Катализатор

      Эл не верил в интуицию, как в шестое чувство или голоса ангелов-суфлеров с плеча. Нет, твой ангел-хранитель — мозг, интеллект, такая скорость обработки, что сначала тебя ошарашивает выводом, а потом только ты понимаешь, из каких деталей его вывела хитрая паутина нейронов; он доказывал это не раз. Раскат грома, догоняющий сверкнувшую молнию.       С девяти вечера и до утреннего сообщения от Джули эти молнии терзали Эл, вспыхивали в голове непонятной тревогой. Не то чтоб он собирался спать — вечно отрезанный от жаркого и солнечного города плотными шторами и кондиционерами в одинаковых гостиничных номерах, Эл различал день и ночь только по часам и спал свои сто двадцать-двести минут в любое время, когда уставал. Больше беспокоило само жалящее чувство того, что что-то не так. Интуиция.       Эл искал причину, задавая вопросы самому себе и слушая, на что отзовется мозг. Дело в Кире? Нет. Ватари? Нет. СПК и Ниа? Снова нет. Мелло?..       «Здесь,» — сверкнула молния. Вполне объяснимо — Мелло чаще всех ходил по грани, некоторым безрассудствам удивлялся сам Эл. Но ведь по последним сообщениям нет ничего тревожащего: Мелло уехал из того, что банда гордо называла «штабом», никаких аварий и происшествий с кем-либо, хоть примерно похожим, за всю ночь не произошло, последнее сообщение от Джули было вполне обычным.       Интуиция не оставляла в покое, в черепе словно засела муха, которая неприятно кусалась и жужжала не переставая. Но грома — или колоколов — Эл все еще не слышал.       В пять тридцать восемь заорала третья экстренная связь — это значило, что Джули на утренней пробежке увидела нечто настолько ее насторожившее, что она трижды нажала на потайную кнопку часов и что с ней надо срочно, немедленно связаться.       — Джули.       — Керш, — голос трепетал от бега и волнения, — есть две вещи, которых я никогда не видела. Это чтоб Мелло не загнал на ночь мотоцикл в гараж и чтоб у них в основной комнате горел верхний свет. Сейчас я вижу и то, и другое.       Эл мгновенно перевел это для себя как «очень скверно». Даже одна из необычностей настораживала, а две сразу едва ли оставляли шансы то, что все хотя бы приемлемо.       Муха в черепе торжествующе и совсем не по-мушиному заверещала. Гром.       Эл прикусил большой палец.       — Сколько времени тебе нужно, чтобы дойти до их двери, прихрамывая на левую ногу, постучаться в дверь, а потом дойти обратно до дороги?       — Минут шесть, — ответила Джули. — Если никто не откроет.       — Я позвоню ровно через десять. Если будешь не одна — сбрось. Опасность — жми на часы. Одна на дороге — ответь.       Бывший офицер полиции, попавший под программу защиты свидетелей по одному из дел еще старого мира до Киры, Джули оказалась исполнительна, наблюдательна, физически развита и при этом выглядела моложе своих лет. Идеальное попадание, как удачно, что именно она оказалась здесь. Соседка-студентка, которая подвернула ногу на утренней пробежке, не вызовет подозрений.       На звонок через десять минут она ответила.       — Дверь заперта. Гараж не закрыт, машины нет. Свет так и не погас, никаких признаков того, что дома есть кто-то. Керш… — она заколебалась. — Мне зайти?       Эл даже не нужно прикидывать варианты для ответа — он мог быть только один.       — Нет. Иди домой, проверь записи с камеры на выезде — меня интересуют они и все, кто проезжал за прошедшие сутки. Кого можешь — пробей сразу. Последнюю точку, где засечешь их машину, отправишь Виктору. Вспомни все, что видела и слышала вчера вечером и ночью. К десяти часам жду полный отчет. Я свяжусь с тобой.       — Я поняла, — он ясно видел ее сейчас: Джули стояла на широкой и уже нагревающейся дороге, теребила штанину коротких шорт, перепрыгивала с ноги на ногу и безостановочно смотрела на дом, надеясь, что она моргнет — и погаснет ужаснувший ее свет, а мотоцикл исчезнет из поля зрения.       — Спасибо, Джули.       Часы сказали Эл, что время всего шесть двадцать утра, а новости погоды — что температура на улице уже приближалась к восьмидесяти градусам. Хотя какая разница, ведь он поедет на машине. За тонированными стеклами всем будет все равно, что в такую жару он натянул капюшон толстовки почти до носа, но не забыл про солнечные очки.       Лео вел машину как всегда быстро, плавно и аккуратно, подчиняясь мертвенно-доброжелательному голосу навигатора. Лишних вопросов — вообще каких-либо вопросов — он, будучи немым, не задавал, и это полностью устраивало Эл во все его редкие вылазки из своего добровольного заточения. Лео не мешал думать.       Из того, что рассказала Джули, Эл сделал не так много выводов: ушли сами или условно сами, вряд ли серьезно ранены — про следы ничего не сказано, случилось это между десятью вечера и пятью утра — раньше и позже заметила бы Джули.       Эл никогда не ездил к дому Мелло, но дорогу представлял более чем неплохо — из каждой гостиницы он составлял не меньше шести разных маршрутов по карте еще времен давнего — Бейондовского — визита в Лос-Анджелес. Протертая в местах сгибов, с выгоревшей почти в желтизну зеленой краской и занимавшая полный квадратный метр, она была самой подробной из всех, что он находил; новые районы и дороги он приклеивал или чертил на ней же. И именно она стояла перед глазами, когда за десять минут до приезда Эл сказал Лео остановить машину.       Потому что на карте навигатора не было той дороги, что была на карте Эл.       В реальности ее, казалось, тоже не было. Небольшая стоянка на случай, если кому-то, кто едет в сторону мексиканской границы, нужен привал и сон. За неогороженным краем начинался лес, и Эл подошел к самой его кромке; незавязанные шнурки путались в пожухшей от жары траве.       Он был на восемьдесят семь процентов уверен, что обнаружит в зеленой стене трещины, и он их действительно обнаружил: сломанная ветка кустарника; уже распрямившееся, но недавно подмятое молодое деревце; раздавленная колесами трава там, где она сохранила сочность.       Эл сел на заднее сиденье и попросил Лео изменить пункт назначения. И поспешить, потому что до созвона с Джули оставалось все меньше времени, а количество дел резко увеличилось.       К концу пути гладкий асфальт дороги покрылся трещинами, в которые прорастала, расширяя их, трава. В самом конце и вовсе осталась только грунтовка, которую природа уже захватила бы, если бы не чудовищно засушливое лето.       Дом стоял в самом начале леса, под первыми редкими деревьями. Буквы на табличке «For sale» частично смылись, частично закрылись вьюном. Эл попросил Лео подождать у въезда, засунул руки в карманы и пошел через заросший дворик туда, где сгущались деревья.       На мягкой полулесной подстилке с примесью уцелевших газонных трав почти не видно следов, но Эл знал, что искать, и нашел: четыре расправлявшихся, словно их подталкивали снизу, вмятины на самой границе участка.       Эл повернулся к дороге, чувствуя себя, как ни банально, собакой-ищейкой. Но ему нельзя полагаться только на нос, или только на глаза, или даже только на разум. Сейчас он должен воспринимать всё вокруг и не упустить ни единой детали. Сломанная сухая ветка под ногами. Отпечаток подошвы во мху. Сорванный с низкого дерева «южный мох».       На поле ориентироваться сложней — выжившая трава слишком мясистая, чтобы долго хранить следы, сухая же рассыпалась в пыль от прикосновения чего угодно — от легкого кроссовка Эл до слишком тяжелой цикады. И все же, иногда подолгу отыскивая следующий шаг, Эл спустился от леса и поднялся на холм. Отсюда видно одноэтажный белый дом — простая постройка, призраки в соседях с одной стороны и пара миль до живых с другой. Идеальное логово Мелло.       