Антон отбрасывает волосы назад, покрепче перехватывает микрофон, закрепленный в стойке, и, раскачиваясь на каблуках, улыбается заполненному залу, в котором то и дело мелькают какие-то плакаты и флаги. У них действительно огромная аудитория, несмотря на все попытки очернить их группу, их музыку и жизнь — если почитать помоечные СМИ, то у Антона девушка-наркоманка, раз терпит его страсть к каблукам и макияжу, у Арсения — роман с ним для привлечения внимания, который якобы романом не является, Эд обдалбывается в клубе и трахается с девушками за деньги, а Егор пьет виски из бутылок прямо на концертах. И все это будто бы написано людьми, которые этим всем и занимаются, потому что аргументов других не находят.
Отойдя от Егора, Арсений подходит к самому краю сцены, касается чьих-то ладоней и, переглядываясь с Эдом, смеется.
— Гайс, вы наверняка знаете, что наши концерты — вещь нестабильная. Знаете, сегодня мы проснулись от будильника, а завтра — от того, что нам вышибли дверь товарищи правоохранители, — Антон отводит микрофон в сторону, смеется и отмахивается от Эда, подошедшего с бутылкой воды. — Я надеюсь, вы не обидитесь на нас, если мы когда-то будем сидеть очередные пятнадцать суток, а не давать концерт. Понимаете сами, или ты пятнадцать суток сидишь, или ты последний трус. Мы, — он оглядывает Арсения, Егора и Эда, указывая на них, — выбрали сидеть пятнадцать суток. А завтра будет сами знаете что. Не хочу, чтобы потом записью с этого концерта мне вменяли призыв к уличным беспорядкам, поэтому вы все понять должны сами. И мы там будем.
Эд кивает, закручивая крышку на бутылке. Зал одобрительно гудит, и где-то в толпе мелькает бело-сине-белый флаг.
— А пока мы на свободе, пока мы будем пиздеть, пока у нас не вырвут языки, погнали!
Ударяя по струнам, Арсений, стуча каблуками на ботинках, подбегает к Антону, подлезает ему под руку и прикрывает глаза, чувствуя, как его приобнимают. Установив микрофонную стойку комфортно для себя, Антон поднимает другую руку: раскачивает зал, размахивая ей. Несколько секунд Эд переговаривается с Егором, кивает ему несколько раз, указывает взглядом на толпу и, расплываясь в улыбке, идет в центр, ближе к Антону и Арсу.
— Alone at parties in a deadly silhouette, — Антон склоняется к микрофону, тем временем крепче приобнимая Арсения и провожая взглядом Эда, идущего к краю сцены. — She loves the...! — он направляет микрофон в зал с заговорщическим видом, подмигивая парню из первых рядов. — But... don't love her back! — зал поет за него, отлично зная текст недавно опубликованной песни и понимая риски, которые они на себя берут, выкладывая подобный трек на платформы. — When she's upset, she talks to Maury and takes deep breaths!*
Егор наконец вступает, ритмично нажимает на барабанную педаль, крутя палочки в руках, и наблюдает за тем, как Эд, разместив пальцы на грифе, расхаживается на месте и ждет своего вступления.
— She's a 90's supermodel! Uh-uh-uh! — оставляя Арсения в самом центре, Антон подхватывает микрофон вместе со стойкой и идет по сцене направо, смотря в зал и почему-то выглядывая не плакаты со влюбленными подписями, а провокаторов, которые могли бы устроить беспорядки или выбежать на сцену, несмотря на нескольких охранников у нее. — Way back in high school, when she was a good Christian, I used to know her, but she's got a new best friend, a drag queen named The Virgin Mary takes confessions! — он останавливается у одного из вертикальных экранов, на котором показывают его же, и указывает пальцем на него, усмехаясь. — She's a 90's supermodel!*
Замерев в центре сцены, Эд вступает, дергая струны, и шутливо ударяется своим бедром о бедро рядом стоящего Арса, а Антон отбрасывает стойку в сторону, предварительно забрав из нее микрофон, и опирается каблуком на край сцены, склоняясь к зрителям и продолжая раскачивать кричащую толпу рукой. Наконец-то глухие педальные удары превращаются в звонкие удары по тарелкам, и Егор запрокидывает голову, улыбаясь: он старается жить мыслью, что этот концерт может быть последним, и отрывается.
— Yeah, she's a master! — Антон уходит в крик, приседает, сгибая колени, и отклоняется назад, поведя плечами. — My compliments! If you wanna love her, just deal with that she'll never love you more than money, — он якобы перебирает купюры одной рукой, а потом играется, как будто обхватывает что-то округлое указательным и большим пальцами и с важным видом закуривает, — and cigarettes! Every night's a heartbreak!* — кивая то ли в сторону Эда, то ли в сторону Арсения, Антон вызывает улыбки и смех в зале.
Антон начинает идти боком обратно в центр, где Арсений и Эд, наклонившись друг к другу и, кажется, перекрикиваясь, сыгрываются.
— Hey, don't think about it! Hey, just let it go! — Антон делает жест, будто бы отмахивается от назойливых мух, и кладет ладонь на плечо Эду, к которому подходит со спины. — Cause her boyfriend is the rock'n'roll! — уводя Эда за плечи за собой, он усмехается. — Savor every moment, til she has to go, — Антон облизывается, смотря на Эда, и уже представляет все те объемы фанфиков и эдитов с этим моментом, если его, конечно, хоть кто-то запечатлел должным образом. — Cause her boyfriend is the rock'n'roll!* — он уже прямо указывает на Эда, похлопывая того по плечу, и внаглую жмет его ближе.
Антон раскрепощенно и с нужной страстью выдыхает в микрофон, прикрывая глаза, и Арсений выходит из второй сценической линии, ставит ногу на софит, окрашивается в красный цвет от льющегося света и наклоняется к людям, вступая с проигрышем, который сейчас наверняка узнает любой. Его люди любят принимать, поэтому Арс чаще остальных прыгает в толпу или спускается к ним, спрыгивая с нескольких ступеней, будучи на каблуках. Каблуки — часть их образов. Их только Егор не обувает, потому что тогда ему сложно с педалью, а вот Эд особенно пристрастился и жизни не видит без выступления на каблуках, хоть и не на таких больших, как у Антона или Арса — у них лабутены, но никогда не шпильки: так Антон уже подвернул себе лодыжку и очень грустил, что ему пришлось несколько концертов провести в удобной обуви и почти на одном месте.
