<> <> <>
— Ты вообще слушаешь меня, Кинтэй? Голос принадлежал черноволосому мужчине, на вид лет сорока, но так как выходцы из Южного племени жили гораздо дольше обычных людей, сложно было судить о его истинном возрасте. Касси черты его лица показались странно знакомыми, будто однажды уже видела очень похожего человека. — Крайне внимательно, учитель! — беззаботно откликнулся совсем молодой, немного ломающийся голос, чей обладатель несколько мутновато отражался от зеркальной поверхности огромного, заточëнного в освещëнной солнцем скале минерала. Это был белокурый юноша с ярко-синими, полными энергии очами, взирающими на окружающий дивный мир с восторгом и приятным волнением. Всё же Кассиэль смогла сделать это: проникнуть в воспоминания своего наставника... Молодой Кинтэй с беспечной добродушной улыбкой оторвался от такого необычного, впервые увиденного камня, и посмотрел на Фарея – так звали человека, вот уже несколько лет обучающего его, передавшего ученику свою частичку стиля Парящих ласточек. — Выглядит потрясающе. — В наших заветных землях ты увидишь ещё много чудесного, — темноволосый мужчина дружески потрепал юношу по плечу. — Мы сделали это, Кинтэй. Дошли до границы! Теперь юная особа поняла, на кого так сильно походил наставник блондина. На Дарка, которого тот, в последствии, взял в ученики... Перед глазами двух мужчин с высоченного плоскогорья открывался бесподобный вид на зеленеющую внизу равнину, по которой бежали тени маленьких кучевых облаков. Вдалеке, под золотистыми лучами солнца, блестели изгибы двух широких, но сверху кажущихся всего-лишь ленточками рек. Там, на их берегах, среди светло-зелëного моря свежей молодой травы, светлели песочного цвета руины древних зиккуратов. От такой красоты захватывало дух, а сердце волнительно стучало в груди при осознании того, что это лежат внизу родные земли – историческая колыбель южного племени, ранее великий Агартос. — Смотри, Кинтэй, — наставник положил тяжëлую тëплую ладонь на плечо ученика. — Здесь жили наши с тобой предки. Никогда не забывай, что твою фамилию – фамилию Дэлео – носил род наших последних царей. Юноша кивнул, во все глаза смотря на остатки былой цивилизации. Он всегда об этом помнил. Знал, что являлся принцем по крови и мечтал восстановить былое величие своего народа, собрав его горстки воедино. Сплотить и возродить, чтобы новый Агартос подобно мифической огненной птице восстал из пепла невзгод... В детстве каждому из потомков когда-то могущественного, а ныне крайне малочисленного вымирающего племени, рассеянного по всей Мистарсии, рассказывали о древнем демоне, охраняющем ныне расширившиеся границы южных земель, смертным не принадлежавших. Буд-то бы любой, переступивший через них, будет уничтожен обитающим там Злом в мгновение ока. Но Кинтэй и его учитель были всё ещё живы, наслаждаясь осознанием того, что находятся в родном доме, который когда-то отняли у них. — Многие сотни лет в долину Междуречья не ступала нога человека, — затаив дыхание произнëс Фарей. — Мы первые здесь за столь долгое время... В душе Кинтэя разливалось приятное, безмерно тëплое чувство. Ощущая ладонь учителя на своëм плече, юноша испытывал безмерную благодарность за то, что смог взглянуть на место, что должно было стать его родиной. Тогда то, в момент их счастья, пространство молнией пронзила золотая вспышка, а огромная, даже не до конца объемлемая человеческими сознаниями Сила буквально пригвоздила к земле. Скорчившиеся на коленях тела людей пронзил безмерный ужас. Кинтэй вцепился пальцами в камень, ощущая, что вот-вот умрëт просто из-за животного страха перед обрушившейся на него мощью сверх-существа, ступившего на твëрдую поверхность за спиной. — Кто вы такие, чтобы нарушить Закон? — раздался низкий, вкрадчивый голос, имеющий явно нечеловеческую природу, наделëнный пугающей... властью. — Как вы посмели, жалкие отродья, прийти в земли, о которых даже мечтать не смеете? Его аура обжигала души смертных, заставляя осознавать, что находятся на волоске от страшной погибели. Фарей первый отошëл от шока, начав медленно, всё также находясь на