Затравленный и прижатый к стене кот превращается в тигра. Мигель де Сервантес
Как не надеялся Ойкава, но, к сожалению, в доме, за те месяцы, что он провел в больнице, ничего не изменилось. Казалось, что он застыл в одном замкнутом пространстве, в одном времени, в своем прошлом… Окинув квартиру беглым взглядом, мужчина скривился. Все было пропитано его жизнью до трагедии, и от этого он задыхался. Казалось, что стены давят на него во всех сторон и вот-вот расплющат. Хотелось сбежать… После смерти жены Тоору избавился от всего, чтобы было с ней связано, кроме двух вещей – самой квартиры и сына. Мужчина поднял глаза, глядя на ребенка исподлобья. Шин, сидевший на руках у бабушки, тискал в руках какую-то резиновую пищалку, но, увидев взгляд, направленный на него, в испуге отпустил игрушку и заревел. Касуми, молча наблюдавшая за этой картиной, подняла пищалку и, растянув губы в яркой улыбке, весело затарахтела: – Привет, Шин! Ну что ты плачешь? Испугался, маленький? Не бойся, глянь, какой у тебя есть защитник, – и, подняв игрушку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась тигренком, запищала им. – Мистер тигр тебя не оставит в беде, но при условии, что ты будешь о нем хорошо заботиться, договорились? – мальчик, заинтересованно глянув на девушку, неуверенно кивнул. Просияв, Касуми протянула тигренка и, подняв вверх указательный палец, начала перечислять: – Итак, для начала мистера тигра подпитывает твоя улыбка и твой смех, а от твоих слез он слабеет, поэтому не нужно плакать. Во-вторых, его нужно кормить, любить и никому не отдавать. Хорошо? – Шин улыбнулся и снова кивнул, а у Ойкавы глаза на лоб полезли. Слишком уж явным был контраст между Касуми из больницы и этой особой. – Умница! А теперь мистеру тигру нужно восполнить запас энергии! Вот так, – и улыбнувшись еще шире, девушка скривила смешную гримасу, высунув язык, и Шин рассмеялся. – Так-то лучше, – самодовольно кивнула она, пискнув напоследок игрушкой. Наконец, она взглянула на мать Ойкавы и слегка поклонилась. – Давно не виделись, Рейко-сан. Передав внука дочери, женщина изо всех сил обняла девушку, баюкая, точно маленькую. Немного замешкавшись, Иваидзуми обняла её в ответ. – Как ты выросла… Бедная девочка… – донеслось до ушей Ойкавы, но, как бы не прислушивался, так больше ничего и не расслышал. – Спасибо. За всё спасибо, – отстранившись, Касуми тряхнула головой, будто отгоняя от себя неприятные мысли. – Я… Мне надо вернуться в отель за вещами. Буду через пару часов, – бросив быстрый взгляд на Тоору, девушка поспешила покинуть квартиру. Внезапно наступившая неловкая пауза нервировала. Заерзав на кресле, мужчина поднял взгляд на мать. «Как же она постарела…», – пронеслась в голове невольная мысль. Находясь в больнице, Ойкава отказывался видеться родственниками, боясь их жалостливых взглядов. Но больше всего на свете он боялся видеть слезы матери… Никогда прежде он не доводил её, всегда был тем сыном, которым могли гордиться, даже если он терпел какие-то неудачи. Но теперь, глядя на неё в миг постаревшую, с заплаканными глазами, Тоору чувствовал угрызения совести, ведь именно он заставил её волноваться и переживать всё это вместе с ним. Пусть и не физически, но морально. Ойкава Рейко не стала ничего не говорить, не стала упрекать, лишь тяжело вздохнула и тихо позвала кушать. Сестра же и вовсе, поджав губы, сдержанно кивнула, прижимая к себе племянника, который вновь поглядывал на отца с опаской. Мужчина кивнул, покатив кресло в сторону кухни. Душно. Мерзко. Тошно… Ком встал в горле, когда они сели ужинать в абсолютной тишине. Рин кормила Шина, не обращая внимания на брата, а мать лишь подкладывала еду, не поднимая глаз. Невольно, но Тоору вспомнил те далекие времена, когда в гости приходили Хаджиме с Касуми. В их доме они всегда были зваными