— Тебе не больно? — Джордж сам не до конца уверен, о чем конкретно он спрашивает. О ранах, украшающих тело Дрима, или о выпавших рогах, «основания» которых парень сейчас аккуратно ощупывал. Демон лишь молча покачал головой, парню даже показалось, что сделал он это как-то неуверенно. За это утро Дрим произнес всего одно слово, что с демоном ну никак не вязалось, но причину молчания (не говоря уже о поведении в целом) Джордж так и не понял. Вряд ли тот со вчерашнего вечера дуется. Не позволил бы так безнаказанно зарываться пальцами в чужую, местами спутанную шевелюру. — Они скоро начнут расти?
— Скоро. Хотя, ну, как скоро, — все-таки подал голос Дрим. Тот звучал как-то глухо и устало, словно бы тот полночи по лесу носился, а не спал спокойно. И ведь, судя по тому, как мирно он сопел утром, Дрима явно кошмары не мучали! — К весне обычно отрастали. Раньше. Сейчас понятия не имею. Они отпасть должны были к зиме только.
— Ты как себя чувствуешь вообще? Повязки хоть немного помогли? — Джордж чувствует странное беспокойство, которое все усиливается. Дрим выглядит как-то слишком вяло. Слишком вяло даже для существа с такими ранами. — Выглядишь так, словно умирать собрался. Все точно нормально?
— Поверь мне, легкая слабость для меня в данный момент – словно глоток свежего воздуха, — Дрим лениво, по-кошачьи потянулся и, чуть подумав, поудобнее облокотился на Джорджа. Парень попытался оттолкнуть своего пациента, решив, что тот перегибает палку, но куда там! Дрим слишком ловко, особенно для его состояния, откинулся назад, чуть не придавив Джорджа, перевернулся на бок и схватил начавшего было сопротивляться парня, подтягивая его к себе, как любимую игрушку, которую ребенок устраивает на ночь рядом с собой.
Джордж замер. Как бы он ни старался отогнать воспоминания о кошмаре, забываться тот совершенно не хотел. Дрим-не-Дрим оттуда тихо посмеивался где-то глубоко в его голове, из-за чего по коже пробежала волна мурашек. И руки этого «вроде бы Дрима, хотя хер его знает», стискивающие парня в объятиях, напрягали. Джордж вцепился в одежду демона, мысленно приказывая себе успокоиться, но получалось хреново. Все внутри него, несмотря на то, что ночные побегушки были лишь обычным кошмаром, резко взбунтовалось и требовало «бежать от этой твари и прятаться, пока он не проголодался». Чем Дрим вообще мог сожрать бы его, Джордж у паникующей части себя даже не спрашивал. Тот, конечно, как-то раз упоминал что-то по поводу своего питания, но ясности его пояснение тогда не внесло. Да и зачем ему, лесному демону, человечина? Быть может, он вообще светом солнца и свежей травкой питается. В любом случае, рассуждать о рационе Дрима удавалось с трудом. Несмотря на все убеждения, его мозг продолжал упорно орать о том, что когтистая тварь из сновидений, пропахшая холодом и кровью, питается сочным и свежим мясом человека, которого она убивает только после того, как наиграется со своей новой игрушкой, так глупо попавшей ей в лапы. Не сумевшей спрятаться. Ха! Попробуй спрятаться от Смерти, коль та вздумала повеселиться.
Попытки успокоиться официально провалились. Чем дольше Джордж лежал в объятиях Дрима и уговаривал себя успокоиться, тем более страшные вещи лезли в голову. И, что было, пожалуй, в разы более страшным, демон прекрасно чувствовал этот страх. Человек, пойманный в капкан из лап лесного повелителя, с замиранием сердца думал о том, что его вот-вот спросят о том, почему тот так испуган, и от этого становилось противно. Дрим-то, по сути, совершенно не виноват в том, что Джорджа кроет в преддверии зимы. Хомячьи попытки собрать как можно больше трав, волнение по поводу того, будут ли покупать травы, не скосит ли половину деревни этой зимой какая-нибудь хворь, если жители все-таки откажутся от лечения, обрекая на смерть и себя, и своих близких. А тут еще этот придурок, исполосованный вдоль и поперек и с рогами, как выясняется, выпавшими. Да любой другой бы даже заснуть вряд ли смог. А тут всего-то кошмары по ночам, подумаешь. Но нет. Джорджа упорно трясло, и никакие увещевания не помогали заставить сердце вылезти, наконец, из пяток и забиться в груди.
Но Дрим не спросил.