— Alone at parties, she's working around the clock! — голос Антона нарастает, достигая пика в полной тишине, а после Егор ударяет по барабанам и наконец — тарелкам. — When you're not looking, she's stealing your Basquiat! — отпустив Эда, Антон делает несколько шагов назад, чтобы забрать у концертного помощника микрофонную стойку, и с ухмылкой следит за тем, как Эд приближается к Арсу и увлекает его. — Low-waisted pants on OnlyFans, I'll pay for that, — отставив полученную стойку в сторону, он отводит назад плечи, скользит под свой кофейный пиджак рукой и залезает рукой в брюки без ремня, спуская их пониже и будучи выведенным на главный экран, который за спиной Егора. — She's a 90's supermodel!* — со смехом Антон хватает стойку и, волоча ее за собой, идет вперед, ступая по задуманной ровной линии.
Установив микрофон в стойку и разместив ее в центре сцены, Антон разводит руки в стороны и под них одновременно влезают Эд и Арс, когда он начинает вновь припев. У них брюки идентично черные, каблуки одинаково белые, и они с Антоном в кофейном костюме смотрятся великолепно, если не считать того, что они расходятся в верхе: у Арса рубашка нараспашку, завязанная нижними краями, а у Эда белая портупея, взятая взаймы как раз у Арсения, который не раз в ней выступал.
Егор теряется где-то в своих кудрях, отрощенных до подбородка, и уже по привычке отбивает по барабанам и тарелкам, не пытаясь отбросить волосы назад: все попытки заканчиваются тем, что он только путает их, создавая работу для стилиста, который выбежит его поправить после этого трека, поэтому ему остается только раскачивать головой и изредка особенно самозабвенно запрокидывать ее, открывая шею со сценическим отпечатком помады, сделанным Арсом прямо перед выходом на сцену.
Антон обхватывает микрофон обеими ладонями, отпустив Арса и Эда, и уж очень наигранно — так правда задумывалось! — вздыхает, сбиваясь на полустон.
— She's a 90's supermodel! — и снова несколько полустонов-полувздохов, пока он буквально прижимается губами к микрофону. — Okay!*
Егор механически ударяет по барабанам, ознаменовывая конец трека, наклоняется вперед, встряхивая волосами, и, оставив палочки, лезет в них пальцами, чтобы развязать особенные узлы и пригладить их. К нему, как только Антон смеется в микрофон и звонко целует в висок подвернувшегося Эда, подбегает стилист и помогает разобраться с тем, на что сейчас похожи его кудри, от которых не пищит разве что этот самый стилист, который уже сил не может найти на то, чтобы аккуратно их распутывать.
— Воды? — с ухмылкой интересуется Антон, вслушиваясь в просьбы толпы. — Полить вас?
В ответ ему гудят утвердительно, и он, оставляя Эда и Арсения в центре, разворачивается и уходит за барабаны размашистой свободной походкой, намеренно делая вид, будто он путается в своих ногах. Открутив крышку и осмотрев с ног до головы Егора, Антон шумно делает глоток, отстраняется — бутылка выпрямляется с характерным звуком — и облизывается. И он тоже приходит на сцену с мыслью, что это может быть их последний раз в ближайшие несколько лет. Именно поэтому ему хочется отрываться так, будто он только поймал за хвост жар-птицу Популярность, и хвататься за любую возможность создать момент.
Вернувшись в центр, Антон что-то шепчет Арсу на ухо, положив ладонь ему на шею и подтянув ближе, и только после идет к краю с ухмылкой на губах и открытой бутылкой в руках.
— Телефоны опускать не забывайте, — он играет бровями, зная, что его выводят на большой экран, пока Эду меняют гитару для следующей по плану песни, а Егору распутывают кудри. — Готовы?
Люди снова кричат что-то согласное вразнобой, и Антон набирает воды в рот, запрокидывает голову и выбрызгивает все вверх, закрывая глаза и подставляясь. Капли падают на накрашенные веки, ресницы и красные щеки. Выдохнув, Антон подходит к самому краю, становится одной ногой на софит, ударяющий в глаза ярким светом, и меняет бутылку с микрофоном местами в руках. Покрепче обхватив бутылку правой ладонью, он отводит руку в сторону и рывком очерчивает ей полуокружность в воздухе, орошая всех, кто стоит в двух-трех метрах от сцены.
— Ну бутылка вам явно не нужна, вы же гульфик не застирываете, — под смех толпы Антон отталкивается от софита ногой, разворачивается и убегает за барабанную стойку, чтобы оставить бутылку. — Ну че, погнали?
Как только он взмахом руки приглашает к началу, свет во всем зале приглушают, а на сцену направляют больше красно-белых лучей. Нажимая на педали, Егор ударяет по барабанам. Остановившийся справа от барабанной стойки Эд наступает на центральный, лежащий на боку барабан и вступает, ударяя по струнам и крепко зажимая аккорды на грифе. Когда Антон идет в центр, вскриками побуждая толпу раскачиваться, Арс на ходу подскакивает к нему и, прижавшись к его плечу спиной и увлеченно скользя медиатором по струнам, идет боком вместе с ним. Они ни разу такое не проворачивали, а сейчас, видимо, захотелось оторваться, несмотря на возможность рухнуть на пол.
Антон ближе к себе подтягивает микрофонную стойку, с которой ходил все время, считая это эпатажным, и останавливается. Эта песня, пусть он и перепевает ее, нравится ему особенно.
— Superstar, — Арс задирает гитару вверх, отрывая от тела, а Антон приближается к его уху и имитирует шепот, слегка прикрыв глаза. — where you from, how's it going? I know you, — пальцами свободной ладони он скользит по открывшемуся животу Арса, щекочет кожу подушечками и ухмыляется. — Gotta clue, what you’re doing? — движение останавливается прямо у ремня на брюках, и Арс заметно выдыхает, крепче вцепляясь в гриф. — You can play brand new to all the other chicks out here, — в голосе слышна наигранная насмешка, а Антон оставляет его тело, укладывая ладонь на микрофон в стойке, — but I know what you are, what you are, baby!* — обращение он практически выстанывает, собрав брови на переносице и бросив взгляд на спину Арса, уходящего к другому концу сцены.
Одними губами Эд подпевает, отбегая от барабанов к Антону, и взмахивает грифом, увлекая зал за собой в пучину взрывного удовольствия — это, честно, не реклама шоколада.
