Обреченные полюбить.

Умеющий любить, умеет ждать. Иосиф Бродский

– Касуми-сан, не ожидал, что ты до отвратительного пунктуальна, – поморщился Савамура, украдкой позевывая, видимо, смена вышла на редкость тяжелой, поэтому ночью он даже и не спал. Костюм медбрата мятый, на лице двухдневная щетина, а глаза он держит открытыми чисто из упрямства. Девушке стало немного неловко, но виноватой она себя не чувствовала, так как действительно пришла в назначенное время. – Трудная ночь? – с сочувствием спросила она, контролируя, чтобы пошатывающийся мужчина не врезался в очередной поворот. – Ты уже тридцать шесть часов на ногах. Даичи лишь мрачно отмахнулся. – Не в первый раз, выпью кофе и снова буду свеж и бодр. А красивая девушка, надеюсь, составит мне компанию? – и взгляд до того лукавый, что Касуми не выдержала и расхохоталась. – Не смешно, ты меня уже третий раз динамишь. Я, быть может, в одиночку кофе не могу пить, а ты! – мужчина демонстративно закатил глаза, но улыбка, игравшая на губах, выдавала его с потрохами. – Ну раз такое дело, то теперь я точно не могу отказаться, – всё ещё посмеиваясь, Иваидзуми развела руками. – Но на мой скромный взгляд, тебе лучше сперва отдохнуть. – Вот кофе выпьем и сразу же пойду отдыхать, – клятвенно заверил он, останавливаясь возле кабинета. Ещё пару дней назад Касуми не выдержала и всё-таки спросила Даичи о наличии детского психолога в его больнице. К счастью, такой действительно нашелся, и благодаря мужчине девушке удалось попасть на прием. Точнее, это был не совсем прием, так как Шина с ней не было, а скорее консультация у специалиста, сегодня она лишь хотела поговорить о возможных причинах молчания Ойкавы-младшего. Савамура пару раз звонко постучал костяшками по белоснежной двери с надписью «Детский психолог. Врач Киоши Ямато», и когда оттуда раздалось громогласное «входите», Касуми едва не подпрыгнула от неожиданности. Даичи усмехнулся, наблюдая за тем, как девушка хватается за сердце, за что и получил болезненный тычок ногтем под ребра. Входя в кабинет, розоволосая ожидала увидеть мужчину средних лет, который больше бы напоминал медведя, если судить по голосу, но, увы, первое впечатление оказалось обманчивым. Киоши Ямато оказался приятным молодым мужчиной, лет эдак тридцати трех-тридцати шести, довольно тощим, особенно по сравнению с подкаченным и крепким Савамурой, и в смешных круглых очках с толстенькими стеклами, из-за чего его глаза казались невероятно большими на фоне худого, скуластого лица. В кармашке выглаженного халата, из-под которого торчал воротничок белой рубашки, мужчина носил мягкую игрушку солнышка, которая тот час привлекала к себе внимание насыщенно-оранжевым цветом. – Добрый день, – растерянно поздоровалась она, оторвавшись от созерцания игрушки и отмечая про себя, что многие врачи любят подчеркивать свою принадлежность к той или иной области медицины. А тут полный психологический комплект: игрушка – детский врач, оранжевый – цвет счастья и радости, солнце – символ всего живого. Весьма умно, учитывая, что большинство детей боится больниц и людей в белых халатах, то здесь взгляду сразу есть за что зацепиться. – Добрый день, Иваидзуми-сан. Вы так пристально смотрите на игрушку, что даже меня смутили, – хохотнул врач, поднимаясь. – Присаживайтесь. Савамура-кун, спасибо, что проводил. Обещаю, что верну твою подругу в целости и сохранности. «Кун? Значит, все-таки старше, чем выглядит», – отметила она, спокойно устраиваясь в мягком светлом кресле. Рядом стояло точно такое же кресло, но меньшего размера, видимо, для деток. – Полегче, Ямато-сан, мне эта девушка ещё кофе задолжала, – несмотря на показной официоз, было видно, что мужчины весьма неплохо общаются между собой, а соблюдают все эти формальности только из-за её присутствия. – Надеюсь, что проценты не успели набежать, – улыбнувшись, Касуми перевела многозначительный взгляд на дверь. – Вы переодеться не хотите или так пойдете? Мужчина фыркнул и, погрозив пальцем сперва ей, а затем своему коллеге, поспешил удалиться. Когда дверь за ним захлопнулась, врач снял очки и устало потер глаза, а