То ли не понял, чего Джордж так испугался, то ли решил не лезть. И если раньше слова «не лезть» и «Дрим» в одном предложении прозвучали бы комично, то сейчас это почему-то казалось почти естественным. Джордж закусил губу. Обессиленный Дрим выглядел в разы хуже, чем раненный. Даже рука хранителя, зарывшаяся ему в волосы и пытающаяся его успокоить, словно маленького ребенка, испугавшегося грозы, казалась какой-то слабой и немощной, пусть Джордж и прекрасно помнил, насколько остры когти сего существа. Поддержка Дрима, его попытки успокоить сейчас, после кошмара кажутся какими-то странными, почти что издевательскими, но парень приказывает себе заткнуться и прекратить беспочвенную панику. Дрим не виноват, что ему, придурку, хер пойми что мерещится, а потому тот факт, что парень его беспричинно остерегается, должен будет его ой как насторожить. Джордж чуть прикрывает глаза, и, подумав, утыкается лбом в плечо демону. Так, когда он не может видеть своего, кхм, захватчика, парень чувствует себя немного лучше. Жаль только, что так же просто избавиться от запахов никак не получается. От Дрима пахнет его же кровью. Подсохшей, но кровью, и даже запах настоя, в котором Джордж вчера старательно вымачивал повязки, не помогает. Он смешивается с кровавым, делая запах совсем уж невыносимым. К горлу вновь подступает тошнота. Парень как-то неловко, по-детски, цепляется за чужую одежду, все еще не поднимая головы с чужого плеча. Где-то на краю сознания навязчивой мухой бьется мысль, что лежать на полу Дриму сейчас не стоит, тем более, держа на себе другого человека. Раны на спине, которые Джордж лицезрел вчера, должны были приносить ощутимое неудобство несчастному пациенту.
Что же с тобой не так?
Джордж уже ни в чем не уверен. Не уверен, чья это мысль промелькнула у него в голове, о ком она, и почему он все еще лежит на Дриме, сражаясь с самим собой. Не понимает, почему ему так сильно хочется убежать. Не понимает, почему желание остаться ничуть не меньше. Он вообще ничего не понимает. Замер. Застыл где-то между. Между двух огней, так, вроде бы, это называется? Лежит на Дриме, кусая губы, словно на низком старте в полном одиночестве, не в силах решить, что ему делать: бежать к финишу, или, забив на обещанную награду, рвануть назад, домой. Наверное, что-то не так все-таки с ним, с Джорджем. Дрим все же оставался лесным существом, которое не подстраивалось под человеческие рамки, которое плевало на принципы поведения в обществе, да и на общество, в целом, тоже. Лесное существо. Лесная тварь, если уж конкретнее. Никому и ничем не обязанная, привыкшая жить так, как ей хочется. Потому как в лесу нет ограничений, так почему тот должен ограничивать себя в деревне? Среди существ, что для него ощущались как те же волки или олени. Прикольные зверюшки, которых, в случае чего, можно приручить и держать при себе, используя для своих нужд, не более.
В то же время Джордж был человеком. Да, наверное, он не являлся самым образцовым представителем своего вида, да и порядочным жителем даже родной деревни он смог бы назвать себя с трудом, но всё же оставался человеком. Немного замкнутым, порой витающим в облаках, не шибко вежливым, но человеком. Обычным и ничем не примечательным. И потому тот факт, что он допускал даже мысль о том, чтобы еще чуть-чуть полежать в странных объятьях Дрима, должен был пугать его до жути. Он не должен был вообще общаться с Дримом, а, общаясь, должен был молить богов, чтобы тот поскорее ушел. Его кошмар-то, если думать с такой точки зрения, был наглядным примером того, как должны были бы вести себя Джордж и Дрим при нормальном раскладе. Кровожадное существо с мозгами набекрень, которое питалось человеческим ужасом, и парень, забившийся под стол и чуть ли не рыдающий от страха, осознавая, что лесная тварь знает, что тот пытается его обмануть. Знает и, зараза, смеется над его тщетными попытками. Потому что от тьмы не спрячешься. Не убежишь. Всегда отыщет, всегда найдет способ напугать. Не зря страх темноты был так распространен. Даже Джордж в детстве старательно прятался под одеялом, пытаясь поскорее заснуть, оставшись в темной комнате один. Откуда ты можешь знать, что в этой самой тьме не прячется тот же самый кусок кровожадной
Чащи в лице ушастого и, вроде как, достаточно дружелюбного днем создания.
Вот же блять.
Джорджа опять передернуло, и тот поспешил подняться. Дрим, явно не ожидавший такой прыти от только что чуть ли не дремавшего на нем парня, приподнялся на локтях, недоуменно дернул ухом с серьгой, и чуть наклонил голову вбок. Почему-то это выглядело так, словно спящий кот, заметивший незнакомого человека, уселся на заборе, ожидая его дальнейших действий и возможного угощения, и парень хихикнул от этого странного сравнения, пришедшего в голову. Дрим вновь дернул ухом, прислушиваясь к смешку, и Джордж приказал себе прекратить смеяться хер пойми с чего. Дрим, конечно, сам не самый нормальный, прости Господи, человек, но даже тот не имел привычки смеяться с собственных шуток в голове и не принимался шугаться парня из-за своих странных снов. Так что да, стоило бы прекращать. Когда на твоем фоне лесной демон кажется более адекватным, чем ты — стоит задуматься. К тому же, не стоило забывать, что он, Джордж, вообще-то с людьми должен еще работать, так что стараться поддерживать свой рассудок в относительном, но здравии, стоило бы. А то мало ли, разное бывает. Придет пациент какой-нибудь, а Джордж в нем, не дай боже, монстра из преисподней углядеть ухитрится. И все, конец не только его профессии, но и жизни, что уж греха таить. Даже если Дрим и умудрится каким-то неведомым образом защитить его от мести односельчан, Джордж самостоятельно руки на себя наложит. Все-таки, смерть — это страшно. А смерть по твоей вине — еще страшнее. Тут уж плевать, будут ли о его очередном, по мнению соседей, проступке знать люди, он-то вряд ли забыть это сумеет. А если даже и сумеет, то, наверное, ему уже плевать к тому моменту будет. Пойдет кромсать деревенщин, пытаясь изгнать из них нечистую силу, вообразив себя Ангелом, несущим добро и, мать его за ногу, просвещение в массы. Наверное, дойди его мозг до этого уровня запекания в черепной коробке, Джорджу уже в целом станет безразлично, кто он, что он и как он. У него будет великая божественная миссия, ему не до таких несущественных вещей, как собственный рассудок. Так что, пожалуй, об этом пока что можно не волноваться. Хотя смеяться безо всякой причины стоит прекратить уже сейчас, во избежание, так сказать. А то вдруг Дрим, заметив его странное поведение, вдруг решит, что время пришло, и вторым желанием будет очистить землю от неугодных Господу. В изуверы Джордж никогда не метил, честно сказать. А уж в ангела-спасителя — тем более. Нахуй-нахуй, если уничтожать всех грешных и недостойных, то легче всю планету сжечь. Надежнее, мать его.