— Look at you gettin more than just a re-up, — Антон взглядом облизывает Эда, сдерживается от улыбки, встретившись с его взглядом, и вынимает микрофон из стойки, роняя ее на пол. — Baby, — он делает один шаг, которого хватает для того, чтобы достаточно приблизиться, и флиртующе приподнимает бровь, — you got all the puppets with their strings up fakin like a good one, — они держат взгляды друг друга столько, сколько получается, потому что Эд все больше раскачивается на каблуках и дергает грифом в стороны, раззадориваясь и раззадоривая. — but I call 'em like I see 'em. I know, — Антон кладет ладонь ему на шею и почти целует, настолько он его притягивает к себе, — what you are, what you are, baby,* — и подмигивает с очаровательной ухмылкой.
Напущенно закатывая глаза, Эд «вырывается» из его хватки — на самом деле, особо и стараться для этого не пришлось, Антон крепко никогда не хватает — и, раскачивая гитарой, направляется к краю сцены, откуда идет Арсений. Они пересекаются, ухмыляются друг другу понятливо и останавливаются чрезвычайно близко, отклоняясь плечами назад, чтобы не цеплять гитары друг друга.
— Womanizer, woman-womanizer, — запрокинув голову, Антон выкрикивает слова куда-то в воздух, пока проходит по периметру сцены, — you’re a womanizer! — он указывает на экран, где показывают его, и подмигивает в камеру, снимающую это. — Oh, you’re a womanizer, baby! — и снова на себя на экране. — You-you-you are womanizer, womanizer, womanizer!* — похоже на заевшую пластинку, которая снова и снова повторяет одну и ту же строку, пусть Антон и меняет интонации и выражение своего лица с каждым новом произнесением.
Арсений обходит Эда, намеренно задевая его плечом, и тот, помедлив, догоняет его и шуточно цепляет его бедром, выйдя вперед. Они переглядываются: Эд смотрит вызывающе, встряхивая гитарой, а Арсений легко скользит медиатором по струнам, качая головой и сбрасывая со лба влажные пряди, и выглядит расслабленно с этой рубашкой нараспашку и своим уверенным выражением лица.
— Boy, don't try to front, I-I know just-just what you are, ah, ah! — Антон сворачивает к Егору, обходит его со спины и скользит ладонью по его плечу, опускаясь к ходящей ходуном груди. — You got me goin, you’re oh so charmin, — для лучшего вида он сгибает колени, наклоняется корпусом вперед и прижимается к горящему уху Егора губами, зная, что тот не решит дернуться и стукнуться о микрофон, который наверняка чувствует кожей. — But I can’t do it, you womanizer!*
Когда Антон резко пропадает из-за спины, Егор разочарованно оглядывается, но так же четко, как и всегда, отбивает свою партию по тарелкам.
Повторяя часть припева, Антон пытается надышаться между строками, поэтому чаще обычного выставляет кисть с микрофоном вперед, предлагая петь залу, который, к слову, очень любит такой интерактив и всегда отвечает. Заметивший это разочарованное движение Егора, Антон возвращается к нему и вновь наклоняется, но уже к другому уху:
— You say I’m crazy, — их берут крупным кадром, и Антон намеренно жмется носом к его коже, прикрывая глаза для большей интимности, — I got you’re crazy. You’re nothin but a womanizer!... *
Отведя плечи назад, Антон отшатывается и уходит из-за барабанной установки, чтобы перехватить идущего наперерез Эда и, обвив его плечи рукой, повести за собой.
— Daddy, you got the swagger of a champion. Too bad for you. You just can't find the right companion, — не то чтобы Антон планировал выступление так, чтобы все строчки к кому-то обращались, но раз они сегодня рискнут всем, то нужно не упускать последнюю возможность. — I guess when you have one too many, makes it hard. It could be easy, who you are, — когда Антон хочет повернуть Эда к себе лицом, тот противится и только сильнее откидывается ему на грудь, оставляя ноги впереди и все еще стараясь отбивать ритм каблуком. — That’s just who you are, baby... *
Оставляя свое место подошедшему Арсу и давая ему сыграться с Эдом, Антон широкими шагами подходит к краю, где стоят охранники, садится на него, спрыгивает без их помощи и, не переставая петь, оказывается у них на руках, чтобы переместиться уже на руки поклонников. Его кладут на протянутые руки, и он, оттолкнувшись каблуком от ограждения, намекает скорее продвигать его вглубь. Раньше он бы наверняка снял с себя все провода вместе с энейрами, но не сейчас: раз отрываться, то как в последний раз.
— Lollipop, must mistake me, you’re the sucker to think that I would be a victim, not another! — пока его втягивают в толпу все глубже, он замечает, что Эд также спрыгивает со сцены и лезет в толпу, только с другой ее стороны, в отличие от Арсения, который расслабленно уходит к Егору и останавливается с ним рядом, видимо, переговариваясь. — Say it, play it how you wanna! — эти строчки Антон выкрикивает, успевая хватать воздух между, и свободной ладонью хватается за те ладони, которые к нему тянутся, а тянутся, к слову, все. — But no way I'm ever gonna fall for you... Never you, baby!*
Свет меняется, все в зале начинает мерцать, переливаться, отсвечивать под частые удары Егора по барабанам. Он, с привычного размаха ударяя по барабанам, задумывается о том, чтобы ни с кем не случился приступ от такой резкой смены цветов, но продолжает в том же духе, пока Арсений, оставшийся один на переднем плане, перебегает из одной части сцены в другую и танцует на ходу, отлично помня свою партию и даже не задумываясь о том, что нужно поглядывать на струны. Антона только несут обратно к сцене, а Эд только оказывается в эпицентре — те, кто несли его до проигрыша, отлично слышали, как он подпевал Антону — и попадает кому-то каблуком в ладонь, смеясь и шумно извиняясь. Арсению нравится оставаться на сцене одному, но это, конечно же, не сравнится с тем, когда они на ней втроем.
Антона за каблуки тянут к сцене охранники, он спрыгивает сначала им в руки, затем на пол, громко стуча подошвой, и хватает ладони тех, кто стоит вблизи сцены. Ему что-то кричат, но он уже не слушает, опять оказывается на руках кого-то из охранников, кладет микрофон на сцену и следом взбирается на нее сам. Стойка так и валяется посреди сцены: помощники не выбегают посреди такого взрыва в толпе, чтобы не мешать, и Антон сам ее поднимает и тащит за собой, направляясь к Арсу.
Как и Антона, Эда вынимают из толпы, поднимают на сцену, и он, встряхивая волосами и приходя в себя, идет к Арсению в центре.
Очень идейно получается: Эд, только подойдя к Арсу, ударяет по струнам в завершении проигрыша, Арсений проделывает то же самое, отбрасывая с лица волосы, и они оба пропускают вперед Антона.
