненное животное, которое боится, что его добьют, почувствовав слабость, а тут к его ранам полезут еще, пока он спит. Джорджу совершенно не улыбалось в очередной раз оказаться на волосок от смерти из-за собственной тупости и беспечности по отношению к Дриму. Да, тот похож телосложением на человека, но не более того. Он ничуть не менее дикий, чем его пресловутая рысь. Тоже живет в лесу, не выходя оттуда даже изредка, желая прокормиться за счет людей. А Дрим этим грешил. Джордж поморщился, искренне надеясь, что в случае Дрима слово «прокормиться» было лишь в том смысле, что тот в деревне себе безвольных марионеток набирал. Думать о том, что демон вполне себе мог не брезговать человечиной было противно даже для Джорджа, привыкшего к не самым приятным картинам на своей работе. С другой стороны, вот Ника, жрущего людей, Джорджу было представить намного легче. Перед глазами даже промелькнула картина, как тот, поставив свою чешуйчатую ногу на спину человека, легко и играючи отрывает тому одним рывком голову. С точки зрения логики это было невозможно, сил бы тому вряд ли хватило. С другой стороны, Джордж уже свято уверился, что в случае его жизни «точка зрения логики» — самая ошибочная, и ей лучше не верить. А то поверишь в то, что ты абсолютно нормальный человек, а Дрим тебя с очередным своим другом каким-нибудь познакомить решит. Парень нахмурился, подошел к полке с немногочисленными книгами и золотым колокольчиком, который в доме являлся чуть ли не ценнейшим трофеем, и вытащил оттуда первую попавшуюся под руки книгу. Лучше уж он материал повторит, нежели себя накручивать будет. Отвлечься у него действительно получилось, да причем так, что он даже не услышал скрип старой кровати, когда с несчастной мебели поднялись, и шорох одежды, когда вставший с кровати побрел в соседнюю комнату, ища пропавшего из-под бока человека. Более того, Джордж даже понятия не имел, как долго он не замечал Дрима, сидя на полу к нему, стоящему в дверном проеме в спальню, спиной. Лишь когда за окном залаяли собаки, парень, вздрогнув от резкого звука, огляделся, замечая замершую, словно изваяние, фигуру, которая внимательно наблюдала за ним, и кое-как сдержался, дабы не поежиться. Он же уже решил, что произошедшее ночью — просто плохой сон, так какого хера он ощущает такой страх? Дрим, явно почувствовав, что испытывает парень, чуть склонил голову вбок, сделав пару аккуратных шагов к парню, и приподнял руку в приветственном жесте. — Утро, — еще несколько шагов к парню. Джордж прислушивается к сонному голосу, какой бывает только у человека, который еще даже глаз продрать не успел, и немного успокаивается. Ночной кошмар говорил тоже голосом Дрима, но, казалось, совершенно другим. Ядовитым и насмешливым. Джордж поджал губы, стараясь избавиться от неприятных воспоминаний, и кивнул в ответ на приветствие, закрывая книгу. Не до нее сейчас. — Ты как себя чувствуешь? — тихо интересуется Джордж, внимательно оглядывая Дрима. Ни то ища собственную кровь на одежде, ни то пытаясь по походке определить, что с его ранами. — Болит слабее, чем вчера? Дрим лишь молча кивает и, так же молча подойдя к Джорджу, усаживается рядом. Парень в недоумении вскидывает брови, когда на него опираются, словно на любимое кресло, усаживаясь на полу поудобнее. Почти как домашний пес, просящий ласки. С пометкой лишь на то, что этот пес мог руку по локоть перегрызть, если той случайно дернуть. — Даже так? — тихо интересуется Джордж, чуть отодвигаясь и внимательно следя за непривычно молчаливым Дримом, которому, кажется, просто позарез нужно его внимание. Ухо демона забавно дёргается, будто бы испугавшись, когда парень тянется, чтобы почесать лесного хранителя, словно домашнюю зверушку. Джордж невольно улыбается, когда Дрим все так же молча наклоняет голову, позволяя парню путаться пальцами в волосах и чесать теплые уши. И Джордж делает это с какой-то детской радостью, он и подумать не мог, что будет скучать по этому незатейливому занятию! Волосы Дрима почему-то кажутся очень жёсткими и постоянно путающимися, иногда попадаются веточки или листочки, и Джордж думает о том, что обязательно раздобудет этому дурню гребень, прежде чем замереть, удивлённо приподняв брови. Пальцы, скользнувшие вглубь шевелюры, неожиданно не столкнулись с препятствием в виде обломков от рогов. Рога пропали полностью, оставив от себя лишь две шишечки на голове. Там, где, по идее, должны были весной вырасти новые. Джордж закусил губу. Неужто проблемы последних дней были связаны именно с этими дурацкими обломками?