Джордж, не сдержавшись, все-таки прыснул. Ну все, следующий пункт в списке — освобождение планеты от неугодных. Допрыгался.
— Что смеешься, припадочный? — лениво поинтересовался Дрим, не спеша подниматься с пола. Холодного, кстати. Джордж, нахмурившись, требовательно протянул к своему многострадальному пациенту руку. Дрим фыркнул, весело дернул руками, но предложенную помощь принял, поднимаясь на ноги. Джордж в очередной раз подивился тому, какой демон горячий. Словно бы с лихорадкой вот-вот свалится, готовься мокрыми тряпками обтирать, а нет, зараза. Живее всех живых даже после… сражения с медведем, видимо. И это с учетом того, что в их местах медведи и вовсе не водились! Джордж был на сто процентов уверен, что если Дриму захочется найти в лесу для себя ручного медведя — он его себе обязательно найдет, и хрен там его что-то остановит. — Все, паника закончилась?
— Прости, плохой сон приснился, вот я и… — Джордж замялся, не зная, стоит ли говорить Дриму о кошмаре, а если и сказать, то что. В голову идей не лезло. В голову, а вернее в волосы на его голове, лезла чужая рука. Вот же зараза тактильная, а! — В общем, нормально все сейчас, наверное. И скажи мне, пожалуйста, какого хера ты меня постоянно наглаживаешь, словно котенка какого-то. У тебя, вроде как, по лесу рысь бродит для этих целей. Ее что не гладишь?
— Ты меня выгнать в лес, что ли, пытаешься таким интересным способом? — меланхолично уточнил Дрим, на что Джордж тут же энергично замотал головой. Ишь чего удумал, болезненный! — Ну, тогда, я полагаю, ты остаешься единственным, кого я могу здесь гладить. Вредина.
Последнее слово Дрим обиженно выплюнул после того, как Джордж, резко дернувшись, высвободил свои волосы из чужих лап и тут же отошел к своей рабочей зоне, внимательно всматриваясь в пучки трав, висящие под потолком. К сожалению, растений категорически не хватало. После передачи их на продажу, у Джорджа оставалось всего несколько пучков трав да цветов, две трети из которых можно было лишь на успокоительное пустить. Вот же блядство. Парень вздохнул, напряженно постучал пальцами по столешнице и оглянулся на Дрима, который стоял посреди комнаты, покачиваясь так, словно готов был вот-вот рухнуть обратно. От потери крови его ослабило так, что ли? Джордж нахмурился, подбирая слова.
— Слушай, тут такое дело. Мне бы того, в лес сходить нужно. Сам видишь, нихера нет. Разве что тебя перевязать, да попить сварить чего-нибудь, — и, заметив, как Дрим с готовностью дернулся, поспешил пояснить. — Без тебя.
— С какого это хрена? — недоуменно поинтересовался Дрим. Его уши странно задергались, словно бы тот пытался услышать мысли парня. — Лес, ты сам знаешь, не самое безопасное место. К тому же…
«Ага, к тому же кое-кто, не хочу по именам называть, силой лишил меня возможности покидать деревню в одиночку, засранец ты белобрысый».
— Я в этот лес лет с семи шастаю, и ничего, — Джордж пожал плечами. — Волки меня сожрали единожды, и то по вине этих ебнутых. Думаю, это о чем-то да говорит.
— Говорит это о том, что волки тобой брезговали, — огрызнулся Дрим и как-то нехорошо покачнулся. Хоть бы не рухнул на пол. Джордж, прикинув габариты, решил, что даже пытаться поймать бесполезно. Помочь-не поможет, но зато сам пострадает. Дрим, не будь дураком, предусмотрительно отошёл поближе к стене и облокотился об нее. — Скажи просто, что я тебя задрал, и все тут. Развел церемонии.
Джордж нахмурился. На больных, конечно, злиться нельзя, а Дрим был болен явно на голову, причем очень давно, но все же. Придурок. Перепады настроения, на самом деле, беспокоили парня, но что делать с этим он категорически не знал. Как лечить оленя во время сбрасывания рогов? И разве этот процесс в дикой природе не является безболезненным? С другой стороны, ни оленю, ни лосю в этот период в голову не залезешь, о самочувствии не спросишь. Не ответят, заразы. И Дрим, видать, упорно следовал заветам братьев своих лесных — не говорить людям ничего о том, как он себя чувствует.