— Maybe if we both lived in a different world, — Антон шепчет в микрофон в полной тишине, практически губами прижимаясь к его поверхности. — It would be all good, — он оставляет стойку, замирает возле нее — грудь у него часто-часто вздымается, он все никак не успевает надышаться — и прочесывает влажные, спутавшиеся волосы пальцами, — and maybe I could be ya girl... But I can't, cause we don't! — вместе резко ударяют по струнам Арс и Эд, оставшиеся чуть позади Антона, через мгновение их догоняет и Егор, и Антону приходиться повысить голос. — You womanizer, woman-womanizer!*
Наклонившись и уперевшись одной ладонью себе в бедро, Антон повторяет припев, часто выставляя микрофон вперед, чтобы строки за него заканчивал зал, пока он хватает губами воздух и смахивает со лба мокрые, еще более кудрявые пряди. Позади него Арсений и Эд, сыгрываясь, ходят вокруг друг друга, дразнятся, пытаясь поцеловаться, и смеются, каждый раз отходя на шаг и снова сближаясь до нескольких сантиметров между гитарами.
Пока Антон тянет последнюю гласную, запрокинув голову и закрыв глаза, Егор ударяет по тарелкам в окончании и, приподнявшись, хватается за них, предупреждая длительный звук и ограничиваясь коротким и звонким.
Стоит Антону закончить и с громким вздохом наклониться вниз, пытаясь вырвать несколько секунд на отдых, на сцену выбегают помощники с другими гитарами и помогают Эду и Арсению сменить инструменты, придерживая ремни и проверяя аппаратуру. Каждый из них переговаривается со своим помощником и кивает, поправляя ремень на плече. Они вдвоем уходят за барабанную установку, одновременно говорят что-то Егору — переглядываются и, кажется, нервно хихикают — и берутся за бутылки воды.
Антон самостоятельно поправляет волосы, устанавливает микрофон в стойку, переносит ее в центр и лезет во внутренний карман пиджака, что-то проверяя в нем. Глянув на Эда, закручивающего крышку на бутылке воды, он кивает и, выдохнув, сжимает губы в тонкую полоску. Ждет, пока Эд подойдет и встанет рядом.
— Мы молчать не собираемся.
И, поудобнее перехватив микрофон в стойке, шумно выдыхает.
— Последняя песня. Надеюсь, что только на сегодня. Погнали!
Свет тухнет. Арс остается за барабанной установкой, Эд становится рядом с Антоном, а Егор, потерев ладони друг о друга, берет палочки и ударяет по тарелкам, ознаменовывая начало.
Софит светит прямиком на Эда, который, сделав шаг вперед, вступает вторым и тверже обычного отбивает ритм каблуком. Да даже звук грубее, серьезнее, и люди в зале чувствуют, поднимают руки и начинают в такт хлопать, хоть и впервые слышат эту мелодию.
— You're nothing but gasoline, — яркий белый свет ударяет теперь по Антону, и он, обхватывая ладонями микрофон в стойке, ведет плечами и выпрямляется, смотря в зал. — Starting fights since seventeen. Silver spoon in daddy's jeans, — он горько усмехается, бросая взгляд на напряженную спину Эда, ровно отбивающего ритм и посматривающего на боковой экран. — You go, four, — оторвав одну руку от микрофона, Антон поднимает ее вверх и загибает пальцы под свой счет, — three, two, one, count it, count it down! You live in a stolen dress, — руку он опускает, ведет ей по своей груди и дергает пиджак, хмурясь. — You're so dark, but you're painted red! Soaking wet in your golden bed. You go, four, — скользнув рукой во внутренний карман пиджака, Антон делает голос тверже и хриповатее, — three, two, one, counting, counting down!*
Антон отпускает микрофон, делает шаг назад и боковым зрением наблюдает за тем, как к ним в центр подходит Арс, вступающий со своей партией и всматривающийся в струны. Звук новый: металлический, скрипящий. Арсению безусловно нравится, он подходит к Антону и останавливается, наконец поднимая взгляд на приветственно гудящих и хлопающих в такт людей.
Рука Антона выскользает из внутреннего кармана, и он, приближаясь снова к микрофону, разворачивает и забрасывает себе на плечи украинский флаг.
— How are you sleeping at night? — кажется, его сердце бьется в такт педальным нажатиям Егора. — How do you close both your eyes? — несмотря на легкую дрожь в пальцах, Антон завязывает уголки флага у себя на груди и срывается чуть ли не на крик, чувствуя безграничную ярость внутри. — Living with all of those lives on your hands? — вопросы будто бы не к толпе, потому что Антон смотрит в одну из камер, снимающих их для экранов. — Standing alone on that hill, using your fuel to kill. We won't take it standing still! — сжав микрофон ладонью едва ли не до боли, он выкрикивает последнюю фразу части припева. — Watch us dance!* — и переходит к основной части, кладя руку на плечо подошедшему Эду и замечая, что толпа начинает переливаться от падающего на нее света.
Это экраны сзади. Это из-за фотографий, выведенных на них, толпа переливается красными, оранжевыми и белыми цветами. Это горящие дома. Это плачущие люди. Это взорванный театр на всех трех основных экранах, расположенных по бокам и в самом центре, за Егором.
— Wе're gonna dance on gasoline!* — сделав шаг назад и потянув за собой стойку с микрофоном, Антон раскидывает руки в стороны и повторяет, смотря прямиком в камеру — она наверняка пишет.
На несколько мгновений все звуки уходят, но возобновляются со сменой фотографий на видеоролики: Егор ударяет по барабанам; Арс ведет медиатором по струнам и отходит в сторону, чтобы людям были видны демонстрируемые кадры; Эд уходит к краю сцены, махнув головой куда-то в закулисье, и опускается на колени, отчаянно дергая струны и раскачиваясь.
Его помощник выбегает, Эд, перекрикивая музыку, говорит ему что-то и кивает на еще один украинский флаг, который передают в толпе. Он его заметил в самом начале песни — видимо, люди хотели его развернуть, но ждали подходящего протестного момента — и сейчас хочет его набросить себе на плечи. Для этого сюда и передают этот флаг.
— Your ego is dangerous. Your own blood is losing trust, — Антон на мгновение смотрит на Эда, которому завязывают на шее уголки флага, а потом снова упирается взглядом в камеру. — Neighbors left in the dust, — свободной от стойки ладонью он указывает на экран позади себя и хмурится, переводя взгляд в зал. — You go, four, three, — Антон идет вперед, перенося за собой стойку, и становится полубоком, чтобы флаг было виднее, — two, one, считай там, сука! — решение внезапное, моментное, а вдруг не поймет на английском? — Sitting on a stolen throne, — звуки становятся все больше рычащими и злыми: Антон расходится. — Playing god with a heart of stone. The whole world is waiting for you to go down, — Антон взглядом кивает наверх и, вынув микрофон из стойки, идет к Эду, — down, down, counting, counting down!*
Антон обнимает Эда за плечо, ставит ногу на софит и оборачивается к экрану, проверяя, идут ли кадры. Идут.