приглядевшись повнимательнее, в голову закрались смутные подозрения о том, что видит доктор Ямато прекрасно. – Итак, Иваидзуми-сан, поскольку Даичи очень настаивал на том, чтобы я принял вас в свой выходной, – от многозначительного, испытующего взгляда врача, в котором читался немой упрек и явное недовольство, девушке стало слегка не по себе. Нет, конечно, она просилась на прием, как можно раньше, но… «Савамура, блин, ты слегка переборщил с моей просьбой», – щеки вспыхнули сами собой, и Касуми порадовалась, что на ней обильный слой пудры. – Я весь во внимании. Девушка тяжело вздохнула и слегка поклонилась. – Прошу прощения, боюсь, это моя вина, что я так настаивала на встрече. Поскольку, Савамура-кун знает о нашей небольшой проблеме, посчитал, что чем раньше мы получим помощь специалиста, тем лучше. Извините ещё раз, мне известно, сколько стоит один час консультации с вами, поэтому… Но договорить ей не дали, перебив: – Оставим формальности. Несмотря на то, что Даичи мой друг, я мог бы отказаться. Но, поскольку я очень люблю свою работу, решил проверить сам. Насколько понял из рассказа своего друга, ваш сын в свои три года не говорит? – Шин не мой сын, но в целом да, так оно и есть, – кивнула она, слегка нахмурившись. Киоши задумчиво побарабанил пальцами по столу, пристально глядя на девушку. Долго смотрел, пристально так, вылавливая каждую её эмоцию и будто стараясь проникнуть в самую душу. В конце концов, Касуми не выдержала, зыркнула в ответ. В темных глазах так и читалось: «Какого черта вылупился?», ей не нравилось это молчание, но больше всего раздражали насмешливые искорки, таящиеся в глубине его зрачков. К слову, очки мужчина так и не надел, и теперь Иваидзуми окончательно убедилась в том, что толстые стекла и смешная оправа могут испортить внешность кого угодно. Врач был красив, даже слишком, должно быть за те года, что он здесь работает, несколько десятков молодых мам, теть и сестер пытались привлечь его внимание. Невольно, но Касуми начала сравнивать: если у Савамуры была поистине мужская красота, включающая не только мышцы, но и добродушный, располагающий к себе нрав, то Ойкава, обладая такой же мужской, но более мягкой красотой, привлекал своей харизмой и, возможно, излишней самоуверенностью. Доктор Ямато же, на взгляд девушки, был слишком женоподобный, холеный и излишне худой. Выражаясь одним словом: хрупкий. Должно быть, именно такими бы были вампиры, существуй они в нашем мире. Тем не менее, мужчина выглядел так, будто он был ожившей статуей какого-то талантливого скульптора, продавшего душу Дьяволу. Возможно, ему не досталось брутальное тело, но природа над его лицом поработала отменно, сделав его идеальным до зубного скрежета. И, как назло, в голову закралась шальная мысль, что лет семь назад Ойкава мог бы составить этому мужчине неплохую конкуренцию. – Я знаю, – улыбнулся он, продемонстрировал ряд белоснежных ровных зубов. – И я, признаться, впечатлен, что посторонний человек заботится о ребенке так, как не заботится даже родная мать. – Его мать умерла, – сухо произнесла она. – И мне интересно, могла бы её ранняя смерть так повлиять на ребенка? Улыбка врача стала настолько запредельной, что у Касуми зачесались кулаки. Однако, внезапно Киоши встал и, пройдя к небольшому столу, включил чайник. – Чай? Кофе? – деловито поинтересовался он, поворачиваясь. «Потанцуем?», – мысленно передразнила она, но на автомате ответила: – Кофе. Доктор кивнул, отвернулся и спокойно произнес: – Не поймите меня неправильно, Иваидзуми-сан, но прежде чем я отвечу на ваш вопрос, должен поинтересоваться: почему вы это делаете? – Неужели от моего ответа ваш ответ переменится? – не скрывая иронии, уточнила она. – Нет, просто любопытно, ответите ли вы правду, – пожав плечами, Киоши достал две чашки и сыпанул в каждую по ложке растворимого кофе. – Сахар? – Нет, спасибо. Какую же правду вы от меня ожидаете услышать? Судя по вашим словам, вы лишь предполагаете несколько вариантов, но какой бы ни была правда, это не отменяет того факта, что я хочу разобраться в причине молчания этого ребенка. Мужчина усмехнулся