гостями, и тогда было всё по-другому… Светлее как-то, теплее… Всегда стоял какой-то шум и гам, все смеялись, шутили и перекрикивали друг друга со словами: «А вот знаете…». Уголки губ мужчины невольно дрогнули в подобии улыбки. Он сам частенько приходил в гости к Иваидзуми, почему-то там думалось легче. Однажды, когда они сидели в комнате у Хаджиме, погруженные в учебу перед выпускными экзаменами, раздался настойчивый стук в дверь, затем ещё один и ещё… Ребята тогда так увлеклись прорешиванием тестов, что услышали не с первого раза. Тогда-то Касуми надоело стучать и она сама открыла дверь… с ноги. Злая, запыхавшаяся и растрепанная она, будучи совсем еще ребенком, наругалась на них, держа навесу огромный поднос, заполненный едой. Мудро решив, что молодым людям требуется энергия для мозгов, её мама сделала кекс, а Касуми из оставшегося теста напекла печенья. Ей хотелось сделать приятное, а они не открыли… Тоору тогда откровенно смутился, ведь у него со старшей сестрой отношения были натянутые. Нет, Рин он любил, но она слишком рано вышла замуж и уехала из родного дома, так что братско-сестринские узы не успели развиться должным образом. У Хаджиме с Касуми было всё иначе. Казалось, именно парень занимается воспитанием младшей сестры, а родители мелькают где-то на заднем фоне. Касуми обожала брата, а он любил её всей душой. Наверно отчасти Ойкава завидовал им, но они принимали его за своего, а он отвечал им тем же. К тому же, в детстве Касуми была просто очаровательным ребенком, и нельзя было не любить её… «Как же всё просто было в детстве», – мрачно подумал Тоору, ковыряясь палочками в рисе. Воспоминания о прошлом напрочь отбили аппетит. Казалось бы, вот ему восемнадцать лет, последний год в старшей школе, столько забот, столько эмоций… А ведь тогда он сам себе казался взрослым. А сейчас понимаешь с высоты своих тридцати двух, что он был всего лишь ребенком, который ещё ничего не смыслит о взрослой жизни, но упорно притворяется, что это не так. Но вот Касуми… Она всегда смотрела на них с Хаджиме с каким-то снисхождением и умилением, будто не о ней заботились всё детство, а она о них. Хотя, возможно так оно и было, девчонка всегда была развита не по годам. Ну вот… Снова мысли вернулись к ней. – Тоору, – голос матери проник в сознание столь неожиданно, что молодой человек невольно вздрогнул, выронив палочки, те, с тихим стуком упали на пол, раскрошив рис. Отвлекшись от кормления Шина Рин молча подобрала палочки и, кинув их в раковину, принесла новый набор. – Я знаю, что тебе не нравятся подобные расспросы, но всё-таки спрошу… Как ты? Ойкава улыбнулся. До боли в старом шраме, который украшал его лицо. – А как я могу быть? – задал он вполне ожидаемый вопрос, откинувшись в кресло и, бросив палочки в тарелку, изо всех сил, сжал подлокотники. – Просто прекрасно. – Не язви, – прошипела Рин, сверкнув на него глазами. Но тут же подобрела и разулыбалась, когда Шин потянул её за рукав блузки. Мужчина пожал плечами и насмешливо спросил: – А как вы считаете «как я»? Глупо спрашивать об этом инвалида. – Тоору… – тяжело вздохнув, мать аккуратно взяла его ладонь в свою руку. Шатен незаметно выдохнул сквозь зубы. Как же она исхудала… – Я понимаю, тебе кажется, что жизнь на этом закончилась, но, поверь, это не так. В жизни поправимо всё, кроме смерти, хоть сейчас ты не хочешь этого признавать. – Но это не моя жизнь, – тихо прошептал он, вырывая руку из хрупких пальцев матери. – Лучше бы я умер. – А кому от этого легче было бы? Неужели, лишь вам? – раздался за его спиной раздраженный голос. Все присутствующие обернулись, глядя на недовольную Касуми, которая судорожно сжимала в руках ручку чемодана. – Иваидзуми, тебя не учили не лезть в чужие разговоры? – сухо поинтересовался Ойкава, вычисляя, как много она успела подслушать. Розоволосая