— Ты идиот? — спросил Джордж и сам подивился тому, насколько холодно прозвучал его голос. Словно бы та злость, что он почувствовал секундой ранее, вдруг преобразовалась в какой-то ледяной ком где-то в груди и выплеснулась наружу вместе со словами. Парню почему-то казалось, что он был не настолько зол, а хер там плавал. — Нет, вот честно, ответь мне? По-твоему, я тут с тобой возился просто так, от скуки? Ты себя-то видел? Ты, мать его, ранен. Ранен, зараза ты рогатая! Сколько угодно говори мне про свою сраную регенерацию, но даже для нее, придурок, время какое-то нужно. Я пытаюсь тебя, значит, заставить дать своему организму хоть немного передохнуть и не страдать херней, но нет, блять. Ты меня, оказывается, задрал своим присутствием. Мозги у тебя вместе с рогами отвалились?
— Прости, — Дрим в извиняющемся жесте поднимает ладони, мол, сдаюсь, не бей. Только вот это средство успокоения на Джорджа не действует, как и извинения из уст (ну, или откуда там) лесного демона. Кретин сраный. — Но я действительно чувствую себя вполне неплохо, и прогулка по лесу мне бы не повредила.
— Ты с ног валишься, — шипит на него Джордж, чувствуя, как его затапливает глухая обреченность. — Хуже ребенка, ей-богу. На тех хотя бы уговоры работают, а ты — лоб непробиваемый.
— Почему же хуже? — Дрим попытался голосом изобразить глубокую обиду и, по-видимому, свести ситуацию на нет и успокоить Джорджа, но получилось у него это хреново. Судя по хмурому Джорджу, скрестившему руки на груди, тот все еще был готов запустить в Дрима первое, что попалось бы ему под руки. — Я, быть может, тоже склонен поддаваться уговорам, а ты просто не нашел ко мне правильный подход?
— Правильный подход в твоем, урод ты блохастый, случае был бы отпустить тебя восвояси и близко не подпускать к моему сраному дому. Выполнил бы три этих желания, и жил бы спокойно, но нет, — Джордж криво осклабился. Видимо, получилось это настолько выразительно, что даже Дрима пробрало — тот странно напрягся, словно готовый атаковать первым, если придется. — Но нет, блять. Моя жизнь упорно идет под откос. И твое присутствие для меня теперь — это единственная возможность пообщаться хоть с кем-то. И знаешь, что самое отвратительное? Раньше я бы с удовольствием послал бы тебя раненным в лес, и плевать, что с тобой станется. Подохнешь и подохнешь, подозреваю, Чаща сможет отыскать себе новый способ защиты. Жил бы я себе спокойно и не тужил. Да, один, да, немного бы сошел с ума, но терпимо. А теперь что? А теперь я просто, черт тебя дери, не готов остаться один. Не готов, и все тут. Счастлив, чепушила ушастый? Допритворялся доброй зверушкой из леса? И что ты мне предлагаешь делать, если ты сейчас свалишь в лес и сдохнешь?
— Не знаю, — Дрим на такую речь лишь пожал плечами, чуть склонив голову, и это… уже даже не злило. Плевать. Чего Джордж ожидал вообще? Каких эмоций? Дрим — не человек, так какое ему дело до человеческих жизней и эмоций? — Я не знаю, Джордж. Прости.
— Плевать, — бурчит себе под нос, как маленький, Джордж, и без сил опускается на стул, хватаясь за волосы. Сил нет. Ни на что. Нет сил плакать, да и не хочется. Сил на скандал тоже нет. Нет сил обсуждать только что сказанное, или как-то реагировать на равнодушие Дрима и его извинения. Просто нет. Уже даже не хочется. Кошмар, кажется, выпил его до дна, а парень, придурок, обнаружил это лишь сейчас. Нужно было вставать со стула и идти в лес, на этот раз спокойно объяснив Дриму, что он за него волнуется, так как состояние у него плачевное. Нужно было говорить, ходить, двигаться. Думать. А сил все еще не было даже на то, чтобы встать со стула. — Иди ляг в спальню, прошу тебя. Я не готов сейчас что-либо тебе объяснять. Тебе не три года, авось да поймешь.
Дрим не уходит. Отлипает от стены, видимо, чуть придя в себя, и приближается к парню. Джорджу не хочется даже поднимать голову или выпутывать собственные пальцы из собственных же волос.
— Может, пойдешь еще поспишь? — чужая рука аккуратно касается его плеча. Теплая настолько, что ее тепло пробивается даже через одежду. Голос Дрима звучит необычно, слишком мягко для него, вечно веселого придурка. Но, к удивлению, это почему-то успокаивает, хотя стоило бы, пожалуй, забеспокоиться. — Ты не выспался.
— С чего ты взял? — Джордж отмахивается от него, словно от надоевшей мошки, находя в себе силы все же встать на ноги. Он даже пытается сделать вид, что все нормально, но почти сразу же сдается.
— Ты сам про кошмар сказал мне, — Дрим, вздохнув, протягивает ему руку. Чуть подрагивающую, неуверенную, но, черт его дери, какую же, сука, теплую. — Пошли. Не мне одному бы стоило поспать чуть подольше. А потом пойдешь в лес, ладно? Лишь отдохнешь немного.