и, залив кофе кипятком, протянул девушке ароматно пахнущий напиток. Сам он садиться не стал, облокотившись о стол и с наслаждением отхлебывая из чашки. Касуми с наслаждением прикрыла глаза, оценив вкус. Кофе явно был не из дешевых. – Даичи говорил, что у ребенка проблемы с отцом. Это так? – Да. Но, боюсь, проблема не столько в отце, сколько в женщине, что родила. Личная семейная драма, которая проецируется на маленькой ребенке. Однако, дело в том, что самому отцу мальчика нужна помощь, он раздавлен морально и не хочет подпускать к себе никого, кто мог бы причинить ему ещё большую боль. Шин – лишь одна из причин. Тем не менее, я не наблюдаю никаких умственных отклонений в его развитии, проблем со слухом тоже нет. Несмотря на обстановку, он растет добрым, чутким и прекрасным ребенком, мальчик понимает, что хорошо, а что плохо, остро чувствует любое изменение настроения и подстраивается под него, проецируя все чувства на себе. Но ни мне, ни бабушке, ни тете он не сказал ни слова. Возможно, это какая-то психологическая травма? Нахмурившись, психолог постучал пальцами по кружке и задумчиво произнес: – Проблема не редкая и, к счастью, решаемая. Но, вы правы, стоит разобраться связано ли это с психологией или же с физиологией. Основной физиологической проблемой является недоношенная беременность, раннее отучение от груди или некое тяжелое заболевание, перенесенное в детстве. Аутизм и проблемы со слухом мы не рассматриваем, так как вы говорите, что ребенок здоров. Возможно, что это просто генетическая предрасположенность, такое в практике тоже наблюдается. Что можете про беременность сказать? Касуми обхватила пальцами подбородок, припоминая. – Девять месяцев, вес при рождении три килограмма восемьсот грамм. Про кормление, к сожалению, не могу сказать, но такой вариант исключать нельзя. А каковы психологические причины? – Психологический стресс, например, ранняя разлука с матерью. Или потребность в отсутствие общения, когда идет «угадывание» пожеланий детей. – Не думаю, что последний вариант подходит под наш случай, – покачав головой, девушка отхлебнула кофе. – Скорее, это мальчик соглашает со всем, что ему предлагают. Врач вновь пристально взглянул на неё и вдруг весьма серьезно спросил: – Он был желанным ребенком? Иваидзуми открыла было рот, чтобы ответить, но тут же закрыла, понимая, что не может ответить на этот вопрос. А что ей было известно о семейной жизни Ойкавы Тоору? По факту, ничего, кроме того, насколько быстро он женился после её признания. Да и она уехала прежде, чем он переехал сюда. Брат предпочитал рассказывать кратко, чтобы случайно не потревожить старые раны. Ей не было дела до Аяки, но было дело до Тоору и Шина. Живы, здоровы – ну и хорошо, про то, счастлив ли Ойкава в браке, счастлив ли рождению сына – она никогда и не спрашивала. Как выяснилось, счастьем там и не пахло, особенно, после измены жены. Касуми задумалась: а могло ли быть такое, что этот брак стал, своего рода, побегом для мужчины? Хаджиме всегда удивлялся, насколько Аяка быстро смогла окрутить придирчивого и знающего себе цену Тоору. Девушка сморщилась, почувствовав тупую, пульсирующую боль в висках. Возможно, она слишком много думает об этом, но сейчас личные мысли не самое главное, поэтому девушка осторожно ответила: – Я знала отца ребенка раньше, поэтому уверена: даже если ребенок рожден без любви, он бы приложил все силы, чтобы Шин об этом не узнал. Да, именно так она и думала. Ойкава был хорош и притворстве, порой даже его лучшие друзья не могли понять, о чём он думает и насколько страшны его мысли. Касуми, будучи ребенком, этого не понимала, она всегда была открытой и прямолинейной и искренне недоумевала, почему взрослые не озвучивают очевидные мысли. С годами, конечно же, она поняла, что Тоору отнюдь не принц на белом коне, да и хорошим человеком он не был, то это не отменяло того факта, что волейболист всегда в первую очередь думал о других. Да, зная слабости, умело пользуясь ими, иногда шантажируя, давя морально и физически, буквально делая всё, чтобы его ненавидели, но… Невольно на ум пришла сцена из фильма «Титаник»: стоящий возле штурвала Эдвард Джон Смит, спокойно, без тени страха и сомнений, наблюдающий за гибелью своего судна. Капитан покидает корабль последним – морская традиция, требующая, чтобы капитан тонущего судна покинул его последним лишь после спасения всех находившихся на борту судна людей. Он должен был уйти последним, но остался, разделив участь погибших пассажиров. И Ойкава Тоору… Человек, который не имел права плакать на поле, пока всех разрывало от обиды и боли. Человек, который, не смотря ни на что, не имел права обвинять своих товарищей, а винил лишь себя одного. Он был капитаном, он вёл свою команду, но поддавался эмоциям, оставаясь лишь наедине с самим собой. Он уходил с поля последним, гордо подняв голову, питая уверенностью и… надеждой. Когда водная пелена застелила глаза, девушка до боли прикусила губу, чтобы прийти в чувство и, в конце концов, не опозориться перед посторонним человеком. – Думаю, вы слишком остро реагируете на ситуацию, – голос доктора Киоши был мягким, успокаивающим и в нём слышало неподдельное сочувствие. Белоснежный платок оказался возле её носа, отказываться она не стала, устало промокнув заслезившиеся глаза. – Это всего лишь слова. Чтобы сделать окончательный вердикт, я должен встретиться с мальчиком. Это возможно? – Да-да, конечно, когда вам будет удобно, – пробормотала она, поднимаясь. – Благодарю за то, что уделили мне время. Если что-то ещё узнаю, то расскажу при следующем сеансе. Насчет оплаты… Но врач вновь перебил её: – Не думайте об этом, – он махнул рукой. – Поговорим после того, как найдем решение проблемы. Бегите уже, пока Даичи действительно с вас проценты не стребовал. Иваидзуми хихикнула и уже направилась к выходу, когда доктор Ямато внезапно произнес: – Есть такое поверье: душа ребенка выбирает себе родителей ещё до того, как попадет в этот мир. Зачастую, это один родитель, именно поэтому после развода дети предпочитают оставаться с тем, кого выбрали. Но случается и так, что дитя не может родиться у тех, кого выбрал, тогда он просто терпеливо ждет, когда в его жизни появится «истинный» родитель, на интуитивном уровне они его чувствуют, выбирают и больше не желают отпускать. И если вы так любили отца этого мальчика, то ему всё было ясно ещё задолго до своего рождения. Рука Касуми дрогнула, а губы невольно растянулись в глупой, горькой улыбке. – А вот это уже не ваше дело, – хрипло прошептала она, быстро выбегая из кабинета и почти сразу же врезаясь в широкую грудь Савамуры-куна. – Напугал! – возмущенная девушка легонько ударила его ладонью по плечу. – Извини, но вы слишком долго разговаривали, и я уже начал беспокоиться, – принялся оправдываться мужчина, перехватывая тонкое запястье Иваидзуми. – Как всё прошло? – Весьма продуктивно, – пожала она плечами, мимолетно глядя на настенные часы. – Если не поспешим, кофейня закроется на обед. – Кстати, твой друг всегда такой странный? – В смысле? – недоуменно округлил глаза мужчина. Поморщившись, Касуми пришлось пояснить про последнюю странную фразу врача, опустив некоторые детали. – А-а-а… Да, есть у него такая особенность. Он буддист, поэтому верит во все переселения душ, судьбы, случайности и совпадения и тому подобное. Пару лет назад он даже диссертацию по этой теме написал, ты, скорее всего, не слышала, раз в Америке была, но статья получила очень большой резонанс в обществе, так что он даже книгу выпустил, – Даичи нахмурился, вспоминая. – «Белые души» вроде бы называется, могу дать прочитать, если хочешь, весьма интересные рассуждения. Но, несмотря на это, как специалист он довольно сильный. Девушка медленно кивнула, соглашаясь. Доктор Киоши действительно произвел непередаваемое впечатление: дикая смесь ужаса и восторга, учитывая, что ему хватило пары фраз для того, чтобы заглянуть в истоки проблемы. Иваидзуми недовольно цыкнула, всё-таки ощущение, когда тебя читают, как открытую книгу, было не из приятных. Однако, в одном мужчина ошибся: Ойкаву Тоору она больше не хотела любить. Так было легче и для себя, и для него, и для ребенка, которому она никогда не сможет быть ни матерью, ни мачехой.