девушка склонила голову к плечу и, прищурившись, улыбнулась. – Учили, конечно, но я терпеть не могу, когда люди поступают, как полные эгоисты, забив на чувства окружающих. А вы именно так и поступаете, забив на чувства матери и сестры, которые не перестают волноваться о вас. – Касуми! – возмущенно воскликнула Рин, подскакивая. – Будь благоразумна, мы сами разберемся… – Ага, сами, – фыркнула девушка, усмехаясь. – Если бы вы могли, то сказали бы мои слова уже давно, не терпя подобное отношение. Уж простите, но это действительно так. Если он не щадит ваших чувств, то зачем щадить его? – холода, каким были пропитаны её слова, хватило бы на то, чтобы заморозить небольшую страну в Африке. – Хватит потакать ему лишь из-за того, что он в инвалидной коляске. В девушку полетела кружка, от которой она ловко увернулась. Звонко разбившись о стену, осколки осыпались на пол. Женщины ахнули, во все глаза глядя то на Тоору, то на Касуми. Оправив рукав свитера, Иваидзуми медленно перевела взгляд на взбешенного мужчину. Покачав головой, она подхватила чемодан и тихо прошептала: – Всё в порядке, он просто ещё не понял... Малюсенький осколок вонзился в стопу, но, казалось, девушка этого даже не заметила, оставляя на полу кровавые следы. – Касуми-тян, стой! Твоя нога! – подорвавшись с места, Рейко принялась лихорадочно искать аптечку. Отдышавшись, Ойкава откинулся обратно на спинку кресла и прошипел сквозь плотно сжатые зубы: – Вот же несносная девчонка! Старшая сестра никак не стала это комментировать. Поднявшись, она принялась собирать разбитые осколки. – Она, как и ты, Тоору, очень сильно изменилась… Не знаю, к лучшему ли это, или к худшему, но это в любом случае должно к чему-то привести. – Полагаю, что ни к чему хорошему, – потерев переносицу, мужчина подпер голову рукой. – Мы давно не те, что прежде, а за последние годы стали совершенно чужими друг другу.***
Заклеив ногу пластырем, Касуми с любопытством оглядела комнату, в которой ей предстояло прожить неопределенное количество времени. Уютно, но непривычно. Проведя рукой по мягкому пледу, устилающему кровать, девушка поморщилась. Комнат в квартире было две: зал и спальня. Вполне очевидно, кому принадлежала эта комната до неё. Но сейчас она казалась абсолютно пустой и унылой. Двуспальная кровать, шкаф-купе и прикроватный столик – вот и всё убранство. Было видно, что комнату постарались максимально очистить. Но так ли оно нужно было? Подперев кулаком подбородок, девушка нахмурилась. Она не ожидала, что у Ойкавы будет всё так плохо. Вспышки агрессии, непринятие случившегося, отвращение к миру и к самому себе… Всё ей это так знакомо. Улыбнувшись краешком губ, Иваидзуми поднялась и весело хлопнула себя по бедрам. Нет ничего такого, с чем бы она не смогла справиться. Быстро разложив вещи, Касуми переоделась и всё-таки решила спуститься вниз. – Простите, где здесь можно курить? – А… В ванной, наверное, – Рейко неуверенно покосилась на брата, и тот утвердительно кивнул. – Только следи за тем, чтобы дым в комнату не проникал. – Окей, – протянула девушка, довольная тем, что ей не задают лишних вопросов. – Касуми, жарко же, сними кофту. – Мне нормально, – улыбнувшись, поспешила ответить она. – К тому же, не так уж и жарко. Женщины смущенно помялись и украдкой взглянули на часы. Поняв, что время уже позднее, Иваидзуми поспешила взять Шина на руки. – Вы идите, я тут со всем разберусь, – но женщины переглянулись, всё еще сомневаясь. – Всё хорошо, проблем не возникнет. Я обещаю, – в ответ фырканье Ойкавы, но девушка предпочла это проигнорировать. Обнявшись, женщины попрощались, и Касуми закрыла за ними дверь. Как только раздался щелчок засова, атмосфера моментально изменилась. Улыбка исчезла с лица девушки, и она покосилась на мужчину, который внимательно смотрел на