— How are you sleeping at night?* — на лице Антона, когда он начинает припев, написано одно «дрянь, какая же мерзкая дрянь, тебя даже бояться смешно».
Дойдя до основной части припева, Антон похлопывает Эда по плечу, и они идут в центр, где разворачиваются спиной к залу — так они никогда не делают, это нарушение сценического этикета, но сейчас явно не до этого — и не останавливают трек, демонстрируя флаги на своих плечах и смотря на самый большой из экранов. На них Егор кидает восхищенные, довольные, но яростные взгляды — он чувствует то же, что и они. Арс становится между двух экранов, всматривается в зал и понимает, что никто не уходит из него, — у них адекватные и умные фанаты.
— We're gonna dance on gasoline! — развернувшись, Антон устремляется оббегать сцену по периметру и, повторяя эту фразу в четвертый раз, останавливается в центре под еще более наполненную и агрессивную барабанно-гитарную партию, чтобы Арс и Эд смогли встать рядом. — We're gonna dance on gasoline!* — и в заключение, пока Егор, бросив палочки после последнего удара, бежит к ним в центр. — Мы не боимся тебя, убийца и трус, и не молчим. Спасибо всем.
Вчетвером они кланяются, взявшись за плечи, весь свет затухает, чернеют и экраны. Со сцены они уходят в полном молчании.
***
— Ебаный в рот, — это то, что Антон слышит сквозь сон, продолжая зарываться носом в подушку и хмуриться — вчера они легли под утро. — Шаст, вставай давай быстро! Нам пишет Леня, — если верить звукам, то Арсений садится на кровати. — Пишет, что на Эда уголовку хотят сшить.
***
Хмурясь, Антон крутит в руках чашку с чаем и безотрывно смотрит на Егора, опирающегося поясницей на столешницу. На столе стоит ноутбук с открытым сайтом для покупки билетов на поезд, против которых выступает Арсений. Эд курит в распахнутое окно, лежа локтями на подоконниками. Их адвокат Леонид сидит за столом рядом с Антоном и постукивает пальцами по скатерти — только купили, начиная обживаться.
— Ну в тюрьму я не особо хочу, если шо.
— Эд, мы знаем. Никуда ты не сядешь, — запуская руку в и без того спутанные кудри, Антон хмыкает. — Может, блефуют? Или та журналистка... Как ее, Арс?
— Катя.
— Или, может, та журналистка продалась, чтобы нас заставить выехать? — Антон пытается цепляться за самые идиотские варианты.
— Антон, если она бы блефовала, Эду бы не пришло «приглашение» на допрос. Это намек.
— И что нам делать, выезжать? Каким образом? Через границу бежать от стаи придурков с пушками? С гитарами наперевес? И, сука, с барабанами на горбах, конечно.
Взмахнув рукой, Егор отталкивается, подходит к Эду, бедром теснит его и становится рядом, забирая из его пальцев сигарету и закуривая. Дымом он давится, морщится, но курит дальше под понимающим взглядом Эда. Почему-то у Эда больше всех спокойствия, хотя посадить могут его.
— Так, ладно, никакой паники, я еще этих уебков не боялся, — Антон растирает лицо, отодвигает подальше от края ноутбук — его, честно говоря, хочется разбить о стену — и смотрит на Леню. — Выезжать советуешь?
— А на что ты рассчитываешь, если вы останетесь? Вариантов, конечно, море: пуля в спину или трусы чьи-нибудь будут отстирывать от того, чего якобы нет в стране. Ну или сесть можно, всем в разные колонии и на разные сроки.
— Я понял, — Антон вздыхает и затягивается яблочной электронной сигаретой, качая головой. — Нас могут развернуть, если на нас серьезно... охотятся. Если, блять, не задержать в поезде. Очень опасные преступники, вот кого ловить нужно, действительно.
— Пока что никаких подписок о невыезде вы не подписывали, поэтому, в целом, можно попробовать выехать обычно. Но вы сами понимаете, что мы не знаем, какие там разнарядки сверху спущены. Люди и с «браслетами» выезжать умудрялись. Нелегально, конечно, но такой вариант тоже можно рассматривать, если вы не боитесь получить от пограничников и думаете, что вас скорее с поезда вытащат. Можно выехать в Беларусь, но менять шило на мыло — такое себе.
— Нам после того концерта, — вспоминает Арсений, — предлагали в случае чего политическое убежище. Кажется, в Польше?...
— Для начала туда нужно выехать, — цокает Антон, захлопывает ноутбук и поднимается, слыша в тишине кухне, как хрустят его колени. — Родителям не звоним пока?
— Не звоним, — кивают одновременно Арс и Егор, предполагая, какой силы будет скандал и испуг.
Только Эд пожимает плечами, тушит сигарету в пепельнице и закрывает окно, необычно наслаждаясь тем, что можно курить не в специально отведенное время, как на пятнадцати сутках, а в любое желаемое.
***
Не обращая внимания на Егора, который уже минуты три тупит в одну точку, Арс застегивает чехол одной из многочисленных гитар и переключается на другую. Мысль, что им нужно в короткие сроки собрать все самое важное и бросить то, что они выстроили, не укладывается в голове у Арса, но он борется с желанием залипнуть в стену.
Укладывая в чехол Антонову акустическую гитару, Арс вспоминает фразу из каких-то пабликов — «Во времена всеобщей лжи говорить правду — экстремизм» — и хмурится, наконец обращая взгляд к Егору.
— Булк?
— Ау?
Егор отвисает и крутит палочки между пальцев — пытается срочно себя чем-то занять, чтобы не выглядеть чересчур странно.
— Ты тоже не хочешь принимать то, что за гуманистические лозунги нам придется валить из страны?
— Да, — Егор сжимает губы на несколько секунд, ловит взгляд Арса и вздыхает. — Еще опасаюсь, — привычка не говорить «боюсь», потому что бояться ничтожностей нельзя, — что у нас не получится выехать. Нелегалы хуевы, какой пиздец... Я в свои четырнадцать, мечтая о группе, где я барабанщик, не представлял, что придется собирать манатки и валить, потому что моего парня могут посадить прямо сейчас, а чуть позже моих лучших друзей и меня самого.