Джордж, хватаясь за протянутую руку, на секунду задает сам себе вопрос, кто еще чей пациент, а потом решает, что это не так уж и важно. Они калечат и лечат друг друга одновременно. И, пожалуй, в их случае это — лучшее решение.
***
Сон уходит сразу же, как Джордж ложится в кровать. Дрим утыкается ему в макушку краем маски, и, если парню, конечно, не кажется, тот слышит мерное дыхание лесного хранителя. Немного хрипловатое, но вполне себе удовлетворительное для существа в его состоянии. Неожиданно подала голос совесть, напомнив, что из-за этих странных скачков настроения парень и думать забыл о том, чтобы нормально осмотреть раны и обработать их, а ушастое недоразумение, разумеется, и этим самым ухом не повело, чтобы напомнить о своих ранах и необходимости перевязки. Следующая мысль, которая обязана была посетить голову Джорджа, должна гласить о том, какого хера происходит с ним, с его настроением, эмоциями. Но ответа на это не было. Отговориться кошмаром не получалось. Страшно, конечно, куда же без этого, но только лишь кошмар не заставил бы его бесстрашно обзывать Дрима идиотом, а потом, чуть поостыв, преспокойно ложиться с тем в одну постель. Это все казалось абсолютно бессмысленным, мозг словно бы перестал соображать. Кошмар ли тому виной? Чаща, пришедшая в нем и все-таки поймавшая, как теперь понимал парень, свою жертву? Или Дрим, ослабленный и немного поехавший? Раз Джордж мог примерно понимать, какие эмоции тот испытывает, не могло ли его сумасшествие передаться самому Джорджу?
Да что, черт возьми, с ним вообще происходит?
И вот опять. Хочется кричать на этот ебанный мир, словно обиженный ребенок, требуя справедливости. Требуя чего-то нормального и понятного, а не загадки — одна страннее другой. Хочется, чтобы все наладилось. Хочется невозможного.
Спокойствия. Хочется просто жить, не задумываясь о том, что вообще происходит. Хочется плыть по течению, заниматься своим любимым делом. Понимания и любви от односельчан уже даже не хочется. Ненавидят его? Плевать. Их проблемы. Их жизни. Джордж пытался им помочь. Много-много раз. Пытался. Им это было безразлично. Он сделал все возможное, и пусть они, твари, подавятся собственной злобой, захлебнутся в своей недальновидности и утонут от своей же тупости. Сами виноваты. Он умывает руки. Давно пора было смириться с тем, что его профессия — грязное дело, воняющее кровью и разлагающимися трупами. Ты постоянно в крови, постоянно играешь в пятнашки со Смертью, и словно ребенок не замечаешь, что Смерть тебе просто поддается. Позволяет почувствовать себя победителем. Чтобы потом победить. Вне зависимости от твоего мнения на этот счет. Её это не волнует, она выиграет при любом раскладе. И после холода Чащи, после игры в догонялки со Смертью, Джордж был не готов рискнуть вновь играть по этим жутким правилам. Придут на лечение — вылечит. Бегать ни за кем он не намерен впредь. А деньги зарабатывать будет, продавая лесные травы в лавке. Джордж криво усмехнулся. План под кодовым названием: «забить на всех, заебали», на удивление, даже не вызвал припадка у старушки-совести. Та, видимо, тоже устала. Джордж просто устал от этого дерьма.
Бегать ни за кем он не намерен впредь.
Парень чутко прислушивается к дыханию за спиной.
Ну ладно, почти ни за кем.
Благо, Дрим отключился почти мгновенно. Сразу же, стоило его голове коснуться горизонтальной поверхности. Более того, чуть ли не впервые, но тот даже свои загребущие руки не распустил. Не успел, видимо. И слава Богу. Пожалуй, в ближайшее время терпеть объятия демона он не готов. Сон это был, или Чаща действительно наведалась в лице Дрима к нему — неважно. Сам факт того, что Дрим пытался его удержать, обрекая на смерть, пугал. Так что хер там. Кусаться, царапаться, вырываться, но не позволять распускать руки. Думать о том, чтобы прогнать Дрима со своей кровати и вовсе, Джордж не мог. Страшно, конечно, но он — больной, и сон на полу ему противопоказан. Да и парень что-то сомневался в том, что Дрим согласится куда-то уходить с нагретого им места.
Парень поднялся с кровати, быстро оглядел Дрима, убеждаясь, что внешне тот не выглядит так, словно готов вот-вот отбросить копыта, и вышел из комнаты. Вообще-то, то, что он задумал, тянуло на десяток-другой вразумительных и не самых вежливых слов, к которым прибегнет Дрим. Если, конечно, Джордж после этого самодурства останется в живых. План, придуманный парнем, был глуп до ужаса, но при этом… В нем что-то было. Интересное, завораживающее.
Нарушь Джордж условия сделки — он умрет или, в лучшем случае, покалечится, это очевидно для всякого.
Но что, если Джордж просто попытается их обойти?