неё. – Что? – не выдержав, раздраженно спросила она, крепче прижимая Шина к себе. – Отвратительно, – шепнул Ойкава, разворачивая кресло. Иваидзуми лишь с грустью улыбнулась и, погладив мальчика по спине, тихонечко произнесла: – Не слушай его, ты очарователен. В отличие от Тоору она прекрасно понимала, что ребенок ни в чем не виноват. Как жаль, что он отказывался это понимать… А мальчик был симпатичным. Впрочем, чего и следовало ожидать, зная, что его родители оба были красивы. Касуми улыбнулась, гладя ребенка по темно-каштановым волосам. Детей она любила, чьи бы они не были… – Шин, тебе пора в кроватку вместе с мистером тигром. Ой, я ведь не представилась! Меня зовут Касуми, я теперь буду твоей няней, – хоть мальчик не говорил, что было весьма странно для его возраста, но девушка отчетливо уловила его беспокойство. Неудивительно, отца своего он видел, когда был совершенно крошечным, всю свою жизнь он провел с бабушкой и тетей. А тут появляются совершенно незнакомые мужчина и женщина, и сходу начинают ругаться. Естественно, это пугает ребенка, ведь они сейчас воспринимают окружающий мир с помощью своих чувств. – Не бойся, маленький, всё будет хорошо. А сейчас ты будешь видеть волшебные сны и добрые сны… Аккуратно уложив ребенка в своей новой комнате, девушка замурчала себе под нос колыбельную, похлопывая мальчика по одеялу. Медленно, размеренно… Чуть сама не уснула. Монотонные, медленные движение весьма эффективны, если следует кого-то успокоить. «Почему же ты не разговариваешь?», – подумала она, подпирая голову рукой. В её практике было достаточно детей, и ко всем нужно было найти индивидуальный подход. Вряд ли Рейко Ойкава не занималась воспитанием внука. Нет, здесь было что-то другое… Дождавшись, когда ребенок уснет, Касуми вышла из комнаты, не забыв аккуратно прикрыть за собой дверь. – Ойкава-сан, вам что-то нужно? – растянув губы в белозубой улыбке, поинтересовалась она. Мужчина откровенно скучал, листая страницы книги и, кажется, даже не читая их. Услышав девичий голос, он вздрогнул и поднял голову, глядя на Иваидзуми с хищным прищуром. – Нужно. В туалет. Если он хотел смутить её, то сильно просчитался. Парень, который должен будет помогать Ойкаве справляться с личными нуждами, будет только через пару дней, а у неё имеется опыт по уходу за инвалидами. – Конечно, идемте, – хмыкнула она, делая шаг навстречу. – Э-э-э… – мужчина сглотнул и откатил кресло назад. – Я передумал. – Да что вы говорите? – притворно ужаснувшись, девушка всплеснула руками. – А ведь вам еще нужно помыться с дороги. Не ляжете ли вы спать потным, верно? – Прекрати ерничать! – прошипел мужчина, откатываясь еще дальше. – А вы прекратите вести себя как ребенок. Выхода другого всё равно нет. – Я сам! – перешел на крик мужчина, чувствуя, как начинают гореть щеки. Закатив глаза, Касуми откинула с лица волосы и серьезно взглянула в лицо Ойкавы. – Сами вы будете, когда протезы научитесь носить. А пока вам нужна помощь, и придется с этим смириться, – пожала она плечами. – Хватит упрямиться, и идемте уже. Время позднее, а я еще хочу успеть принять душ. Шипя и проклиная всё на свете, Тоору позволил покатить кресло в сторону уборной. Было ужасно неловко и стыдно. А еще мужчина почувствовал себя не в своей тарелке. Что ни говори, а позволять такое сестре своего друга… Нет, нет и ещё раз нет! Это было неправильно! Он ведь… Он знал её совсем малышкой, как он может позволить мыть себя, а уж тем более сопровождать в туалет? Девушка же выглядела расслабленной и, казалось, её ни капли подобное не смущало, в отличие от того же мужчины. – Касуми, это… – прохрипел он, когда они оказались в туалете. Покосившись на унитаз, как на своего злейшего врага, Тоору повернулся к девушке. – Иваидзуми, – раздраженно поправила она, скрестив на груди руки. – Уж простите, но