— Леня говорит, что нас должно пронести... Я не совсем уверен в этом, но ему я постараюсь довериться по максимуму. Да мы, кажется, уже это сделали, согласившись.
— Давай собирай все, — отвлекается от разговора Егор, радуясь — если в этой ситуации возможно радоваться — тому, что он свои барабаны держит в разобранном виде из-за постоянных катаний по площадкам. — Антон с Эдом приедут, а у нас дырка от бублика вместо собранных вещей.
— Родителям звонил?
Арс ловко переводит тему: ему не хочется собираться, ему хочется врасти в пол, остаться в этой квартире мертвым грузом и никуда не уезжать. В конце концов, думает Арсений, какого хуя я должен уезжать из своей страны, если я самый настоящий патриот, в отличие от этих картонных придурков, сажающих и убивающих таких же, как он, патриотов. О справедливости здесь и сейчас говорить совершенно не получается. Грязь имеет свойство засыхать и отваливаться, стираясь в труху.
— Звонил, но не смог сказать. Я попросил Леню, чтобы он передал ключи от этой квартиры и машины моим родителям, если мы удачно выедем. Если нет, то... Арс, думать не хочу об этом.
— Мои бы явно не одобрили наши поступки... Хорошо, что я с ними не общаюсь и мне не придется объясняться. Антон своим тоже не сказал, но папа его спросил, что мы будем делать, если нас захотят посадить.
— А Антон?
Егор убирает палочки в чехол, сует их в сумку к другим парам и кладет ладони на колени.
— Антон посмеялся и сказал, что в космос улетим.
— Жаль, мы не можем улететь, да?
***
Эд брызгает себе в лицо водой, всматривается в запотевшее зеркало, прищуривается и, ничего не увидев, мокрой ладонью мажет по поверхности в попытках добиться видения своего отражения.
По плечам стекают теплые капли, превращаясь в холодные астероиды на пояснице. Его немного потряхивает. Он сначала просто порывается развернуться, а потом действительно разворачивается и мокрыми пальцами берет часы с пустой стиральной машинки. Три часа и двадцать семь минут, как показывают стрелки.
Если он прислушается, то наверняка услышит разговор за дверью и различит в нем Арсову просьбу не торопиться. Им же некуда торопиться. Их ведь, на самом деле, ничего не ждет. Они бегут из глухой темноты в темноту, которая может окраситься лучами солнца, если у них получится пробить потолок.
Эд бы остался, непременно остался, будь он не частью группы, будь он не парнем Егора, будь он не тем, кто может, выехав, концертами зарабатывать и помогать тем, кому сейчас намного хуже. Если бы у него не было ребят, он бы остался.
— Ты долго?
Из мыслей его выбрасывает из-за стука в дверь и голоса за ней. Выбрасывает так, будто он кегля, а Егоров голос — шар из боулинга, попавший точно в цель.
— Щас, — исчерпывающий ответ, конечно...
Видимо, Егор трется под дверью, потому что одна из половиц в коридоре не скрипит — а она всегда скрипит, когда кто-то идет мимо ванной комнаты.
— Ты шо стоишь там? — интересуется Эд, зачесывая мокрые волосы назад пальцами. — Егор? — психует, взъерошивая волосы и наблюдая за собой через влажное зеркало. — Зайди, если хочешь.
Эд почему-то уверен, что Егор стоит под дверью и едва ли не дышит в нее, так жмется в ожидании.
Он оказывается прав — дверная ручка дергается, проверяя, заперто ли, а потом по ногам начинает тянуть прохладой, и Эд поджимает пальцы и переводит взгляд в сторону заходящего Егора.
— Ну теперь-то я точно долго, — Эд очень старательно выдавливает смешок, и у него это получается, кажется, даже Егор верит в него. — Волнуешься?
— Скорее спать хочу, чем волнуюсь, — Егор стоит в одних джинсах — «Одевайтесь позакрытее и так, чтобы мы на себе не тащили десять чемоданов» — и потому обхватывает пояс Эда руками, становясь позади. — А ты? Волнуешься? Тебе-то больше нас нужно...
— Честно хочешь?
Егор кивает.
— Я в ахуе от происходящего. Хочется проснуться, а вокруг этой хуйни нет — это мы просто набухались паленой водки на радостях после концерта и поймали совместные галюны. Мне сердцем не хочется уезжать, но башкой-то я понимаю, шо иначе мы в пизде, вероятнее всего, — он медлит, но через некоторое время под настойчивым взглядом Егора продолжает. — Будь я политиком, которого бы слушали и которому бы верили, я б лучше сдох в тюрьме, чем уехал. Но, сам понимаешь, каждый выбирает по себе. У кого-то семьи или проблемы со здоровьем, поэтому садится нельзя. У кого-то ресурс, шо он может людям глаза открывать какими-то просветительскими проектами, будучи при этом заграницей. Вот и мы. Мы сейчас полезней с концертами, деньги с которых будем отправлять в фонды, чем в тюрьмах.
— Я люблю тебя.
Эд давится спертым воздухом, непонимающе приподнимает бровь и оборачивает голову к Егору, дожидаясь объяснений такого внезапного порыва среди разговора совершенно не об этом.
— Я просто люблю тебя. Все.
— Какой же ты тревожный сырок все-таки, Булаткин, — Эд разворачивается к нему всем телом, кладет мокрые ладони ему на щеки и целует в губы, приближая к себе и не давая решиться на возражения: тревожный сырок не может отрицать того, что он тревожный сырок.
На самом деле, Егор бы наверняка возразил, будь они в другой ситуации. Перед тем, как бежать из страны, бросая все то, что нельзя уместить в чемоданы, Егору хочется создать еще моментов, которые он будет вспоминать, лежа где-то там далеко ночью, — хорошо бы лежать на кровати, а не на шконке.
Пока целуются, Егор прочесывает его волосы пальцами, приглаживает их и даже пытается сделать что-то похожее на пробор, но получается неровно, и он бросает эту идею, улыбнувшись в поцелуй.
***
— На русском буду говорить, меня же поймут?
— Говори на каком хочешь, — набрасывая гитарный ремень на плечо, Арс пробегается взглядом по лицу: стрелки, тени популярных сейчас цветов, помада — все есть, а он все равно волнуется.
— Поймут, я думаю, — Эд кладет ладони на плечи Антону и ласково целует его в щеку.