На вершине холма вытопана небольшая площадка — именно сюда добегала дважды в день Джули и именно отсюда присылала сообщения: «Кай в замке, Герда уже на подлете на алом скакуне, слышу ее», «Двадцать один восемнадцать, Сид и Нэнси воссоединились», «Анжелика примчалась, Пейрак курит на крыльце» и так далее, она была весьма изобретательна в прозвищах. Вчера было «Клайд на базе, Бонни еще где-то носит. Подождать?»       «Нет,» — написал он ей. «Иди домой.»       Может, и не стоило бы.       Тропинка Джули оказалась единственным следом отсюда вниз, к дому, но хранила не только пылевые отпечатки женских беговых кроссовок.       Эл спустился, прошел по грунтовке, перетекающей сначала в покореженный, а потом — с весьма четкой границей — в свежий, уложенный пару-тройку месяцев назад асфальт. Через двести метров остановился у калитки с символической защелкой сверху и посмотрел на часы. Двадцать семь минут от машины неспешным шагом. Обратно, конечно, в две горки, но обратно им ведь не обязательно проделывать весь путь, так?       Одинокий мотоцикл и открытый гараж в самом деле выглядели пугающе, тут Эл вполне понимал Джули. Да и свет в окне под ясным калифорнийским утром был не уместней чёрных маков на картине Ван Гога.       Еле уловимый скрип и хлопок — задняя калитка, немногим менее символическая, чем основная. Эл не ходил по ответвившемуся уже от дороги следу, но не сомневался, что он вел к ней.       Четверо уходят из машины и оставляют там одного, трое уходят с главной дороги и оставляют там одного, один стучит в дверь, пока другие заходят черным ходом.       Мелло и Мэтт не из тех, кто прячет запасной ключ в садовых гномиках и имитациях камней, поэтому Эл даже не стал обшаривать их. Отмычка ждала в кармане.       Прихожая встретила темным стеклом визора на мотоциклетном шлеме, тишиной и едва уловимым запахом сигарет. Только это как освежитель воздуха — маскировка, а на самом деле…       Когда Эл зашел в гостиную — видимо, одновременно и рабочий кабинет и спальню Мэтта, если судить по пепельнице, чашке из-под кофе и сваленным на кресло подушкам и пледам. А если судить по остальному, то это и есть эпицентр преступления. Не место, нет — место началось со следов шин у заброшенного дома.       Эл присел на корточки рядом с опрокинутым стулом и всмотрелся в бурые следы на полу. Можно подумать, что это растаявший и снова застывший шоколад, только шоколад не вспенится от перекиси водорода. А вот кровь — да.       Блеснули наручники под планками стула. Эл провел кончиками пальцев по царапинам на полу — коротким царапинам от ножек стула, который активно, но с характерной короткой амплитудой возили с кем-то сидящим. Заглянул за сиденье, чтобы увидеть использованный, словно дохлый презерватив.       В силу профессии Эл знал — и с довольно раннего возраста — о весьма простой и распространенной пытке: изнасилование родственника, друга, жены, любого близкого человека на глазах у пытаемого. Картина вставала перед глазами размытыми призраками — размытыми только потому, что Эл еще не уверен, хоть и догадывался, кого же из двоих брали на коленях у второго.       Он обернулся, не вставая, и образ получил завершенность: у дивана валялось несколько кусков черно-красной ткани. Эл прикусил палец.       «Мэтта. Всё же Мэтта.»       Как бы он ни был готов к такому выводу — с уверенностью в шестьдесят четыре процента — это неожиданно отозвалось странной горечью. Мэтт, Майл Дживас, мальчишка из приюта для детей, потерявших родителей в ходе военного конфликта; тихий, почти незаметный в Вамми, но потрясающий тем, что всегда умудрялся оставаться вне системы по собственной воле. Подросток, верной тенью последовавший за Мелло через год после его побега. Юноша в потертых джинсах и гогглах, так сладко целовавшийся два дня назад с Мелло на парковке; юноша, на котором теперь навсегда высечена принадлежность тому, за кого он готов отдать все — и едва ли именно это его смутит.       