коленях, оборачиваться к всесильному существу. — Мы... приносим свои извинения, — услышал Кинтэй полный внутренней дрожи голос наставника. — Отпусти нас... мы никогда более не вернëмся в твои... владения. Эти слова поразили юношу до глубины души. Буквально только что учитель говорил столь вдохновенные речи, а теперь так быстро пошëл на попятную! Под гнëтом жгущей само сознание, словно гигантским прессом прибивающей к земле Силы, Кинтэй с трудом встал на ноги и обернулся. Дрожа, он еле мог находится в вертикальном положении, но положив руку на рукоять Каладболга – своего меча, с вызовом взглянул на источающее неземной свет существо. Последнее являлось мужчиной, имеющим длинные золотые волосы, из-за которых, чуть выше висков и острых, выглядывающих из шëлковых прядей ушей, выростали изогнутые, закруглённые ко лбу, увесистые чёрно-красные рога. Его тело было оголено спереди, открывая обзор на светящиеся красные рисунки, магической вязью покрывшие светлую кожу, на груди и запястьях блестели массивные, из чистого, ясного золота – в цвет волос, украшения. Это был тот самый древний демон высшего ранга, чей возраст исчислялся тысячелетиями, а Сила не шла ни в какое сравнение даже с мощной родовой магией, унаследованной Кинтэем при рождении. — Что ты делаешь? — зашептал учитель, схватив юношу за руку, пытаясь утянуть его обратно на колени. — Если легенды верны, то это Гильгамеш – первый нефилим. Он одним пальцем может стереть нас в пыль... На лице демона проявилась надменная усмешка, таящая в себе неприкрытую угрозу. Его разноцветные (правый – бордовый, а левый пурпурный) очи вспыхнули мистическим пламенем. — Безобразная шавка, — вместе с низкими, глубокими нотками в его голосе послышался рокот, создаваемый ощущаемой даже простыми смертными, клокочущей вокруг, будто пламя, аурой. — Твоя наглость, — легко и непринуждённо Гильгамеш указал пальцем на Кинтэя, — будет наказана. Юноша не успел понять, что произошло дальше. Учитель оказался прямо перед ним, заслонив от древнего демона своим телом, которое, в следующий миг, было разорвано на куски снопом ярчайших золотых лучей. В свою очередь, куски плоти вспыхнули, охваченные колдовским пламенем, и за доли секунды обратились золой. — Наставник... — Кинтэй остолбенел от увиденного, сердце пропустило несколько ударов, как и лëгкие несколько секунд были не в силах вобрать в себя хоть какое-то количество воздуха. Его собственную душу окольцевал жар огненно-золотой ауры, порождающий ощущение асфиксии и выжимающий из глаз болезненные, едкие слëзы. Осознание произошедшего против воли подогнуло мгновенно ставшие ватными ноги юноши и, рухнув на колени, он огромными глазами взглянул на древнего демона, в чьей руке белым, лунным светом горел небольшой трепещущий огонëк. — Должно быть, ты уже понял, что это, — жестоко улыбнулся Гильгамеш. Кассиэль тоже поняла. То была душа учителя Кинтэя, вырванная из тела, уничтоженного с такой ужасающей лëгкостью... И этого демона напарник принимал за еë отца? Но ведь еë светлая по своему существу Сила и солнечно-золотистая аура даже рядом не стояли с Силой Гильгамеша и его аурой – пламенно-золотой, столь обжигающей, пекущей душу юной особы даже будучи простым воспоминанием в чужом сознании. Не мог Кинтэй быть столь не проницательным, чтобы не заметить таких различий. Нет, мужчина знал. Знал, но зачем-то вëл Касси к нему – Золотому царю Пирифлегетона. — Душа твоего наставника не вернëтся в Круговорот, потеряв возможность перерождения, — сообщил нефилим, морально добивая стоящего перед ним на коленях бьющегося в агоничной дрожи человека. — Я поглощу еë. Ещё никогда Кинтэй не испытывал такого страха. Это был настоящий животный ужас жертвы перед хищником, осознание собственной ничтожности перед настолько превосходящей мощью и... обречëнность. Тело просто перестало двигаться, словно окаменевшее, да и к чему было шевелиться? От такой безумной Силы простому смертному попросту не уйти. Не имея возможности даже отвернуться, юноша сидел и смотрел, как Гильгамеш пожирает душу его наставника. Это была наихудшего рода магия – уничтожение тела и