Вокруг все другое, и Антон, кажется, самоуничтожается, кусая себя изнутри и выгрызая здравые мысли. Дело даже не в том, как их встретят, а в том, как Антон себя чувствует тут. Уверенности не меньше, чем на Родине, но что-то Антона гложет, и он не может понять, что же именно.
Зазвездиться он не мог, отсутствие помощников не сделало ему особенной погоды, а что же тогда? Другой зритель? Так нет же, люди те же, да и в зале наверняка очень много будет тех, кто уехал из страны раньше них.
— Шаст, энейры не забудь взять, — напоминает Арс, подходя, чтобы поцеловать на удачу, и практически сразу исчезает где-то за шторой, куда его зовут, чтобы подключить гитару к аппаратуре.
Антона крутит так, будто его забросило в зимнюю сибирскую метель, из которой в романе Пушкина вышел Пугачев. Вот еще немного — и Антон точно взлетит в воздух, не выдержав внимания и необыкновенности происходящего. Не так он представлял себе свою жизнь, но это не пугало.
Сцена еще занята, и они несколько минут могут поговорить, подержаться за руки — не слишком розово и сопливо? — и обсудить то, что и без того обсуждали раз десять за последние сутки, — ход концерта. Благотворительного концерта.
Антон поправляет полученные энейры, бросает взгляд на свои лабутены, несколько расслабляет пояс на брюках и от нетерпения и волнения подпрыгивает на месте, раззадоривая остальных. У Егора, кажется, тоже шалят нервы — или тик, основанный на палочках, разбушевался — он крутит и крутит палочки между пальцев.
Один Эд не проявляет никаких особенных эмоций: он последние два дня ходит такой, будто с него все эмоции стерли. Защитная реакция у него такая сейчас, и никто не может выдернуть его из постоянного фонового размышления. Разве что репетиции и выступления, которых у них еще не было. Им буквально позвонили, сказали приезжать при желании и выступать, а они никогда не отказываются от подобных предложений и едут так, что волосы назад.
Особых спецэффектов, конечно, нет, но людей много: места и сидячие, и на танцполе, и, Антону кажется, есть прямая трансляция с возможностью донатить.
Не то чтобы у них не было столько народу на выступлениях. Честно сказать, было даже больше, но на этом сейчас зацикливаться несколько по-скотски.
— Всем привет! — Антон выбегает первым, привычно раскачиваясь на каблуках и словно бы пробуя сцену на вкус, пока их встречают криком и аплодисментами. — Вот и мы здесь теперь, встречайте, — он шуточно кланяется, схватив со стойки микрофон, и всматривается в зал. — Вы здесь долго, вас морозить нельзя, да?
В ответ ему летит что-то утвердительное, и Антон не уверен, что все говорят на русском, поэтому, выкинув из головы волнение и вспомнив то, что он неплохо знает английский, переводит все сказанное для тех, кто не понял. В это время Арс и Эд переговариваются, поправляют ремни гитар и переглядываются с Егором, продолжающим крутить палочки.
— Мы начнем с очередной новинки, чтобы... чтобы подогреть ваш интерес, — и то же самое по-английски.
Антон проверяет крепление микрофона в стойке, оглядывается на Егора, подмигивает Арсению, несколько секунд смотрит в спину Эду, подошедшему к краю и говорящему с кем-то из толпы, — вот что-что, а сцена его точно бодрит — и покрепче обхватывает микрофон ладонями, выдыхая в сторону.
— It's a night, I feel odd inside the club and I'm bored, — все они вступают в один момент, устремляясь вперед покруче метели, которая сбивала Антона. — And I keep drinking, — в руке Антона появляется воображаемый бокал для вина, а потом он сменяется на сигарету по взмаху, — and smoking. Looking for fun, — ухмыльнувшись в камеру, Антон чувствует, как заводится, закипает. — Girls keep talking and talking about the pill that they swallowed. I just don't give a fuck, I just don't mind, — Антон остается в центре, пока Арс и Эд расхаживают по всей сцене и пробуют на вкус свои движения в этих обстоятельствах, включаясь в музыку с каждой секундой все больше. — Then an angel came over, — мысленная дилемма заканчивается, Антон выходит из своеобразного транса и, вынув микрофон, начинает приближаться к Арсу. — Baby, please turn me on, — голос становится просящим, почти стонущим, и Антон отгоняет мысль, что неуместно петь эту песню на этом концерте, — And won't you stay with me smoking till the daylight!*
Оставаясь в одной и той же стороне, Эд разве что взгляд на Антона кидает, после тут же отворачивается и, улыбаясь атмосфере, продолжает выученно дергать струны. Гриф у него в руке раскачивается, он торопится музыкально ожить и выпасть из инфополя хотя бы на время концерта. Сейчас только он и музыка, которую они так любят.
— She said just give me your soul and we can go where you want, — обхватив шею подставившегося Арса, Антон слегка наклоняется вперед и выставляет одну ногу вперед для опоры. — l'll be your black and your gold, — он кивает на Арса, усмехаясь и строя совершенное милое личико, чтобы приблизиться и перейти на вкрадчивый шепот. — But just for tonight. *
Если в самом начале их творческого пути Арс реагировал смущением на подобные моменты, то сейчас он только смеется, улыбается и кивает, чувствуя себя в своей тарелке и будучи готовым хоть весь трек на них вдвоем перебросить. У них, может быть, и поразвратнее песен будет личная жизнь. Антон, пишущий тексты, никогда не признается, что большинство строчек — их с Арсом эксперименты.
— So just give me that, baby, give me that, — скользнув свободной рукой по груди Арса, Антон усмехается и разворачивает его к себе, только достигнув пальцами подставленной под касания шеи. — I just want to taste your sugar mouth, — между строчками Антон успевает поцеловать Арса в щеку, избежав губ, и продолжает на том же дыхании. — C'mon touch me now, — сделав шаг в сторону, Антон кивает на свое тело и смотрит с вызовом на Арса, успевшего развернуться к нему, — c'mon bite my neck! — он как будто бы подставляется под укус вампира, играя свою роль, которую часто примеряет на себя на сцене. — Till you see my blood starts running out!*
Выдохнув в сторону, Антон разворачивается к залу, пропевает вновь две первые строки припева и, оказавшись в привычной для момента тишине, дополняет:
— Let me love you tonight! — только он отводит микрофон в сторону, закончив со строчкой, как к нему начинают подходить Арс и Эд, вступившие с партиями вновь и не теряющие силуэтов в ярких вспышках света, соответствующих ударам Егора. — Well I should have seen it coming, there's nothing I can do! — Антон поворачивается к приблизившемуся Эду, подмигивает ему и тут же разворачивается к Арсу. — You drive me crazy, darling! — Антон тычет ему в грудь пальцем, обращаясь, и опять разворачивается, закрывая глаза. — Around and around, — и еще один разворот, дающий ему оказаться лицом к камерам и зрителям, — and around! And around we go!* — махнув головой, Антон уходит вперед, увлекая за собой Арса и Эда, переглядывающихся через его плечо и, кажется, дразнящихся.