Выходя, Эл мимоходом коснулся обивки дивана — темные пятна на спинке складывались во вполне читаемую букву — и потянулся было выключить свет, словно это могло исправить произошедшее. Одернул себя: Мелло наверняка вернётся сюда, вряд ли он спалит этот дом, страховку за него не получить, а значит, не стоит напрягать преемника еще больше.       Двадцать четыре минуты по дороге к машине он думал о том, чем и кому насолил Мелло: список получился приличный даже в этом городе. Час и семнадцать минут езды до отеля — где и сколько их искать. С момента звонка Джули и до позднего вечера пытался составить план того, как не выпустить их из вида — все же он больше не всемогущий Эл с полицией всего мира в одной руке и спецслужбами в другой, а всего лишь Керш Шок — частный детектив с глупой анаграммой в имени и некоторым количеством денег для оплаты услуг полезным людям.       Он не мог больше подпускать Джули слишком близко, хоть и жалел об этом: не такая умная, как, например, Мисора Наоми, но исполнительная и не задающая лишних вопросов, она была идеальна для слежки за Мелло и Мэттом. Но делать ее соседкой в каждом новом мотеле Эл, разумеется, не мог.       Тринадцать дней после он наблюдал за парнями не меньше чем двумя десятками глаз: то баристы в кофейне, то «шестерки» в банде, то горничной в очередном мотеле (мотели Мелло менял не реже, чем раз в два-три дня). Случайный бродяга на улице, который, чуть крякнув от смущения на записи, рассказал, как Мелло, сев в машину после очередной встречи, положил ладонь на руку Мэтта, как Мэтт сжал ее в ответ и как Мелло оставил быстрый, робкий (непривычная для него характеристика) поцелуй в уголке рта. Примерная прихожанка со строгим взглядом прямо в камеру говорила: «Да, он приехал в церковь. Как был, в кожаном, но куртку застегнул, капюшон снял. Да в это время и службы-то нет, пришлось делать вид, что мне вода святая нужна. Много воды набрала — он долго стоял на коленях, пробормотал что-то дважды, потом перекрестился и ушел быстро, еле успела Дэннису передать.»       Дэннис, одна из «шестерок» Росса, искупал половину срока за хранение наркотиков работой на Керша Шока. Именно он рассказал Эл о первом за эти дни убийстве — в одном из рабочих районов Мелло прострелил голову некоему Весу Леоне. Впрочем, о том, что это сделал Мелло, знали только Дэннис, Эл и Виктор… и, видимо, Мэтт. О двух же следующих — Рио Раймонде и Энди Делайне — знали все, ведь Мелло получил от Рода Росса задание: устранить остатки банды Рамона, оружие, люди, способы любые.       Эл навел справки и понял, что скорее не «получил задание от Росса», а «заставил Росса создать это задание».       Через двенадцать дней Эл уже своими глазами — через лупу камеры, показывавшей, конечно, как глаз дохлого комара, но ничего получше в квартире Маркоса Гарцы установить без риска не удалось — смотрел, как Мелло забивал хозяина. Его лицо не исказилось ничем, кроме улыбки, когда он снова и снова опускал руку с куском трубы на окровавленное тело. «Думаю, если сам стянешь штаны, нам будет проще, Рамирес,» — сказал он, поигрывая оружием, когда Маркос только и мог, что поднять голову и прохрипеть: «Не делай этого… умоляю, не делай. Я не хотел, не надо, пожалуйста, я заплачу, я расплачусь кокаином, я буду на тебя работать.» Мелло поморщился и посмотрел на трубу в своей руке так, словно увидел ее впервые. «Какая же ты мерзкая свинья, Рамирес.»       Эл все понимал и ждал развязки. Ждал, глубоко закопав в себе ужас и сожаление и не давая просочиться ни капле надежды.       «Девяносто три процента, что он сделает это. И тогда он потерян.»       Но Мелло достал пистолет и выстрелил Маркосу в лоб.       Вместо облегченного выдоха Эл откусил кусок кекса.       Оставалось последнее.