даже души. Сила, которая не должна существовать в этом мире. — Ну что, ничтожный, желаешь ли ты жить, спасëнный такой ценою? — вновь заговорил монстр, смерив познавшего неизбежность человека презрительным взглядом. — Возрадуйся, отродье. Я даю тебе право выбора. Желаешь ли жить в скитаниях, потеряв душу, или принять прямо сейчас смерть от моих рук? Кинтэй сглотнул, чувствуя, что язык буквально присох к нëбу – во рту была раскалëнная пустыня. Хотел ли он жить после того, чему был свидетелем? Тело сотрясала крупная дрожь, при мысли о том, что окончит свою жизнь также, как пару минут назад погиб наставник. Юноша ощущал, как билась в агонии его душа, не желая сгинуть навеки. Вина перед учителем грызла голодным червëм, одновременно с наполняющей сердце горькой благодарностью за спасение. Неужели жертва Фарея будет напрасной? — Хочу, — едва сумев заговорить просипел Кинтэй. — Я хочу... жить! На глаза вновь навернулись слëзы, в груди разгорелся пожар смертельного ужаса, надежды и затмевающего разум желания дышать этим воздухом, ходить под бескрайним небом и солнцем, слышать шелест листвы и травы, шум волн, видеть лица таких-же как он – людей. Сердце захлëбывалось кровью, спеша скорее сделать очередной удар, пока ещё имело такую возможность, и если бы Кинтэй мог, он вцепился бы в ускользающую жизнь пальцами и зубами, борясь за неë до последнего издыхания... Наблюдая душевные терзания слабого человеческого отродья, Гильгамеш рассмеялся. Видимо подобного рода зрелища доставляли ему моральное удовольствие. При мысли об этом Кинтэя затошнило от лютой ненависти и бессилия одновременно. Зажмурившись, юноша сжал кулаки, не в силах смотреть на потешающегося над ним монстра. — Будь по твоему, — резко оборвав смех смилостивился демон. Его неожиданные слова заставили Кинтэя вытаращить глаза на непостижимое существо. — Мне не нужна твоя жалкая жизнь, — продолжил Гильгамеш. — Как не было необходимости лишать жизни твоего наставника. Губы юноши приоткрылись, ошарашенный внезапными словами нечисти, он по-просту не знал, являются ли они правдой, или же очередным издевательством. — Но вы нарушили Закон, гласящий о том, что смертным нельзя преступать границы Агартоса, — слегка склонил голову на бок демон, посмеиваясь и едва заметно пожимая плечами. — А посему, я, как хранитель Южных Пределов, должен был покарать вас. Подумать только, после продемонстрированного гнева и аморальной жестокости это дьявольское отродье могло так спокойно и легко шутить, показывая человеку свою беззаботную сторону! Или же безразличную – Кинтэй уже понял, как легко этот демон мог играть эмоциями и своими и чужими. Неужели... выходило так, что та пылающая ярость, вызванная вторжением, – всего лишь актëрская постановка безумного чудовища, а смерть учителя – не необходимая мера, а всего-навсего прихоть – часть представления этого бездушного монстра, спровоцированного банальной скукой? Не выдержав, юноша заплакал. Горько, не в силах остановиться, царапая пальцами землю. Гильгамеш лишь снова посмеялся над его реакцией, а затем приблизился к рыдающему смертному, удостоив своим прикосновением. Даже Владыка Люцифер не вселял столько ужаса, сколько златовласая испытала просто подглядев в воспоминания напарника. Подумать было страшно о том, чтобы встретиться с этим демоном вживую, лицом к лицу... Те, кто отзывался о повелителе южных демонов как о мудром царе – явно не видели его сущности. Гильгамеш был непредсказуемым сверх-существом, с разумом и моралью отличными не только от человеческих, но и от всех тех бессмертных, что юной особе удалось повстречать. И как только Оливия смогла... посмела влюбиться в ТАКОЕ?! Хотя, быть может, это было простым преклонением перед Силой, находящейся за гранью еë понимания? — Какой ты слабый и жалкий, человек, — произнëс демон, склоняясь над Кинтэем для того, чтобы подцепить кончиками тëмно-красных, цвета запëкшейся крови, когтей подбородок юноши. — Я ведь уже сказал, что дарую тебе жизнь. Ты должен быть благодарен, — нефилим надменно хмыкнул, заглядывая в синие заплаканные очи, и потянул несчастного вверх, заставляя