штаны вы сами в состоянии расстегнуть. – Касуми! – рыкнул шатен, краснея пуще прежнего. Устало потерев виски, девушка присела перед ним на корточки, аккуратно взяв его обожженные руки в свои белоснежные пальчики. Контраст изуродованной кожи мужчины с нежной кожей девушки вызвал странную дрожь во всем теле. Ойкава попытался выдернуть руки, но розоволосая оказалась на удивление хваткой. – Послушайте меня, пожалуйста. Я не собираюсь вас оскорбить подобными действиями, однако, оцените здраво. Вам нужна если не помощь, то поддержка. Даже в больнице вам помогали лечь на кровать и сесть в кресло, что уж говорить о том, чтобы помыться? Да, вы не хотите этого признавать, и в глубине души вы верите в то, что сможете однажды ходить. Поверьте, так оно и будет, но не сейчас. Вы должны смириться, а пока вы не смиритесь со своим положением, вы не сможете жить своей обычной жизнью. – Я уже смирился! – рявкнул он, резко вырывая свои руки и пряча их в карманах джинсов. В этот раз девушка не стала удерживать его, но в её взгляде было такое разочарование, такая досада, что на секунду мужчина пожалел о своей импульсивности. Но, между тем, взгляд её темных глаз был необычно задумчив, будто она что-то прокручивала в своей голове. – Хватит говорить то, что мне и так прекрасно известно! И прекрати делать вид, будто ты особенная! Ты такая же, как все… Касуми прищурилась, и губы её тронула легкая улыбка, будто его слова изрядно позабавили девушку. – А я и не особенная. Мне оно, если честно, нафиг не сдалось. И да, я такая же как и все. Кто же спорит? Но если вам всё прекрасно известно, почему не пытаетесь исправить? – Потому что всё это бесполезно. – Так говорят только трусы. А впрочем… Вы и есть трус, – девушка поднялась и, скрестив на груди руки, взглянула на него сверху вниз. – Трус, который цепляется за свое прошлое и перечеркнул свое будущее, ведь так? – и снова эта яркая, почти что ослепляющая улыбка. Тоору заскрипел зубами, стирая эмаль в порошок. Впервые в жизни ему захотелось ударить девушку, чтобы стереть это самодовольное выражение с её лица. Нет, так дело не пойдет. – Ну а ты, умница-разумница, разве не цепляешься за прошлое? Или же твой ясный взор устремлен в далекое будущее? На пару секунд Иваидзуми задумалась. Действительно задумалась. А затем медленно отрицательно качнула головой. – Нет. Уже нет. Я смирилась и вам советую того же. – Я смирился… Касуми безразлично пожала плечами и весело, с ухмылкой произнесла: – Раз смирились, значит расстегивайте штаны! – Проклятье… Отвернись хоть! Девушка послушно отвернулась, заведя руки за спину и демонстративно разглядывая изящный сине-зеленый узор на белых плитах. Послышался звон пряжки, шорох кожаного ремня и визг молнии, грохот штанов, упавших на пол, и всё затихло. – Уже можно поворачиваться? – осторожно поинтересовалась она, слыша натужное сопение у себя за спиной. – Можно, – буркнул мужчина, изо всех сил сжимая в руках подлокотники. Спокойно повернувшись, Касуми подобрала джинсы и, сложив их, аккуратно повесила на трубу батареи. – Через пару дней возле туалета установят поручни, чтобы вы могли самостоятельно садиться на унитаз и принимать душ, а пока… – подойдя, девушка чуть присела и, крепко обхватив мужчину одной рукой за талию, а второй за руку, резко поднялась. Ойкава, быстро сориентировавшись, вцепился ей в плечо и в талию так, что они оказались прижаты друг к другу крепкими объятиями. – У-ёй! А в больнице точно еда плохая? – прохрипела девушка, аккуратно опуская его на унитаз. – Я, конечно, предполагала, что вы тяжелый, но не до такой же степени! – Это мышцы! – справедливо возмутился шатен. Чтобы там ни было, физическую форму он старался поддерживать всегда. Бег каждый день, занятия с мячом три раза в неделю, еще три дня он посвящал плаванию и занятиям в зале, и