План был максимально туп, но телом Джорджа неожиданно завладел азарт. Главным вопросом в этом деле было понять, за счет чего работают желания и как формируются те или иные условия. Вот, к примеру, Дрим, перед тем, как исчезнуть и вернуться в виде исполосованного ножом куска мяса, разрешил Джорджу выходить из деревни в лес. Только в лес, он это четко оговорил. Оговорил, что, попытайся тот уйти, парню не поздоровится. Оговорил. Вслух. Нарушить условия сделки просто невозможно, та была слишком прямолинейна — запрет на выход из деревни без разрешения, Боже мой, какое мерзкое слово, хозяина. Но при этом прошлое разрешение на самостоятельные прогулки было намного более фамильярным, почти что дружеский совет. С угрозой прибить, разумеется, но совет. Вопрос заключался в том, означают ли слова, озвученные Джорджу, правило, которое нельзя нарушать, либо же этим правилом является мысленный приказ Дрима, который тот может озвучить при необходимости?
Сборы в лес были недолгими по одной простой причине — парень не знал, попадёт ли он туда вообще, или рухнет трупиком еще на подходе, так что захватил с собой лишь небольшой мешок, нож и пару веревок. Невесть что, конечно, для нормального сбора трав, но что вы собирать-то в середине осени в огромном количестве собираетесь? Так что и Джордж в мечтах особенно не витал. Просто шило в жопе указывало прямую дорогу навстречу приключениям, и он решил подчиниться. Ну труп — так труп. Еще летом должен был умереть. А так хоть подохнет справедливо. Не от рук соседей и бывших пациентов, а от собственной дурости и жажды к экспериментам с демоном.
Мда уж. Вот так перспективы вырисовываются. Джордж сглотнул, мысленно пообещал себе, что не будет намеренно искать встречи с костлявой старушкой и выбежал из дома, прихватив свой «походный саквояж», дружелюбно махнув рукой черной птице, которая до его выхода из дома, мирно дремала на дереве, а теперь, приоткрыв глаза, издавала странные, булькающие звуки. Вдаваться в подробности, почему птица забурлила вдруг, Джордж даже не пытался. На своем опыте он еще в детстве убедился, что умные вороны могут издавать звуки и похлеще. Бурлит — значит закипел. И хер с ним. Настроение было каким-то странным, по-детски дурным.
На подходе к лесу, Джордж неожиданно встретил Карла, но разговор не заладился. Парень, честно говоря, даже не понял, о чем Карл ему говорил. Что-то про новый дом, про брата, про походы в лес. Было плевать. Джордж с какой-то несвойственной ему отчуждённостью лишь кивал парню в ответ, торопясь поскорее закончить диалог. Кажется, Карл обиделся таким пренебрежением, но Джорджу было совершенно не до этого. Что-то внутри него, стоило бывшему другу уйти, возмутилось, но лекарь подавил возмущения на корню. Обиделся — и хер с ним. С момента «изгнания неугодного» из деревни на съедение волкам, Джордж с Карлом общался всего-ничего, пусть тот и очень помог в самом начале. Стоило бы, конечно, извиниться и вернуть деньги, которые Карл потратил ему на еду и прочую материальную помощь, но продолжать общаться… а зачем? Карлу от этого одна морока, как бы тот ни пытался показать обратное, а создавать намеренно проблем Джорджу не хотелось. Так почему бы не отбросить глупое слово «друг» и не сказать честно — единственный адекватный человек, ставший на первое время какой-никакой, но опорой. Немного шаткой, но спасавшей парня от окончательного падения в бездну. Пусть будет так. Не друг, просто адекватный человек. Так будет правильнее, что ли. Джордж невесело хмыкнул, продолжая свой путь вперед, к лесу, и невольно задумался о том, что из друзей во всей деревне у него остался лишь Дрим. Да и тот там не живет полноценно. Он целиком принадлежит Чаще, а бесконечные ночные, полные холодного ветра просторы Чащи — Дриму. Тот никогда не согласится предать ее. Не согласится жить, словно обычный человек. И Джордж с неким отвращением понимал, что не мог судить за это Дрима. Не после сегодняшней ночи, когда он увидел Её во всей красе. Дикую и свирепую. Смертоносную и могучую. Разве сможет сравниться кучка людей со свободой Чащи, воющей звериными голосами в ночи? Даже сравнивать глупо. Небо и земля.
Джордж нагло, практически не таясь, обрезает молодые веточки яблонь на своем пути, бережно складывая их в мешок. На отвары пойдет. Кору срезать парень все же, чуть подумав, не решился. Такое посягательство на молоденькие деревья явно не останется незамеченным. И тут уж два варианта: либо обвинят Джорджа, впервые угадав, кстати. Либо решат, что из леса на фруктовые сады выползли какие-то мерзкие паразиты и насекомые. Но в итоге все равно крайним останется Джордж. Он же в лес ходит! Он принес насекомых, его вина! И уже даже не обидно, от этой бредятины смеяться охота. Даже сказки Тома не были столь же тупыми и безвкусными. Там Джордж хоть что-то творил. Собак жрал там, дома сжигал. А у взрослых все было как-то скучно. Джордж просто был виновником любой беды. А, заметьте, собаки в последнее время в лесах не пропадали!
Впрочем, веселое настроение Джорджа улетучилось, стоило ему подойти к границе леса и встать, как вкопанному, уставившись куда-то туда,
вглубь.
Что там сказал Дрим?
«Пойдешь в лес, только отдохнёшь немного», или что-то вроде того. Джордж полежал немного. Время отдыха они не обсуждали. Верно? Или это не так все же работает?