подняться. Аурой Гильгамеш более не давил, однако Кинтэй продолжал ощущать еë безмерную мощь, которую лицезреть довелось наверняка далеко не полностью, а лишь малую часть. При мысли об этом юноша почувствовал себя ещё более жалким, а ненависть заклокотала в груди подобно лаве вулкана. Вот только что он мог сделать – «слабый и жалкий человек»? И Кинтэй послушно стоял перед высоким демоном – убийцей наставника, стискивающим когтистыми пальцами его подбородок, вынуждая не отводить глаза. Тот, кого юноша так сильно желал убить, находился прямо перед ним: протяни руку и сможешь прикоснуться. Но он не мог не то что отомстить, даже просто сдвинуться с места не получилось бы – тело не слушалось своего владельца, подчиняясь лишь стоящей перед ним нечисти. Это было столь унизительно, что душу буквально выворачивало наизнанку, а слëзы, катящиеся по бледным щекам смертного, всё никак не могли остановиться. — Ненавидишь меня? — изучая что-то в глубине его глаз, спросил Гильгамеш. Он без труда читал человека перед собой; Кинтэю оставалось лишь гадать, к каким выводам придëт демон, и что за этим последует. — Ты знал, — не отрываясь от глаз смертного продолжил нефилим, — Ненависть отравляет ваши души. Настолько, что они начинают гнить изнутри, теряя свои качества. Что-ж, несчастный, я избавлю тебя от этого, — добавил он, заставив юношу содрогнуться. Улыбаясь совершенно, как казалось трепещущему от страха Кинтэю, бездушной улыбкой, Гильгамеш отстранился от смертного и сложил руки на груди. — Ты должен гордиться собой, человек, — проговорил он. — У меня для тебя задание. Однажды ты встретишь златовласое дитя – девочку с медового цвета очами. Приведи еë ко мне, на это самое место, — по дьявольским устам пробежала ухмылка. — На кону будет твоя душа. Кассиэль буквально ощутила, как собственная душа отозвалась на слова Гильгамеша трепетом. Так вот почему Кинтэй пытался увлечь еë в Агартос. Это было заданием мужчины, ценой выполнения которого являлась его душа. «Значит, я для тебя... спасение? — с болью подумала Касси. — Так почему же ты перестал настаивать на том, чтобы я встретилась... с НИМ?» Девочка с медового цвета очами. Почему именно она? Ведь наверняка во всей Мистарсии найдëтся ещё не один ребёнок с такой внешностью, пусть и действительно редкой. «Вот только ты единственная принадлежишь двум мирам одновременно, — промелькнула мысль. — И лишь ты наследница Каспиэля.» Что-ж, после того, что удалось пережить, отрицать подобные доводы было бы глупо. В конце концов сам Люцифер сказал, что юная особа значима для обеих бессмертных рас. Но почему Гильгамеш просто не забрал еë из Кокитоса в Пирифлегетон, когда была уже в руках демонов? Юноша недоумëнно посмотрел на демона, но в следующее мгновение, когда тот внезапно оказался вновь слишком близко – понимание пронзило мозг, запустив, наконец, защитный механизм, благодаря которому тело сдвинулось с места. В ужасе Кинтэй закричал, сам не узнав своего голоса, и бросился наутëк. Однако жалкая попытка привела лишь к тому, что нефилим секундой позже беспощадно впечатал его тело спиной в скалу при помощи нескольких золотых цепей, обвивших тело и буквально пригвоздивших к каменной поверхности. — Нет! Пожалуйста НЕТ! — в безотчëтном страхе умолял приближающегося демона юноша, пытаясь освободиться. Он не в полной мере осознавал, что Гильгамеш собирается с ним сделать, но подсознательно понимал, что это Что-то – гораздо хуже простой смерти... А ведь ему дали право выбора. Получается, сам себе подписал приговор? Цепи лишь сильнее сковывали тело. Чем больше трепыхалась в их объятиях жертва – тем жëстче и крепче они обвивались вокруг, в конце-концов полностью заблокировав движения. Обессилив, Кинтэй замер, чувствуя, что вот-вот заплачет как ребëнок вновь. — Какой резвый, — усмехнулся нефилим, приблизившись к обмирающей от ужаса жертве. — Но ты ведь понимаешь, что всё бестолку? — с этими словами он одной рукой коснулся лба юноши, другой сделал резкий замах и... пронзил ладонью его тело в области солнечного сплетения. Кинтэй завопил так, как не кричал ещё никогда. Не от