лишь один день давал себе передышку. После того, как Тоору лишился ног, вся нагрузка ушла в руки, хоть и занимался с большой неохотой, понимал, что это необходимо. Возможно, это была всего лишь привычка, но она здорово выручала. – Отвернулась, быстро! Иваидзуми послушно отвернулась и прохрустела спиной, стараясь не обращать внимания на звуки позади неё. А Ойкаве было стыдно. Нет, не за то, что юная девушка могла увидеть его достоинство, здесь ему нечего было стесняться, а Касуми скорей смутилась бы сама. Ему было стыдно за то, что кто-то видел его обрубки… За четыре месяца их наблюдал только врач. Красная кожа, покрытая едва зажившими шрамами, выглядела чем-то неестественным. Было мерзко опускать глаза… Натянув трусы обратно, мрачный мужчина перевел взгляд на кресло, стоявшее неподалеку, и принялся слезать… – Куда?! – рявкнула Касуми, в мгновении ока оказавшись под его рукой и обхватив за талию. Горячее дыхание девушки опалило щеку, но от этого стало ещё больнее. – В душ! В квартире Ойкавы душевая кабина находилась рядом с туалетом, а большая ванная располагалась в соседнем помещении. Решив, что сейчас не самое подходящее время, чтобы набирать ванну, розоволосая решила ограничиться лишь душем. Ловко подцепив ногой маленький стульчик, она без особого труда поставила его в душевую, резиновый коврик, чтобы не поскользнуться, уже присутствовал. Пересадив мужчину на табуретку, девушка недовольно проворчала: – Раздевайтесь и давайте сюда вещи. Пока вы моетесь, я стирку поставлю. «Хорошо, что я поставил стиралку в прихожей», – мелькнула у шатена мимолетная мысль, и он потянулся к краю водолазки. Однако, девушка отворачиваться и не думала. Скрестив руки на груди, она сурово взирала на него сверху вниз. – Ну и какого хрена ты смотришь? – на удивление вопрос прозвучал спокойно и ровно, будто речь шла о погоде на ближайшие дни. – Чтобы глупостями не занимались, – так же ровно отозвалась девушка, глядя ему в глаза. Однако, Тоору содрогнулся. Не в глаза… В душу смотрит. – Черт с тобой! Смотри! – рыкнул он, одним махом избавляясь и от водолазки и от трусов. Оставшись совершенно нагим, мужчина вальяжно развалился на стуле, прижимаясь к его спинке. – Довольна? – продолжая хорохориться, даже слегка расставил ноги, чтобы обзор был лучше. По лицу Касуми ничего нельзя было прочесть. Взгляд темных глаз пробежал от взбешенного лица мужчины, опустился ниже на торс, отметил старые ожоги на руках, как-то незаметно обошел зону паха, лишь мельком рассмотрела то, что осталось от ног, и вновь вернулся к лицу, исполосованному шрамом. – Вполне, – улыбнулась она. – Я сейчас закину стирку и принесу вам сменную одежду. Полотенце повешу на край, – подобрав то, что мужчина швырнул на пол, Иваидзуми спокойно вышла из помещения, напевая себе под нос какую-то известную американскую песню. Когда её шаги стихли, Ойкава включил воду на полную мощность. Глядя в одну точку замутненным взглядом, он внезапно закричал: – Блять! – и изо всех сил саданул кулаком по кафельному полу душевой кабинки. Полу то ничего, а вот костяшки пальцев разбил. Мешаясь с ледяной водой, кровь тянулась красными нитями между ножек табуретки. Но мужчина на этом не остановился. Не чувствуя боли, он ударил кулаками еще несколько раз, пока вода полностью не стала розовой. – Проклятье… – всхлипнув, Тоору опустил голову на дрожащие, окровавленные руки. – Что б тебя! Касуми… – костяшки пальцев противно засаднили, но он не обращал на это внимания, продолжая захлебываться рыданиями. Сейчас он даже не знал, что переживать больнее: жалость и сочувствие или же насмешки и безразличие. Было больно. Было мерзко. Было тошно. Было ненавистно… И в первую очередь Ойкава ненавидел себя. За то, что не может поднять голову и взглянуть правде в глаза. За то, что лишь сильнее погружается во тьму…