Пробегавшая мимо кошка, легко прыгнувшая в лес, заставила парня поморщиться. Он ведь даже точно не знал, где начинается граница леса. Где начинаются
её владения. Какова вероятность, что спустя минуту его не скрутит от боли? Стоит, пожалуй, держать руку на пульсе. А лучше — на метке Дрима. Стыдно будет, конечно, будить раненного пациента из-за собственной дурости, но умереть от боли из-за нее же тоже не хотелось. Джордж, чуть подумав, опустился на желтоватую, местами чахлую траву, и чуть склонил голову, словно надеясь, что мысли перетекут в нее. Он ощущал себя полнейшим придурком в данный момент, но поделать с собой ничего не мог.
— Привет, — парень подивился тому, насколько неуверенным звучит его голос, и приказал себе прекратить валять дурака. Он просто решил поболтать с кучкой деревьев на всякий случай, а звучит так, словно лично приглашен на прием к королю и теперь мнется у трона, пытаясь сформулировать свою мысль. — Не знаю, как к тебе обращаться, но Дрим, вроде как, называет тебя просто Чащей. Он говорил, что ты меня не очень любишь, и, судя по вчерашним событиям, не соврал. Да, признаю, я вел себя, как придурок, но я был уверен, что делаю это во благо. И до сих пор в этом уверен.
Ворон, по всей видимости, внимательно следивший за ним от самого выхода из дома, с громким криком приземлился на одно из деревьев, и, склонив голову, с интересом уставился на парня, общавшегося с чащобой леса.
— У нас с Дримом сделка. Он запретил мне выходить из деревни без его разрешения. Но, видишь ли, он сегодня сказал, что я смогу сходить в лес после того, как немного отдохну. Я отдохнул, а он все еще спит, вот я и… — Джордж сглотнул. — Не знаю, известно ли тебе, но я уже однажды сглупил и чуть не рванул в лес, наплевав на правило. Тогда было больно. Очень больно. И мне бы не хотелось испытать это вновь. Так что, ежели это возможно, пропусти пожалуйста. А если я идиот, который лезет на рожон, ударь меня не так сильно, ладно?
И, чуть подумав, добавил:
— В любом случае, спасибо.
Джордж буквально мог слышать свой собственный голос в голове, который называл его законченным психом, который окончательно поехал головой от общения с нечистью, которая не факт, что вообще существует, а не является галлюцинацией, но быстро погнал эти мысли куда подальше. Плевать. Сейчас — плевать, реально ли все то, что происходит. В прошлый раз ему было больно. Очень, мать его, больно. И испытать это вновь ему бы не хотелось, если вдруг выяснится, что парень понял формулировку как-то не так. А если Чаща действительно хотела его убить, то, наверное, сделает это более изящным образом, нежели этот. Волки, медведи, рыси — куда ни шло, но просто умереть на входе в лес? Ну гадко же, глупо. Недостаточно по-дикому, по-лесному. Без холода и страха. Не то. Совершенно не то.
Парень аккуратно вытягивает руку вперед и, чуть помявшись, закрывает глаза. Видок, конечно, тот еще, но так было хоть немного спокойнее. Первый малюсенький шаг стал для Джорджа настоящим достижением. Ноги словно бы закаменели, стали тяжелыми и неподъемными. Как и все тело, впрочем. Двигаться было банально страшно. Лекарь надеялся лишь на то, что, перейди он границу леса лишь кончиком пальца, его ударит не так сильно, как могло бы, сделай он полноценный шаг. Первое движение в сторону леса… И ничего. Джордж этого ожидал. Он банально не знал, где «официально» начинается лесная территория, на которую ему нельзя заходить, а где гулять еще было можно. Попросить, что ли, Дрима ее очертить? Пусть делом займется, его, Джорджа, доступную территорию покажет. А то условия свои ставит, и хрен потом разберешь, что и куда. Если Джордж, конечно, эту свою глупость переживет.
Второй шаг. Он дается чуть легче предыдущего, но парню вновь требуется время на то, чтобы прийти в себя и убедиться, что все хорошо. Безумно хочется открыть глаза, дабы осмотреть свои руки, но он пересиливает себя. Нельзя. Вперед.
Третий шаг. Нерешительный и слишком большой для ситуации. Чересчур. Джордж замирает после него, с изумлением понимая, что все нормально. Тяжело дышит, стараясь прийти в себя, словно после долгого бега, а не трех шагов навстречу тьме и запаху коры, хвои и влажной почвы.
Четвертый шаг. Почти что простой. Промежуточный. Джордж лишь краем сознания замечает, что, кажется, ему повезло и Чаща пощадила его, но тут же гонит эту мысль прочь. Рано.
Пятый шаг. Парень открывает глаза.
Он стоит среди деревьев в чуть больше, чем метре от того места, где был до того, как закрыл глаза. Но он в лесу. Несомненно, эта территория должна считаться лесом. Если нет, то к черту это все. С такими размытыми правилами легче сдохнуть, чем пытаться их законно и совершенно честно нарушить.
Он в лесу.