Все на мгновение затихает, Егор ударяет по барабанам, запрокинув голову, и Антон разрывает звучание высокой распевкой, усмехаясь, — на самом деле, в записи этого трека он прерывается на полустон, но сейчас не хочется, и Антон импровизирует. Стоящий справа Эд цепляет его бедро своим, ударяет по струнам, тут же вознося руку вверх и опуская для следующего удара. Они переглядываются с заговорщическим видом.
— Well I don't know where I'm going, — с самым легкомысленным на свете лицом он пожимает плечами и кладет Эду на плечо ладонь, склоняя голову набок. — Oh, my love, turn me on! I'm just a man and I'm lonely, — Эд заигрывающе смотрит на него, ухмыляется и, прыснув со смеха, убегает в сторону, оставляя их вдвоем. — Make me feel fine! — уже в пустоту получается. — Want you to kiss me slowly, — Антон поворачивается и, согнув колени, оказывается перед Арсом, который откидывается назад в разумных рамках и, играя, продолжает подставляться под любые реплики, которые в него летят пулями. — I wanna whisper to you only, — на одну строку Антон переходит на шепот, не сводя взгляда с лица Арса и пытаясь удержаться в своем положении дольше десятка секунд, чтобы не уничтожать момент. — I want to dance on your body, — указательный и средний пальцы оказываются у Арса на бедре и «танцуют», щекоча и порываясь подняться повыше, — put you on fire!*
Остановившийся возле барабанной стойки Эд вновь ударяет по струнам, отрывает ладонь, поднимая вверх, и начинает топтаться на месте, отбивая ритм не только струнами, но и каблуками.
Антон возвращается к припеву, поднимается, слегка толкает Арса в плечо, потом влечет ближе, подтягивая за ремень гитары к себе, а затем бросает и убегает к Эду, которого цепляет, выхватывая у Егора, и уводит за собой, ловко забросив руку на плечи. Антон с ними дразнится, играется, уходя и разворачиваясь то к одному, то к другому, когда они стоят тесной линией в центре.
Когда он вновь отворачивается от Арса, Эд взмахом головы отказывается от Антоновой компании и, смотря на Арса, кивает вперед, словно приглашая. Для вида несколько опешивший Антон отходит на несколько метров назад, а они выбегают к самому краю, где начинают новую и еще более зажигательную партию, сыгрываясь, но на пол не опускаясь и прыгая на своих местах. Еще немного — сорвутся, ударятся друг об друга, и всем в зале придется покупать новые уши.
Арс и Эд сейчас как две играющие кошки, не подпускающие и не упускающие. Они подпрыгивают друг к другу, чтобы опять отпрянуть, живо переставляют ноги, меняя опорную, толкаются воздухом, без касаний и норовят стукнуться лбами, взмахивая волосами, пока Антон кружится в центре и размахивает руками, разжигая толпу.
— Watch me! — направляясь к ним, Антон задыхается этим словом, повторяя то по слогам, то с разными интонациями, и лезет пальцами во взмокшие волосы, убирая их назад. — Touch me! — и этим словом он заходится, наблюдая за тем, как Арс, подняв и отодвинув гитару в сторону, не перестает играть и прижимается своим бедром к бедру Эда. — Kiss me, come on! — и слова из этой строки разбираются на слоги, повторяются, звучат с разными интонациями, пока Антон хватает тянущиеся руки в первом ряду. — Lick me, baby!* — и снова.
Когда они переходят к конечному куплету, который повторяется трижды, Антон подбегает к ним, жмется к Арсу сзади, шепча ему на ухо, пока Эд расхаживается без партии и качает головой в ритм, улыбаясь и стараясь отдышаться.
Стоит Антону начать куплет во второй раз, Эд включается в игру, отвязно падает на колени, чувствуя, как они начинают ныть, и ерзает ими по сцене, оставляя следы на джинсах и разводя ноги с каждым разом все шире и шире. У Арсения партия сложная, быстрая, он остается на ногах, только одну отводит чуть назад для опоры и следит взглядом за пальцами на грифе, пока Антон бегает по сцене и распаляет толпу.
— Maybe, — партия Егора с приближением конца трека разрастается, и сейчас он бездумно, по памяти лупит по тарелкам и барабанам, уже не следя за происходящим на сцене и запрокидывая голову, чтобы не ловить губами волосы, — I wanna see you naked! — Антон подбегает к Эду, становится позади него и кладет ладонь на плечо, наклонившись вниз и чувствуя напор, с которым тот тащится и взрывается, взмахивая грифом и изредка подбрасывая бедрами корпус. — Give me your liquid spirit! — не отходя от Эда, он смотрит на выделывающегося Арса, который поставил ноги шире, завел гитару чуть назад и приложил к дальнему от них колену, не переставая скользить по струнам и постепенно возвращаясь в нормальное положение. — I just wanna love you tonight! Tonight!* — Антон был бы не самим собой, если бы не поигрался с произношением, не растянул, не подергал звук, не разбил на слоги и не выебнулся тем, что умеет, — да, он разошелся уже к концу первого трека.
Они начинают возвращаться в центр, размахивая руками в камеры, крича что-то зрителям, пока Егор, нажимая на педали и виртуозно ударяя по барабанам и тарелкам, создает проигрыш. Во-первых, Антону стоит отдышаться. Во-вторых, к нему через десяток секунд подключаются с партиями Эд и Арс, соединившиеся плечами посреди сцены и опирающиеся друг на друга. К концу они втроем начинают, откровенно говоря, мериться тем, как сильно закричит зал от их действия, — Арс поднимает гитару, подключая рычаг; Егор, честно говоря, уже и не помнит, когда так последний раз ударял по барабанам, что аж бил свои колени локтями; Эд выставляет ноги вперед, отклоняясь назад сильнее и опаснее, и ударяет по струнам, поднимая оторванную в моменте руку вверх и продолжая отбивать каблуком ритм.
Егор заканчивает ударом по тарелкам, и в зале звучит только зритель.
— Спасибо, что вы здесь, что вы помогаете, что вы не молчите, что вы нас сегодня приняли! — Антон хватает воздух губами, стараясь не задохнуться. — Мы справимся вместе. Добро обязательно победит!