боли – еë он по какой-то причине даже не почувствовал, а просто от осознания того, что его только что проткнула чужая рука. Золотая, обжигающая саму душу аура Гильгамеша неожиданно резко разрослась, становясь ярче, и окутала их обоих, пронизывая всё существо смертного исходящей от демона энергией. — Я же сказал, что не убью тебя, — спокойно усмехнулся Гильгамеш. — Я позволил тебе самому выбрать свою участь, отродье. И ты возжелал жизнь, ценой потери души. Кинтэй, поняв, что не чувствует боли, хоть его вроде бы только что вспороли таким безжалостным образом, посмотрел на руку демона, уходящую в его тело. Крови не было, как и ожидаемой дыры в плоти. Ладонь нефилима словно бы перестала быть материальной, пройдя насквозь, что-то ища внутри. И когда Гильгамеш, наконец, нащупал что искал – юноша впервые полностью ощутил собственную душу, а затем, как когти демона сжимают еë. Теперь он всё же почувствовал боль, в сравнение с которой физическая даже и не шла. Это болела душа, вырываемая из ещё живого тела. — НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!! — краем сознания уловил Кинтэй собственный ужасный вопль, заглушивший слова древнего заклятия, изрекаемого устами Гильгамеша. Спустя несколько показавшихся годами мучительных мгновений всё было кончено. — Итак, — отстранившись заговорило чудовище. — На кону твоя душа. Это стимулирует, верно? Она пока побудет у меня. Приведëшь ко мне то дитя – освобожу, — монстр окинул наигранно сочувствующим взглядом тяжело дышащего смертного, — не приведëшь, или же умрëшь раньше – я поглощу твою душу также, как поглотил душу твоего наставника, и она исчезнет в невероятных мучениях, стëртая со страниц Вселенной навсегда. Измотанный и морально, и физически, Кинтэй едва соображал, что говорит демон. Его тело обвисло; если бы не цепи, поддерживающие в вертикальном положении – юноша уже валялся бы на земле, в ногах дьявольского отродья. На лбу выступила холодная испарина, вьющиеся пряди волос, упавшие на лицо, слиплись, влажные от пота, к тому-же застилающего против воли закрывающиеся глаза. — Но как... — обречëнно прошептал он, едва ворочая языком, усилием воли удерживая ускользающее сознание. — Как я пойму, что это именно тот ребëнок, который... нужен? — По еë глазам, — последовал ответ со стороны размытого силуэта, в который превратился для меркнущего взора Гильгамеш. — Взглянув в них, ты поймëшь, что они нечеловеческие.<> <> <>
Касси едва не попыталась выйти из медитации, сбежав от открывшейся правды и Кинтэя куда-нибудь подальше, но страх, найденный внутри наставника, и его подсознательная мольба о помощи вновь удержали еë от исполнения этого желания, продиктованного испугом и жутью, навеянной видением. Быть может это доносился до юной особы крик заточëнной души мужчины? Девчушка не знала, сколько времени прошло снаружи, но если еë до сих пор не выдернул из сознания наставника какой-нибудь Азазель – значит немного, и падший всё ещё измывался над Дамиеной и Элиасом... Вряд-ли он дарует им скорую смерть – разнорогий явно демонстрировал наклонности садиста. Но его жестокость и в сравнении не шла с той, которую Кассиэль только что видела в воспоминаниях напарника. Золотой демон Гильгамеш. Ранее на две трети бог и на одну человек, теперь же, павший при неизвестных обстоятельствах, первый нефилим, чья Сила, возможно, превосходит даже Люцифера... Совершенно непонятное для хрупкого рассудка такого юного создания, как Касси, неведомое существо, возжелавшее встречи с ней, но затем, когда практически находилась в его руках, по какой-то причине давшее «право выбора». Что если это самое право обернëтся для златовласой чем-то столь же ужасным, как обернулось для Кинтэя? Где здесь подвох? И что теперь делать со знанием прошлого наставника? Юноша очнулся лежащим на вершине всë того-же плоскогорья, среди остывших за ночь камней. Был рассвет, и солнце нежно касалось первыми лучами его покрытой росой и мурашками кожи. В жизни Кинтэя наступил новый день. Но он положил начало не очередным потрясающим приключениям в этом необъятном и прекрасном мире, а жалкому существованию