Он уверен в этом почти на сто процентов. Воздух тут все такой же знакомый и свежий, ветер — веселый и необузданный. Даже знакомая черная птица, сидящая на ветке, отсюда кажется какой-то дикой и отстраненной, словно не она готова прыгать по столу часами, выпрашивая у людей вкусности. И Дрим тут ощущается на своем родном месте. Часть тьмы, часть Чащи. Недостающая страница, вырванная из книги, которую аккуратно вшили на место. Уже не закрывая глаз, Джордж делает несколько шагов вперед, на пробу, не уверенный, что его шалость удалась, а после, кивнув непонятно кому, быстро устремляется вглубь леса, пытаясь согнать с лица глупую улыбку, сам не зная, чем она вызвана. Удачным нарушением правил, или же ощущением, что лес прислушался к его просьбе и помог. Словно бы скучал не только по Дриму, но и по нему тоже. Это было приятно. Страшно до мурашек, пробежавших по загривку, но приятно.
Черная птица, громко крикнув на прощанье, тяжело сорвалась с ветки и устремилась куда-то туда, вглубь леса, навстречу крикам ее сородичей. Джорджу из леса никто приветственно не кричал, разумеется, но ощущения от этого менее приятными не становились. Ощущение свободы от желания, ощущение того, что он может нарушить если пожелает, правила Дрима, теплом затопило сердце. Да, демон умен. Да, он будет давать более точные формулировки в следующий раз. Но почему бы не насладиться этим ощущением превосходства сейчас? Джордж полной грудью вдохнул прохладный, пропахший осенью, воздух и направился вслед за карканьем улетающего в чащобу ворона. Плевать на мешок и сбор трав. Сейчас — плевать. Сейчас просто хотелось насладиться прогулкой и собственной, хоть и временной, вседозволенностью. Свободой.
***
Что-то не так. Джордж не понимает, что именно, но чувствует, что что-то в лесу совершенно не так, как должно быть. Птицы в кронах, беспрерывно поющие всю прогулку, вдруг замолчали, словно напуганные громкими звуками. Невидимые звери, прыгающие и бегающие между многолетними стволами деревьев, тоже не подавали признаков жизни. Даже мерно журчащий ручей и осенний, а оттого особо игривый ветер, безжалостно срывающий желтеющие листочки с ветвей, казалось, затихли, насторожились. Все вокруг замерло. И Джорджу резко стало не по себе. Ощущение неправильности происходящего пугало, сбивало с толку. Как защититься от того, чего даже не видишь? Невидимый противник пугал даже сильнее, чем разъярённый Дрим, выпустивший когти. Так что, выбирая из двух зол… Джордж потянулся к метке на предплечье, но остановился. «Невидимый и неслышимый» противник, судя по звукам, по-змеиному шипел на кого-то буквально в двадцати метрах от него, и Джордж, чуть подумав, решился подобраться поближе. Какая разница, звать Дрима оттуда или отсюда? Все равно дыхалка никакая, сбежать-не сбежит, реши существо, затаившееся в лесу, напасть. Джордж аккуратно, стараясь не слишком шуметь, стал подходить к источнику шипения на змеином наперебой с руганью на понятном языке, как вдруг голос резко замолк. Джордж, удивленный неожиданной тишиной, сделал еще один шаг навстречу, напряженно вглядываясь в просвет между стволов…
И, не успев ничегошеньки понять, получил мощный удар под колени, который легко, как фарфоровую куклу, сбил его с ног, вынуждая рухнуть на влажную, не очень-то мягкую землю. Вновь раздалась ругань. Впрочем, на этот раз без шипения. Кто-то вполне понятным языком назвал его: «ебанутым на всю голову долбаебом», и, пока парень, ничего не понимая, пытался прийти в себя от неожиданности, схватил его за шкирку и поставил на ноги. Джордж скривился. Копчик, зараза такая, был явно недоволен близкой встречей с землей и теперь высказывал это своему владельцу волнами боли.
— Не кряхти, как старый дед, нехуй лезть под руку, — рыкнул на него голос сзади, и Джордж резко обернулся. — Нянька твоя где? У него тут хрень какая-то по территории разгуливает, и это я сейчас не про тебя, а ты тут бродишь в одиночку.
— Он мне разрешил, — нахмурившись, сообщил Джордж, непримиримо скрестив руки на груди. Рассказывать о собственной дурости как-то не хотелось, особенно сейчас, когда вдруг выяснилось, что он гулял по лесу не в одиночку, а вместе с какой-то «хренью».
— Сомневаюсь, — Ник, стоящий на поляне, выглядел почти что спокойным, но его взгляд оставался напряженным, а длинные уши дергались, как у кошки, когда та прислушивается к чему-то. — Рассказывай, что натворил, раз даже Дрим тебя в лес выпихнул. Настолько надоел за эти несколько дней? Горжусь, я этой чести от него уже много лет стараюсь удостоиться. А тот еще даже ни разу не попытался меня с горы столкнуть, а тебя за три дня в лес в одиночку отправил. Идешь на рекорд.
Джордж обреченно вздохнул. Вот же мудень чешуйчатый. Действительно, как Дрим умудрился не убить его при первой встрече? Джорджу, например, уже хотелось ударить его чем-то тяжелым. Но камней больших, зараза, как назло поблизости не было.
— Дрим спит, — поразмыслив, просветил Джордж вездесущую летающую ящерицу. — Приди чуть позже. Желательно через несколько дней, когда тот в себя придет.
— Пусть спит, так даже лучше, — отмахнулся от его слов Ник, и Джордж напрягся, не ожидавший такого ответа. — Я пришел поговорить с тобой, вообще-то.
Ну вот. А Джордж почему-то наивно полагал, что хуже уже быть не может.