в вечном страхе за душу, что более ему не принадлежала. Исхудавший, обессиленный юноша, шарахающийся от собственной тени, добрался до Аркаимской долины, начиная с которой шли более населëнные людьми районы. Первым на пути лежал небольшой южный городок Аркаим, по названию которого и была наименована граничащая с Агартосом долина. Отсюда начались скитания Кинтэя по Мистарсии в поисках девочки, которую поручил ему найти древний демон. Во время своих странствий юноша часто задавался вопросом, почему настолько всемогущее существо положилось в данном вопросе на слабого смертного вроде него. Объяснений так и не нашлось, череп лишь трещал по швам, не в силах вынести бурную мозговую деятельность, которая в конце концов не привела ни к чему существенному. В итоге Кинтэй пришëл к выводу, что как бы простой человек не пытался – мысли и поступки бессмертного, прожившего не одну тысячу лет и обладающего огромной Силой, ему не постичь. Возможно существовало что-то, что удерживало Гильгамеша в районе демонических земель Иркаллы и бывших когда-то давно человеческими – Агартоса. Или нечто, что ограничивало мощь демона в других местах, тем самым заточив его на юге, где он был всемогущим властелином. А возможно загвоздка крылась в его обязательствах хранителя Южных Пределов... Кинтэй пока не до конца понимал, что это означает, но наверняка подобная должность являлась очень высокой в мире демонов и предусматривала большую ответственность. Рассуждая об этом, юноша испытывал жгучую ненависть по отношению к тому, кто заточил его душу. Но злоба, рождаемая в сердце, была бессильной и лишь напоминала о собственной ничтожности. Годы шли – бежало неумолимое время, каждой секундой приближая Кинтэя к смерти, а нужного ребëнка нигде не было, хотя юноша, уже превратившийся в молодого мужчину, исходил всю Мистарсию вдоль и поперёк. Когда-то про него можно было сказать «кровь с молоком» – природа наделила превосходными физическими данными: крепким, красивым и сильным телом. Теперь же Кинтэй стал худощавым и жилистым, а кожа из-за постоянных нервозов уже не имела былой приятный загорелый оттенок, а приобрела землянистый, нездоровый цвет. Родовая магия, частично заблокированная из-за того, что душа более ему не принадлежала, постепенно угасала, и мужчина уже едва мог создать столб синего разрушительного пламени, которое теперь стало совсем бледным и слабым. «Приведëшь ко мне то дитя – освобожу, не приведëшь, или же умрëшь раньше – я поглощу твою душу также, как поглотил душу твоего наставника, и она исчезнет в невероятных мучениях, стëртая со страниц Вселенной навсегда.» — эта фраза всплывала в сознании всë чаще, преследуя и наяву и во снах, заставляя страх смерти доводить Кинтэя до безумия. Возможно даже лучше было бы, если бы он окончательно сошëл с ума, ведь как говориться, сумасшедшим жить легко. Однако какой-то стержень так и не позволил мужчине лишиться рассудка, обрекая на моральные страдания с до боли «ясной» головой... Хоть и не в полной мере, но девчушка ощущала все испытанные напарником эмоции и чувства, слышала его мысли, что смешивались с еë собственными, беспорядочными. Этого было достаточно для того, чтобы сердце разрывалось от боли: Кассиэль просто не вынесла всего, что обрушилось на неë в ворохе воспоминаний Кинтэя. Но несмотря на это, пока не остановили, пока была такая возможность, юная особа желала узнать больше. Увидеть всё, чтобы понять причины некоторых поступков мужчины, ещё не осознанных. Она не думала, как объяснится перед ним за то, что проникла в самое сокровенное. В конце концов, девчушка являлась той, кого блондин был должен привести к Гильгамешу, в когтях которого находилась его душа. Следовательно, Касси должна была узнать обо всём том, к чему косвенно оказалась причастна, пусть даже цена этому – вторжение без разрешения в чужое сознание... Светящиеся ниточки и огоньки воспоминаний Кинтэя вновь понеслись перед мысленным взором, уводя девушку за собой. После будет корить себя за эгоистичный проступок и отвечать перед наставником. Но о том, что узнала и ещё узнает – она вряд-ли будет жалеть.